Ирина Котова

лась Ленро, переходя на деловой тон. – Собственно, я даже начала. Во-первых, на месте встречи уже крутятся Отти с приятелями – я заехала в мастерскую и попросила их там присмотреть. В смысле, и вообще присмотреть, и за одним конкретным персонажем, что может

Жена воина – это особая судьба. Если ты выбрала в  мужья орла, ты выбрала и его полеты в поднебесье. Если ты выбрала в мужья воина, то ты выбрала и то, что он будет уходить, рисковать и, возможно, погибнет. И возможная смерть его  – это часть твоей жизни. А, значит, ты должна знать, что будешь делать, если его не станет. А до этого – держать его дом

с обратной стороны, начала толкать – раз, два, – и дерево, покачнувшись, рухнуло, сбив горящие деревья и зависнув метрах в четырех над землей недалеко от того места, где были Четери и Тротт. Алина от  толчка плюхнулась в воду, больно ударившись о скользкий корень, и забарахталась, пытаясь подняться и стараясь не  упустить Дезеиду. Сил не осталось вообще. Тротт, спрыгнув с полого среза папоротника, поднял ее, забрал клинок. Удерживая

просто не мог свалиться без чувств от одного моего поцелуя

Ежели супруг решил изменять, приготовь ему бифштекс с особой приправой, в которую входят ломиствол, падитрава и лежикорень. Пусть не достанется никому».

Зачем тебе моя страна, скажи мне? Зачем этот мир? Разве у вас нет своего мира? – Наш мир тонет. Скоро в нем не будет жизни! Наши боги велели завоевать для них этот! – крикнул он. – Но вы могли прийти мирно. Попросить о помощи, – сказала она какую-то глупость. – Тура большая и щедрая, наши боги добры, вас бы приняли. – Это путь слабаков, – презрительно сплюнул Тенш-мин. – Мирный путь – путь жизни, – покачала головой колдунья. – Пришел бы ты с миром, и мы могли бы быть добрыми соседями.

Королева в этот самый момент оценивающе косилась на плечи магистра и окончательно решила, что на такие можно и опереться. «По голове его, вяжи и в юрту!» – вопила оркская кровь.

за Вея-послушника, Вея-ученика, а за будущего императора Йеллоувиня. Не только твою смерть я видел, но и свою, и ее же, на беду, увидел и Вей Ши. Он молод и порывист, и вижу я в его мыслях задумку уйти на поле боя, чтобы помочь. Он послушен мне, но горячее сердце его может перевесить. – Прости меня, светлый император, – грубовато сказал Чет, – но любовь твоя заставляет стелить ему под ноги перину. Ты не нанял меня нянькой, и маслом мазать я его не стану, ибо выпекаю не сдобу, а воина. Мне понятно твое беспокойство, но он не мальчик уже, а мужчина, и решения принимать будет сам. Но могу тебя успокоить, хоть и претит мне это: вы с тысячекратным излишком вложили в него осознания собственной значимости, и это остановит его лучше моих запретов. Хань Ши вздохнул. – Я знаю своего внука. Красная кровь застит ему разум, склоняет к неразумным порывам. – Красной крови в его отце больше, чем в нем, а в тебе – еще больше, – заметил дракон. – Но разве вы перестали от этого быть истинными детьми Разума? Не красная кровь сделала Вея таким, какой он есть. Ты знаешь Владычицу Ангелину: она больше огонь чем сам огонь. Во внуке твоем по сравнению с ней и нет огня, однако она не презирает людей, почти никогда не поддается ярости, хотя ярость является ее сутью, а разумностью может поспорить и с тобой. Такой ее воспитали, таким вы воспитали его. – Ты прав, дракон, – мелодично и утомленно проговорил Хань Ши. – Но все же я прошу тебя запретить ему. Четери покачал головой. – Не гневайся, пресветлый император. Ты просишь меня запретить мужчине быть мужчиной, воину быть воином. Ты отдал мне своего внука, чтобы я выпрямил его, но уже пытаешься управлять мною, чтобы защитить его от решений. Вот что я тебе скажу: готовься спокойно к своей судьбе и дай Вей Ши пройти свою судьбу. Не пытайся оградить его от нее, судьба все равно свое возьмет, разве тебе это неведомо? Император некоторое время молча шел рядом.

только мысль о ее улыбке заставляла жесткого медвежьего короля каждый день писать ей то, что вслух звучало бы слишком вычурно. Вблизи любовь часто неловка и нелепа, зато на расстоянии звенит по-особенному.

Спасибо за предложение, дружище, я прямо слышал, как твоя мизантропия бьется в истерике, пока ты это озвучивал