Невидимые узы

Впервые в жизни он видел подобную травму: на руке отсутствовал бицепс, на правом боку не хватало большого куска плоти. Судмед долго рассматривал старое боевое ранение, проверяя эластичность новой кожи. По внешнему виду шрам напоминал сильный ожог. Возможно, мужчине пересаживали кожу? На уродливые шрамы было невыносимо смотреть даже опытному профессионалу. Вопреки распространенному мнению, судмедэксперт был врачом не только мертвых, он общался с живыми гораздо чаще, чем можно было бы подумать, например с жертвами, составляя медицинские протоколы с описанием телесных повреждений, или с лицами, запрашивающими политического убежища, когда, по настоянию властей, отвечал за проверку истинности заявлений касательно пыток. Доктор Рено мог бы составить каталог человеческого варварства по всем регионам мира. Он многое знал о низостях, которые люди причиняют другим. Судмед встал, чтобы распрямить спину и сделать глубокий вдох, прежде чем высказать первые соображения.

– Травма тяжелая, лечить ее пришлось долго и трудно. Надо будет взглянуть на рентгене, но я не удивлюсь, если вашему клиенту вставляли штифты в плечевую кость – вернее сказать, в то, что от нее осталось. Двойное пулевое ранение в грудь, что характерно для боевых ранений и мощных боеприпасов. Могу предположить, что пуля вошла в заднюю поверхность бицепса, вырвав всю плоть, а затем, быстро вращаясь, срикошетила от кости, раздробив ее, и проникла в правый бок. Этому человеку повезло: плечевая кость спасла ему жизнь, изменив траекторию полета пули, и тем самым уберегла жизненно важные участки тела. Военно-полевая хирургия способна творить чудеса – сначала врачи избежали ампутации, а позже постепенно восстанавливали то, что было возможно и жизненно важно для пациента.

– Сколько лет этой ране? – спросила Бомон.

– Она старая, датировать ее трудно, но я бы сказал, что от десяти до тридцати лет. К тому же он немолод, так что скорее тридцать. Так или иначе, о нем позаботились, сделали лучшую на то время операцию, иначе он лишился бы руки.

Делестран слушал молча, напряженно размышляя, и тут вспомнил о Колвези ^[12], попавшем много лет назад в заголовки всех газет. Несколько человек отдали жизнь, чтобы спасти других. Это случилось в мае. Делестрану только-только исполнилось пятнадцать, и событие его потрясло. Почти все о нем забыли. Но не он. Не доверяя своей памяти, майор решил сначала все уточнить, прежде чем ставить в известность коллег.

– Все, что вы нам рассказали, доктор, очень интересно. Некоторые элементы подтверждают ваши наблюдения. Я расскажу обо всем позже, а пока продолжайте.

– О чем еще, кроме раны, я могу говорить? Он получил сильнейший удар по голове. Сломаны затылочная и теменная кости. Это совместимо с теорией падения назад, на чашу бассейна. Предварю ваш вопрос: стало ли оно смертельным? Решим, когда увидим внутренние повреждения. Я предполагаю обширную гематому и не думаю, что он утонул. Ответ даст наличие или отсутствие воды в легких. Имеет место перелом основания черепа. В правой ушной раковине небольшое количество крови, кожа лица с небольшим цианозом, есть следы агонального страдания. Умер несчастный быстро, за несколько минут. Удар был сильным, как бывает всегда при падении навзничь с высоты роста. Правда, жертве, если можно так сказать, повезло. Извините за дурной каламбур – он не мог бы упасть удачнее. Вы, конечно, обратили внимание на отсутствие первой пуговицы под воротником? Нашли ее?

– Нет, – ответил Делестран, глядя на бассейн.

– Можно спустить воду, – предложил Рено. – Найдете много мелких сокровищ, а заодно и пресловутую пуговицу. С точки зрения логики…

Судмедэксперт не договорил, но Делестран понял его и согласился. Если бы жертву убили здесь, они нашли бы труп на земле, а уж никак не в бассейне, если, конечно, его не переместили туда позже. А еще эти нитки от пуговицы, которую, возможно, оторвали давным-давно… Было бы странным совпадением потерять ее перед смертью. Между тем судмед поселил сомнения в мозгу майора.

