Kitobning davomiyligi 12 s. 40 daqiqa
2018 yil
Стеклобой
Kitob haqida
Как мелкий жулик, случайно угодив в городок Малые Вишеры, в одночасье стал классиком русской литературы? Почему в городе запрещено мыть окна? Зачем соседи воруют трехцветных котят? Историк из северной столицы Митя Романов бросает все и приезжает в городок, чтобы написать в заветном бланке регистрации: «Хочу стать ректором университета». Врет, место ректора ему не нужно. «Тревожные приключения чужака в незнакомом городе – один из моих любимых сюжетов. В эту реку можно войти не однажды, с разными проводниками: с Кафкой, Исигуро или Стругацкими, с Куросавой или Серджио Леоне, но это всегда – удовольствие, потому что каждый раз и город, и герой – другие, новые, и все снова может пойти не так примерно тысячей способов». (Яна Вагнер.)
отличная книга -не самый тревиальный сюжет и ходы героев, авторы явно не первый год в журналистике – все лаконично, но ты сразу представляешь себе и город и этих людей..
Отличная начитка. Книга стоит внимания, даже триггерные моменты были. Понравилось, что нет разделения на абсолютное зло и добро, герои живые и у каждого своя правда. Жаль, что нет интересных женских персонажей на первом плане. Мне понравилась задумка, хотя и может на поверхности идея не нова, но реализация отличная, подумать есть над чем, текст глубокий. Определённо куплю бумажную версию.
Это довольно запутанное повествование, висящее в воздухе: вне времени, вне географии, вне реальности. Используя метафорический ряд авторов, можно сказать, что, больше всего, текст напоминает абстрактное изделие из муранского стекла, в котором форма и материал текуче переливаются, наплывают, отражают друг друга, оставляя читателя в некотором зачарованном остолбенении: безумно красиво, но непонятно, куда применить. Только сторожко любоваться, стараясь не задеть. Но увесисто.
Композиционно и лексически эта книга отсылает нас сразу к нескольким высоким образцам: «Град обреченный», Отягощенные злом", «За миллиард лет до конца света» – Стругацкие. Та же пульсирующая тема противостояния гения и посредственности, влияния человека на мироздание и энтропии – на человека. (тут просится еще и Гамлет, принц Датский: «Достойно ли склоняться пред ударами судьбы» и далее по тексту).
Отчасти Кафка, с его зыбко-обморочными блужданиями по внешне понятному ландшафту; обнаружения секретов, понятных и известных всем, кроме главного героя.
Сюжет раскрывается перед нами, как бумажник, сделанный из тетрадного листочка: герои, ходы и повороты, вложены друг в друга, если попытаться проколоть иголкой все слои насквозь, можно обнаружить, связи и рифмы. Отражения множатся и дробятся, распадаются, как в зеркальном лабиринте, невозможно понять, где начинается, а где продолжается история, один ли человек ее рассказывает, или это уже мираж, двойник, призрак.
Как ни странно, после первого прилива восторга (начало написано очень мощно, тебя сразу захватывает водоворот стремительно развивающегося сюжета), через некоторое время чувствуешь «укачало», интерес ослабевает, хочется уже каких-то берегов и ориентиров. Главный герой не вызывает активного сочувствия, он тоже какой-то недотепистый недтыкомка, сгусток серого тумана. Начинает звучать тягостная, обрыдлая тема «метания русского интеллигента», так подробно и обстоятельно выписанная Чеховым и множеством советских писателей 70-х годов: «имею ли я право на поступок или обречен всю жизнь изучать деяния великих людей». В этот момент книгу хочется закрыть и больше не открывать.
Причем, это не депрессия, с ее потерей сил и отчаяньем, это мелкое, противное нытье слабака и труса (см. Юрий Олеша, «Зависть»).
Внезапно повествование опять ускоряется, даже не ускоряется, а начинает лететь в пропасть, с диким воем, скрежетом, круша и взрывая на своем пути строения, пути, людей, зеркала, мостки над старым прудом, выворачивая с мясом рамы и деревья.
Финал оставляет ощущение опустошенной усталости. Что это было? Куда мы все летели, как мы здесь оказались, за чем бежали?
Страшна участь человека, живущего не свою жизнь.
А, вот еще: детей надо любить. Пожалуй, это единственный вывод, который можно сделать определенно.
он преследует цели. Романов сразу узнал менторский надменный тон квартирной хозяйки и обалдело открыл рот. Так вот, значит, кто присвоил папку. Полюбуйтесь, господа, редкий вид – воровка великосветская. Он придвинулся ближе, стараясь не задеть дверь. – Дорогая, тише! Это же будет означать, что я, именно я… эээ похитил его документ! Украл! – старик перешел на громкий шепот. Слышно стало гораздо хуже, и Романов решительно толкнул дверь. Если что, у него всегда есть оправдание – его приглашали. Он оказался в сумрачном просторном коридоре, в лицо пахнуло тысячью пряных ароматов. В одиноком
Izohlar, 3 izohlar3