Kitobni o'qish: «Северная сага. Лесной Кот», sahifa 3

Посередине стола поставили большой горшок с дымящейся похлебкой, раздали всем глубокие деревянные миски, ложки и выдали по огромной горбушке свежего хлеба. Тут же разложили на деревянных подставках нарезанные овощи – лук, морковь. Расставили перед каждым из нас большие глиняные кружки, предложили на выбор квас, молоко или простоквашу. Я выбрал кисломолочный продукт и не прогадал. Такой простокваши я давно не пил, вспомнил сразу из детства, когда мы с родителями снимали на лето комнату в деревенском доме, и хозяйка каждый день угощала нас домашней простоквашей из молока от своей коровы. Только эта была еще вкуснее.

Я, глядя на хозяев дома, повторял за ними – навалил себе в миску похлебки из горшка, и принялся уплетать горячее варево. Оно состояло из большого количества мяса, похоже лосятины, кабанятины и птицы, каких-то корешков, овощей, пшена и крепкого жирного бульона. Очень вкусно и очень наваристо, хотя соли было маловато. Ладно, привыкну, издержки времени.

Глава 5

Перекусив, Варяжко с Иво пошли озадачивать холопов на утилизацию трупов и наведение окончательного порядка в деревне, а мы с Доброгой уселись на завалинке, греясь на солнце. Доброга взялся вырезать деревянные ложки, сноровисто орудуя специальным кривым ножиком.

– Еще раз хочу поблагодарить тебя, Хельги, что жизнь нам спас, – начал он разговор, которого я ждал. – Расскажешь о себе? Кто ты и откуда, Лесной Кот? Если говорить не хочешь, я пойму. У всех свои тайны есть.

– Многого говорить не могу, Доброга, – я понимал, что не имею права молчать, расстраивать десятника совсем не хотелось, он был в своем праве знать о том, кого приютил. – Скажу лишь, что я тебе друг. Отец мой, Хельги, служил у киевского князя в дружине, там познакомился с моей матерью – нурманнкой по происхождению, ее звали Ингрид. Потом он оказался на службе у византийского басилевса. Там, в Константинополе, я и родился, – придумывал я на ходу свою новую легенду. – Потом отец погиб в бою, а мать через полгода умерла от горя. Мне уже было шестнадцать тогда, отец меня многому успел научить. Я решил, что оставаться в Константинополе мне не интересно, хотел мир посмотреть. Поэтому я нанялся в охрану одного купца, с которым несколько лет странствовал. Потом оказался у норегов, был хускарлом у морского ярла. Наши пути разошлись, и я решил пойти в Альдейгью, чтобы наняться в хирд вашего конунга. Кстати, кто сейчас конунг в Альдейгье? – как бы невзначай, спросил я у Доброги.

– Буривой княжит, я в его дружине десятник, – ответил Доброга, не чинясь.

Я задумался, вспоминая, встречалось ли мне имя такого князя в моем времени. Да, кажется, помню – был такой князь, отец ладожского князя Гостомысла. Зятем которого, кстати, по имевшимся в нашем времени преданиям, станет легендарный Рюрик, варяг (или все же викинг?).

– Добрый князь? Не жадный? Нурманнов принимает на службу?

– Хороший князь, мудрый. И воин знатный. А на службу принимает, если вой ему приглянется, сам испытывает или воевода его – Белотур. Или боярин Доброжир. Тебя, думаю, примет. Да и подскажу я воеводе Белотуру, похлопочу за тебя. Я в его сотне из отроков в десятники поднялся, он меня сам сюда и поставил. Так-то я, если б не подранили меня, полусотником уже был бы, или даже сотником, – вздохнул Доброга. – Да не повезло, с весянами в бою стрелу в колено получил, теперь хромаю.