– Других травматических повреждений в зонах захвата, удержания или защиты нет. Однако на уровне поперечной складки переднего отдела шеи имеются две ссадины, небольшие, но симметричные. Видите эти два покраснения на уровне воротника как от трения? Но никаких отпечатков нет.

Всем одновременно пришла в голову мысль о неудачно закончившейся потасовке, ссоре с драматичными последствиями – такое иногда случается между бродягами, – но не это повергло Делестрана в недоумение.

– Все, больше мне на данный момент сказать нечего, остальное после вскрытия. Измерю температуру и закончу.

– Как по-вашему, Рено, он был пьющим?

– Скорее всего. Мы имеем выраженное обезвоживание кожи с высыпаниями и папулами и характерное покраснение в области суставов. Регулярное употребление алкоголя вызывает воспаление тканей и расширяет капилляры. Так что мой ответ – да, безусловно. Я не удивлюсь, если увижу циррозную печень, когда вскрою его. Сделать экспресс-анализ крови?

– Это подождет до вскрытия?

– Безусловно.

– Так тому и быть, жду результатов.

* * *

Термозонд показал температуру тела: 22,3 °C. Градусник определил температуру воды: 9 °C. Вес тела оценили в 75 килограммов, и Делестран приступил к работе, усевшись для удобства на лавочку. Он провел две прямые на номограмме, нашел пересечение с кривой, соответствующей весу, записал результат, повторил все сначала и, чтобы быть уверенным, произнес получившееся вслух:

– Смерть состоялась одиннадцать часов назад плюс-минус полтора часа. Сейчас десять ноль-ноль, значит, его убили между половиной десятого и половиной первого ночи… – Делестран выглядел разочарованным. – Слишком большой разброс! Три часа… Но вы проверите?

– Не волнуйтесь, все пересчитаю в Институте судебной медицины и укажу результат в отчете, а о вашем забудем.

* * *

Пока техник из НТО надевала на руки трупа крафтовые пакеты, чтобы предотвратить контаминацию возможных следов, Делестран инструктировал местных коллег:

– Итак, ребята, мне понадобятся две-три мелочи. Я хочу поговорить со сторожем; если сможете его найти, будет очень хорошо. Потом свяжитесь с заявительницей и получите от нее две-три строчки для письменного обращения о принятии дела к производству. Можете звонить в похоронное бюро, а я подготовлю письменные запросы в Институт судебной медицины.

Капитан дал указания экипажу и вернулся к Делестрану.

– Ну, что думаете, майор? Похоже на случайное падение пьянчужки, только и всего…

– Вы служили в армии?

Капитан удивился – он не ожидал подобного вопроса.

– Да… А что?

– Тогда вы наверняка помните долгие церемонии прощания с павшими при исполнении?

– Еще бы не помнить! Как же такое забудешь? Иногда трудно было выдержать. Хуже всего приходилось стоявшим в первом ряду – некому было смягчить падение в случае чего.

– Вы когда-нибудь видели, чтобы солдат падал навзничь, не согнувшись?

– Вообще-то нет. Вы думаете, что…

– Ничего я не думаю, но пусть кто-нибудь объяснит мне, как тело, падая назад, могло перевалиться в бассейн?

Делестран заметил, как Бомон хитро улыбнулась, сверкнув глазами.

– И правда странно.

– Вы сами пришли к такому выводу! Ладно, займетесь свидетельницей?

– Да, как только заберут тело. Будут дополнительные указания, шеф?

– Мне не дают покоя цифры двадцать сорок восемь.

– Считаете, в них есть смысл?

– Конечно.

– Это как-то связано с расследованием?

– Необязательно. Но старушка вряд ли просто так настаивала именно на этом времени.

– Все понял, сразу доложу. Пойду пообщаюсь вместо вас.

Делестран закончил разговор. Судмедэксперт, уже упаковавший свои вещи, ждал майора возле скамейки, чтобы позвонить в прокуратуру.

