Виталий Серов

. На следующее утро он опять идет гулять, потому что ему «доставляет огромную радость закутаться и бороться с зимой». * * *

которой Бовуар и Сартр, эта интеллектуально-симбиотическая парочка, садились за столики в кафе Руана, Гавра или Парижа. Окружающие не существуют для них как люди. Они вдвоем – единственные по-настоящему чувствующие существа. Остальное человечество – не более чем декорация для их мысленных построений. Увлекательная, но в конечном счете ограниченная позиция: Сартр и Бовуар это ясно чувствуют, ибо неизбежной расплатой за мнимую уникальность становится утрата непосредственности и полноты бытия[43].

В 1929 году никто уже не надеется на будущее. И никто не хочет вспоминать о прошлом. Поэтому все так увлечены настоящим.

Великий венгерский романист, фрейдист, морфинист и эротоман Геза Чат сидит этой ночью в своем маленьком врачебном кабинете, в санатории крошечного курорта Штубня, на самой дальней окраине огромной габсбургской империи. Он решает еще немного почитать воспоминания Казановы, потом закуривает сигару «Луксор», впрыскивает себе еще 0,002 грамма морфия и подводит успешные итоги года: «коитус 360–380 раз». Казалось бы, куда уж конкретнее? Но вот, пожалуйста: Чат ведет подробный учет отношений со своей возлюбленной Ольгой Йонаш, который в своей точности уступает, пожалуй, только подобной ведомости Роберта Музиля: «424 коитуса за 345 дней, то есть 1,268 коитуса в день». И раз уж Геза взялся подсчитывать: «Потребление морфия: 170 сантиграммов, то есть 0,056 грамма в день». «Годовой баланс» продолжается: «Доход 7390 крон. Имел 10 женщин, из них 2 девственницы. Вышла моя книга о психических заболеваниях». А что ждет его в 1913 году? План ясен: «Коитус раз в два дня. Сделать зубы. Новый пиджак». Ну что ж, вперед.