Парижане. История приключений в Париже.

Без сомнения, все наладится в течение следующих пяти-шести веков.

Пусть каждый довольствуется тем, что имеет.

Неудовлетворенный человек не имеет ничего…

ДЭВИС. Я просто дую в трубу, дружище. Я дую в эту трубу, и она издает звуки, и кошки приходят от нее в восторг… или не приходят; мне все равно. (Дрожат длинные пальцы.) Политика – это то, от чего я стараюсь быть подальше.

САРТР. С моей точки зрения, это политический акт.

ДЭВИС (наклоняется вперед). Это всего лишь музыка, дружище.

САРТР. Да, джазовая музыка, которая является выражением свободы.

ДЭВИС (откидывается на спинку стула – с вынужденной улыбкой). Это слово белого человека – джаз. Белые люди всегда и на все навешивают ярлыки. Это просто мелодии. Я разбираю мелодии на части и собираю снова по-разному, безо всяких клише…

САРТР. Да, и тогда никто не может не услышать эту мелодию по-настоящему. (Гасит сигарету, берет другую из пачки.) Пример: вот стакан. Стакан на столе.

ДЭВИС (берет стакан, пьет, ставит его назад на стол). Угу.

САРТР. Я говорю «стакан», и этот стакан совершенно такой же, как и раньше. С ним ничто не происходит, за исключением того, что он, возможно, вибрирует, но не сильно. Стакану все равно.

ДЭВИС. А! Это и есть экзистенциализм, да?

САРТР. Нет, экзистенциализм – это Греко, если вы верите журналистам. (Улыбается .) «Муза экзистенциализма».

Все смотрят на ДЖУЛЬЕТТУ. Она наблюдает за женщиной в одежде от Диора, которая проходит мимо с пуделем, поднявшим заднюю ногу у дерева.

САРТР. Это не экзистенциализм. Это человек, который разговаривает с другим человеком…

ДЭВИС внимательно смотрит на Сартра.

САРТР. Но когда я говорю слово «стакан», что-то происходит. Стакан уже не в тени. Он не… (смотрит на Бовуар ) потерян в глобальном восприятии… Когда я называю что-то, это не остается без последствий, а это означает, что человек использует насилие (Джульетта поднимает глаза ), когда заставляет другого человека сказать имя, или номер телефона, или адрес. (Официанту .) Да, принесите нам бутылку. (Дэвису .) Вот почему мы можем сказать, что писатель и в каком-то смысле музыкант лишают вещи невинности.

ДЭВИС (смеясь). Да, именно это я и делаю, дружище, «лишаю вещи невинности»!

САРТР. Так, например, в Алабаме никто не замечал, что негров угнетают, пока кто-то не сказал: «Негров угнетают».

МАЙЛС (поднимает голову, смотрит с сомнением). Это место я никогда не увижу…

САРТР. Или более подходящий пример: «Пармская обитель» Стендаля. Греко, вы ведь знаете «Пармскую обитель»? (Джульетта неопределенно улыбается.) Граф Моска очень обеспокоен чувствами – которые он не может определить, – которые его любовница и Фабрицио испытывают друг к другу. Он видит, как они уезжают в карете, сидя рядом друг с другом, и говорит: «Если они произносят слово «любовь», я пропал…» (Дымит сигаретой.) Так что, когда вы называете что-то, вы берете ответственность.

«Восемь минут от «Порт-Майо», – сказал ее сосед. «Да это же моментально! – воскликнула молодая женщина. – Это так быстро\» Мужчина, сидевший от нее по другую сторону, склонился к ней и сказал загадочно: «Ничто в жизни никогда не бывает достаточно быстро, мадемуазель».