Артур Шопенгауэр

греч. ). И если пересмотреть все добродетели и пороки в книге Аристотеля о добродетелях и пороках («De virtutibus et vitiis») 41 , где они сопоставлены в кратком обзоре, то мы найдем, что все они у живых людей мыслимы лишь в качестве врожденных свойств и только как таковые могут быть названы добродетелями и пороками; выйдя же из рефлексии и усвоенные преднамеренно, они сведутся, собственно, к какому-то притворству , будут неподлинны,

Расстанься с детством, друг, пробудись! Жан-Жак Руссо

…Воля к жизни по отношению к индивидууму проявляется как голод и страх смерти, а по отношению к виду – как половой инстинкт и страстная забота о потомстве. В соответствии с этим мы не видим, что природа, свободная от названной иллюзии индивидуума, так же печется о сохранении рода, как она равнодушна к гибели индивидуумов: последние всегда являются для нее только средством, а первый – целью

Счастье – вещь нелегкая: его очень трудно найти внутри себя и невозможно найти где-либо в ином месте.

Камю, в «Мифе о Сизифе» скажет, что в рамках данной традиции предметом философской рефлексии является абсурд – «состояние души, когда пустота становится красноречивой, когда рвется цепь каждодневных действий и сердце впустую ищет утраченное звено» 3 .

Люди, которые провели свою жизнь за чтением и почерпнули свою мудрость из книг, похожи на тех, которые приобрели точные сведения о стране по описанию множества путешественников. Они могут о многом сообщить подробности, однако же в сущности они не имеют никакого связного, отчетливого, основательного познания о свойствах страны. Напротив, люди, проведшие жизнь в мышлении, уподобляются тем, которые сами были в той стране: они одни понимают, о чем, собственно, идет речь, знают положение вещей там в общей связи и поистине чувствуют себя как дома.

Поэтому единственно верное правило - то, которое указывает уже Аристотель в последней главе своей "Topicа": Не спорить с первым встречным, а только с тем, о ком знаешь, что у него достаточно ума для того, чтобы не сказать какого-нибудь такого нелепого абсурда, что потом самому же станет стыдно: с тем, кто может спорить основаниями, а не сентенциями, выслушивать доводы, вникать в них и, наконец, с тем, кто ценит истину, охотно выслушивает доводы даже из уст противника и достаточно справедлив, чтобы быть в состоянии, оказавшись неправым, если истина на стороне противника, мужественно вынести это. Отсюда следует, что из ста людей едва ли один достоин того, чтобы с ним начать спор.

Наше существование счастливее всего тогда, когда мы его меньше всего замечаем: отсюда следует, что лучше было бы совсем не существовать.

Человек с богатым внутренним миром прежде всего будет стремиться к отсутствию боли, досады, к покою и досугу, то есть изберет тихое, скромное, но по возможности свободное от тревог существование и потому после некоторого знакомства с так называемыми людьми будет избегать общения с ними, а при  большом уме – даже искать одиночества. Ибо чем больше кто имеет в себе самом, тем меньше нуждается он во внешнем и тем меньше также имеют для него значение остальные люди.

Всякая жизнь есть страдание. Существование - это постоянное умирание.