Лидия Чуковская

- Меня называли свободным художником.

- Скажи прямо: лентяем.

- Да, это примерно то же самое – в деликатной форме.

...Да и нуждается ли жизнь в том, чтобы мы ее утверждали? Жизнь - она небось посильнее нас с вами, она сама напирает, теснит, как жандарм лошадиным задом, без смысла и жалости топчет копытами. Где нам ее утверждать! Были бы кости целы...

— Ты зачем вчера в столовой сказал: ребята, вы ругаете Солженицына, а сами его не читали?

— Да ведь они не читали, товарищ полковник, а ругаются.

Да что вы, право, такая расстроенная? Раз Иван Игнатьевич не виноват, значит, все будет хорошо. В нашей стране с честным человеком ничего не может случиться. Просто недоразумение. Смотрите же, будьте молодцом...

- Я не знаю, никогда и в глаза не видела ни одного из обвиненных, не только что всех, - сказала я. - Но в словах, которые о них пишутся, нет ни грана правды. За это я ручаться могу... и это сразу слышно... Ведь это готовые клише, а не мысли. Слышно по однообразию... по расстановке слов... по синтаксису... тону... интонации.

Клоков не рассмеялся мне прямо в лицо только потому, что ему недавно объяснил кто-то авторитетный: с дамами, в особенности за столом, и в особенности, если они круглые дуры, следует при всех обстоятельствах оставаться вежливым.

Утрачивая интеллигенцию, страна тем самым утрачивает летопись, и власть получает возможность сочинять любые побасенки, выдавая их за историю.

Если к совести присоединяется гениальность, а к гениальности мужество, то слово обретает огромную власть над людьми.