* * *

Судья согласился с необходимостью продолжить работу в соответствии со статьей 74 Уголовно-процессуального кодекса для установления причин смерти с возможным последующим возбуждением судебного разбирательства. Ему тоже показались «странными» обстоятельства смерти. Вскрытие назначили на следующее утро. Делестран в кои веки был настроен оптимистично. У этого человека была история, о чем свидетельствовало его тело. Майор собирался обратиться к военным, опросить клошаров ^[13]и местных торговцев. Неизвестный не всем неизвестен… Договорились созвониться в конце дня и подвести итоги.

– Что-то еще? – спросил помощник окружного прокурора. Это была искусная формулировка, ложное приглашение сменить тему, означающее желание закончить дискуссию. Что ему сказать? Напомнить о трех подозрительных исчезновениях, деле, в котором они увязли? Собеседнику майора незачем знать об исчезновениях. И Делестран ответил лаконично:

– Ничего, что касалось бы вашего ведомства, господин прокурор.

3

Силуэт Рено удалялся по центральной аллее сада Тюильри. Делестран несколько минут постоял у распростертого перед ним тела, как всегда чувствуя подобие головокружения. Трудно принять реальность, когда личность внезапно превращается в предмет, который можно перемещать по собственному усмотрению. Жизнь угасла, уступив место длительному процессу деградации, ведущему в небытие. В конечном итоге жизнь – мелочь перед лицом смерти, и с этим ничего не поделаешь. Если слишком много думать об этом, можно сойти с ума, но и не думать не получается.

Делестран никогда не оставался равнодушным к обезображенным смертью существам, но умел держать дистанцию. Странно, но история жизни этого человека заинтриговала сыщика больше подозрительных обстоятельств его смерти. Он чувствовал, как в нем по непонятной причине зарождается… восхищение. Неужели дело в образовании, полученном в военном училище после смерти матери? Это сбивало с толку. Мало что так задевало майора за живое. Глядя сейчас на лицо незнакомца, он пытался оживить его, включив воображение. Первым пришедшим на ум образом был одинокий человек, читающий на скамейке вдалеке от всего мира. Люди, живущие на улице, не притворяются, не жульничают, им не нужно ни казаться, ни соблазнять – только выживать. Чтение, скорее всего, было способом существования, попыткой не быть забытым, сохранив при этом достоинство образованного человека. Взгляд трупа был пустым, но Делестран угадывал, как расширяются зрачки неизвестного под воздействием слов, как временами приходят в движение губы, а рука, снова обретя крепость, подчеркивает красивую фразу, поразившую его очевидной истиной. Труднее оказалось представить это тело в сражении тридцать или сорок лет назад, в расцвете сил, с выступающими, холодными как сталь мускулами, готовым драться до последнего вздоха. Все случилось давно при неясных обстоятельствах, но рана была точно получена в бою. Человек, должно быть, убивал врагов и терял товарищей? Даже смерть не отняла у него следов праведной жизни. В Делестране сейчас говорила не интуиция, а впечатление от увиденного. Размытые образы сменяли друг друга под воздействием предположений – ничего конкретного, только движущиеся пятна цвета хаки, выстрелы, крики, потом великое окровавленное молчание и… всё. Пустота.

Зазвонил телефон Бомон, заставив майора вздрогнуть, и лейтенант отошла в сторону, чтобы ответить.

– Да, Митч. Говори.

Делестран слышал не весь разговор и потому старался уловить интонации.

Лицо Виктуар выражало удивление.

– И что это за контора?

Она кивала, слушая объяснения коллеги.

– Ты уверен? Очень любопытно! Зачем ему с ними контактировать?

Наконец Бомон, нахмурившись, сказала:

– Нет, не звони им. Мы не знаем, почему он имел с ними дело. Диктуй адрес, мы съездим. Тебе известна мания майора посещать свидетелей «на дому», чтобы разнюхать детали. Подожди, возьму ручку… Диктуй.

Бомон записала данные в блокнот.

