Kitobni o'qish: «Бадарма», sahifa 3

Вернулся в реальность, снова вижу над собой слегка искажённое лицо ответственного секретаря газеты. Расшумелся он изрядно, требует объяснить, почему вверенный ему литсотрудник не явился на работу да ещё и дрыхнет, нахал, в такое позднее время.

Для внятных объяснений я ещё не созрел, сил не набрал. Вместо этого неплохо получается мычание. Но ответсек добивается чего-то другого. Это он зря. В ближайший час не добьётся.

Ответсек перестал трясти полумёртвое тело, всё понял. Грамотный человек, недаром из газеты.

Ещё через пару часов кому-то опять приспичило моё пробуждение. Оказалось двое гонцов с электроподстанции, где работает Геля. Этим сумел растолковать, что их пропажа жива-здорова, но к трудовой деятельности будет готова не скоро. В лучшем случае – завтра.

Однако на этом история не кончилась.

Знаю, что долго не упоминал своего приятеля Витю, названного в начале рассказа. Вместо него на Бадарму пошли другие, он отошёл в тень. Знаю, что всё это время он мучился в неизвестности. Как мы прошли Бадарму? Все ли вернулись, не случилось ли чего? Грызло его, должно быть, и то, что не пошёл с нами. Такое грызёт долго и больно.

Что ж, терпеть и мучиться Витя умеет. Хорошую школу жизни он прошел в детдоме, а там этому быстро учат. Но он пошёл дальше – научился добиваться своего.

Он пришёл вечером, когда я, выспавшийся и ставший самим собой, был готов не только узнавать знакомых людей, но и общаться за чашкой чая. Конечно, я ждал приятеля, ждал больше, чем кого-либо. Кому ещё расскажешь всё, что было с нами и со мной, кто это поймёт и оценит как надо? Друг, только друг.

Но друг по каким-то причинам не пошёл со мной. Я чувствовал, что между нами пролегла невидимая черта. Она мешала нам обоим.

Витя несомненно тоже её чувствовал. Он человек настолько чувствительный, что сравнить его можно с женщиной. Жизнь так часто била его, терзала, изредка ласкала и снова била с удвоенной силой, что он выучился ощущать перемены в обстановке по глазам, по жестам, по походке и по колебаниям воздуха.

Встреча двух друзей со стороны смотрелась, наверное, забавно. Оба смущенно, виновато улыбались, будто разругались вчера по пьяному делу, сами не помнили почему, и вот сошлись, чтоб замять дело.

Честно говоря, я и сам не знал, как и с чего начать разговор. Не хотелось говорить обидные слова, хотя просились они наружу, но зачем? Наверняка он сам себе их уже наговорил в избытке. С другой стороны, сделать вид, что ничего между нами не произошло – этого я тоже не мог. Дружба не живёт без правды. Надо назвать всё своими именами.

Из английского языка пришло любопытное слово-понятие «кома». Дословно – запятая. Дескать это ещё не точка. Остаётся надежда…

Витя первым «вышел из комы».

– Привет, капитан! Где твоё судно?

Хватаюсь за вопрос, как за спасательный круг, подробно рассказываю, как подбирал и где спрятал катамаран, по каким приметам узнать заветное место. Витя спрашивает, как выглядит упавшая берёза, куда «смотрит» вершиной. Мы втягиваемся в разговор, неловкость уходит и скоро уже забыта, как прошлогодний снег.

При этом оба мы прекрасно понимаем, что встретились не ради того, чтобы найти и принести катамаран. Витя осторожно просит рассказать про сплав и, самое главное, почему капитан вернулся один? Ну а меня хлебом не корми – дай об этом рассказать, побольше да погуще картинок нанизать.

Опять стоим на гребях, опять плывём в островах цветущей черёмухи, обходим упавшую лиственницу, летим с водопада, натыкаемся на камни, сушимся у костра…

На этот раз идём вдвоём. Никаких лишних.

Увлёкшись, я не сразу замечаю, что мой молчаливый приятель задаёт слишком много вопросов. Часто уточняет, переспрашивает и слушает как-то слишком серьёзно – что-то своё, похоже, имеет на уме. Уж не задумал ли Витя… Спрашиваю внезапно, чтобы увидеть лицо и проверить догадку:

– Уж не хочешь ли ты повторить наш сплав?

