Дети Зари. Книга первая. Смех единорога

Пролог

Смех Единорога исцеляет душу человека.

Слезы Единорога исцеляют тело человека…

«… даруя молодость, здоровье и силу». Молодость, здоровье и силу на долгие, долгие годы! Вот что утверждали древние манускрипты. Вот о чем втайне думал каждый из участников благородной охоты. Правда, таковых было сравнительно немного. Экспедиция предпринималась в строжайшем секрете, участия в ней удостоились лишь приближенные его величества.

Король торжествовал, рыцари ликовали: охота увенчалась небывалым успехом. Живьем поймать единорога – это вам не глупую косулю добыть! Сей зверь известен умом и свирепостью: легко обходит самые коварные ловушки, и даже если охотникам удается его загнать, сражается столь яростно, что взять его можно только смертельно раненым. Годами слуги короля рыскали по диким чащам в поисках существа, уже почти ставшего мифом, хитростью и угрозами выпытывали сведенья о нем у жителей лесных поселений – и наконец-то зверь пойман! Вероятность того, что это был последний единорог в Европе, увеличивала ценность трофея во сто крат.

Крепко связанная добыча лежала в повозке неподвижно, лишь белые бока едва заметно вздымались и опускались, да подрагивал витой серебристый рог. Рог тонкий и сравнительно короткий, всего с локоть, но и этого с лихвой хватит, чтобы приготовить средство от любых ядов. Все участники охоты рассчитывали получить в награду хоть по наперстку бесценного снадобья. Ну а вожделенный эликсир молодости, конечно же, достанется королю. По утверждению алхимиков, достаточно одной слезы единорога, чтобы продлить молодость человека на десятилетия. А его величество, будьте уверены, заставит плакать кого угодно, даже зверя!

В шумной толпе вельмож и слуг один человек оставался мрачен. Теренс Эрхарт лихорадочно сжимал уздечку, стараясь унять дрожь в пальцах. Его взяли на службу недавно, в память заслугах отца, дальнего родственника короля. Казалось бы, после того, как на глазах шестнадцатилетнего парня скончались от чумы родители, оба брата и больше половины обитателей родного поместья, ничто уже не могло его пронять. Однако вид плененного существа заставлял сердце то сжиматься от боли, то бешено колотиться от возмущения. Опутанный грубыми веревками, брошенный на грязную солому, единорог все равно оставался чудом – неземным, немыслимым, неуловимым… Юный паж хоть и наблюдал за охотой со стороны – а может, как раз поэтому – точно видел, что зверь сдался охотникам не сопротивляясь, да и в западню угодил как-то нелепо: такой мудрый и сильный, он легко мог почуять, обойти, в конце концов, перепрыгнуть проклятую яму! Но нет, он словно сам предпочел плен… Почему?!

Теренс так задумался, что пропустил мимо ушей звук рога – сигнал отправляться в обратный путь.

– Пошевеливайся, юнец! – рявкнул на него сэр Хьюго, один из советников короля.

– Прошу прощения, сэр! – засуетился юноша. – Я, кажется, забыл кубок милорда на месте стоянки. С вашего позволения, я быстро туда-обратно…

– Догоняй, растяпа! – отмахнулся от него рыцарь, спеша занять свое место во главе кавалькады.

Теренс не мешкая повернул коня обратно в лес, туда, где поймали единорога. Вот и стоянка: трава вытоптана, обломаны ветки кустов и деревьев. Юноша спешился и по следам охотников пешком отправился к яме-ловушке. Что он искал? Он и сам не знал. Никакого кубка он, конечно же, не терял. Однако необъяснимое чувство влекло его назад, на место… преступления.

А вот и оно: глубокая яма, вырытая посреди звериной тропы… Боже мой! Так вот почему единорог сам сдался охотникам: он – вернее, она – спасала детеныша!

Малыш стоял у края коварной ямы, дрожа на тоненьких ножках – совсем еще кроха, раза в два меньше новорожденного жеребенка. Он даже не отшатнулся, когда Теренс подошел ближе.

