Kitobni o'qish: «Мобилизация и демобилизация в России, 1904–1914–1941»
Россия на переломе. Книги о поворотных моментах истории
А. А.Голубева – составление, комментарии (Глава 3)
Я. В. Карпенкина – составление, комменатрии (Глава 5)
© Карпенкина Я.В., Голубева А.А., Леонтьева О.О., 2025
© Оформление. ООО Издательство «Эксмо», 2025
Глава 1
Мобилизация 1904 г
Ключевые события1 Русско-японской войны 1904–1905 гг.
В ночь на 27 января (9 февраля)11904 г. – Япония нападает на русский флот в Порт-Артуре.
27 января (9 февраля) 1904 г. – Россия объявляет войну Японии.
21 августа (3 сентября) 1904 г. – российские войска терпят поражение в битве при Ляояне.
20 декабря 1904 г. (2 января 1905 г.) – российские войска после длительной осады по приказу генерала Анатолия Стесселя2 сдают Порт-Артур.
25 февраля (10 марта) 1905 г. – российские войска под командованием генерала Алексея Куропаткина3 терпят значительное поражение и сдают Мукден.
15 (28) мая 1905 г. – российский флот под командованием адмирала Зиновия Рожественского4 почти полностью уничтожен в битве у Цусимы.
23 августа (5 сентября) 1905 г. – Россия и Япония подписывают Портсмутский мирный договор, положивший конец войне.
Потери в войне: Россия – более 60 тысяч человек погибших, более 70 тысяч военнопленных; Япония – более 100 тысяч погибших, более 6 тысяч военнопленных и пропавших без вести.
Высочайший манифест императора Николая II о начале военных действий против Японии от 27 января 1904 г.5
Божиею Поспешествующею Милостию Мы, НИКОЛАЙ ВТОРОЙ, Император и Самодержец Всероссийский,
Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский; Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Польский, Царь Сибирский, Царь Херсонеса Таврического, Царь Грузинский, Государь Псковский, и Великий Князь Смоленский, Литовский, Волынский, Подольский, и Финляндский; Князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский, Самогитский, Белостокский, Корельский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных; Государь и Великий Князь Новагорода низовской земли, Черниговский, Рязанский, Полотский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский, Витебский, Мстиславский, и всей Северной страны Повелитель; и Государь Иверский, Карталинской и Кабардинской земли и области Арменской; Черкасских и Горских Князей и иных Наследный Государь и Обладатель; Государь Туркестанский; Наследник Норвежский, Герцог Шлезвиг-Голстинский, Стормарнский, Дитмарсенский и Ольденбургский, и прочая, и прочая, и прочая.
Объявляем всем Нашим верным подданным:
В заботах о сохранении дорогого сердцу Нашему мира Нами были приложены все усилия для упрочения спокойствия на Дальнем Востоке. В сих миролюбивых целях Мы изъявили согласие на предложенный Японским Правительством пересмотр существовавших между обеими Империями соглашений по Корейским делам. Возбужденные по сему предмету переговоры не были, однако, приведены к окончанию, и Япония, не выждав даже получения последних ответных предложений Правительства Нашего, известила о прекращении переговоров и разрыве дипломатических сношений с Россиею.
Не предуведомив о том, что перерыв таковых сношений знаменует собою открытие военных действий, Японское Правительство отдало приказ своим миноносцам внезапно атаковать Нашу эскадру, стоявшую на внешнем рейде крепости Порт-Артура.
По получении о сем донесения Наместника Нашего на Дальнем Востоке Мы тотчас же повелели вооруженною силою ответить на вызов Японии. Объявляя о таковом решении Нашем, Мы с непоколебимою верою в помощь Всевышнего и в твердом уповании на единодушную готовность всех верных Наших подданных встать вместе с Нами на защиту Отечества призываем благословение Божие на доблестные Наши войска армии и флота.