Сама восточная непроницаемость смотрит на меня. Китайская стена. Даже печально улыбается стена на мой глупый выпад:

– О чём ты спрашиваешь, капитан? Разве я смогу один? Даже с тобой вот не пошёл… Да кто, кроме тебя, сунется туда, на эту речку?

Лесть меня усыпила. Приятно слышать, что ты один такой смелый. Герой. Вперёд, на пьедестал!

Но не так прост Витя, молчун и тихоня. У серенькой мышки вырастут когти рыси и крылья орла, если она сама себе прикажет.

Мы не виделись несколько дней. И вот приходит мой приятель, приносит рюкзак с «кишками» от катамарана. Загадочно улыбается. И лицо у него какое-то новое, никогда такого не было. Смотрит прямо в глаза, смотрит гордо и даже с вызовом.

Спрашиваю:

– Чего-то ты так смотришь? Живого медведя на верёвке притащил? Так показывай!

– Нет, медведь не попался.

– А то бы приволок?

– Да ладно тебе, не смейся, капитан. И не ругайся сильно на меня. Ведь я маршрут твой повторил. Бадарму от моста до устья – и по Ангаре.

– Как? С кем?

– Ну, так. Прошли вот… – Витя смущенно пожимает плечами, будто оправдываясь за провинность и начинает рассказывать.

Слушаю и смотрю на друга так, будто вижу его впервые. Да оно и в самом деле так – тот, прежний, нерешительный Витя не рискнул бы на этот сплав. Ведь никто не просит, не заставляет, нет никакой необходимости. Наверное, он долго думал, колебался, прикидывал. И вдруг увидел цель, вот она – взять и подняться сегодня над собою вчерашним. Сделать шаг на одну ступеньку выше, чтобы больше видеть.

Именно о таком человеке говорят: «он вырос».

А надо ли расти? Интересный вопрос. И приятный ответ приготовлен – совсем не обязательно.

Можно вполне благополучно прожить без риска и не лезть на эти ступеньки. Опасно – наступишь, а она вдруг провалится?

Надёжнее потягивать пивко перед телевизором и смотреть, как рискуют другие. Пить только кипячёную воду, пропущенную через фильтр, есть несолёную пищу, беречься от простуды и не выходить вечером на улицу. Никто вас за это не осудит. Скорее наоборот, к концу жизни вы получите заслуженную награду – почётное звание нормального человека. Ваш выбор. Только ваш.

…Выяснилось, что Витя действительно забрал катамаран на следующий день, как договаривались. Но не успокоился на этом.

Нашёл другого чудака, уговорил прокатиться по волнам. Вдвоём они утюжили буруны до устья, получив примерно тот же набор испытаний и впечатлений. Тоже вымокли до нитки в главном пороге, намёрзлись, но закрутили судьбу ещё круче – сушиться не стали, решили терпеть и идти дальше, чтобы вернуться домой до ночи.

Напарник оказался мужиком. Не ныл, стоял на греби, но, как выяснилось, плавал только в лужах, что едва не стоило ему жизни.

В последней шивере, где река, вобравшая притоки и снеговую воду, окончательно звереет и ревёт раненым медведем – здесь они малость промахнулись, не попали в основную протоку.

Отчаянно толкались шестом, уходили от камней, но всё-таки напоролись на один из них. Не успели даже выругаться, плот сразу перевернулся, оба скрылись под водой. Витя пловец хороший, вынырнул быстро, как поплавок. И увидел, что он один. Приятеля затащило под плот. Секунды растянулись в минуты, которые невозможно пережить. Витя кричал, озирался, но ответ был один – грохот воды и камней, катящихся по дну.

Напарника спасло то, что он не сдался. Ощутив над головой жерди катамарана, он рванулся в сторону, успел глотнуть воздуха и снова ушёл под воду. Хотел оттолкнуться от дна, но нога застряла в камнях. Дёрнул. А всё равно вынырнул! Тут и подоспел Витя.

Есть у Бадарминской истории одно хорошее продолжение, сказать о нём надо обязательно. Затем оно и писалось.