Доброга рассказал, что прошлой осенью его, во главе большого десятка, состоящего из еще троих инвалидов из старшей гриди, с семьями и холопами, и тринадцати несемейных отроков, отправили отстраивать эту деревеньку для защиты рубежей ладожского княжества, практически с нуля создавать форпост на берегу Варяжского моря, как в старину называли Финский залив. Место для деревни Доброга выбирал сам, посоветовавшись со своими старшими гриднями, и руководствовался тем, что заливчик удобен для укрытия ладей, проходящих мимо, в непогоду, и тем, что неподалеку в него впадала хорошая речка, богатая рыбой. Планировалось отстроить здесь крепкую деревню, обнесенную частоколом, с причалами и даже складами, чтобы торговые гости, следующие в Ладогу, могли остановиться тут на ночлег и даже купить-продать кой-какие товары, а также примерно понять существующие в княжестве расценки. Плюс ко всему, князем на Доброгу были возложены функции сбора дани с окружающих поселений покоренных чудинов, весян и вепсов-води. То есть, по нашим меркам, это был погранично-таможенный пост с дьюти-фри и гостиницей. Помимо воинов, в деревне жили четыре большие полные семьи десятника и старших гридней, с женами и детьми, и около десятка свободных работников с семьями – плотники, гончары, бондарь, кузнец и так далее – в общем, наемные специалисты, если по-нашему. Еще имелось несколько десятков холопов-трэлей, некоторые с женами, и порядка тридцати-сорока детей. Точнее Доброга затруднился ответить, мол, кто холопских детей считает. Крупная деревня, короче, да и не бедная.

Так, за неспешным разговором, пролетел остаток дня. На закате солнца в деревню вернулись дружинники Доброгиного десятка, с которыми он меня познакомил, коротко рассказав про нападение Асгейра и моего участия в его отражении и спасения деревни. Все подробности с меня потребовали рассказать во время пира, который должен был скоро начаться – холопы под руководством Доброгиной жены уже расставили столы в длинном доме, построенном по образцу скандинавского и предназначенном для проживания отроков, и таскали туда приготовленные кушанья.

Длинный дом¹², где Доброга организовал пир, представлял собой большое прямоугольное помещение, невысокая двускатная крыша которого держалась на мощных столбах. По всей длине стен были сделаны узкие продухи, через которые свободно выходил дым от трех больших очагов, устроенных прямо посередине общего зала. Вокруг этих очагов буквой «П» сейчас были расставлены столы и лавки, которые после пиров сдвигались вдоль стен и служили воинам спальными местами. В торце помещения были установлены три деревянные фигуры домашних богов, за которыми стояла перегородка, единственная в доме, отделяя от общего зала подсобное помещение для хранения припасов и личных вещей воинов, расположенных на полках. Там же, за перегородкой, был устроен запасной выход.

Доброга усадил меня на почетном месте по правую руку от себя, рядом с нами расположились его старшие гридни, молодежь заняла оставшиеся места. Организацией пира занималась жена Доброги, Лучезара, она же указывала холопам, когда подносить те или иные кушанья и напитки. Начался пир.

В самом начале Доброга произнес хвалебную речь в честь князя Буривоя. Потом, когда все выпили пива из большой чарки, прошедшей по кругу, десятник завел длинный рассказ о нападении эстов на деревню, красочно описав мое участие в спасении его, Доброги, и всех жителей и имущества. Тут же, на пиру, приняли совместное решение о судьбе пленных – ценности они никакой не представляют, важными сведениями не обладают, выкуп за них не получить, так что пока держать под замком, а утром казнить. Вот и всего делов, простые времена, простые нравы.

Постепенно все захмелели, местное пиво было забористым и было его много, холопы еле успевали наполнять наши чаши. Стол отличался разнообразием предлагаемой пищи – мясо лосей, кабанов, домашняя баранина, козлятина и свинина, несколько видов птицы – глухари, рябчики, утка, гусь и курица, много всяких видов каш, свежий хлеб, нарезанный огромными ломтями, овощи. Все это жарилось, варилось, запекалось и тушилось тут же на очагах.