– Бедолага! Тоже остался один на всем белом свете… – сдавленно прошептал паж.

Единорожек поднял на него большие темные глаза, полные нечеловеческой скорби, и тотчас повалился на траву, вконец обессилев. Юноша подхватил его, прижал к груди и осторожно погладил по головке, где на месте будущего рога блестела перламутровая шишечка… Будущего? А есть ли будущее у этого волшебного создания?

– Не бойся, малыш! Я спасу тебя – Бог мне свидетель!

Потрясенный собственной клятвой, Теренс прильнул лицом к маленькому беспомощному существу, и слезы, невыплаканные слезы ребенка, слишком рано ставшего взрослым, хлынули по его щекам, сливаясь с еще одной – не его, но такой же жгучей. Все сироты на земле горюют одинаково…

А несколько минут спустя Теренс уже мчался по лесной дороге на гнедом коне, надежно закрепив перед собой драгоценную ношу, завернутую в плащ от чужих глаз. Вот только ехал он в противоположную от столицы сторону.

Но король и его рыцари, опьяненные удачей, так спешили домой, что не заметили отсутствия юного пажа. Как не заметили и того, что плененный единорог больше не дышит.

Глава 1. Двойняшки

Бытует мнение, что близнецы, в особенности идентичные, схожи во всем – от физиологии до выбора профессии и спутника жизни. И будто бы понимают они друг друга с полуслова…

Ох, как озадачились бы исследователи феномена близнецов, познакомившись с парочкой совершенно не похожих друг на друга двойняшек! Попробуй-ка угадай за ярко-зелеными контактными линзами Лии безмятежные серые глаза Эммы, за рыжими кудряшками и ярким макияжем первой – светло-русую косу и бледноватый лик второй. Лишь очень внимательный наблюдатель – художник, психолог или шпион – подметил бы схожие черты: скулы, какие принято называть славянскими, тонкий прямой нос, нежный овал лица. И, возможно, догадался бы, что перед ним родные сестры Ристич. Хотя по большей части родство их выдавала не внешность, а некая общность манер, свойственная детям, выросшим в одной семье.

А что касается понимания с полуслова, это да! По крайней мере, Эмма всегда понимала попытки Лии втянуть ее в очередное дерзкое предприятие, как бы тонко сестра ни манипулировала чувствами, попеременно давя то на жалость, то на совесть.

В данный момент она давила на пресловутый сестринский долг.

– Ну пожалуйста, сестричка! Всего на пару часиков, ну что тебе стоит! – умоляла Лия, понизив голос до шепота, дабы не привлекать внимания окружающих. Зря старалась: посетители кафе, официанты и просто прохожие, спешившие мимо столиков на террасе, неизменно косились на точеные ножки в красных туфлях и оголенные плечи в воланах шелкового платья.

Впрочем, Лия в любом одеянии была хороша. Чувство стиля, балетная осанка и уверенность в своей красоте делали ее неотразимой. Хотя подруги-одноклассницы, а затем и однокурсницы, подражая ей, не добивались и половины подобного результата. Потому что Лия была эффектна сама по себе, от природы.

– Эмма, только ты можешь меня спасти! – страстно шептала она, наклонившись через столик.

– Прямо-таки спасти?

– Да! Если хочешь, это вопрос жизни и смерти!

– Серьезно? – Эмма пригубила стакан с соком, чтобы скрыть улыбку.

– Не веришь? Я жить без него не могу! Пусть это звучит пафосно, но именно о таком мужчине я мечтала всю свою жизнь…

– Не пафосно – банально. На моей памяти, это уже пятый или шестой мужчина, о котором ты мечтала всю свою жизнь.

– Да, я не раз ошибалась! И что из этого следует? Что я не достойна счастья? – с вызовом бросила Лия. А буквально через мгновенье ее глаза наполнились слезами, губы задрожали, плечи скорбно поникли. – Пойми же, я люблю его! Эта поездка – мой единственный шанс…

Внезапная метаморфоза не произвела на Эмму должного впечатления.

– Артистка! Прибереги свой талант для более благодарных зрителей. Меня, сама знаешь, страстными монологами не проймешь.