Дан в Санкт-Петербурге в двадцать седьмой день января в лето от Рождества Христова тысяча девятьсот четвертое, Царствования же Нашего в десятое.
На подлинном Собственною Его Императорского Величества рукою подписано:
«НИКОЛАЙ».
Из книги писателя и библиографа Сергея Минцлова. «Петербург в 1903–1910 годах»6
4 марта. Вчера беседовал с сановниками медицинского мира и полюбопытствовал узнать – что значил сей сон – отправка почти сплошь одних евреев-врачей в действующую армию. Оказывается, как «неблагонадежный» элемент, на случай мобилизации они были зачислены в самый отдаленный и, как предполагалось недавно, не угрожаемый войной округ. Нежданно-негаданно все перевернулось, и евреи пошли в первые ряды. Правы заграничные остряки, выпустившие теперь открытые письма, на которых изображен отдыхающий Саваоф. К нему является архангел и сообщает, что на земле неблагополучно: война. Саваоф махает рукою и отвечает: «Пускай себе дерутся: сами помирятся!»
– Да русские это с японцами воюют, Ваше Божество!
– Русские? Давай, когда так, кушак и шапку: эти без меня не обойдутся!
Со всех сторон доводится слышать глухие толки о беспорядках и сопротивлениях властям на Руси. Где происходили они, как – никто объяснить не может. В Царстве Польском, передавали, были даже отказы солдат идти на войну и т. д.
Отмечаю вновь проснувшееся во всех ожидание чего-то изнутри России; к войне публика уже несколько поохладела; листки с телеграммами куда меньше стали находить покупателей, и теперь газетчики напрашиваются к равнодушно идущим мимо прохожим. Первая, острая стадия миновала… Что-то будет, когда все пресытятся и устанут от войны?..
Именной высочайший указ Правительствующему Сенату от 24 января 1904 г.7
Для скорейшего, в случае надобности, приведения на военное положение войск Наместничества, а также состава сибирского флота Мы признали необходимым предоставить Наместнику Нашему на Дальнем Востоке право:
1) призывать в районе Наместничества на действительную службу проживающих там офицерских и нижних чинов запаса армии и флота по действующим в этом районе частным мобилизационным расписаниям, и
2) распорядиться приобретением от населения потребного для пополнения войск Наместничества числа лошадей, согласно имеющихся на сей предмет особых соображений. Ближайшие по сему указания даны нами Военному Министру и Управляющему Морским Министерством.
Правительствующий Сенат не оставит сделать к исполнению сего надлежащее распоряжение.
На подлинном Собственною Его Императорского Величества рукою подписано:
«НИКОЛАЙ».
В С.-Петербурге. 24-го января 1904 года.
26-го янв.
Именные высочайшие указы Правительствующему Сенату от 28 января 1904 г.8
<…> Признав необходимым привести на военное положение войска и учреждения сибирского военного округа, а также довести до полных военных составов тыловые части Наместничества, Мы повелели Указом Нашим, сего числа данным Военному Министру, сделать ныне же, по указаниям Нашим, все надлежащие по сему распоряжения.
Вместе с сим повелеваем:
1) Призвать на действительную службу нижних чинов запаса армии и флота, согласно ныне действующему мобилизационному расписанию, из всех областей и губерний сибирского военного округа, а также в потребном числе из уездов казанского округа: Вятской губернии – Котельнического, и Пермской губернии – Верхотурского, Ирбитского, Камышловского и Шадринского.
2) Призвать на действительную службу всех тех проживающих в пределах Империи офицерских чинов запаса, кои, согласно ныне действующим распределениям, предназначены поименно на укомплектование войск сибирского военного округа – и
3) Приобрести от населения потребное число лошадей, согласно соображениям, разработанным на сей предмет на местах.
Правительствующий Сенат не оставит сделать к исполнению сего надлежащее распоряжение.
На подлинном Собственною Его Императорского Величества рукою подписано:
«НИКОЛАЙ».
В С.-Петербурге,
28-го января 1904 года.