Попробуем напрячь свою перегруженную память, вспомним, где и как расстались мы, трое «первопроходимцев». Расставание было нетрадиционным, без полагающихся слёз и объятий. Оно скорее, вызвало недоумение у одного из расстающихся. Этот один, то есть я, отправился в ночное плаванье по быстрой, глубокой (шесть футов!) и о-о-чень холодной Ангаре. Двое пошли по берегу, пошли против элементарной логики. Как прояснилось, логика была. И не элементарная, но гораздо более высокого уровня.

Итак, я, понимаешь ли, плыву один, упираюсь из последних силушек, рискую своей никому не нужной жизнью, а они дефилируют по твёрдому бережку, как модели по подиуму. Да ещё тайные мыслишки вынашивают, куда не принято посвящать посторонних. Проницательный читатель давно уже всё понял. И правильно. Так оно всё и было. В зимовье. И не было планов бежать, догонять уплывающий плот с одинокой фигуркой – пусть себе плывёт. Чем дальше, тем лучше. Авось сам доберётся. И незачем спешить домой, в общежитие, чтобы успеть заступить на трудовую вахту. Обойдётся вахта, подождёт. И строители коммунизма подождут, всё равно ещё долго строить и неизвестно как.

Теперь, когда пар выпущен, посмотрим на всё спокойно и скажем: – наверное, судьбе было угодно, чтобы события повернулись именно так, не иначе. Всё было решено свыше.

Не зря рассеялась вся наша штурмовая группа из жаждущих оседлать дикую Бадарму, остались только мы вдвоём с Гелей. Иначе не возник бы на горизонте Коля из Одессы. А ему полагалось возникнуть.

Не зря отказался от сплава мой хороший приятель. Почему? Этого не знаю до сих пор, не спрашивал. Да оно и не важным стало потом. Затюканный прежней жизнью Витя, опасавшийся чем-то выделиться и стать заметным, – он вдруг получил редкий шанс стать другим Витей. Надо было решиться и шагнуть за флажки. Он решился и сам удивился, как изменилось всё вокруг: расширились горизонты, открылись глаза и новые возможности, дышать стало легче.

Мои ночные страдания тоже были не напрасными. Так мне и надо! Тот, кто их спланировал и до мелочей продумал, всё про меня знал и очень далеко видел.

Во-первых, испытания дают закалку и повышают иммунитет. Во-вторых, помогают отвечать на вечные вопросы и чистить себя, любимого, от всякой ржавчины и накипи. Выводить из организма шлаки, из головы – глупости. Всё это так. Но вот что сожалительно весьма – ты их, глупости и шлаки, выводишь, а они так же старательно забираются назад.

Наконец, третий должен уйти. Всё равно должен, даже если до него не доходит очевидное.

Третий поплыл считать камни по Ангаре, Геля с Колей наконец-то остались наедине, им надо было решить то, что уж давно решилось на небесах. Родилась ещё одна крепкая семья, родились новые жизни, и не придумать ничего лучше этого.

Не зря взялась и сама Бадарма. Именно в этом уголке планеты, именно в этих координатах. Должен же кто-то собрать всю воду из окрестных ручьёв, ключей и родников, чтобы добежала она до океана и дождём вернулась назад, на сибирскую землю. Кому ещё поручить это важное дело и кто с ним справится лучше, чем Бадарма?

Мало кому известно это странное эвенкийское имя. Не встретишь речку на картах мира – слишком мала. Но всё равно она была, есть и будет. Должны же где-то разместиться белые острова черёмухи, тихие заливы с оранжевыми куличиками и грохочущие водопады. Все остальные места на Земле заняты. Всё, что произошло на её берегах, случилось не зря: несколько человек, мало кому известных за пределами своих квартир, должны были это увидеть и пережить, чтобы лучше понять окружающий мир, найти в нём себя и свою судьбу. Всё в этом мире не зря.

Шаманка, май 2010 года.

На столбы

Помню, что вышли мы в пятницу, сразу после работы. Уже в сумерках перешли вброд речку Карапчанку. Девчонки повизгивали от холодной воды (был конец сентября), оступались на скользких камнях, растирали сухой травой покрасневшую кожу на ногах.

Ещё долго чапали по срезанной бульдозером земле, наворачивая на подошвы толстенные «блины» сырой глины, потом свернули в лес и незадолго до полночи успели поставить палатки.

Проснулись и ойкнули – на траве, на кустах, на деревьях висели белые кружева. Снежная сказка. Красиво, конечно, но…

– И как теперь пойдём? Вымокнем через час.