– Спасибо, Митч, я доложу шефу, и мы будем держать тебя в курсе. До встречи.

Закончив разговор, она подошла к майору и спросила:

– Ты когда-нибудь имел дело с НСДЛП?

– Нет, что это за зверь?

– Национальный совет по доступу к личному происхождению. Это ключ к номеру телефона, который мы обнаружили. Митч говорит, эта организация позволяет детям, рожденным анонимно, получить информацию о своих корнях, а иногда даже найти биологическую мать. Процедура выглядит относительно простой: если мать решает раскрыть тайну своей личности, она сообщает информацию в НСДЛП, но ребенку они передаются только по запросу. Иначе никак. Митч побывал на их сайте, там вроде бы все понятно разъяснено.

Делестрану потребовалось время, чтобы в полной мере осознать информацию.

– Что думаешь, майор?

– Не знаю. Мне трудно представить, как шестидесятилетний мужчина пытается выяснить свое происхождение, чтобы найти родительницу. Сколько ей сейчас лет? Минимум восемьдесят…

– Возможно.

– Да. В конце концов, почему нет…

– Лучше поздно, чем никогда.

– Полагаю, адрес Митч тебе дал?

– Конечно, Совет заседает в Седьмом округе, прямо напротив Дома инвалидов, на авеню Дюкена, четырнадцать.

Делестран повернулся к Сене, посмотрел на сияющий золотом купол Дома инвалидов на другом берегу. Совсем близко от места преступления.

– Давай-ка нанесем им короткий визит во второй половине дня, а, Виктуар?

– Как скажешь, шеф. Смотрел кино «Набережная Орфевр, тридцать шесть»?

– Представь себе, нет. Наверное, единственный из всех парижских полицейских.

– Ну и зря, фильм отличный. Там один герой говорит: «Быть сыщиком – значит каждый день отправляться в никуда с намерением заблудиться».

– А что, справедливо! Заблудиться, чтобы отыскать себя… У самых удачливых это получается!

– Ты заблудился, командор?

– Мне часто так кажется, малышка Виктуар. Следует насторожиться, если этого не происходит. Потеряться – значит снова стать бдительным и заметить много странного. Разгадывать маленькие секреты человеческой натуры дано не каждому! Нужно уметь видеть, что скрывается в глубине, и прежде всего – знать, когда отступить… Самое главное в нашей работе – вернуться живым домой.

Бомон нравилось, когда Делестран вел себя по-отечески. Исчезали язвительность, усталость и желание поучать. Она указала на труп:

– Полагаешь, он тоже заблудился?

– Похоже на то, но он вряд ли позволил себе совсем потеряться. Этот человек – настоящий «путешественник на диване», – объяснил майор, изобразив пальцами кавычки. – Дам тебе несколько книг, прочтешь – и сама все поймешь. Сименон – это не та эпоха, что у Доминик Маршаль ^[14], но тоже очень интересно. Даже мощно! Те времена давно миновали, нет риска запутаться… – Он подмигнул коллеге. – Ладно, что там возятся эти гробовщики? У нас тоже есть работа. Я очень хочу узнать его фамилию и как он умер. Возьмешь цифровую камеру?

– Да. Зачем?

– Используем твой режиссерский талант. Можешь сфотографировать его лицо? Так, чтобы на снимке он выглядел живым? Уверен, ты справишься. Это пригодится при опросе свидетелей.

– Собираешься показывать фотографию мертвеца?

– Почему бы и нет, если это поможет опознать погибшего…

Бомон впервые фотографировала мертвого человека. Сделав несколько кадров, она показала экран майору.

– Молодец! Ты его почти оживила! Должно сработать.

* * *

Делестран обогнул бассейн, миновал тигра с крокодилом в зубах и пошел по аллее, оставив Бомон с мертвецом. Закурил, обвел взглядом горизонт в поисках неподвижной точки, чтобы зацепиться за нее взглядом. Вдалеке позировали китайские молодожены: это вошло в моду, их можно было встретить почти повсюду в Париже, в любую погоду, в сильный мороз и жару, иногда даже в дождь. Китайцы ехали за тридевять земель, чтобы увековечить свою любовь. Одни и те же наряды и позы, ничего по-настоящему оригинального. Фото молодых азиатов в черных костюмах и белых платьях поместят в рамки и повесят на стену или засунут в альбомы.