– Знаю, – усмехнулась Лия. – Ты благоразумна и целомудренна за нас двоих. О всяких там принцах не мечтаешь… Или мечтаешь? – она вдруг подозрительно сощурилась.

– Речь не обо мне, – попыталась отмахнуться Эмма.

Но Лия уже вышла из образа Джульетты и заговорила четко, деловито, насмешливо:

– Почему же? Ты зришь меня насквозь, дай же и мне заглянуть внутрь тебя и рассказать, что я там вижу. А вижу я обыкновенную спящую царевну: лежит она в хрустальном гробу, лежит и ждет смельчака, который однажды проберется в заколдованный лес и отважится ее, такую распрекрасную, разбудить!

Эмма со вздохом откинулась на спинку стула.

– Господь с тобой, Лия! К чему эти штампы?

– К чему? – взвилась та. – Да к тому, что сон – это не жизнь! Пока ты дремлешь, часики тикают! Прости за откровенность, но в вопросах любви ты старомодная дурочка. Будешь ждать своего суженого, пока не состаришься. В итоге выйдешь замуж за человека достойного, пусть и немного побитого молью, и будете вы вместе до конца дней своих посещать выставки-театры да рецензировать статьи друг друга…

Эмма поморщилась: лучше бы Лия играла в театре – съемки в сериалах оригинальности не добавляют. А сестра вдруг наклонилась и схватила ее за руку, этим детским порывом выдав свое настоящее состояние: растерянность, волнение, тревогу.

– Но я так не хочу! Я хочу жить сейчас и любить сейчас! А Оскар – он такой… такой настоящий, понимаешь? И я с ним настоящая. Пусть люди думают, что хотят, но нас связывает куда больше, чем работа. Да, он предложил мне главную роль в своем новом проекте…

– Прямо-таки рыцарь киноиндустрии! – не удержалась от колкости Эмма. – Ради дамы сердца готов на финансовый риск и медийный подвиг…

– Не в этом дело! Главное, что с Оскаром я могу быть сама собой. Но если я сейчас сторможу, Оскар решит, что я не верю в него как в режиссера и не доверяю ему как мужчине. И укатит в свою Европу один, искать другую музу!

Лия резко умолкла, отстранилась и уронила голову на руки, не отдавая себе отчета в том, насколько театральна ее поза. Актриса душой и телом, она не умела по-другому. Она всегда была настроена на зрителя, даже если им был только Господь Бог. Как великий Гауди разукрасил купол собора, видимый лишь с неба, так и Лия Ристич играла, в основном, ради самой игры. И только чурбан мог не поддаться ее напористому обаянью.

– Ох, Ли! – вздохнула Эмма. – Когда-нибудь ты точно получишь своего Оскара. Не этого, так другого… с позолотой и мечом.

– С этим Оскаром я обязательно добьюсь и того, золоченого! – засмеялась Лия, почувствовав смену настроения сестры. – Помоги, а? Вспомни, сколько раз мы так делали в садике, в школе, в гостях, и никто не замечал обмана…

– Тебе не кажется, Ли, что время детских проделок давно миновало?

– В последний раз, Эм! Скажем, в знак прощания с детством. Это будет абсолютно безобидная шалость, клянусь, никому от нее хуже не станет. Ну да, папа чуток пометает молнии, но тебе-то что? Завтра ты уже будешь далеко! Тебе даже делать ничего не нужно, кроме как сходить в оперу с приятным молодым человеком… Ладно, не очень молодым, но довольно приятным – все же сотрудник посольства, достойная партия и так далее.

– Чудненько! – сочувственно заключила Эмма. – Опять папа подсуетился?

– Кто же еще? Вбил себе в голову, что только узы брака могут меня… как это… обуздать! Я же не такая благоразумная, как ты, хоть и старше на двенадцать минут.

– Допустим, я схожу в оперу вместо тебя, – перебила сестру Эмма, порядком устав от ее непрозрачных намеков. – А что будешь делать ты?