Из книги историка и журналиста Сергея Ольденбурга «Царствование императора Николая II»9
Известие о начале войны поразило, всколыхнуло Россию. Почти никто ее не ждал; огромное большинство русских людей имели самое смутное представление о Маньчжурии. Но всюду почувствовали: на Россию напали. В первый период войны это настроение преобладало: на Россию напали и надо дать отпор врагу.
В Петербурге, а затем и в других городах, возникли сами собой давно не виданные уличные патриотические манифестации. Их необычной чертой было то, что в них участвовала и учащаяся молодежь. В университете состоялась сходка, завершившаяся шествием к Зимнему Дворцу с пением «Боже, Царя храни». Те, кто не сочувствовал – а их было немало, – в этот день примолкли, стушевались. Только Высшие Женские курсы выделились на общем фоне; курсистки на бурной сходке заявили чуть ли не единогласно протест против молебна о даровании победы, который хотел отслужить в здании курсов совет профессоров; по-видимому, в связи с этим возник – не подтвержденный и не опровергнутый – слух о приветственной телеграмме, посланной курсистками микадо. В Баку армянскими революционерами была брошена бомба в армянское духовенство, служившее молебен о победе; было два убитых и несколько раненых.
Оппозиционные круги, в начале января 1904 г. устроившие в Петербурге первый нелегальный съезд Союза Освобождения и выбравшие тайный руководящий комитет, оказались застигнутыми врасплох этими настроениями. Земские и дворянские собрания, городские думы принимали верноподданнические адреса. Земские конституционалисты, собравшиеся 23 февраля на совещание в Москве, приняли решение: ввиду войны всякие провозглашения конституционных требований и заявлений прекращаются, по крайней мере на первые месяцы; это решение мотивировалось патриотическим подъемом в стране, вызванным войной.
«Вестник Европы» писал: «Война, вызвавшая подъем духа во всех слоях русского народа, раскрывшая всю глубину их преданности государственному благу, должна – мы этому глубоко верим – рассеять множество предубеждений, мешавших широкому размаху творческой мысли. Общество, добровольно разделяющее правительственную заботу, будет признано созревшим и умственно, и нравственно. С такой надеждой легче переносить потери и жертвы, неразрывно связанные с войной». <…>
В литературных кругах – по признанию З. Н. Гиппиус – «война произвела мало впечатления… чему помогала, вероятно, и ее далекость. К тому же никаких внутренних перемен от нее не ждали – разве только торжества и укрепления самодержавия, потому что в первое время держалась общая уверенность, что японцев мы победим».
Настроение масс отчасти проявилось в усиленном спросе на лубочные военные картинки, на портреты героев войны. Революционеры-террористы, скрывавшиеся под видом странствующих торговцев, вынуждены были сами торговать этими картинками. «Гонят народ как на бойню и никакого протеста», – со злобным раздражением говорил террорист Каляев своему товарищу Сазонову. «Всех обуял патриотизм… Повальная эпидемия глупости… На героев зевают, разинувши рот…»
<…> Частные мобилизации сперва касались только немногих округов, и Россия очень мало ощущала войну. Внутренняя жизнь, после первой встряски, продолжала двигаться как бы по инерции… В обывательской массе, не имевшей никакого представления об огромных трудностях войны, считавшей японцев ничтожным врагом, «макаками», отсутствие русских успехов вызывало досаду и нарекания на власть…
Именной высочайший указ Правительствующему Сенату от 16 февраля 1904 г.10
Признав необходимым пополнить составы флотских экипажей Тихого океана, сверх уже призванных офицерских и нижних чинов запаса флота из районов Наместничества, сибирского округа и 5-ти уездов казанского военного округа, Мы повелели Указом Нашим, сего числа данным Управляющему Морским Министерством, сделать ныне же надлежащие по сему распоряжения.