Дружинники шумно общались между собой, обсуждая нападение на деревню. Потом праздник плавно перешел к хоровому пению. Песни были в основном какими-то грустными и заунывными, что, под влиянием выпитого, в конечном итоге вогнало меня в депрессию. В расстроенных чувствах я, воспользовавшись возникшей паузой, решил тоже исполнить свою любимую песню и затянул казачью «Не для тебя придет весна».

Народ исполнение новой для них песни, немного переделанной мной под текущий момент времени, воспринял очень душевно. Бабы стояли и, вытирая платками слезы, всхлипывали, дружинники сидели молча с очень серьезными лицами. Когда я закончил петь, на несколько мгновений возникла полная тишина, неожиданно взорвавшаяся одобрительными воплями и ревом слушателей. Кто-то из отроков пустился в пляс, его поддержали почти все дружинники, сорвавшись с лавок, исполняя какой-то сумасшедший воинский танец, потрясая кулаками и ритмично подпрыгивая. Даже я, наконец, заразился общим весельем и пошел плясать вместе со всеми. Минут десять безумного танца выжали из меня все оставшиеся силы, и я плюхнулся обратно на лавку, чтобы отдышаться. Ко мне тут же подскочила симпатичная чернявая холопка, прислуживавшая мне весь вечер, и наполнила мою чашу новой порцией пива. Я не удержался и ущипнул ее за крепкий зад. Она весело взвизгнула и, стрельнув в мою сторону карими глазами, отпрыгнула подальше от меня.

Залпом допив пиво, я громко рыгнул и понял, что уже совсем пьян.

– Не пора ли нам освежиться? – сказал я сам себе и решил выйти на улицу, чтобы отправиться спать. Еще днем я присмотрел для своего ночлега отличный сарай, в котором хранилось прошлогоднее сено, так как спать в общей казарме, с ее солдатскими ароматами, совсем не хотелось.

Прихватив шикарный плащ, доставшийся мне от главаря эстов, и заранее присмотренный мешок с шерстью, для использования в качестве подушки, я нетвердой походкой пошел в сторону своего сеновала. Прикрыв за собой дверь, я разгреб сено, подстелил плащ, бросил мешок и завалился в свою импровизированную ароматную постель. С детства очень любил запах сена.

Неожиданно навалились воспоминания из той, прошлой уже, жизни, да так сильно, что я схватился за голову, обуреваемый мыслями о том, как же мне здесь жить. Что дальше-то будет? Смогу ли я привыкнуть к этому?

Тоскливо размышляя о случившимся со мной неожиданном перемещении во времени, я незаметно задремал. Вдруг дверь в сарай с легким скрипом приоткрылась, и яркая луна, показавшаяся на небе, осветила четкий силуэт остановившейся в дверном проеме невысокой фигуры. На мгновение силуэт застыл, словно оценивая увиденное. Потом дверь захлопнулась и ко мне на плащ с разбегу плюхнулось приятно пахнущее какими-то цветами и травами девичье тело. Я узнал в ней ту черноволосую холопку, которая прислуживала мне на пиру. Сон как рукой сняло. И откуда только силы берутся?

Глава 6

Утром я проснулся от того, что луч солнца, пробивающийся сквозь неплотно подогнанные жерди стен, светит мне прямо в глаза. Девицы рядом со мной уже не было, она убежала под утро, сказав, что скотину пора доить, поцеловав меня на прощание в щеку.

Я потянулся до хруста в суставах и выполз с сеновала, зевая и отряхиваясь от налипших травинок. Кое-как поправив и почистив свою одежду, я направился в сторону колодца, чтобы умыться. Там набирал воду какой-то пацаненок, которого я и заставил поливать меня из деревянного ведра, раздевшись до пояса. Вода была ледяная, что очень взбодрило. Раздумывая, чем бы обтереться после водных процедур, я вспомнил, что со вчерашнего дня являюсь рабовладельцем, и было бы неплохо, чтобы мои фруктовые братья-трэли проявляли хоть каплю уважения своему новому хозяину. Вчера, кстати, на пиру я их не видел, исчезли куда-то.

– Запорю паршивцев! Совсем распустились тут без хозяйского присмотра! – весело подумал я.