– Не через час, а через полчаса, – уточнил Саша, наш руководитель. – Вперёд! И не ныть.

Что ж, вперёд так вперёд. Мы туристы, народ неунывающий, как дети. Промокнем – обсушимся, устанем – отдохнем, упадём – поднимемся.

Идём на Столбы, одно из красивейших мест, подаренных природой нашему северному краю. От левобережного «старого» Усть-Илима на Юго-Восток что-то около 33 километров. Шагами измерено.

Большую часть пути можно было пройти берегом Ангары – и то слава Богу. По камням идти легче, и тропинка виднеется. Но от заброшенного зимовья надо сворачивать и – напролом, через тайгу с её завалами и зарослями. Или по компасу, или на «авось» – кто на что горазд. Топаешь час, топаешь два, уже спина мокрая, рюкзак склоняет присесть, а идти надо вверх и вверх, переваливать хребет за хребтом.

Но вдруг расступается лес, и ты немеешь от восторга – сразу несколько каменных исполинов вырастают из-под земли и упираются в небо!

Всем хотелось взглянуть на чудо. Но как дойти, если нет тропы? Не раз и не два случалось, что целые группы смельчаков рано утром уходили из города и, отшагав десяток часов, приходили в никуда. Промахивались. Забирали влево или вправо, так и не увидев Столбов, с трудом выбирались назад, к Ангаре.

И вот мы, называвшие себя птичьим именем «Глухари», решили сделать доброе дело – нанести засечки на деревья, протоптать и расчистить тропу. Пусть пользуются все.

Около десятка добровольцев примкнули из других групп, получился внушительный отряд из тридцати человек – горы свернуть можно! Тропу пробить – запросто! Правда, подавляющее большинство, как всегда, составляли девушки. Куда от них денешься? И, честное мальчишеское слово, деваться никуда и не хочется. Тем более, что девчонки весёлые и интересные. Красивые, хоть и в пацанских штанах. Боевые девчонки! Ядрёные, как спелые яблочки. Одна наша Наталья чего стоит.

Про Наталью надо бы сказать особо. Личность она выдающаяся, с какой стороны ни глянешь. Вот она идёт впереди, ноги ставит твёрдо даже в снежной каше, и никого за ней не видно.

Вообще-то зовут её Наташей. Но не клеится к ней, хоть убейте, не лепится Наташа Ростова, героиня «Войны и Мира», существо скорее эфемерное, чем реальное. Наша Наташа, поверьте, гораздо более осязаемая фигура. Заметная – это уж точно.

Высокая, статная, оформленная всеми формами, очень даже, но не толстуха при этом. Просто крепкая дивчина. Такая как врежет оплеуху – так и завьёшься винтом и в угол отлетишь. Какая она после этого «Наташа»? Не шутите, ребятки! Наталья, самая что ни есть Наталья.

Характер тоже подходящий. Каждой бочке затычка. Любого за пояс заткнёт, на пятую точку посадит.

Туристский футбол – занятие само по себе зрелищное. Ни с каким телевизионным шоу не сравнишь. Всё потому, что соперники связываются трёхметровыми верёвками попарно. Он и она. Пять пар пытаются забить мяч. Представляете, что творится? Рёв, хохот, крики летят до небес. Но это ещё что! Если на поле появилась Наталья, то наступал полный и окончательный, как бы приличней выразиться, – пусть будет «конец». Грохотали даже окрестные горы.

Её знали как восходящую футбольную звезду, боялись и старались поскорее свалить. Сваливали. Но простым дуром Наталью тоже не возьмёшь. Падая, она успевала зацепить кого-то крепкой пятернёй, ещё одного хватала за штанину (и стягивала, если не падал), третьего сбивала подножкой. Противники падали. Куча мала!

– Ой! Ай! И-и-и!

– Ах ты, тля! За что ты меня хватаешь?

Кому-то ногу придавили, на кого-то сели, кто-то заходится хохотом от щекотки. Зрители смеются до слёз. Даже про мяч забыли. А тем временем из кучи выбирается Наталья, дотягивается до мяча и вколачивает его, как гвоздь, в пустые ворота.

Ну, вот уже подходим – развалины зимовья. Привал на обед. Обсушиться уже не получится, время уходит.