Вместе с сим повелеваем призвать на действительную службу в порта Тихого океана из тех уездов Вятской и Пермской губерний, из коих чины запаса флота еще не призваны, равно из всей Уфимской губернии: офицерских и нижних чинов запаса флота.
На подлинном Собственною Его Императорского Величества рукою подписано:
«НИКОЛАЙ».
В С.-Петербурге, 16-го февраля 1904 г.
Обращение императора Николая II к выпускникам Морского кадетского корпуса11
<…> Вскоре после объявления войны Государь Император лично изволил посетить Морской кадетский корпус и обратился к выпускным воспитанникам – гардемаринам – со следующими словами:
«Вам известно, господа, что третьего дня нам объявлена война. Дерзкий враг в темную ночь осмелился напасть на нашу твердыню – наш флот – без всякого вызова с нашей стороны.
В настоящее время отечество нуждается в своих военных силах, как флота, так и армии, и Я сам приехал сюда к вам нарочно, чтобы видеть вас и сказать вам, что Я произвожу вас сегодня в мичманы.
Производя вас теперь на три с половиною месяца ранее срока и без экзамена, Я уверен, что вы приложите всю свою ревность и свое усердие для пополнения ваших знаний и будете служить, как служили ваши прадеды, деды и отцы в лице адмиралов: Чичагова, Лазарева, Нахимова, Корнилова и Истомина – на пользу и славу нашего дорогого отечества.
Я уверен, что вы посвятите все ваши силы нашему флоту, осененному флагом с Андреевским крестом. Ура!»
Валерий Брюсов «К Тихому океану»12
Снилось ты нам с наших первых веков
Где-то за высью чужих плоскогорий,
В свете и в пеньи полдневных валов,
Южное море.
Топкая тундра, тугая тайга,
Страны шаманов и призраков бледных
Гордым грозили, закрыв берега
Вод заповедных.
Но нам вожатым был голос мечты!
Зовом звучали в веках ее клики!
Шли мы, слепые, и вскрылся нам ты,
Тихий! Великий!
Чаша безмерная вод! дай припасть
К блещущей влаге устами и взором,
Дай утолить нашу старую страсть
Полным простором!
Вот чего ждали мы, дети степей!
Вот она, сродная сердцу стихия!
Чудо свершилось: на грани своей
Стала Россия.
Брат-Океан! ты – как мы! дай обнять
Братскую грудь среди вражеских станов.
Кто, дерзновенный, захочет разъять
Двух великанов?13
Январь 1904 г.
Из автобиографического романа морского офицера Владимира Семенова «Расплата»14
Но вот осенью 1903 года в воздухе запахло войной, и, несмотря на весь интерес тогдашней моей службы, я заволновался и стал проситься туда, где родная мне эскадра готовилась к бою.
Адмирал с первого раза принял меня в штыки, но я тоже ощетинился и настаивал на своем. Адмирал пробовал убеждать, говорил, что если война разразится, то это будет упорная и тяжелая война, и за время ее «все мы там будем», а потому торопиться нечего: здесь тоже дела будет по горло, и в такой момент адъютант уходить не имеет права. Я не сдавался и возражал, что если во время войны окажусь на береговом месте, то любой офицер с успехом заменит меня, так как я вместо дела буду только метаться по начальству и проситься на эскадру. За такими спорами раза два-три чуть не дошло до серьезной размолвки. Наконец адмирал сдался, и 1 января 1904 г. последовал приказ о моем назначении старшим офицером на крейсер «Боярин». Еще две недели ушло на окончание срочных дел, сдачу должности, и прощание, с которого я начал эту главу, происходило уже 14 января.
В Петербурге, являясь перед отъездом по начальству, я был, конечно, у адмирала Р. и после обмена официальными фразами не удержался спросить: что он думает? будет ли война?
– Не всегда военные действия начинаются с пушечных выстрелов! – резко ответил адмирал, глядя куда-то в сторону. – По-моему, война уже началась. Только слепые этого не видят!..