– Улечу с Оскаром, разумеется! Рейс в 21.15 из Шереметьево. Но если я не явлюсь на свидание с герром Кристофом, он непременно позвонит папе, а тот подключит связи – и меня снимут с трапа под белы рученьки! – тут Лия развела руки грациозным балетным жестом.

Обе умолкли. Одна вертела стакан с остатками сока, потупив глазки, якобы смиренно ожидая решения сестры. Вторая отвлеченно размышляла о том, что их пара опровергает еще один излюбленный стереотип: дескать, сильная социальная связь между близнецами заставляет их критичнее относиться к своим поступкам и учит нести ответственность за других людей. Увы, в их случае это утверждение было применимо только к одной стороне…

Однако в данный конкретный момент судьба одной сестры действительно зависела от решения второй. Не в смысле маскарада и побега, нет. Просто до сих пор они жили, постоянно чувствуя плечо друг друга, и не метафорически, а вполне физически. Может, наконец пришло время расстаться и каждой самостоятельно идти своим путем?

– И когда будем меняться? – внезапно прервала молчание Эмма.

Лия подскочила и обняла ее, опрокинув стакан из-под сока, благо, уже пустой.

– Я верила, я знала, что ты меня поймешь! Ты единственная всегда меня…

– Давай без сцен. Когда?

– Прямо сейчас, – Лия мгновенно отпрянула. – Видишь бутик рядом с кафе? Переоденемся в примерочной. Затем я пойду в гостиницу к Оскару, а ты поедешь домой на моей «фисташке». Проблем не будет, обещаю: родители сегодня ночуют на даче. Вечернее платье и туфли я положила тебе на кровать…

– А волосы?

Но Лия славилась своей предусмотрительностью.

– Я стащила из студии классный рыженький паричок для тебя! А сама поглубже натяну шляпу. Вот увидишь, все пройдет…

– Замечательно! – обреченно подытожила Эмма.

Заговорщицы поднялись из-за столика и минуту спустя скрылись за дверьми магазина с манящей вывеской на итальянском.

***

Впрочем, мужчине, который наблюдал за сестрами из белого кроссовера марки «Форд», припаркованного на другой стороне улицы, долго ждать не пришлось. Минут через десять девушки вышли из бутика, правда, без покупок, чуть постояли рядышком, обнялись на прощанье и разошлись. Рыжеволосая в коротком зеленом сарафане и красных туфлях на шпильках села в игрушечный фисташковый «ситроен», неуклюже вырулила на проспект и уехала.

Девушка в длинном льняном платье, в широкополой шляпке и легких сандалиях бодрым шагом свернула за угол и направилась к небольшому, но весьма фешенебельному отелю. У входа ее поджидал молодой человек артистической наружности. Они страстно поцеловались, не обращая внимания на застывшего у дверей швейцара, и лишь затем в обнимку прошли вовнутрь.

Белый «форд» уверенно следовал именно за этой девушкой. Как оказалось, зря. Чертыхнувшись от досады, водитель минуту-две сидел в раздумье, затем достал смартфон и погрузился в дебри интернета. Через четверть часа, явно удовлетворенный результатами поиска, он снова завел машину. Кроссовер рванул с места и помчался, ловко прорываясь сквозь пробки – его почему-то все пропускали.

***

Эмма скептически оглядела себя в зеркале. Синее бархатное платье, выбранное Лией для сегодняшнего выхода в свет, действительно казалось самым скромным в ее гардеробе: длинное, не слишком обтягивающее фигуру, грудь и плечи закрыты. И в чем тогда изюминка, вернее, подвох? А в том, что скромным платье было только спереди – спина открывалась до поясницы и даже ниже… И это наряд для свидания с мужчиной, которого предполагалось оставить с носом! Тогда зачем, спрашивается, его соблазнять? Для остроты ощущений?

