Братец

Сумасшедше потрясающая книга. Я и не помню, когда в последний раз книга вызывала у меня столько чувств. И уж точно ни одна не вызывала такого гнева, такой ярости по отношению к герою. Автор – гений, великая художница быта, буду читать все её работы.

Свой разум искусив не раз

И сердце вопросив с участьем,

Мы знаем - всё прошло для нас

И далее не к лицу нам счастье.

Мы знаем, что напрасно ждем;

Одно прошло, пройдет другое,

И - хоть с печалью - сознаем

Благоразумие покоя.

Мы знаем, путь наш недалек,

Не всё душа мечты ласкает...

Так иногда дитя в песок

Цветы завялые сажает.

(Стихотворение Надежды Хвощинской, отлично отражающее стиль ее повести)

Какое-то время назад мне попалась статья про забытых русских писательниц 19 века. Мол, не одни мужчины писали книги. Стало любопытно. «Братец» нашелся в аудиоварианте, что и решило дело.

Надежда Хвощинская, как и две ее сестры – Прасковья и Софья, из небогатой дворянской семьи. Все они писали стихи и прозу, произведения публиковались (часто под мужскими фамилиями) в литературных журналах того времени. Своего рода сестры Бронте. Или Остин. Правда на слове «сестры» сходство, похоже, заканчивается.

Не знаю, как другие произведения Надежды Хвощинской, но «Братец» лишен и романтичности Бронте, и ироничности Остин. Это та русская литература, которая традиционно про страдания. А точнее, размышления на тему несчастной женской доли, где много отчаяния и никакого света в конце туннеля. Но при этом, как сейчас бы сказали, с явным феминистским оттенком.

Начало:

"Сельцо Акулево всего в двадцати верстах от губернского города N, но лежит оно на проселке, окружено оврагами; на пути, к нему находятся два косогора и один страшно крутой спуск к реке, так что сообщения с городом N и вообще с остальным населенным миром весьма затруднительны, а в грязные времена года почти невозможны. Но сельцо очень давно существует на свете, продолжает процветать -- стало быть, жители его не чувствуют неудобств своей пустыни, не нуждаются в городе".

Повесть рассказывает о провинциальной семье, в которой есть любимый мамочкой Братец, и три сестры – внимание, обучение и прочие блага которым достаются по остаточному принципу. Братец живет и учится в Петербурге, особо ни в сем себе не отказывая, барышни же прозябают в провинции, проводя время за рукоделием и перешивая старые платья. Ясное дело, братца они не особо любят. Впрочем, это чувство взаимно.

"Он знал их мало, но они хорошо его помнили. Когда он приезжал на вакацию, ему было девятнадцать лет, его сестрам -- двадцать и одиннадцать; третьей еще не было на свете. Он сказал только сестре Вере, что она ничего не знает и неграциозна, и заметил (при родителях) сестре Прасковье, что она могла бы заняться ребенком, что долг женщины любить детей и заботиться о них. Мать ахала от ума и сердца Серженьки. Маленькая Вера стала его бояться, убегала, встречаясь с ним в саду, а случалось, и пряталась. Прасковья Андреевна, скучая, как скучала бы всякая молодая девушка, осужденная провести лучшие годы молодости в забытой, глухой деревне, отважилась поговорить с братом; он был так учен, а у нее, несколько месяцев назад, была гувернантка -- невежда, но добрейшая девушка, которая ничему не учила свою воспитанницу и вместе с нею читала самые чувствительные стихи и восторженные, хотя и нравственные романы. Гувернантке отказали, под предлогом дороговизны и того, что Прасковья Андреевна сама может заниматься меньшой сестрой. Знал ли эту причину Сергей Андреевич, рекомендуя сестре это занятие, или ему вошло в голову сказать это так, от дидактического настроения, но он попал на мысль и на желание родителей. Он как-то умел всегда попадать так ловко... Гувернантке отказали еще потому, что надо было посылать больше денег Сергею Андреевичу, переходившему на высшие курсы... Сестра знала эту причину. Выросшая среди хозяйства и счетов, она знала этот расчет, знала и то, что можно было бы оставить ей подругу, не разоряясь и не заставляя братца стесняться в чем-нибудь... да не беда была бы и отказать немного братцу: он не один!"

Его никогда не занимала судьба сестер. И дело даже не в том, что после светского Петербурга девицы, всю жизнь просидевшие у окошка гостиной, мало интересны. Просто мужчина настолько привык считать себя пупом вселенной, что девушек похоже даже слабо различает, а вспоминать о них считает и вовсе делом бессмысленным. Так что, когда одна из них собирается замуж, он реагирует на это так, словно создать семью собрался буфет в гостиной.

Братец изображен совершенно отвратительным типом – эгоистичным, самовлюбленным, да к тому же откровенно подлым. Распродать земли имения – как нечего делать, выманить у сестры приданое – ему деньги нужнее, ну а в финале он совершает уж совсем гадость.

При этом, что бы не происходило, мнение барышень никого не интересует, а попытки старших сестер противостоять Братцу оказываются практически бесплодными. И хотя текст психологически очень достоверен, и не вызывает сомнений, что именно такая ситуация зачастую и складывалась в бедных дворянских и чиновничьих семьях (да что говорить, и в современной нам жизни полно подобных примеров), есть в этом всем какая-то неизжитая травма и обида.

Финал довольно трагичен, никаких хэппи-эндов на потребу публике, один суровый реализм.

Подозреваю (судя по стихам), что это довольно типичная для писательницы книга, но вряд ли лучшая. Скажем, "Пансионерка" (мельком просмотренная) выглядит поживее и поинтереснее. Вот такой диалог мне там попался:

-- Хорошие люди?

-- Да... Дурных людей нет. Зло есть только отвлеченное понятие; в действительности его нет.

Ничего не напоминает?