Неожиданно у колодца появилась моя ночная гостья и протянула мне большое чистое льняное полотенце, чтобы я мог вытереться. Во второй руке она держала глиняный горшок, который отдала мне, после того, как я надел рубаху, и сказала, улыбаясь:

– Испей молочка парного, Лесной Кот!

Молоко оказалось теплым и очень густым. Я залпом выпил всю крынку и поблагодарил девицу. Она поклонилась, хихикнула и убежала по своим делам, сверкая голыми пятками.

Молоко закономерно повлияло на мой желудок, и я начал оглядываться в поисках места отправления естественных надобностей. Пацан, набиравший воду из колодца, сразу меня понял и рукой махнул в сторону берега:

– Там! Туда иди, нурманн!

Я почти вприпрыжку направился в указанном направлении, собирая по пути листья мать-и-мачехи и молодых лопухов. Почти у самого берега, за реденьким кустарником, я обнаружил длинную, дурно пахнущую траншею с воткнутыми вдоль нее шестами. Над траншеей, в позе гордых орлов, восседали пара отроков и несколько холопов, занимаясь своим утренним туалетом и при этом непринужденно болтая.

Увиденная картина вызвала у меня немедленный культурный шок. Как-то не готов я пока был к таким, обычным для девятого века, вещам. Но деваться некуда, молочко подперло окончательно. Желудок издал громкое урчание и я, быстро стянув портки, уселся с краешка траншеи, вынужденно присоединившись к дружной компании. Из кустов вылезли две девицы и уселись рядом, о чем-то тихонько перешептываясь между собой. Я отвернулся в сторону, сделав задумчивый вид, и прислушался к их разговору.

– А эти то двое, которых вчера из лодки достали, слыхала, что учудили?

– Нет, а что?

Я понял, что девки говорят о моих новоприобретенных рабах и навострил уши еще сильнее, слушая их разговор.

– Да вечером они с Третьяком пива напились, пока хозяева пировали. Пока пили, Третьяк им рассказал, что медвежьи следы недалеко от деревни видел. Так они с ним поспорили, что медведя этого найдут и добудут.

– И что?

– Как что? Добыли, в деревню тушу притащили. Там, на окраине, уже полдеревни собралось посмотреть.

– Вот дают, окаянные! Я-то думаю, что это собаки с утра лаем заливаются!

– А еще Тишка с Весянкой с ними спорили, обещали дать им, если те медведя приволокут. Вот они и расстарались, схватили топор с рогатиной, горшок с пивом, и в лес ушли!

Девки заржали во весь голос и, доделав свои дела, убежали.

Я задумчиво использовал экологически чистые лопухи и пошел вершить правосудие над своими трэлями.

На краю деревни гомонила толпа холопов, которые при моем приближении утихли и расступились. Мне открылась картина маслом. На бревнышке, упираясь головами друг в друга, сидели оба моих трэля, рыжий Грейп и лысый Фрут, замызганные и печальные. Перед ними на земле лежала туша медведя, привязанного к жердине за лапы. Медведь был крупным, но тощим и каким-то немного облезлым. Видимо, с зимней спячки не успел еще нагулять вес и обновить шерсть.

– Ну и что тут происходит? – строго спросил я. – Вы где, паршивцы, вчера пропадали, вместо того, чтобы мне прислуживать?

На самом деле меня распирал смех от увиденного, но надо было держать строгий вид, чтобы поставить на место расслабившихся трэлей.

– Так мы это… вот… – заблеял Грейп.

Фрут молча сфокусировал на мне мутный взгляд и совсем поник, чуть не упав лицом вперед с бревна. От падения его спасло только то, что они держались друг за друга руками. По их виду я понял, что у трэлей жуткое похмелье.

– Хорошо, мне все ясно, – сказал я, уперев руки в бока. – Значит, так. Медведя ободрать, шкуру отдать на выделку. Мясо закопать, только попробуйте сожрать его, не хватало мне потом из вас глистов с паразитами выводить! Потом найдете меня, я для вас наказание пока придумаю. Бегом! – рявкнул я на тормозивших с исполнением моего приказа трэлей.