«Ну уж нет! При всей моей любви к тебе, сестричка, на подобные розыгрыши я не подписывалась…»

Эмма стянула с головы кудрявый рыжий парик и выскользнула из манкого бархата. До назначенного часа, когда герр Кристоф должен был за ней заехать, оставалось двадцать минут. Слишком мало, чтобы придумать другой образ, однако вполне достаточно, чтобы остаться самой собой…

Она метнулась в свою комнату, достала из шкафа любимое «оперное» платье – тоже синее, минималистичное, но без подвохов – и быстро надела. Волосы собрала в узел на затылке, выпустила несколько прядей у висков. Туфли, сумочка, духи… вроде все. Когда раздался звонок домофона, Эмма спрятала волосы под шелковый шарф и ответила с полной готовностью:

– Добрый вечер, герр Кристоф. Выхожу!

Если бы потенциальный жених хоть немного знал Лию, он бы моментально заподозрил неладное: та никогда не выходила из дома вовремя.

Только в ожидании лифта Эмма задумалась о том, как же она будет оправдываться перед господином дипломатом. Ведь этот человек был совершенно не виноват в разногласиях Лии с папой и точно не заслуживал быть оставленным в дураках…

Поэтому, едва сев в автомобиль с посольскими номерами и услышав в свой адрес: «Вы как всегда очаровательны, дорогая Лия!», она набрала в легкие побольше воздуха и честно выпалила:

– Боюсь, вы будете разочарованы, герр Кристоф, но я не Лия!

Немец, представительный мужчина лет сорока, не зря назывался дипломатом.

– А кто же вы, прелестная фройляйн? – спросил он с вежливой улыбкой, лишь стальные глаза за стеклами очков без оправы слегка сощурились.

– Я Эмма, сестра Лии.

– А где же сама Лия, позвольте полюбопытствовать? – все так же мягко продолжал герр Кристоф.

Эмма лихорадочно перебирала в голове разные варианты: может, сказать, что Лия заболела или подвернула ногу? Или срочно уехала на съемки к черту на кулички, где нет сотовой связи? Но не придумала ничего лучшего, чем сказать чистую правду:

– Она в аэропорту, ждет вылета… Только пожалуйста, не сообщайте об этом нашему отцу!

Наверное, ее мольба прозвучало настолько нелепо, что импозантный немец, весь такой гладкий и дорого пахнущий, прыснул в кулак, не сдержавшись.

– А с какой стати я должен жаловаться вашему отцу? – весело спросил он. – За кого вы меня принимаете, милая фройляйн? Вы и ваша сестрица? За директора школы, который будет ругать вас за прогул и обязательно позвонит грозному фатеру?

Эмма мучительно покраснела. Ну вот, снова поверила легкомысленной сестре – и выставила себя полной дурой в глазах разумного и порядочного человека…

– Однако вы в чудесном вечернем наряде. Поедете со мной в театр вместо сестры? – неожиданно предложил герр Кристоф.

– Да, – только и смогла сказать вконец обескураженная Эмма.

– Тогда поехали, – он завел машину. – А по дороге вы мне все расскажете – или хотя бы то, что сочтете нужным.

Все-таки он был настоящим дипломатом!

И Эмма поведала ему про Лию и Оскара, а также про желание отца поскорее выдать замуж вертихвостку дочь и боязнь той открыто перечить отцу. Они уже подъезжали к Большому, когда герр Кристоф с улыбкой заявил:

– Я обязательно запомню эту историю! Знаете зачем? Когда ваша сестра станет звездой и весь мир будет добиваться ее благосклонности, у меня, как говорится, окажется туз в рукаве!

Он умел расположить к себе, этот немолодой, но еще привлекательный мужчина. В ожидании начала спектакля, почти преодолев робость, Эмма дала себя втянуть в непринужденную беседу о новых постановках в московских и мировых театрах, об искусстве в моде и моде в искусстве. Правда, саму оперу она почти не слушала. Пока Тристан с Изольдой неслись навстречу року, она плыла по течению собственных мыслей: завтра она уезжает в другую страну, где придется жить и работать совершенно одной – а она, оказывается, так плохо знает людей, так привязана к дому, к родителям и сестре! Особенно к сестре – вот ведь в какую глупую ситуацию из-за нее попала…

Едва дождавшись окончания первого действия, она включила телефон и увидела сообщение от Лии: «Все ОК, летим!». Облегчение, наверняка проступившее на ее лице, не осталось незамеченным.