Саша Микушин, наш главный Глухарь, оказался прав, как пророк. Вымокли. И как не вымокнешь, если снег. Всемирное царствие снега! Мало того, что на рюкзаках растут белые сугробики, так он ещё и под штормовку залез, на плечах тает, в сапогах хлюпает и за воротник уже просочился. И безостановочно сыпет, сыпет и сыпет с серого неба.

После обеда народ маленько подраскис. Но впереди нас ждут Столбы. Раскисать хочется, но не получится, надо собраться в кулак. Ударить кулаком по бездорожью и прорубить народную тропу, которая никогда не зарастёт. Такой серьёзный размах.

Подошёл Саша. Маленький, но крепенький. Боровичок. Или румяный колобок – лицо совершенно круглое, уши большие, всегда улыбается. Глянешь – и сам улыбнёшься. Но внешность обманчива. Добродушный кругленький человечек – мудрый и ответственный руководитель, альпинист первого разряда, покорявший вершины Кавказа и Памира, таёжник и бывалый походник.

Непривычно серьёзный Саша посмотрел в глаза и тихо спросил:

– Готов?

Пожимаю плечами, отвечаю как правильный пионер:

– Готов к труду и обороне.

– Ну, смотри. Будет тебе и труд и оборона. Становись вперёд, стреляй. Не промахнись. Вся страна на тебя смотрит.

Выхожу вперёд с холодком в груди. Страшновато. Страна смотрит… Но риск – благородное дело. Была не была!

Азимут известен, 122 градуса. Стреляю компасом во-о-н на то дерево. Или на это… Нет, на то, с раздвоенной верхушкой, оно заметнее.

Короткая перебежка к дереву, стреляю дальше. Ребята расчищают кустарник, Саша взмахивает топором – есть первая зарубка на дереве. Есть начало тропы! Первая, она и есть первая, должна быть хорошо заметна издали, и потому сосна выбрана не случайно. Свежая затесь светится, как солнышко, на тёмно-бурой коре. Метров через двадцать белеет следующее солнышко. Потом ещё, ещё…

Пробиваться нам не далеко, но и не близко – что-то около семи километров. А если не получится? Об этом лучше не думать. Надо дойти.

Сказочно–красиво, когда сверху вальсируют крупные снежинки. Но есть мелкая неприятность – лес просматривается плохо. Уже через двадцать шагов ориентиры сливаются, деревья неразличимы сквозь белые нити, кажутся сплошной серой стеной. Я стараюсь идти прямо, но чувствую, что рядом идёт какая-то гаденькая неуверенность. Иногда теряюсь, но вовремя спохватываюсь, замечаю оплошность.

Удобнее брать азимут на человека. Его можно попросить остановиться, отойти левее или пройти дальше. И уговоришь его скорее, чем дерево.

Сначала мне показалось, что лучше всех на эту роль подойдёт двухметровый человек по кличке Коля Маленький. И в самом деле оказалось удобней – Маленький маячил даже издали, как верстовой столб в поле. Но дело продвигалось медленно. Девчонки напирали сзади, роптали.

– Мужики, давайте поживей! Мы мёрзнем.

Самая маленькая, но языкастая, бойкая Аллочка выступала громче других. Стыдила:

– Эй вы, Пат и Паташонок, вы что – уснули там? Мы зачем вас кормили? И утром и вечером кормили. Так мы до утра не дойдём. Замёрзнем, снежными бабами станем. Вам такие нужны?

Похоже, между прочим, на правду. Оба мы с Маленьким приторможенные слегка. Я долго примеряюсь, то на компас смотрю, то в Колю вглядываюсь, магнитную стрелку поправляю… Боюсь ошибиться.

– Коля, давай правей маленько.

– Чего?

– Правей, говорю!

– А-а-а… Сейчас.

Шаги у Маленького непомерно велики. Шаг ступил – почти на градус «ушел». Надо возвращать назад.

– Коля, я говорил «маленько». Давай назад.

– Чего?

Злюсь про себя, но объясняю снова. А Коля нудит, любит он это занятие:

– Сява, ты меня так загоняешь совсем.

Да уж, думаю, загоняешь тебя, такого мосластого. И чего это он меня «сявой» называет? Нехорошо как-то…

– Мужики, чего топчетесь? На мыло вас, – это уже Наталья. – Мы бы и то лучше справились. Правильно, девочки, я говорю?