Я не счел возможным спрашивать объяснения этой фразы – меня поразил сумрачный, чтобы не сказать сердитый, вид адмирала, когда он ее выговорил. Видимо, мой вопрос затронул больное место, и в раздражении он сказал больше, чем хотел или чем считал себя вправе сказать…
– Ну, а все-таки, к первым выстрелам поспею?
Но адмирал уже овладел собой и, не отвечая на вопрос, дружески желал счастливого пути.
Пришлось откланяться.
На тот же вопрос добрые знакомые из Министерства иностранных дел отвечали: «Не беспокойтесь – поспеете: до апреля затянем»… Я выехал из Петербурга с курьерским поездом вечером 16 января.
Кое-кто собрался проводить. Желали счастливого плавания. Слово «война» никем не произносилось, но оно чувствовалось в общем тоне последних приветствий, создавало какое-то особенное приподнятое настроение… Какие это были веселые, бодрые проводы, и как не похоже на них было мое возвращение…
<…> В вагоне первого класса оказалось только два-три инженера, ехавших по линии, полковник Л. и я. Завязалось знакомство. Говорили, разумеется, исключительно о положении дел в Маньчжурии и Корее. Мнения резко разделялись. Одни утверждали, что война неизбежна, что «не зря же японцы 10 лет создавали свою военную силу», выворачивая карманы населения, должны же они воспользоваться благоприятным моментом! Другие возражали, что «не зря же японцы 10 лет создавали свою военную силу», не для того же, чтобы все сразу поставить на карту и, в случае неудачи, снова и навсегда заглохнуть! Словом – из общего признания одного и того же факта выводы получались диаметрально противоположные.
Особенно горячий спор завязался у меня с полковником за обедом 27 января.
– Не посмеют! Понимаете: никогда не посмеют! Ведь это – ва-банк! Хуже! Верный проигрыш! – горячился он. – Допустим, вначале – успех… Но дальше? Ведь не сдадим же мы от первого щелчка? Я даже хотел бы их первой удачи! Право! Подумайте только о впечатлении этой их удачи! Вся Россия встанет как один человек, и не положим оружия, доколе… Ну, как это там говорится высоким стилем?
– Дай Бог, кабы щелчок, а не разгром…
– Даже и разгром! Но ведь временный! А там мы соберемся с силами и сбросим их в море. Вы только, с вашим флотом, не позволяйте им домой уехать!.. Да что! Никогда этого не случится, никогда они не решатся, и никакой войны не будет!..
– А я говорю: они 10 лет готовились к войне; они готовы, а мы нет; война начнется не сегодня-завтра. Вы говорите: ва-банк? Согласен. Отчего и не поставить, если есть шансы на выигрыш?
– Конечного шанса нет! Не пойдут!
– Вот увидите!
– Хотите пари? Войны не будет! Ставлю дюжину Мумма…
– Это был бы грабеж. Скажем так: вы выиграли, если войны не будет до половины апреля.
– Зачем же? Я говорю – ее не будет вовсе!
– Тем легче согласиться на мое предложение. К тому же – вы вина почти не пьете, и я всегда буду в выигрыше. Посмеялись и ударили по рукам…
– Все военные агенты европейских держав единогласно доносят, что Япония может выставить в поле не свыше 325 тысяч! – повторял он, словно читая лекцию. – Но ведь и дома надо что-нибудь оставить?
– Да как вы верите таким цифрам? Ведь в Японии народу больше, чем во Франции! Отчего же такая разница в численном составе армии?
– Не та организация! Нет подготовленного контингента!..
– Десять лет подготовляют! Мальчишек в школах учат военному делу! Любой школьник знает больше, чем наш солдат по второму году службы!
– Вооружение, амуниция – все рассчитано на 325 тысяч!
– Привезут! Купят!
– Вздор!..
Я потушил электричество и завернулся в одеяло.
