Kitobdan sitatalar «Мои скитания»

Глава пятая Обреченные Сытный ужин. Таинственный великан. Утро в казарме. Работа в пекле. Схватка с разбойником. Суслик. Сказка и бывальщина. Собака во щах. Встреча с Уланом. Кто был Иван Иванович. Смерть атамана Репки. Опять на Волге. Вспомню белильный завод так, как он есть. Приходится заглянуть лет на десяток вперед. Дело в том, что я его раз уж описывал, но не совсем так, как было. В 1885 году, когда я уже занял место в литературе, в «Русских ведомостях» я поместил очерк из жизни рабочих «Обреченные». Подробнее об этом дальше, а пока я скажу, что «Обреченные» – это беллетристический рассказ с ярким и верным описанием ужасов этого завода, где все имена и фамилии изменены и не назван даже самый город, где был этот завод, а главные действующие лица заменены другими, – словом, написан так, чтобы и узнать нельзя было, что одно из действующих лиц – я, самолично, а другое главное лицо рассказа совсем не такое, как оно описано, только разве наружность сохранена… Печатался этот рассказ в такие времена, когда правду говорить было нельзя, а о себе мне надо было и совсем молчать. А правда была такая. Вечереет. Снежок порошит. Подходим к заводу. Это ряд обнесенных забором по берегу Волги, как раз против пароходных пристаней, невысоких зданий. Мой спутник постучал в калитку. Вышел усатый старик сторож. – Фокыч, я новенького привел… – Ну-к што ж… Веди в контору, там Юханцев, он запишет. Приходим в контору. За столом пишет высокий рыжий солдатского типа человек. Стали у дверей. – Тебе что, Ванька? – Вот новенького привел. Юханцев оценил меня взглядом. – Ладно. В кубовщики. Как тебя писать-то? – Алексей Иванов. – Давай паспорт. – У меня нет. – Ладно. Четыре рубля в месяц. Отведи его, Ваня, в казарму. А потом ко мне обратился: – Поешь, выспись, завтра в пять на работу. Шастай! Третья казарма – длинное, когда-то желтое, грязное и закоптелое здание, с побитыми в рамах стеклами, откуда валил пар… Голоса гудели внутри… Я отворил дверь. Удушливо-смрадный пар и шум голосов на минуту ошеломил меня, и я остановился в дверях. – Лешай, чего распахнул! Небось, лошадей воровал, хлевы затворял!