– Сдается мне, вы не испытываете особого восторга от музыки Вагнера, – тактично предположил многоопытный спутник. – Так вы и не обязаны… А вот нам, немцам, приходится ее любить. Поэтому давайте сделаем так: я останусь слушать причитания обманутых судьбой влюбленных, а для вас вызову такси.

Эмма не стала отказываться: у нее действительно больше не было сил на соблюдение светских приличий.

Посадив ее в такси, герр Кристоф сказал напоследок:

– Пожалуйста, передайте своей сестре мои наилучшие пожелания! – и с достоинством удалился.

А Эмма поехала домой собирать чемодан.

Глава 2. Человек без корней

Ирвин свернул со скоростной магистрали, еще раз сверился с указателями и направился в центр города. Он провел за рулем всю ночь, однако не чувствовал усталости. Наоборот, был собран и бодр. Он любил долгие переезды, особенно ночные. Ровный гул надежного, удобного, но не привлекающего внимания автомобиля, темная лента ускользающей вдаль дороги, мельканье фар, фонарей, домов – все это помогало думать. Машину вело тренированное тело с молниеносной реакцией и совершенным глазомером. Мысль же работала сама по себе, выстраивая сложные конструкции причинно-следственных связей, просчитывая возможные и невозможные варианты развития событий. Особенно невозможные. Именно в невозможном он был, как сейчас говорят, профи.

Специалист по реализации нереального! Ирвин усмехнулся про себя. В былые времена, когда люди были темны и суеверны, таких спецов называли магами. Или чародеями, ведунами, колдунами, заклинателями… Имен много, суть одна – и, слава богу, пока недоступна девяноста девяти процентам населения Земли. Рано пока человечеству управлять тонкими энергиями!

Как ни прискорбно, но факт остается фактом: люди на данном этапе эволюции не в состоянии совладать даже со зримой и осязаемой реальностью. Вроде стремились расширить свои возможности – а направили весь потенциал разума на изобретение приспособлений для комфорта тела. Да, жить стало удобнее. Но стал ли человек счастливее? Вряд ли. От счастливой жизни не прячутся в виртуальной реальности!

Счастливы лишь те, кто созидают. Всегда, во все времена, независимо от степени научного прогресса. Лишь творцы способны объединить в себе физическую, психическую и духовную силу…

Ирвин опять усмехнулся, в этот раз уже над самим собой. Хорошо философствовать, гоня мощную машину по гладкому, но такому неэкологичному асфальту! А как же сила мысли? Телепортировался бы куда надо или отправил бы вместо себя энергетического двойника – так нет же, вовсю пользуешься пресловутыми благами цивилизации!

А почему? А потому, что всему своя цена. Желаешь совершенствовать собственное сознание – замуруйся в тихой пещерке и балдей в нирване, отправив свое бренное тело в столетнюю кому! Если ты приверженец более активного образа жизни, пожалуйста, можешь тянуть весь день энергию из окружающих, а по ночам бузить в компании отпетых шаманов. Но если хочешь остаться человеком, ты должен жить среди людей – и жить, как люди.

Обычные люди тоже чувствуют манипуляции тонкими энергиями. У сильных это вызывает любопытство, у слабых – страх. Ни то ни другое Ирвину было ни к чему. Максимум, что он мог делать совершенно незаметно, это просчитать линии вероятности в движении материальных средств, чтобы всегда оставаться финансово независимым. Лишь изредка в интересах дела он позволял себе прибегать к невинному гипнозу: внушал водителям в пробках, что белый «форд» необходимо пропустить, или отводил глаза служащим на таможне, как сегодня, например.

Он ухмыльнулся, вспомнив легкий утренний конфуз на границе.

«Доброе утро, мистер Ирвин! – заглянув в его паспорт, поздоровался усталый офицер: ночное дежурство близилось к концу. – Какова цель вашего визита?»