– Это не доказательство… – ворчал полковник, тоже уходя к себе. (Согласно санитарному отчету о японской армии, в котором число больных, раненых, убитых и умерших приведено не только в абсолютных цифрах, но и в процентах, видно, что японская армия достигала полутора миллиона.) Около полночи мы пришли на станцию Маньчжурия. Я крепко спал, когда Л. ворвался в мое купе и крикнул:
– Вы выиграли!
Сначала я не понял.
– Что? Что такое?
– Мобилизация всего наместничества и Забайкальского округа!..
– Мобилизация – еще не война! Полковник только свистнул.
– Уж это – «ах, оставьте!» – у нас приказа о мобилизации боялись… вот как купчихи Островского боятся «жупела» и «металла». Боялись, чтобы этим словом не вызвать войны! Если объявлена мобилизация – значит, война началась! значит – «они» открыли военные действия!..
– Дай Бог, в добрый час! – перекрестился я.
– То-то… дал бы Бог!.. – мрачно ответил он. – Ведь я-то знаю: на бумаге и то во всем крае 90 тысяч войска, а на деле – хорошо коли наберется тысяч 50 штыков и сабель…
<…> В Артур прибыли только около 11 ч. вечера. Полковника встретил и увез кто-то из офицеров его формирующегося полка; путейца – встретили товарищи, а я оказался совсем на мели. Бывшие спутники обещали прислать первого встречного извозчика. На этом пришлось успокоиться. Неприятные полчаса провел я, сидя в углу станционной залы со своими чемоданами. Какая-то компания запасных нижних чинов, призываемых на действительную службу, но еще не явившихся, устроила здесь что-то вроде «отвальной».
Керосиновые лампы тускло светили в облаках табачного дыма и кухонного чада. На полу, покрытом грязью и талым снегом, занесенным с улицы, стояли лужи пролитого вина и пива, валялись разбитые бутылки и стаканы, какие-то объедки…
Обрывки нескладных песен, пьяная похвальба, выкрикивания отдельных фраз с претензией на высоту и полноту чувств, поцелуи, ругань… Общество было самое разнообразное – мелкие собственники, приказчики, извозчики… – рубахи-косоворотки и воротнички «монополь», армяки, картузы, пальто с барашковыми воротниками, шляпы и даже шапки из дешевого китайского соболя, окладистые бороды и гладко, «под англичанина» выбритые лица… Словно в тяжелом кошмаре, против воли, я смотрел, слушал, старался что-то понять, пытался уловить настроение этих будущих защитников Порт-Артура…
Как знать? – Может быть, это вовсе не пьяный угар, а богатырский разгул? – Раззудись, плечо, размахнись, рука!.. – Так, что ли?.. – не знаю… Во всяком случае, китаец, прибежавший сказать, что извозчик приехал, был встречен мною как избавитель. Одиссея моих ночных скитаний в поисках пристанищ мало интересна.
К утру пурга улеглась; ветер стих, и солнце взошло при безоблачном небе. К 10 часам, когда я отправился являться по начальству, улицы превратились в непроходимую топь. Пользуясь случаем, немногочисленные извозчики (большинство их было из запасных и теперь прекратило свою деятельность) грабили совершенно открыто, среди бела дня, беря по 5 рублей за 5 минут езды. Говорят, что первое время, пока для обуздания их аппетитов не были приняты решительные меры, они зарабатывали, благодаря невылазной грязи, по 100 и даже более рублей в день. Но это только так, к слову. Тогда, в охватившей всех горячке, на такие мелочи не обращали внимания.