– Наташа, ты знаешь – инициатива наказуема.

– Ну и что?

– А то, что становись…

Хочу предложить ей заменить Колю, но договорить она не даёт – прыгает тигрицей на меня, норовит отнять компас. Уворачиваюсь, но устоять не могу. Вместе валимся в снег, но проворная Наталья уже сидит на мне верхом, устраивается поудобнее и нежным голоском приговаривает:

– Вот и полежи, отдохни маленько. И я отдохну. Места на тебе маловато, так ещё костлявенький, худенький, мокрый весь… Неудобный ты. Да ладно – и то лучше, чем на мокром бревне сидеть.

Меняться местами не хочет, предлагал уже. И скинуть не получается – тяжёлая. Схватил бы крепче, да дёрнул посильнее, так нельзя – девушка, существо нежное.

Выбраться из-под нежного существа – задача не из лёгких. Но на помощь спешит Саша Микушин. Кругленький и тоже маленький, зато командир.

– Слезай, Наталья! Раздавишь нашего штурмана, что делать будем? Поработай передвижным столбом.

– Это как?

– Иди вперёд. На тебе куртка красная, видна далеко. А Коля пока отдохнёт, ему ещё хватит работы.

Продвигаться стали быстрее. Я беру азимут на красное пятно в снежной гуще, кричу «Стой! Не двигайся!», быстрым шагом устремляюсь вперёд, становлюсь на натоптанном пятачке, а ходячий ориентир передвигается дальше.

Однако так продолжается недолго. Наталья девушка весёлая, интересная, с ней не соскучишься. Но она не та лошадка, которая способна монотонно тянуть свой воз и ни разу не взбрыкнуть копытом. Стала взбрыкивать. Снова и снова я замечаю, что она на месте не стоит, как договаривались. Кругом натоптаны следы. Ей уже неинтересно. В таком случае уговаривать её – бесперспективное занятие.

– Наташа, я могу сбиться. Где ты стояла?

– Здесь. Да, кажется, здесь…

– Так дело не пойдёт.

– Ну, подумаешь, отошла на метр.

– Метр к метру – будет километр.

– А ты зануда.

– Станешь с тобой занудой. Мы ведь договаривались.

Возле нас собралась вся группа. Судя по времени, не прошли ещё и половины пути. Наталью, конечно, надо заменить – она вымокла больше других, идёт первой, таранит заснеженные ветки, и вид у неё уже потускневший, не боевой. А ещё более важно, что она любит быть первой, но не любит быть на отшибе. Оправдывается:

– Конечно, вам в толпе веселей. На других посмотреть, себя показать… А мне одной скучно, одни деревья вокруг. Приелось…

– Давайте, я пойду, – вперёд выходит Тамара, наша тихоня и недотрога, девушка тоже масштабная, далеко видная, но почти незаметная в компании.

Все оборачиваются к ней, с интересом разглядывают, будто только сейчас увидели. Между прочим, она хорошо поёт у костра, любит задушевные песни – про любовь, про разлуку… И каша у неё не пригорает, как у Натальи. И халтурить наверняка не будет, она не такая. На голове у неё красная вязаная шапочка – очень кстати.

Тамара, золотце наше, оказывается идеальным ориентиром. Стоит на «точке» как вкопанная, пока я не подбегу. Кто бы знал, где сокрыты таланты… Вперёд, вперёд!

Идём ещё быстрее и без проволочек. Большую часть пути наверняка прошли. Скоро Столбы. Вот только снег валит и валит – ни зги не видно. Идём, как в сметане… Так, глядишь, и мимо проскочим, не заметим. Очень запросто проскочим при такой видимости.

В какой-то момент на меня наплывают сомнения. Оглядываюсь. Всё, кажется, как надо – ровная цепочка следов, свежие затёсы на деревьях. Ребята убирают валёжник, рубят нависающие ветки. Микушин смотрит на меня, думает о чём-то. Компас , между прочим, у него тоже есть. Может быть, ошибку заметил?

Ошибки бывали у королей и президентов. Даже учитель русского языка может сделать в диктанте ошибку. Кто без них проживёт? Хребты, распадки, завалы деревьев… Пройти через это все семь километров, пройти ровно, как по линейке, в снег – такое почти невозможно.