Фруктовые братья подпрыгнули, как «двое из ларца», засуетились, хватая подвешенную к жердине тушу, и, спотыкаясь, поволокли ее к кожевникам.

– Да, и еще один момент! – трэли замерли, боясь повернуться в мою сторону, вжимая головы в плечи. – Кто здесь Тишка с Весянкой?

Из толпы выступили две дородные девицы, этакие типичные доярки-колхозницы, как в «Особенностях национальной охоты».

– Это мы, господин, – тихим голосом сообщила та, что покрупнее.

– Вечером этим оболтусам дать не забудьте, – я развернулся от моментально покрасневших до состояния вареной свеклы девок и пошел искать Доброгу. Отходя, я услышал смешки односельчан и несколько веселых комментариев в их адрес.

Доброгу я нашел во дворе его дома. Десятник, раздетый до пояса, фыркая, ухая и подпрыгивая, умывался ледяной водой, которую поливал на него из большого деревянного ковшика Варяжко.

После водных процедур Доброга принял из рук подошедшей Лучезары полотенце, вытерся, пригладил и подвязал ремешком длинные волосы, огладил свою бороду и посмотрелся в большой бронзовый круг. Круг этот из дома вытащили двое младших сыновей десятника. Он был начищен до зеркального блеска, зеркалом же и являлся.

Я тоже захотел в него посмотреться и попросил мальчишек повернуться ко мне. Увиденное меня сильно озадачило. В отражении на меня смотрело мое лицо, но, как будто, это был я двадцать лет назад. Ни морщин, ни пигментных пятен, ни сухой кожи я не увидел. На вид мне можно было дать лет тридцать, не больше, хотя ТАМ мне уже было под пятьдесят. В совокупности с моими ощущениями об остроте зрения, приливе сил и, чего уж тут говорить, резвости на сеновале с черноволосой девицей (надо хотя бы именем ее поинтересоваться!), внешность тридцатилетнему возрасту и соответствовала. Это на меня перенос во времени так подействовал?

Находясь в задумчивости, я принял предложение Доброги позавтракать и поплелся за ним в дом.

На завтрак хозяйка приготовила большой котел густой гороховой каши с жирной гусятиной. Запах был такой, что у меня слюни полились рекой. Сопровождалась трапеза свежайшим хлебом и неизменной простоквашей, от крынки с которой меня оттаскивали насильно.

После завтрака мы с Доброгой вышли, сыто рыгая, на улицу, где как раз заканчивали утреннюю зарядку под руководством опытных гридней молодые дружинники.

– Доброга, а скажи мне, где можно вместо той канавы у берега нормальный сортир поставить? – задал я насущный вопрос.

– Чего? – десятник не сразу понял, что я имею в виду. – А, нужник! А чем тебе канава не угодила?

– Хочу по византийскому образцу отхожее место соорудить, удобнее всем будет, сам потом спасибо скажешь! – ответил я.

– Ну так там, подальше к лесу и ставь, чтобы в деревню вонью не тянуло. Нужно тебе что для этого? Людишки или еще что?

– Нет, спасибо, своими трэлями справлюсь, пару лопат и топоров нужно пока и все. А если что еще нужно будет – спрошу.

Доброга подозвал проходящего мимо холопа, отдал ему распоряжения насчет выдачи мне инструмента, и занялся своими отроками, а я как раз увидел фруктовых братьев, бредущих нетвердой походкой в мою сторону.

– Сделали, как ты сказал, господин, – Грейп поклонился в пояс, Фрут за ним повторил. – Шкуру отдали на выделку, мясо прикопали в лесу.

– Хорошо, берите топоры с лопатами и идите за мной.