Ныряя по выбоинам, пересекая лужи, похожие на пруды, жмурясь и прикрываясь, как можно, от брызг жидкой грязи, снопами вздымавшихся из-под ног лошадей и колес экипажей, я жадно всматривался, пытался уловить и запечатлеть в своей памяти общую картину, общее настроение города… Поминутно попадались обозы, отмеченные красными флажками; тяжело громыхали зарядные ящики артиллерии; рысили легкие одноколки стрелков; тащились неуклюжие туземные телеги, запряженные лошадьми, мулами, ослами; высоко подобрав полы шинелей, шагали при них конвойные солдаты; ревели ослы, до надрыва кричали и ссорились между собою китайские и корейские погонщики; беззастенчиво пользовались всем богатством русского языка ездовые; с озабоченным видом, привстав на стременах, сновали казаки-ординарцы; с музыкой проходили какие-то войсковые части; в порту – грохотали лебедки спешно разгружающихся пароходов; гудели свистки и сирены; пыхтели буксиры, перетаскивавшие баржи; четко рисуясь в небе, поворачивались, наклонялись и подымались, словно щупальца каких-то чудовищ, стрелы гигантских кранов; слышался лязг железа, слова команды, шипение пара; откуда-то долетали обрывки «Дубинушки» и размеренные выкрикивания китайцев, что-то тащащих или подымающих… А надо всем – ярко-голубое небо, ослепительное солнце и гомон разноязычной толпы.
«Какая смесь одежд и лиц, племен, наречий, состояний…» И тем не менее чувствовалось, что в этой суете, в этом лихорадочном оживлении не было ни растерянности, ни бестолочи. Чувствовалось, что каждый делает свое дело и уверен, что выполнит его, как должно. Огромная машина, которую называют военной организацией и которую в мирное время лишь по частям поверяют и «проворачивают вхолостую», – работала в настоящую, полным ходом.
Тяжелые впечатления вчерашнего дня – станция Дальнего, буфеты Нангалина и Порт-Артура, желчные речи путейца – все сгладилось, потонуло в чувстве солидарности с этой массой людей, еще так недавно почти чуждых друг другу, а теперь – живших одной жизнью, одной мыслью…
Мобилизация и перевозка войск на Дальний Восток15
Спокойно, отчетливо и вполне успешно выполняет наше военное ведомство весьма важную и сложную операцию постановки на военное положение войск, назначенных в состав Маньчжурской армии, и перевозки их к театру военных действий. Целесообразные распоряжения центральных управлений, толковое и быстрое исполнение их местными органами, горячее, сердечное отношение к делу войск и запасных побороли все громадные трудности операции и вселили уверенность в блестящем ее окончании.
Призванные под знамена чины запаса соревновались друг перед другом в быстроте явки на сборные пункты, куда многие прибыли ранее положенных сроков16. На сборных пунктах все было своевременно готово к приему запасных: приспособлены помещения, заготовлено продовольствие, образованы запасы теплой одежды. Некоторый недостаток оказался местами лишь в теплых вещах, но он был вызван недобросовестностью отдельных чинов запаса, которые, узнав, что воинские начальники неимущим выдают казенную одежду, продавали свою собственную, хотя за каждый принесенный полушубок люди получали по четыре рубля вознаграждения от казны. <…>
По общим отзывам очевидцев, наблюдавших войска в различных пунктах громадной коммуникационной линии, люди едут весело, бодро и вполне оценивают проявляемую о них заботливость. Никто не наблюдал ни упадка духа, ни даже значительного утомления. Войска в полной мере сохраняют высокую энергию, вызванную желанием отомстить коварному врагу, и донесут ее до встречи с противником, легкомысленно вызвавшим на бой великий русский народ. <…>
Ни в одну войну и ни одному народу не приходилось еще разрешать такой грандиозной задачи по перевозке войск на театр военных действий, как та задача, которая в настоящее время выпала на долю России. И с каждым днем крепнет уверенность, что она разрешит эту задачу блистательно.
Критические трудности в организации доставки войск и начального военного руководства17
Мы уже говорили раньше, что предпринятые непосредственно перед войной в Приамурском военном округе новые формирования не были вполне закончены, когда пришлось приступить к мобилизации. В это же время как старые, так и вновь формируемые стрелковые бригады было решено развернуть в стрелковые дивизии с придачей им соответственных артиллерийских бригад. Дело это встретило большие затруднения.