Делестран слегка отступил назад, чтобы видеть вход, скрытый за деревом, и едва не рухнул на спину, запнувшись о металлическую струну, натянутую на уровне 15 сантиметров над землей. Он не заметил, что оказался на краю аллеи, у границы, обозначенной проволокой, защищающей зеленый газон. Слева мелькали фигуры коллег в форме, окруживших человека, которого майор опознал как сторожа по более светлой рабочей одежде. Полицейские направлялись к нему.

Они попросили служителя пройти с ними на место преступления, где он помогал им вытащить тело из воды. Сторож отправился с ними, не выказав ни волнения, ни малейшего неудовольствия, хотя ему пришлось прервать дневной перекус. Это был крепкий мужчина лет пятидесяти с густыми седеющими волосами и тлеющим окурком в углу рта. Его руки обветрились от работы с землей, а кончики пальцев слегка почернели. Делестран не удивился крепкому рукопожатию – он как будто заново открывал для себя спокойную силу крупных, нежных и неуклюжих людей из своего далекого крестьянского прошлого. Сторож казался честным и искренним человеком. Толстые линзы, как две лупы, увеличивали неподвижные черные плошки глаз, которые словно стремились вылезти из орбит, производя странное, но не угрожающее впечатление.

Зная, что измененный оптикой взгляд производит неприятное впечатление, он старался избегать прямого контакта с собеседником. Это вошло в привычку, но Делестран заставил беднягу поднять голову, положив руку на его мускулистое плечо.

– Доброе утро. Я – майор Делестран, работаю в Первом отделе судебной полиции Парижа. Мне поручено провести расследование обстоятельств смерти человека, которого вы сегодня утром обнаружили в бассейне. Как вас зовут?

Вопрос удивил сторожа. Больше всего на свете ему сейчас хотелось потупиться, но мешал физический контакт с полицейским.

– Бернар Жироден.

– Вы знаете этого человека? Видели его когда-нибудь в саду?

– Господина Жоржа? Ну да, я его знаю. Часто видел. Он постоянный посетитель.

Делестран так изумился, что только плечами пожал.

– Почему же вы не сообщили об этом моим коллегам?!

Сторож уставился в пол, обдумывая ответ, как ребенок, которого обвинили в том, чего он не делал.

– Они меня не спрашивали. Если б спросили, сказал бы, господин майор.

Делестран, еще не пришедший в себя от изумления, понимал, что упрекать бедолагу бессмысленно. Он взглянул на капитана и увидел на его лице то же потрясенное выражение. Да уж, иногда простосердечные граждане способны вывести из равновесия даже опытных сыскарей…

– Ну вот, я спрашиваю, господин Жироден. Вы знаете этого человека, господина Жоржа, верно? Что еще вам известно? Его фамилия, адрес? С кем он общался?.. Словом, все, что вспомните.

– Я мало чем смогу помочь. Мы звали его господином Жоржем, не знаю почему, – наверное, такое у него было имя. Он часто приходил после обеда, всегда устраивался на одном и том же месте – вон на той скамейке у бассейна, – читал часа два-три, а потом уходил, не сказав ни слова.

– Как давно?

– Два или три года.

– Каждый день?

– Ну да, если дождь не шел.

– Он приходил один?

– Да, всегда, я ни разу его ни с кем не видел.

– Знаете, где жил этот ваш господин Жорж?

– Адреса у меня нет, но он посещал церковь поляков.

– Поляков?

– Да, Успения Пречистой Девы, она тут рядом, на Сент-Оноре. Церковь отдали польской католической миссии, и они там служат. Один местный торговец упоминал, что господин Жорж регулярно там бывает. Может, он тоже был поляк?

– Очень хорошо. Вчера вы видели его в парке?

– Нет.

– Уверены?

