«Ковентри возрождается» audiokitobidan iqtiboslar
Я всегда любила книги. Я их просто обожаю. По-моему, в книгах есть что-то очень сексуальное. Они гладкие, плотные, они полны восхитительных сюрпризов. Они хорошо пахнут. Их можно положить в сумочку, носить с собой и открывать когда
вздумается. Они не меняются. Они такие, какие есть, и больше никакие.
Вообще-то я женщина не агрессивная. Если не считать единственного убийства, я в жизни не тронула ни одного человека.
Моя мать наслаждалась очередным визитом к врачу; она регулярно посещала великое множество поликлиник. «Все-таки я хоть куда-то хожу», — приговаривала она, убирая до следующего раза обратно в комод свое самое нарядное белье.
Спектакль для Греты был жизненно необходим, как кислород. Без драматических коллизий жизнь теряла всякий
смысл, и Грета бледнела и опадала, словно проколотый воздушный шар. Она была женщина крупная, ей нужны были крупные события.
У меня необычное имя: Ковентри. В день, когда я родилась, мой отец как раз был в Ковентри. Он привез грузовик песку к месту бомбежки. «Слава Богу, что его не послали в какой-нибудь Гигглзуик», — повторяла моя мать не меньше трех раз в неделю.
Мой брат — человек отнюдь не строгих правил, и я почти рада этому: такие люди — большое утешение в трудные минуты.
— Мы с Джефри ехали на машине из загорода; мы гостили у Тобиаса Марроуз-Калландайна... [..] Тут Джеф перегибается назад и достает бутылку кока-колы. Он поднимает ее ко рту. Вдруг перед самой машиной выскакивает кошка, я торможу, и бутылка влетает Джефу в горло, и все вокруг в крови.
Джеф умер. Не долго мучился. Моя мать — такая снобка. Я позвонила ей из больницы, чтобы сообщить. Она сказала: «Кока-кола? Боже мой, это попадет в газеты? Разве нельзя было сказать, что это была молвернская минеральная вода?»
Я [..] вместе с толпой пешеходов перехожу на другую сторону улицы, радуясь, что время от времени могу укрыться под чужими зонтиками. Идет дождь, унылый и колючий; через несколько минут я мокра насквозь. По краям резиновых подошв моих парусиновых туфель взбухают пузыри. Нет никакого смысла обходить лужи, и я шлепаю по ним. Не знаю, что делать с руками. Вот они, болтаются по бокам, ничего не несут, ничего не держат, ничего не толкают. Я скрещиваю их на груди, но чувствую, что эта поза неуместна: она вполне годится, когда я стою у задней двери собственного дома и дышу ночной прохладой, но совершенно ни к чему в Лондоне, в дождь да еще после полуночи. Руки в боки? Нет... слишком вызывающе. За спину? Нелепо... будто я насмехаюсь над одним из членов королевской семьи. В конце концов я оставляю их в покое, вскоре забываю про них, и они мне не мешают. Так ходят мужчины.
Стоит родить ребенка, и свобода утрачена навсегда.
Красивую женщину никто не принимает всерьез, кроме нее самой.