Чтец супер, здорово!!! Интонация под каждого героя. Рекомендую, не пожалеете!
Хорошо, что бесплатно. Приятного прослушивания.
Kitobning davomiyligi 2 s. 16 daqiqa
1985 yil
Аркадий Натанович и Борис Натанович Стругацкие – классики современной научной и социальной фантастики. Произведения Стругацких издавались в переводах на 42 языках в 33 странах мира. На русском языке вышло четыре полных собрания их сочинений.
Предлагаем вашему вниманию повесть братьев Стругацких «Чародеи», специально написанную для кино и являющуюся свободной вариацией известного произведения «Понедельник начинается в субботу».
В 1982 г. режиссёр К. Бромберг снял по произведению Стругацких новогоднюю сказку-притчу «Чародеи», ставшую любимым фильмом нескольких поколений зрителей.
Имена отдельных героев и общая характеристика места действия (некий НИИ в глухой провинции, где изучают волшебство и магию), как и некоторые другие детали, взяты из повести, однако «Чародеи» не являются экранизацией этой книги и представляют собой совершенно самостоятельную историю.
Чтец супер, здорово!!! Интонация под каждого героя. Рекомендую, не пожалеете!
Хорошо, что бесплатно. Приятного прослушивания.
Очень интересная книга ,приятно слушать !!!
Очень добрая и жизнерадующая повесть! Отлично начитанная..
Великолепно начитано, слушала с удовольствием. Книга скрасила мою бессонную ночь. Это самое мое любимое произведение Стругацких .
Чтец очень хорошо читал. Для каждого героя голос, тон выделен. Выделены голосом характеры героев удачно. Слушать очень приятно и легко, если ещё чем- либо занимаешься. Впервые слушаю, обычно читаю. Мне очень понрааилось.
Izoh qoldiring
Аркадий и Борис Стругацкие Чародеи По улице небольшого северного городка катит запыленный «икарус». По сторонам улицы тянутся сначала старинные крепкие заборы, мощные срубы из гигантских почерневших бревен, с резными наличниками на окнах, с деревянными петушками на крышах. Потом появляются новостройки – трехэтажные шлакоблочные дома с открытыми сквериками, «икарус» разворачивается на площади и останавливается у крытого павильона. Из обеих дверей начинают выходить пассажиры – с чемоданами, с узлами, с мешками, с рюкзаками и с ружьями в чехлах. Одним из последних спускается по ступенькам, цепляясь за все вокруг двумя чемоданами, молодой человек лет двадцати пяти, современного вида: бородка без усов, модная прическа-канадка, очки в мощной оправе, обтягивающие джинсы, поролоновая курточка с многочисленными «молниями». Поставив чемоданы на землю, он в некоторой растерянности озирается, но к нему сразу же подходит встречающий – тоже молодой человек, может быть, чуть постарше, атлетического сложения, смуглый, горбоносый, в очень обыкновенном летнем костюме при галстуке. Следуют рукопожатия, взаимные представления, деликатная борьба за право нести оба или хотя бы один чемодан. Уже вечер. От низкого солнца тянутся по земле длинные тени. Молодые люди, оживленно беседуя, сворачивают с площади на неширокую, старинного облика улочку, где номера домов основательно проржавели, висят на воротах, мостовая заросла травой, а справа и слева тянутся могучие заборы, поставленные, наверное, еще в те времена, когда в этих местах шастали шведские и норвежские пираты. Называется эта улочка неожиданно изящно: «ул. Лукоморье». – Вы уж простите, что так получилось, Саша, – говорит молодой человек в летнем костюме. – Но вам только эту ночь и придется здесь провести. А завтра прямо с утра… – Да ничего, не страшно, – с некоторым унынием откликается приезжий Саша. – Перебьюсь как-нибудь. Клопов там нет? – Что вы! Это же музей!..
«…Прежняя история прекратила течение свое, не надо на нее ссылаться…»
старинные крепкие заборы, мощные срубы из гигантских почерневших бревен, с резными наличниками на окнах, с деревянными петушками на крышах. Потом появляются новостройки – трехэтажные шлакоблочные дома с открытыми сквериками, «икарус» разворачивается на площади и останавливается у крытого павильона. Из обеих дверей начинают выходить пассажиры – с чемоданами, с узлами
«…- То, что наиболее естественно, - негромко говорит Циприан, -
наименее подобает человеку
Признаюсь, я всегда был (и по сей день остаюсь) сознательным и упорным противником всевозможных биографий, анкет, исповедей, письменных признаний и прочих саморазоблачений — как вынужденных, так и добровольных. Я всегда полагал (и полагаю сейчас), что жизнь писателя — это его книги, его статьи, в крайнем случае — его публичные выступления; все же прочее: семейные дела, приключения-путешествия, лирические эскапады — все это от лукавого и никого не должно касаться, как никого, кроме близких, не касается жизнь любого, наугад взятого частного лица.
Izohlar
208