– Точно вам говорю! Мы с коллегами вообще решили, что он умер, ведь больше недели не был, а обычно-то каждый день ходил.

– Считаете его бездомным?

– Не знаю. Одет он всегда был в одно и то же, одежка старая и потрепанная, но не лохмотья, как у бродяг, которые часто приходят в парк. Он никогда не лежал на скамейках, как они, только сидел с книгой в руках.

– Вы когда-нибудь заговаривали с ним?

– Ни разу.

– Даже не здоровались?

– Я кивал, когда проходил мимо него, и он кивал в ответ.

– Вы когда-нибудь видели его пьяным? Он при вас прикладывался к бутылке?

– Употребление в парке запрещено.

– Знаю. Убивать тоже нельзя…

– Господина Жоржа убили?

– Пока не знаю, но не исключено. Повторяю: вы видели его пьяным?

– Ну как вам объяснить… Он всегда ходил с сумкой. Там лежала бутылка, но он пил из стакана, а не из горлышка. Я много раз видел, как он это проделывал. Наполнял стакан, ставил его рядом с собой, а бутылку отправлял обратно в сумку. В стакане могла быть вода, и он спокойно читал.

– Он много пил?

– Об этом не скажу. Может, по полбутылки, но, когда уходил, держался прямо, и у меня никогда не было с ним проблем. Вот почему, несмотря на запрет, я никогда ничего ему не говорил. И мои коллеги тоже.

Делестран сделал паузу, чтобы подумать, взглянул через плечо сторожа, подергал себя за губу, потер подбородок.

– Вы сказали, что не видели его целую неделю, так? Можете уточнить?

– Дайте подумать. На той неделе я последний раз видел его… во вторник днем. Да, во вторник он, как обычно, сидел на скамейке.

Делестран посмотрел на часы, проверяя дату.

– Итак, в последний раз вы видели его во вторник, двадцать девятого марта?

– Да.

– А вас не удивило, что он появился сегодня утром в момент открытия… плавающим в бассейне?

– Конечно, удивило, но что тут поделаешь?.. – Взгляд огромных глаз охранника становился все затравленнее.

– Если его не было вчера до закрытия, как он попал в парк утром?

– Да не знаю я! Этот парк, он ведь как кусок швейцарского сыра. Даже если решетки закрыты, попасть сюда можно легко. В солнечные дни на скамейках мы часто находим спящих бродяг, иногда сюда приходят переночевать даже гуляки. Вон там, где вход смотрит на Лувр, рядом с воротами невысокая стена, на нее легко забраться. И у каждого входа то же самое. Поставили сетку, так ее и ломали, и резали, и даже рубили. Ночью любой может войти! Я сообщал начальству, но их это не волнует. Не приняли меры даже после того, как какие-то мелкие гады вылили бочонок моющего средства в большой бассейн. Струя воды взбила пену на два метра вверх! Ублюдки здорово повеселились, а мы целый день вкалывали, чтобы всё убрать.

– Бассейны можно спустить?

– Нет, воду придется выкачивать насосом. А почему вы спрашиваете?

– Да просто из любопытства.

– Собираетесь опустошить бассейн?

– Не знаю, может, и придется… Ладно, господин Жироден, спасибо за помощь. Капитан занесет ваши показания в блокнот, это избавит вас от необходимости являться в комиссариат. Я оставлю вам наши контакты. Если что-нибудь узнаете о господине Жорже – то, что позволит нам выяснить, кем он был и что заставило его прийти в ваш парк ночью, – не ждите, пока вас спросят, звоните мне.

– Хорошо. Считаете, его убили?

Глагол «считать» всегда выводил Делестрана из себя, но он не выразил недовольства. Сторож выглядел потрясенным, внезапно осознав реальность драмы. Обращение «господин Жироден» свидетельствовало об уважении со стороны полицейского начальника.

– Честно говоря, не знаю. Хотел бы, чтобы он умер естественной смертью, но, возможно… А пока возможность остается, мы расследуем. Будет непросто, но мы попытаемся разобраться. Нам всегда приходится искать, и мы сделаем это для господина Жоржа.