Мы дошли до последнего дома, и я отмерил от него еще метров пятьдесят. Прочертив лопатой на расчищенной от деревьев и кустарника земле длинный прямоугольник размером полтора на десять метров, я указал трэлям:

– Копайте яму глубиной в свой рост. Как справитесь, пойдете в лес и нарубите много деревьев – вот такой толщины, – я показал руками нужный размер стволов. – Укрепите ими все стенки ямы, а потом будете тут сарай строить, я покажу какой нужно. Да, и дерн срезайте аккуратно, на крышу пойдет. К заходу солнца приду проверить работу.

Хмурые доходяги молча похватали лопаты и начали работу.

Удивившись такой беспрекословной исполнительностью, я покачал головой и отправился искать Варяжко. Пора и мне размяться с новым учеником.

Пока искал его по всей деревне, встретил по пути парнишку, который утром поливал меня из колодца. Тот показался мне смышленым. Дал ему мелкую серебряную монетку из трофейных и велел, когда солнце будет в зените, отнести моим трэлям кувшин с пивом и что-нибудь перекусить посытнее. Паренек часто-часто закивал головой и радостно улюлюкая убежал, довольный своим неожиданным заработком.

Варяжко я нашел тоже у колодца, прямо место встреч тут у них в деревне, все пути сюда ведут. Тот задумчиво ковырял носком сапога землю. Тихонько подойдя сзади, я хлопнул его по плечу и заорал, выхватывая меч, в самое ухо:

– Отрок, к бою!

Варяжко подпрыгнул от неожиданности, но, надо отдать ему должное, не пустился наутек, а схватился за свой тесак и, круто развернувшись в приседе, принял боевую стойку.

Чтобы понять профессиональный уровень моего ученика, я погонял его минут десять вокруг колодца, заставляя отражать мои атаки. Потом заставил отжиматься, прыгать и бегать по кругу, а затем ему снова пришлось отбиваться от меня еще полчаса.

– В принципе, подготовка у парня хорошая, – удовлетворенно подумал я, шлепнув напоследок его по спине плоскостью меча, когда Варяжко в очередной раз проворонил мою атаку. – Есть все задатки, чтобы стать хорошим бойцом, чутье имеет, хоть и развивать его надо, и даже не запыхался особо!

Надо строить спортгородок для занятий, не дело это – по деревне бегать, людей, свиней и курей пугать!

С этим вопросом я направился опять к Доброге, которого по указаниям местных, нашел в доме кузнеца Викулы, жившего в паре километров от деревни отдельным хутором, на огромной лесной поляне. Вокруг его подворья, обнесенного нехилым частоколом, были расчищены делянки под посадки зерновых и овощей.

Подворье меня очень впечатлило: основательный дом из огромных бревен, большой амбар, сарай для скотины и кузница хоть и были построены кривовато и корявенько, но сразу было видно, что очень добротно, с душой. Залаявшие было на меня басом две лохматые псины тут же притихли, когда на них цыкнул хозяин-кузнец, здоровенный детина в кожаном переднике, вышедший вместе с десятником посмотреть, кого это к нему принесло.

Доброга представил меня как нурманнского воина, объяснив кузнецу, кто я такой и что мне можно доверять и нужно помогать.

– Так я как раз за помощью и пришел к тебе, Викула! – я вытащил из ножен меч и протянул его кузнецу рукоятью вперед. – Меч мне надобно заточить.

Викула взял мое оружие в руки, очень внимательно осмотрел его со всех сторон, понюхал и даже лизнул лезвие.

– Не наша работа, очень крепкое железо, хорошее. Издалека привез?

– Да, очень издалека. Мастер, который его делал, не успел довести свою работу до конца. Сможешь помочь?

– Крепкое железо, – повторил Викула, задумавшись. – Дорогое.

– Я знаю его цену, продавать не собираюсь. Скажи, чего за работу хочешь, кузнец?

– Если бы не слова Доброги о тебе, да не инструмент, что ты для кузницы добыл, попросил бы полгривны, очень железо крепкое, – в очередной раз уже повторил Викула. – Но раз ты друг – давай на осьмушке сойдемся?

Я снял с пояса кошель и отсчитал в его широкую ладонь десять серебряных дирхемов, граммов на двадцать пять весом.

– Так нормально?