Вся надежда на то, что скалы большие и чёрные, в белом снегу заметные. Авось, да не пролетим мимо.

Чем озабочен наш капитан – понятно. Ему по должности полагается озабоченность. Но тот мелькающий впереди человечек с компасом – что у него на душе – кто знает? Он не суетится, не озирается, идёт как будто прямо и прямо. Как строгий машинист поезда Москва – Петербург, который смотрит на рельсы и твёрдо знает, что поезд не собьётся с пути и скоро прибудет на берега Невы. Вот только местность вокруг, скорее, похожа на верховья Индигирки.

А ещё размышляю, почему Саша поставил меня впереди. Кажется, немножко догадываюсь.

Короткая справка из досье: недавно окончил школу туризма при Таллинском спортклубе, получил бумажку с печатью. Занимался спортивным ориентированием на местности. Кроме того, имел диковинную по тем временам вещицу – импортный жидкостный компас. Не игрушечный, как у всех, с вечно дёргающейся магнитной стрелкой, но настоящий точный компас.

Потом приехал в Сибирь, на Ангару, где только начал строиться новый российский город Усть-Илим.

Стал ходить в походы с «Глухарями» и, конечно, не утерпел, расхвастался своими достижениями. Судя по всему, Саша решил проверить меня в деле. А ну-ка покажи, что можешь, как умеешь! Или врёшь? Компас у него не такой точный, но владеет он им отлично. Он бы поправил, не стал молчать, если видит ошибку. Но молчит. Сам запутался? Нет, не может такого быть.

Ну, вот, этого нам только не хватало – упёрлись в ельник. Небольшой, но напрочь засыпанный снегом, непроглядный. Шагу не ступишь, не пройдёшь. Как великая китайская стена.

Тамара пытается палкой сбить кухту с веток, проходит совсем немного и сразу скрывается из виду.

– Эй, Красная шапочка, ты где?!

– Здесь я, Серый Волк. Вот она я, – Тамара выходит из ельника, вся в снегу. Красная шапочка стала наполовину белой. Вместе решаем, что делать. Самый простой выход – обойти ельник сбоку, снова взять азимут.

Но тогда неизбежна погрешность. Мы уже несколько раз позволяли себе такие вольности, обходя завалы.

Что предпринять, если хочешь отвертеться от прямого ответа? Собрать консилиум! Лучше не придумаешь.

– Капитан, ты как думаешь? – спрашиваю Сашу.

Румяный колобок хитро улыбается и пожимает плечами.

– Ты прокладываешь курс, ты и решай. Мимо Столбов не проведи, это самое главное.

Ладно. Полный рюкзак ответственности Саня перевесил на мои плечи. Попробую унести. Зато теперь у меня развязаны руки, могу сам выбирать варианты. И выбираю то, что нравится мне, но мало понравится другим. Например, прорубить через ельник просеку.

Ребята потеют, в три топора навалились на ёлки, производят стук, бряк, скрип, скрежет и прочие шумовые эффекты. Девчата в большинстве стоят, топчутся на месте. Мёрзнут, наверное. Переговариваются о чём-то, хмуро поглядывают на меня и не так приветливо, как хотелось бы.

Знаю-знаю, девочки, – косточки мои перемываете. Да, это я вырастил ельник на пути и погоду дрянную подстроил. Такой вот пакостник. Что поделаешь? Гаденькая неуверенность уже не крадется рядом, теперь она сидит на мне верхом, и не стряхнуть её никак.

Была бы видимость получше, я бы не стал вымучивать эту просеку. Пошли бы в обход, а потом, глядя на солнце, скорректировались и вышли на прежний курс. Столбы – высокие скалы, видно их довольно далеко. И рисковать я люблю, но… Детектор лжи выдал бы сейчас меня с головой. Не по себе. Боюсь ошибиться. В спину смотрят три десятка человек, уже усталых, продрогших от мокрой одежды. Они на меня надеются, не знают этих сомнений.

Да ладно бы привычный народ – таёжники, охотники или хотя бы парни одни, а то ведь девчонки-неумехи. Им-то каково?

