Владимир Одоевский

Петербург наш уже славился в целой Европе своею красотой, хотя и далеко ещё не был таким, каков теперь. Тогда на проспектах Васильевского острова

В течение двух лет, проведенных мною в Неаполе, я успел привыкнуть к странностям и необыкновенным капризам Лауретты. Эта пленительная и чудесная женщина, то тихая и покорная, как робкое дитя, то неукротимая и гордая, как падший ангел, соединяла в себе всевозможные крайности. Иногда она готова была враждовать против самих небес, не верила ничему, смеялась над всем – и вдруг без всякой причины становилась суеверною до высочайшей степени, видела везде злых духов, советовалась с ворожеями и если не

Спрашивается: чего же смотрит цензура? Да что!

Говорят, что на газеты и цензуры вовсе нет. Вот мы и с праздником; пиши всякий, кто хочет и что хочет во всеуслышание.

замахал. Вот он подошел к аманату, сгреб его в лапы и запустил когти

мелькнувшую мысль. – Отчего? А вот сейчас узнаешь!.. – звонко рассмеялся солнечный Луч. Король Солнце любит тебя и хочет взять тебя за себя замуж,

«Человек не должен… отказываться от той деятельности, к которой призывает его сопряжение обстоятельств его жизни»

– Что это за городок? – спросил Миша. – Это городок Динь-Динь, – отвечал папенька и тронул пружинку…

Ничто столько не удаляет человека от внутренней, таинственной, настоящей его жизни, ничто его столько не делает глухим и немым, как картина этих мелких страстишек, мелких преступлений, которая называется политическим миром.

Нам даром, без труда ничего не достаётся, — Недаром

– Всё равно, – отвечал дедушка, – и этот рубль твой. Лидинька немножко подумала. – Хорошо, – сказала она, запинаясь, – если рубль мой, то позвольте мне… – Что, – сказал дедушка. – Отдать его Даше, – отвечала Лидинька. Дедушка поцеловал Лидиньку, а она опрометью побежала к Даше, отдала ей рубль и попросила разменять другой, чтобы снести два гривенника бедному хромому.