– Тут больше. Если хочешь, я тебе его еще отполирую и хорошую перевязь для ножен сделаю, – вопросительно приподняв опаленную бровь спросил кузнец.

– Договорились, когда готов будет, приходи к Доброге, я пока у него живу.

Хлопнув на прощание по рукам, мы с Доброгой отправились обратно в деревню. По дороге я предложил десятнику построить неподалеку от деревни специальный городок для обучения отроков и тренировки дружины. Долго уговаривать его не пришлось. Внимательно выслушав, что я хочу построить, Доброга задал несколько уточняющих вопросов, немного подумал и признал, что моя идея интересная, может быть полезной. Тем более, что он ожидал пополнения из Ладоги, ему воевода обещал к лету еще пару десятков отроков прислать. Еще подумав, он сказал, чтобы строили поближе к берегу, неподалеку от причала, потому как планировал там позднее что-то типа небольшой крепостицы поставить для обороны деревни. Мысль хорошая, я согласился – будет единым комплексом защитно-тренировочных сооружений.

Вернувшись в деревню, Доброга выделил мне всех молодых воинов под командованием пожилого однорукого гридня Кукши, освободив их от других обязанностей, и велел меня слушать и помогать строить городок.

Для начала я набросал засапожным ножиком на куске гладкой бересты примерный план строительства спортивных сооружений, нескольких строений для тренировки городского боя, полосы препятствий и стрельбища. Оценив идею, Кукша отправил отроков на расчистку земельного участка и лесозаготовки, благо, что высушенного леса для спортгородка не требовалось. Молодые парни тоже не возмущались неожиданно навалившейся на них работой, им тоже стало интересно, когда я подробно объяснил, что и для чего хочу сделать.

Здесь же, рядом, я запланировал поставить дом, хлев и пару сараев для своего проживания, но это позже, после строительства городка. Не все же мне ютиться, такому уважаемому и совсем небедному хускарлу, на Доброгином дворе. Закажу у местных плотников, они быстро строят, я уже видел. Думаю, не откажет мне десятник в землице.

К закату солнца я отправился проверять, что успели сотворить мои трэли. Еще издали я заметил, как фруктовые братья резво машут лопатами, чему был сильно удивлен. Вообще-то я думал, что после опохмела и перекуса, который им в обед должен был принести шустрый паренек, трэли забьют на работу и завалятся спать.

Но ошибся.

В стороне от почти законченной прямоугольной ямы лежали аккуратно срезанные пласты дерна, земля была навалена в кучу в другой стороне. Неподалеку штабелем лежали нарубленные в человеческий рост, на глубину ямы, жерди приличной толщины.

Увидев меня, трэли выскочили из ямы и синхронно поклонились.

– Вот господин, все как ты сказал, работаем, – теперь говорил Фрут. – Яма готова, жердей нарубили.

– Спасибо за пиво и снедь, господин! – трэли опять поклонились.

– Когда вы успели-то!? – я был очень удивлен.

Смущаясь и продолжая постоянно кланяться, они объяснили, что Третьяк вчера проспорил одно желание, вот и пришлось ему помогать им в работе, причем вместе со своими сыновьями.

А ничего такие мужички, вроде честные и работящие, да и не дураки, похоже – местного за слова подтянули и припахали. Надо к ним присмотреться, узнать о них побольше. Ну и что, что любят выпить, зато деловитые и расторопные, такие точно пригодятся.

– Ладно, на сегодня все, идите к десятнику Доброге на двор, там вас покормят. Завтра продолжите работу, – напустил я на себя немного строгости. О прокорме трэлей я еще днем договорился с Лучезарой, за сущие гроши.

Ну вот, всех озадачил, можно и с народом, так сказать пообщаться. Пойду к Доброге ужинать.

Солнце почти село за горизонт, погода стояла хорошая, теплая, ни ветриночки, ни одной тучки на небе. Даже как-то непривычно было для Ленинградской области. Почти наступило лето.

