Kitobni o'qish: «Джироламо Савонарола. Его жизнь и общественная деятельность»

Глава I

Разъединение Италии в XV веке. – Борьба между правителями отдельных итальянских государств. – Деморализация всех классов общества, высших и низших

В XV веке Италия представляла собою картину полнейшего внутреннего разлада. Весь полуостров распадался на отдельные государства, и все они смотрели друг на друга не как на составные, случайно распавшиеся части одного целого, а как на врагов. Враждовали между собою не только крупные области, но и отдельные города, призывая на помощь иностранцев: французов, испанцев, турок, которые грабили не только врагов, но и союзников, и даже нейтральные провинции. Во всей Италии было полное отсутствие общего национального духа, и даже самое слово “Италия”, не исчезнувшее из народного языка, в действительности не представляло никакого определенного понятия. Стремление к разрозненности не ограничивалось нескончаемыми спорами с близкими или дальними соседями, так как нередко отдельные области входили между собою в союзы для общего нападения или общей защиты; не было почти никакого единства и внутри государств. Постоянное желание захватить в свои руки власть возбуждало отдельные партии к взаимной вражде, и опять в этих внутренних междоусобицах деятельное участие принимали посторонние, в надежде поживиться за счет споривших. Одерживая верх, победители пускали в ход кровавую расправу; ссылка, убийства, открытые и тайные, были возмездием за сопротивление побежденных, которым оставалось только вне отечества искать спасения и составлять заговоры против притеснителей, чтобы, в свою очередь, при удаче, жестоко отплатить им за испытанные лишения. Достаточно в общих чертах припомнить историю внутренней жизни итальянских государств того времени, чтобы в памяти воскресли хорошо известные имена: Монтекки и Капулетти, Берголини и Распанти, Торриани и Висконти, Орсини и Колонны, – все это имена, служившие синонимами мести и крови. Резня шла открытая и тайная, убивали на улицах среди бела дня и предательски, из-за угла.

При таком неестественном порядке вещей неестественным было и развитие итальянских государств. Обрисованная общими штрихами картина имела только одну светлую сторону, несколько примирявшую просвещенных людей того времени с тяжелым положением вещей: тщеславие побуждало отдельных правителей щегольнуть перед врагами не только внешним могуществом, но и развитием в своих областях наук и искусств, которые были доведены в Италии до процветания, неизвестного в остальной Европе. Данте, Ариосто, Тассо, Рафаэль, Микеланджело, Макиавелли, Петрарка, Боккаччо, – все эти люди, так или иначе, были обязаны покровительству меценатствующих друг перед другом пап, герцогов, королей. При помощи тех же меценатов возникли и расширились итальянские университеты, давшие немалое число ученых, бывшие рассадниками деятелей Возрождения, наук, гуманизма. Но, с другой стороны, это же обстоятельство заставляло образованную часть общества еще глубже задумываться над окружающею жизнью, ее проявлениями и причинами.

Древний центр Рим утратил свое первенство, и было на Апеннинском полуострове несколько других городов с неменьшим значением. Некоторое обаяние Рим еще сохранил как средоточие духовной жизни всего католического мира, хотя нередко сами преемники св. Петра на папском престоле больше врагов христианства и католичества способствовали умалению значения папства.