Сторож вдруг посмотрел в лицо Делестрану, наверное тронутый его упорством, хотел было что-то сказать, но не нашел слов, наконец пробормотал «спасибо» и, удивившись сам себе, смущенно понурился.

* * *

Наконец явились похоронщики. Бомон передала им два только что составленных требования: одно – на транспортировку, другое – для директора Института судебной медицины. Тело завернули в безукоризненно белый погребальный брезент с ручками по бокам, последний охранитель его достоинства.

Делестран взглянул на часы, когда каталка, скрипя колесами по гравию, поехала по центральной аллее. Половина одиннадцатого с минутами. Он послал Бомон вопросительный взгляд, и та кивнула. Они успеют зайти в церковь, прежде чем вернуться на службу, могут даже позволить себе пойти пешком, понюхать воздух квартала и увидеть его с другого ракурса. Тем временем коллеги свяжутся со свидетельницей и отправятся в 1-е отделение судебной полиции, чтобы подать обращение о приеме дела к производству.

* * *

Чтобы добраться до церкви Успения Богоматери, можно было пройти вдоль Тюильри под аркадами улицы Риволи, повернуть на улицу Шамбон или подняться по улице Пирамид к Фобур-Сент-Оноре. С кем желаете повстречаться? С обычными туристами, открывающими для себя Париж, в кроссовках с рюкзаками и с картами в руках, или с людьми более обеспеченными, которых личный водитель высаживает перед витринами богатых магазинов? Полицейский может без труда переходить из одного мира в другой. Роскошные бренды в одном, популярные аркады в другом. Делестран одобрил выбор Бомон. Выйдя из парка, они направились на улицу Пирамид. Перед отелем «Регина» сверкала золотом в первых лучах солнца статуя Жанны д’Арк. Четверть часа они молча шли бок о бок, наслаждаясь мелкими деталями, создающими атмосферу, пока не показался фасад церкви с треугольным фронтоном и куполом из серой черепицы. Она напоминала уменьшенную копию Сорбонны. Сыщики остановились на площади, чтобы вглядеться в панораму. Двери здания стояли распахнутыми. Бомон заметила, как ожесточился взгляд ее шефа, как помрачнело его лицо и он мгновенно сделался очень серьезным.

Делестран мало что знал о церквях, редко там бывал, а если нужда заставляла, входил последним, стоял в сторонке, в конце прохода, и терпеливо ждал, наблюдая за лицами, всегда искаженными от горя, и сочувствовал мальчикам из хора, несущим слишком большой крест. Когда атмосфера становилась невыносимой, он начинал считать свечи, лампады, подсвечники и другие светильники, а потом возвращался на «белый свет»… Но это была совсем другая история.

Они поднялись по ступеням, чтобы попасть в полумрак нефа и попытаться найти того, кто мог бы рассказать им о господине Жорже.

В глухом углу справа от входа маленькая пожилая женщина в скромной темной одежде, с волосами, убранными под цветастый платок, стояла за витриной с выставленными на продажу безделушками. Рядом, на столе для посетителей, были расставлены кофе, чай, тарелка с печеньем и корзиночка шоколадных конфет. Следователи подошли ближе. Женщина с удивительным усердием убирала прилавок, передвигала и меняла местами множество мелких предметов. Так некоторые вышивают бисером, чтобы скоротать время. Делестран решился прервать ее занятие.

– Здравствуйте, мадам, я ищу настоятеля.

Она отреагировала равнодушно, но все-таки чуть наклонила голову. Из вежливости. Делестран спросил себя, понимает ли она по-французски, и повторил свой вопрос, четко произнося каждый слог.

– Я вас понимаю.

В тонком голосе слышался восточно европейский акцент.

– Священник в ризнице, он только что отслужил мессу. К нему сейчас нельзя, но дом нашего Господа открыт для вас.

Старушка перекрестилась при упоминании Имени Его и вернулась к своим занятиям.