В доме Доброги традиционно собирались к ужину уважаемые жители деревни: сам десятник, его старшие гридни, старшины мастеровых, еще несколько пока незнакомых мне жителей.

Сама хозяйка Лучезара, ее старшая дочь и еще несколько женщин суетились, накрывая на столы. Среди них я заметил и Бажену, тоже помогавшую по хозяйству. Как-то все не было времени с ней поговорить подробнее, узнать о ней побольше, тем более, что она мне очень даже понравилась. Я пригладил волосы и бороду и подошел к ней, легким поклоном головы поприветствовав.

– Здравствуй, княжна! – широко улыбнулся я.

Бажена чуть ли не подпрыгнула от моих слов, заозиралась по сторонам, лицо исказилось как будто бы от страха. Через мгновение она взяла в себя в руки и, изобразив спокойное удивление, ответила мне таким же поклоном.

– Что ты, Хельги Скогатт, какая я княжна? Я – Бажена, дочь гридня Ратибора, из Полоцка. Я же тебе уже говорила, – сказано это было почти спокойно и тихо, но слегка дрожащий голос и побледневшее лицо все же выдавали ее волнение.

– Для меня ты – боярышня, княжна, кесаревна! – я попытался сгладить неловкую ситуацию, показавшуюся мне немного странной.

Если она так отреагировала на княжну, то может в этом скрыта какая-то тайна? Необычная девушка, ох какая необычная. Ведет-то себя так, как будто и впрямь княжна, но не очень умело это скрывает. Надо будет аккуратно разговорить ее. Но не сейчас, раз контакт сразу не состоялся. Ладно, сворачиваем разговор.

– Все ли хорошо у тебя? Может нужно что? Спрашивай, не стесняйся, я ведь за тебя теперь в ответе.

Бажена явно замялась, хотела что-то спросить, но, похоже, не знала, как начать разговор. Наконец, после внутренней борьбы, которая отразилась гаммой чувств на ее красивом лице, все же решилась.

– Нет ли у тебя возможности найти для меня холопку для того, чтобы мне прислуживала? Я заплачу, серебро в городе сполна отдам. Моя нянька погибла, поэтому я подумала, что может быть ты…

– Ни слова больше, я все понял! Будет тебе, уважаемая Бажена, служанка. Никаких денег не надо!

– Буду тебе очень благодарна, Хельги Скогатт!

– Зови меня просто Хельги, или Олег, – улыбнулся я в ответ. – А сейчас прости, я должен поговорить с Доброгой.

После долгого и обильного ужина я вышел во двор и увидел своих трэлей, развалившихся на лавке. Рожи у них были, как у довольных мартовских котов, обожравшихся сметаны. И, кажется, я понял причину их состояния.

Я тихонько подошел к ним и неожиданно рявкнул:

– А вы что здесь сидите, бездельники?

Оба опять синхронно вскочили и вжали головы в плечи, как будто ожидая, что я начну их дубасить.

– Ладно, я сегодня добрый, идите спать. Хотя, стойте! А скажите-ка мне, Тишка с Весянкой приходили к вам?

Глаза трэлей забегали в разные стороны, головы вжались в плечи еще больше, но непроизвольно растянувшиеся улыбки выдали их с потрохами.

– Нормальные хоть бабы, а? Стоили того, чтобы на медведя с голыми руками идти?

– А то, хозяин! Добрые бабы, а уж работящие! И накормили досыта! – радостные рожи не скрывали полученного удовольствия.

– Ну так бегом спать тогда, завтра работы много! – прикрикнул я на них.

У меня в голове созрел план. Раз уж я и так рабовладелец, то почему бы мне еще и баб не прикупить? Куплю у Доброги этих Тишку с Весянкой, авось не откажет своему спасителю, пускай Бажене прислуживают, пока в город не уедем. Заодно и трэлей на них женю. Вот я какой умный! Две крепкие ячейки общества создам.

С этими мыслями я довольный направился в свой уже полюбившийся сарай, где через пять минут появилась знакомая черноволосая холопка. Да, имя я ее узнал все-таки – Стрела ее звали, Стрелка.