Но, кажется, никогда так низко не падал авторитет папской власти, как в XV веке, хотя еще предательства и алчность папы Павла II, так много проповедовавшего против гуситов и еретиков, бросили достаточную тень на папство. Он сам мучил римских академиков, заподозренных в уважении к учениям Платона, и один из них даже умер от пытки в его руках. Он делал все, чтобы одолеть чехов, и даже направил на них турок, долженствовавших быть палачами Богемии. Чтобы накопить побольше доходов, он оставлял вакантными места епископов, и над ним смеялись, что он когда-нибудь останется единственным католическим епископом. Но за Павлом II папой сделался Сикст IV, и весь Рим стал указывать пальцами на кардиналов, продавших в священной коллегии свои голоса за его выбор, так как такой человек, как Сикст, мог достигнуть папского престола только при помощи подкупа. Сын простого рыбака, он попал под покровительство одного из богачей; во дворце этого богача его развратили до мозга костей, но в то же время дали ему разностороннее образование. Дальнейший его путь был путем невообразимого разврата, алчного добывания денег всеми средствами и бешеной траты этих денег. “Никогда Содом и Гоморра, – говорят современники, – не были ареною таких гнусностей, какие происходят теперь”. У папы было много родственников, отличавшихся расточительностью; но всех в этом отношении затмевал племянник папы, Пиетро Риарио. “Роскошь его празднеств превосходит роскошь этрусков, – говорит его современник, – а они превосходят изобилием пиры язычников”. Когда он ехал ко двору, его свита едва умещалась на улицах Рима. Его приемы были еще пышнее папских. На пир, данный им французскому послу, со всей страны было свезено все редкое и драгоценное, и стихотворные описания этого пира облетели всю Европу. При проезде через Рим Элеоноры Арагонской весь путь перед нею до папского дворца был устлан драгоценными коврами. На это время Пиетро Риарио построил на площади Святых Апостолов дворец, в котором стены были сделаны из драгоценных пород деревьев, а вся утварь – из чистого золота и серебра. Чтобы содержать подобных расточителей, нужно было иметь много доходов, и папа не брезгал ничем, начиная с продажи церковных должностей и оплачиваемых отпущений грехов. Развращенный, он был и жестоким. Любимым зрелищем папы были бои двух соперничающих между собою лиц, но к этому присоединялось и кощунство: бойцы не смели начать драки, прежде чей папа подойдет к окну и благословит их драться насмерть. Не лучше была и политическая деятельность Сикста. Это был вполне воинствующий папа. Его кондотьери¹ заливали кровью Италию, и он не обращал даже внимания на серьезные предостережения и советы французского короля, германского императора и английского короля, что единство Италии необходимо для безопасности Европы от турок. Ведя ожесточенную борьбу с итальянскими владетелями, он не щадил и домашних недругов и всех, заподозренных в измене, не стесняясь засаживать в крепость св. Ангела даже кардиналов, или, при помощи приближенных, отравлять своих тайных и явных недоброжелателей. Тогдашнее общество не было избаловано хорошими правителями, и все-таки современники называют день смерти папы Сикста IV счастливейшим днем. “Нынче, – говорит один из них, – Бог освободил народ от руки этого безбожного и бессовестного человека, в душе которого не было ни страха Божия, ни любви к христианскому народу, но царствовали сластолюбие, алчность и пустое тщеславие”. В этот радостный день народ не нашел ничего лучшего для изъявления своей радости, как полное разграбление дома одного из племянников папы, бежавшего со своими драгоценностями из Рима. Разнузданная толпа не только разбила молотами в куски драгоценные статуи во дворце, но вырвала с корнями вековые деревья в его саду. Это бурное мщение не образумило преемника Сикста IV, занявшего папский престол под именем Иннокентия VIII и оказавшегося не лучше своего предшественника, с таким же бесстыдством, но без его ума, готового все сделать за деньги. Что делалось при нем в Риме – трудно описать в коротких словах; достаточно взять отчет о любом месяце, чтобы изумиться тому, как жилось тогда в вечном городе: 21 февраля 1485 года совершается убийство священника в церкви; 26 числа происходит вооруженное столкновение народа с папской гвардией; 27 числа совершается пять казней; 29 числа господа Орсини и господа Колонна со своими приверженцами вступают в битву на улицах Рима и т.д. Дело дошло до того, что в Риме насчитывалось по двести убийств в две недели. Сами кардиналы дерутся между собою, и их приходится разнимать. Впрочем, кардинальское звание давалось уже без разбора; один из сыновей Медичи, например, был сделан кардиналом на тринадцатом году жизни. Ни одного дня не проходило в Риме без мелких убийств, так как за деньги убийцы оставались безнаказанными. “Бог не желает смерти грешников, – глумились папские прислужники, – а пусть они платят и живут”. Немудрено, что подобному папе могли приписывать даже такие преступления, которых он и не совершал. Говорили, что он будто бы приказал убить трех младенцев, чтобы перелить в себя их кровь и продлить свою угасавшую жизнь. Казалось, что хуже уже не может быть человека на папском престоле; но это только казалось; после смерти Иннокентия VIII для занятия вакантного престола нашелся Родриго Борджиа, подкупивший пятнадцать кардиналов из двадцати избирателей и удостоившийся избрания под именем Александра VI. Он превзошел всех своих предшественников не только разгулом, предательствами и убийствами, но и полным индифферентизмом в делах веры, когда эти дела не сулили ему каких-либо выгод. Даже фанатические защитники папства принуждены сознаться, что легче совсем не говорить об этом папе, чем говорить о нем сдержанно. Он соединял с самими великими пороками очень мало добродетелей или, скорее, не имел вовсе добродетелей. Он подкупом достиг престола св. Петра, и удерживаться на нем ему приходилось бесчестными средствами. Вряд ли есть хоть один историк, который отнесся бы к нему с похвалою.

Такова была нравственность тех лиц, которые возводились на престол св. Петра и должны были служить живым примером для своих духовных детей: всех правителей и народов католической Европы.

Не лучше были в это время и светские власти в Италии.

В Неаполе после великодушного Альфонса трон занял жестокий Фердинанд I, умевший обезоруживать врагов только хитростью, коварством и предательством и из жадности наживавшийся за счет своих подданных. Враждуя с папою Иннокентием, он не находит ничего более удобного, как устраивать в Риме заговоры, на что папа, конечно, отвечает тем же, и Фердинанд предательски убивает заговорщиков, не смея их наказать публично. Все это не мешает ему в свое время в покаянной одежде испрашивать прощение в Риме у святейшего отца. Это была мелкая и злая душа, неспособная ни к каким благородным порывам. В Милане храбрый кондотьер и хитрый политик Франческо Сфорца оставил престол слабому по уму и способностям Галеаццо Сфорца, но неспособность и умственное бессилие не помешали ему быть жестоким тираном; размеры его жестокости видны из его любимого наказания: он приказывал зарывать виновных в землю по горло и кормить их нечистотами, наслаждаясь продолжительностью их мучений. В Венеции на место ловкого и честолюбивого политика Франческо Фоскари пришел Паскуале Малипиеро, для которого самыми важнейшими событиями были празднества, устраиваемые им на площади св. Марка. Во Флоренции после смерти умного и ловкого Козимо Медичи, без которого, казалось, не могли существовать флорентийцы, бразды правления перешли к совсем неспособному Петру Медичи, едва не утратившему власти над Флоренциею и для себя, и для своей семьи.