Вместо ответа Ирвин посмотрел ему в глаза. Офицер моргнул, вернул документы и отошел, чтобы дать команду напарнику поднять шлагбаум. Однако шлагбаум даже не дрогнул. Видимо, установка «забыть о мистере Ирвине» на сонного таможенника подействовала слишком быстро. Пришлось переиграть всю сцену заново…

К счастью, больше этим утром месмеризм не потребовался. По сравнению с другими европейскими столицами, эта была совсем небольшой, и ухоженные, утопающие в зелени улицы не слишком страдали от пробок. Так что свой первый кофе Ирвин пил уже в гостинице – в старинном здании на перекрестке двух средневековых улочек.

Вторую чашку эспрессо пригубил в уютном кафе напротив ратуши – не спеша, маленькими глоточками, прикрыв глаза и невольно прислушиваясь к разговорам посетителей и персонала. Нет, здешнего языка Ирвин не знал – просто получал удовольствие от звучания незнакомой речи, в которой явно угадывался санскрит. Он владел многими языками, считай, весь мир изъездил вдоль и поперек, однако здесь, в самом центре Европы, оказался впервые – как-то раньше судьба не заносила.

И теперь Ирвин благодарил ее, свою норовистую судьбу, за неожиданный подарок: город был очарователен! Даже самая древняя часть неплохо сохранилась, реставрационные работы проводились с должным почтением к истории. Впечатляющая архитектура, в основном барокко, налицо влияние итальянских мастеров – но при этом никакой помпезности, лишь глубинное чувство собственного достоинства и легкий провинциальный шарм. Между двумя тихими реками – кварталы узких каменных улиц, на каждом шагу по храму, окутанному одинаковым многовековым почтением, неважно, костел это или церковь, кирха, собор или мечеть. И разумеется, замок на горе – обязательное навершие приличного городского пейзажа! Правда, в неравной борьбе со временем уцелела одна-единственная башня, но ничего так, внушительная. И вид сверху, должно быть, изумительный.

Поставив перед ним горячий яблочный штрудель с кружочком мороженого, молоденькая официантка мило качнула двумя светлыми косичками и отошла к барной стойке. Посетителей пока было немного, и вторая официантка, яркая шатенка, переговаривалась с барменом, парнем лет тридцати, с профессиональной улыбкой и цепким взглядом. Бармен о чем-то спросил, блондинка ответила, и все трое шепотом заспорили, косясь в сторону Ирвина.

«Обо мне говорят», – понял он и невозмутимо принялся за десерт.

А троица у барной стойки затеяла любимую игру: пытались определить родину клиента. Угадавший до того, как посетитель заговорит, получал два очка, а если по речи или акценту – одно очко. За последние годы поток туристов вырос в несколько раз. Любители сказочной старины вдруг обнаружили, что в плане романтики их город не уступает сверхпопулярной Праге. Проблем с обслуживанием иностранцев тоже не возникало: жители исторически многонациональной страны с детства были полиглотами.

Поэтому, когда утром в кафе вошел видный мужчина лет сорока, троица у бара принялась гадать, каким ветром его сюда занесло. Южный и северный отпали сами собой: вошедший не был ни смуглым, ни бледно-розовым. Черты лица были типичными для французов: высокий лоб, нос с горбинкой, резко очерченный рот, глаза светло-карие, живые. Однако смущала фигура, достойная викинга; рост, правда, был немногим выше среднего, но мощные плечи и грудь говорили о немалой силе, а мягкая походка – о тренированной ловкости. И даже вполне обычная одежда – классические синие джинсы, рубашка в полоску и замшевый пиджак – смотрелась на нем элегантнее, чем смокинги на многих гостях венского бала. Короткая аккуратная борода и темные с легкой проседью волосы, волнистые, довольно длинные, зачесанные назад, придавали его облику некую аристократичность. И поди догадайся, кто таков!

– Ну? – накинулись товарищи на официантку с косичками, когда та вернулась, обслужив загадочного посетителя.

– Говорил на русском, – сообщила она.

– Да ну! – такой вариант ими даже не рассматривался.

– Но меню читал на английском!

– А-а…

– И заказал Apfelstrudel mit Eis на чистейшем немецком. В общем, я пасс!