Ельник давно позади, мы по-прежнему чапаем в снежной каше, подошвами давим бруснику и поздние грибы. Смотрю на часы – идём уже больше трёх часов. Пора бы уже пройти эти семь километров. А ещё через час будет темнеть. И что тогда?

Как-то непривычно тихо за спиной. Даже разговоров не слышно. Не нравится мне всё это. Нехорошо. Зреет, растет отрицательное напряжение. Оно вырабатывается в каждом идущем позади, кажется, разливается в сыром снежном воздухе и смыкается на мне. Сейчас взорвусь. Взгляды прожигают штормовку на спине. Но что делать? Я и так, кажется, делаю, что могу. Выше себя не прыгнешь. А надо прыгнуть. Надо, Федя, надо.

Шаги, вздохи, чей-то кашель… Звенит лезвие топора – ещё одна затёска остаётся. Кто-нибудь пройдёт здесь в снегопад и не обратит на неё внимания. Зачем, если под ногами тропа?

Кстати, тропа ещё под вопросом. На меня вдруг сваливается… Нет, не снежный ком – хуже! Бьёт в виски убийственная мысль, что всё может оказаться зря. Если я ошибся, отклонился в сторону, то весь сегодняшний день с его мокрым холодом в коленях и на плечах, возня с валёжником, расчистка, затёсы – всё это теряет смысл. Мы, три десятка человек, целый день убили на то, что рубили тропу, ведущую в никуда. Зачем? Останутся лишь эти странные затёски среди леса да недобрая память.

Остановимся, когда поймём, что прошли мимо Столбов, заночуем, где придётся, и утром вернёмся назад. В городе спросят, как сходили? Ответить будет нечего.

При одной этой мысли всё внутри сжалось и замерло, как от занесённого над головой топора.

Впрочем, оставим мрачные прогнозы предсказателям конца света, расплодившимся в последнее время. Тамара тоже смотрит на часы, оборачивается ко мне.

– Скорей бы уже… К костру хочется.

– Мне тоже хочется. А ещё бы чаю кружку большую. И во-о-от такой бутерброд с колбасой.

– И мне половинку. Скоро мы придём?

– Эх, если бы я знал…

Смотрю вверх, вглядываюсь в мутное небо, но тщетно. Проклятый снег… Впрочем, он уже не валит крупными хлопьями, измельчал. Видимость, пусть не для полётов, но для велосипедного движения – вполне.

– Столбы не видно?

Пробую отшутиться.

– Видно, но без проводов, без фонарей. Большие и маленькие, с сучками и ветками. Похожи на столбы, но – не то.

Начался подъём. В настроении тоже подъём! Может быть, мы поднимаемся на скальный кряж? Девчата в надежде всматриваются вперёд, но довольно скоро надежда показывает спину. Горка обрывается крутым спуском. Упирается в широкую прогалину, заросшую высокой травой и чахлыми берёзками. Болото.

Ну, ёлки зелёные, мы так не договаривались. Это нечестно! Зачем болото? Куда я завёл людей?

Оборачиваюсь, ищу Микушина, не забыв смахнуть с лица растерянность. Но, к моему удивлению, луноликий Саша излучает довольство. Улыбается. Даже, кажется, подмигивает. Что бы это значило?

Бывать на Столбах мне приходилось лишь однажды, весной. Тогда мне, приезжему, всё здесь казалось в новинку – пряно пахнущие пушистые кедры, цветущие лиственницы, синие дали, скалистые перевалы… Я впервые всё это видел и был счастлив как мальчишка. Конечно, от избытка впечатлений вполне мог не запомнить заболоченной низины перед скалами.

– Ой, что это?! – воскликнул кто-то, и все остановились. Перед нами высились тёмные, исполинского роста фигуры. Сквозь снежную занавесь они виделись торжественно и строго, как безмолвные судьи в чёрных мантиях.

До них оставалось ещё метров двести, но казалось, что скалы нависают прямо над нами. Случилось невозможное – мы вышли лоб в лоб.

– Столбы! Столбы! Столбы! Ура-а-а!

Кажется, у меня есть веские причины тоже заорать и надуться пузырём от гордости. Но я опоздал. Не успеваю даже вякнуть. Большая сильная Наталья уже сцапала меня в охапку и тискает, как котёнка. К нам бросаются другие девчонки, в лицо тычутся холодные носы и щёки, кто-то чмокает…