Делестран опустил глаза на свечи, уложенные по размеру в деревянном ящике со множеством отделений. О том, чтобы их сосчитать, не могло быть и речи. Он приблизился, держа в руках удостоверение, и заговорил, понизив голос, чтобы не пугать женщину:

– Извините, что снова беспокою. Я майор Делестран из уголовной полиции. Мне необходимо видеть святого отца по важному делу.

Его голос звучал спокойно, но женщина вздрогнула. Ее насторожили последние слова полицейского, и он постарался успокоить ее:

– Ничего плохого не случилось, мне просто нужна информация. Надеюсь, святой отец сумеет мне помочь. Можете позвать его? Пожалуйста!

Женщина откинула прилавок, выбралась из своей норы, поправила платок, двинулась в глубь церкви вдоль колоннады и исчезла за тяжелой деревянной дверью, которую толкнула обеими руками.

Полицейские ждали. Майор сделал несколько кругов, подняв глаза к потолку и не различая ничего, кроме свода. Его всегда поражал строительный гений человечества.

Отец Вацлав, представитель польской католической миссии, оказался импозантным мужчиной лет шестидесяти, спокойным и элегантным. Он был в цивильной одежде подчеркнуто строгого образца – брюках из плотной черной фланели, темно-серой рубашке с белым подворотничком и черном пиджаке с серебряным крестом на лацкане. Его французский был мелодичен, с характерными для польского акцента тональными интонациями и ударением, почти всегда падающим на предпоследний слог. Его не удивило появление в церкви полицейских. Он без страха смотрел на Делестрана, углядев в его взгляде настороженность, связанную с непривычной для него обстановкой. Священник, угадав сдержанность полицейского, счел нужным уточнить, что именно в этой церкви в 1842 году состоялись похороны Стендаля и это свидетельствует о большой терпимости церкви к неверующим – нет, к верующим, но не ведающим об этом, уточнил он с оттенком озорства в голосе.

– Никогда не поздно, подумайте об этом. Впрочем, вряд ли вы пришли ради исповеди. Чем я могу быть вам полезен?

Легкая улыбка тронула губы сыщика – он оценил подтрунивание.

– Господин кюре, – начал майор, не в силах заставить себя называть священника отцом, – у нас с вами довольно странные профессии. Нам случается слышать такие признания, которые проливают свет на человеческую природу, иногда мы сопровождаем граждан в их последний приют. Сейчас как раз такой случай. Сегодня утром в саду Тюильри нашли тело неизвестного, и наша первостепенная задача – опознать его.

Лицо священника омрачилось.

– Есть ли среди ваших прихожан человек по имени Жорж, лет шестидесяти, выглядящий как бездомный, возможно бывший военный? Нам сказали, что он посещал вашу церковь.

Полицейские сразу поняли, что попали в яблочко. Священник склонил голову, помолчал и поднял на них полные ужаса глаза.

– Он не просто посещал нашу церковь. Он здесь жил.

И священник рассказал изумленным полицейским всю историю.

* * *

Жорж Бернар действительно был когда-то военным и служил в Иностранном легионе. Тяжело раненный в Африке, он чуть не потерял руку. Военные хирурги сотворили настоящее чудо – спасли его от ампутации. Жорж больше не мог участвовать в боевых операциях, но легион не бросил его, совсем наоборот. Он стал инструктором и в конце карьеры обучал французскому языку молодых добровольцев со всего мира, получил звание главного старшины ^[15]и был награжден за боевые заслуги.

Отец Вацлав не знал, чем занимался Бернар в первые годы после отставки. Нелегко, должно быть, вернуться к гражданской жизни после тридцати лет в легионе, единственной семье, которую он знал. Бернар впал в депрессию, был не в состоянии адаптироваться в чуждом ему мире. Тем не менее по рекомендации одной прихожанки его около трех лет назад приютили в польской миссии, выделили комнатушку в пристройке; он взял за правило ежемесячно платить арендную плату, а столовался с семинаристами. В конце концов Жорж Бернар нашел свое место в общине. Три раза в неделю он давал уроки французского священнослужителям, некоторым прихожанам и даже бродягам, на которых стал немного похож.