Пока они безуспешно ломали головы, объект головоломки с аппетитом уминал десерт – тот самый яблочный штрудель с мороженым. Думать о любознательном персонале кафе ему было некогда. Мысли Ирвина занимали исключительно служебные дела. Он прокручивал в памяти долгий путь, в итоге приведший его сюда, в этот славный город. И начал с того момента, когда он чуть не впал в отчаянье – решил было, что придется снова начинать поиск с нуля…

Ну и затейницы же эти двойняшки – так его провели! Правда, маскарад, как в последствии выяснилось, предназначался не для него, а для лощеного немца, от которого одна красотка удрала посреди вагнеровского шедевра, пока вторая сбегала с любимым в Париж… Обе хороши, артистки!

Вначале Ирвин собирался перехватить девушку, уехавшую из оперы на такси, у ее же подъезда, но заметил за собой слежку и передумал. Никуда она теперь от него не денется. Пусть спокойно отправляется туда, куда собиралась. Вдали от дома будет даже удобнее завязать с ней знакомство: двое иностранцев в незнакомом городе – отличное начало. Можно придумать что-нибудь романтическое, этакую случайную встречу, которая станет судьбоносной…

Что его новая подопечная склонна к романтике, Ирвин не сомневался: твердые этические установки, помноженные на эмоциональную возвышенность, другого результата дать не могут. Однако просчитать наперед шаги наивной с виду барышни, увы, не получится: пассионарные личности склонны действовать по наитию. Так что следует готовиться к любым неожиданностям.

Хотя с близнецами всегда так – жди сюрпризов! Во-первых, девочки-двойняшки слишком схожи в детстве и вплоть до совершеннолетия невозможно понять, которая из них может стать Носительницей. Во-вторых, вокруг близнецов вечно всякая путаница происходит. Много лет назад в Сан-Паулу одну из близняшек выкрали из роддома, и семья растила вторую, уверенная, что первая умерла от асфиксии – прямо как в мыльной опере. Только Ирвин, наблюдавший за матерью-Носительницей, засомневался… и нашел-таки пропажу, вернул настоящим родителям. Правда, на тех бразильских двойняшках женская линия оборвалась – сами они родили по сыну.

Ирвин тогда кинулся проверять всех родственниц. Вторая Мировая перемешала население планеты, вырвав миллионы людей из родных мест и разбросав по всему свету. Пришлось немало потрудиться, связывая оборванные нити. В результате кропотливых поисков он вышел на Людмилу, скромную учительницу из провинции, и, как мог, позаботился о судьбе Анны, еще одной возможной наследницы. Людмила и ее муж довольно рано ушли из жизни, но фортуна и дальше благоволила их дочери: Анна прекрасно устроилась в Москве с мужем, полковником юстиции, и двумя дочурками-двойняшками. Ирвин понял, что в России ему нет смысла светиться еще лет пятнадцать – раньше Ключ не проявится. Конечно, он на расстоянии следил за тем, как растут девочки, несколько раз наведывался по делам в Москву. Но у них все шло хорошо. Ристичи казались просто идеальной семьей: дружной, крепкой, обеспеченной…

А вот жизнь Джейн протекала отнюдь не так гладко и оборвалась внезапно. Девушка из Массачусетса оказалась Носительницей, да еще какой! Без приключений ей не жилось. Обворожительная, талантливая, она то бросала карьеру певицы, то с триумфом возвращалась на сцену – а в промежутках умудрилась родить четырех дочерей. Младшей был всего год, когда Джейн с мужем погибли в автокатастрофе. В итоге двух старших девочек увез в Австралию их отец, первый муж Джейн, средняя осталась в Канаде с бабушкой, а младшую пришлось отдать приемным родителям. Ох и нелегко было следить за сестрами, перелетая с континента на континент, а в результате – пусто! Ни одна из четверых не унаследовала особенность матери. Конечно, Ирвин не прекращал наблюдения за другими родственницами Джейн в Европе и даже на Ближнем Востоке, но все же самые большие надежды возлагал на ее дочерей… А надежды не оправдались.