Прежде всего дивизии эти должны были развертываться на счет запаса Сибири, которого, между прочим, не хватило, почему пришлось прибегнуть к развертыванию их путем присылки целых частей войск из европейской России. Это ускоряло организационную работу, но оставалась главная данная – это трудность и медленность перевозки.
Одноколейная железная дорога, при тогдашних своих средствах, не могла пропускать более 11–12 поездов в сутки, вследствие недостатка в подвижном составе, что, принимая во внимание удовлетворение многих других неотложных нужд мобилизации, оставляло для перевозки войск, по крайней мере в первое время, не более как от трех до четырех поездов в сутки. При этом немалую роль играла и продолжительность передвижения, отзываясь как на быстроте мобилизации, так и на своевременности доставки войск и всего для них необходимого.
Если принять во внимание, что от Урала до Мукдена воинские поезда находились в пути от 15 до 20 суток, то на перевозку, например, корпуса нужно было не менее как от 28 до 30 дней; в действительности же это время доходило даже до 54 дней. Это крайне тяжело отзывалось на мобилизации и сосредоточении наших войск.
Кроме слабой провозоспособности единственного нашего коммуникационного пути, большое значение в отрицательном смысле имела еще и разорванность его озером Байкалом. Недостаток подвижного состава устранялся снятием товарных вагонов с других линий наших железных дорог, устройством приспособлений для перевозки живого груза и отправкой их на сибирскую железную дорогу. До Байкала это не представляло никаких трудностей, но передача их на другой берег, в особенности зимою, требовала особых приспособлений и много времени.
Пробовали перевозить вагоны по проложенным по льду озера рельсам при помощи легких локомотивов, но этому мешали образующиеся на льду трещины в несколько сажен шириною и в несколько верст длиною. Лучшим средством оказалась перевозка вагонов по рельсам при помощи лошадей. Тяжелые локомотивы разбирались, перетаскивались по частям и потом на том берегу вновь собирались. Нетрудно представить, сколько это брало времени. Летом, когда озеро очищалось ото льда, для перевозки частей войск служил ледокол «Байкал» – единственный пароход, приспособленный для перевозки больших грузов.
Настроения среди мобилизованных и населения в декабре 1904 г.
<…> Настроение среди призываемых запасных и их приехавших родственников унылое. Женщины, неся мешки и узлы за своими мужьями, заливаются слезами. Мужья стараются утешить своих жен тем, что их не на войну «погонят», а куда-нибудь в город заменять солдат, находящихся на действительной службе18.
<…> Запасные не японцы, не воевать нам с ними, а хлебом-солью да добрым словом встретить и проводить следует19.
<…> На вокзале народу была такая масса, что полиция едва успевала отстранять от вагонов. Плачу и крикам не было конца. Перед отходом поезда многие жены просто цеплялись и лезли под вагоны, но были удерживаемы родными и публикой20.
<…> Некоторые [добровольцы] просят немедленно посылать их в действующую армию и нередко огорчаются, если эта отправка замедляется21.
Из книги Викентия Вересаева «Записки врача. На японской войне»22
В конце апреля по нашей губернии была объявлена мобилизация. О ней глухо говорили, ее ждали уже недели три, но все хранилось в глубочайшем секрете. И вдруг, как ураган, она ударила по губернии. В деревнях людей брали прямо с поля, от сохи. В городе полиция глухою ночью звонилась в квартиры, вручала призываемым билеты и приказывала немедленно явиться в участок. У одного знакомого инженера взяли одновременно всю его прислугу: лакея, кучера и повара. Сам он в это время был в отлучке – полиция взломала его стол, достала паспорты призванных и всех их увела.
Было что-то равнодушно-свирепое в этой непонятной торопливости. Людей выхватывали из дела на полном его ходу, не давали времени ни устроить его, ни ликвидировать. Людей брали, а за ними оставались бессмысленно разоренные хозяйства и разрушенные благополучия.
Bepul matn qismi tugad.
