Когда цветут эдельвейсы (сборник)

Со смехом вспоминаю слова жен охотников, которые отправляют мужей на “курорт отдыхать”. Хотела бы посмотреть на их лица, когда вместо шезлонга и приятных солнечных лучей на них бы надели рабочую “спецуру” с резиновыми сапогами, навешали котомку и повели бы по косогорам, колодникам и кустарникам».

10

Вот уже второй день Ольга собирала падалку – кедровые шишки, в изобилии валявшиеся по всей тайге. Невелик труд: ходи неподалеку да собирай в холщовый мешок зрелые плоды, коричневым ковром рассыпанные под могучими вековыми кедрами. Казалось бы, что проще? Но от коротких переходов от дерева к дереву, бессчетных сгибаний-разгибаний и мешка заныла спина, зарябило в глазах, свинцом затекли ноги. Ладошки покрылись черным смоляным клеем, доставляя Ольге особую неприятность: все, к чему бы она ни прикасалась, тут же, как магнитом, прихватывало и не отпускало. Не было места на одежде, куда бы капельки душистой кедровой смолы не добрались. Даже волосы, предмет ее гордости, схватились в липкую массу, когда она по привычке поправила ладонью упавшую на лицо прядку.

С каждым разом приходилось заходить все дальше и дальше. Запоминая обратную дорогу, Ольга ориентировалась по видимым макушкам горок, постепенно становившихся знакомыми и почти родными. Она всегда выходила точно и верно к бревенчатому срубу.

Яркое солнце давно перевалило зенит и ускоренно падало в закат. Васьки все не было – он с утра пошел на путик проверить хатки да покричать марала. Девушка заговорила с сидевшей на привязи собакой:

– Что же это наш хозяин так долго задерживается? Уж не заплутал ли где?

Волга подняла на нее свои умные глаза, безмолвно выражающие явное противоречие: «Ты что, глупая, разве же может хозяин заплутать? Лучше бы спустила меня с поводка – я бы его быстро нашла!»

Но во время зверовки на свободу собаки был наложен запрет: несмотря на Васькины старания приучить Волгу к задержке зверя, она угоняла его от охотника, почему и оставалась при избе в гордом одиночестве, ожидая своего часа.

Ольга вздохнула, оглядываясь, куда бы пойти за орехом. Она с завистью посмотрела на ближайший кедр, сплошь усеянный большими шишками, прикипевшими к веткам. Было бы неплохо приобщить их к общей куче, но Васька строго-настрого запретил ей лазить по деревьям. Да и, честно сказать, этого она делать не умела.

Потянувшись за «Белкой», приставленной к стене избушки, Ольга вспомнила о неудобствах, связанных с ружьем во время работы: «вертикалка» скользила по спине, больно била по шее и затылку и была лишним грузом. Махнув рукой и на «Белку», и на слова Васьки, Ольга закинула пустой мешок и пошла к роднику…

Вот уже несколько дней подряд, приходя за водой, Ольга встречала старого знакомого – глухаря, кормящегося орехом на своем излюбленном месте. Крючкоклювая птица некоторое время смотрела на нее, потом грациозной походкой удалялась в чащу.

Но с каждым разом промежутки времени в «приветствии» увеличивались, древняя птица постепенно привыкла к встречам и даже начала интересоваться спокойными и размеренными движениями девушки. Заслышав шаги, глухарь быстро вскакивал на постамент, который заменяла старая колодина, и тут же замирал в гордой позе. Немигающие карие глаза испытующе смотрели, как она, звякая котелком, набирает журчащую воду, медленно моет руки или лицо.

Но чего он не любил, так это прямого взгляда. Не любил – это не то слово. Он очень боялся его! Ольга все это поняла на второй день и поэтому, желая некоторой дружбы, старалась не смотреть в темные бусинки, блестевшие под алыми бровями птицы.

Сегодня глухарь находился чуть повыше своего поста и, вслушиваясь в приближающиеся шаги, хитро выглядывал из-за ствола дерева. Девушка улыбнулась и, делая вид, что не замечает его, стала собирать шишки. Петух удивленно закрутил головой и быстро-быстро захлопал тонкими перепончатыми веками. Заинтересовавшись, он уже не убегал, а с живостью засеменил на месте, приподнимая то одну, то другую лапу и резво показывая то правый, то левый бок.

Видя, что новая знакомая не обращает на него никакого внимания, он тоже принялся за шишки. Поставив свою сильную четырехпалую лапу-крест на одну из шишек, глухарь с удивительной ловкостью начал отщипывать клювом-крючком ромбообразные глазки шелухи, открывая зерна. Казалось, его мощный, по-орлиному загнутый нос приспособлен специально для этой работы. Глухарь отрывал несъедобные лепестки и проворно глотал коричневые зерна, быстро набивая зоб, который заметно топорщился и выделялся на груди сизым оттенком.

Впервые в жизни наблюдая за глухариной кормежкой, Ольга забыла о своей работе и безотрывно смотрела на необычное зрелище, удивляясь всему, что проделывал ее новый знакомый. На одну шишку уходило около пяти минут, затем глухарь принимался за следующую. Не забывая о мерах предосторожности, он периодически вытягивал шею и наблюдал за окружающей обстановкой.

«Так, наверное, не сможет никто: ни воробей, ни курица, ни голубь, – думала девушка. – Скорости и чистоте позавидуют все! А впрочем, что здесь удивительного? Жизнь и тайга научат: ешь быстрее сам – иначе съедят тебя…»

Когда очередная порция шишек заняла треть мешка, Ольга вновь закинула его за спину и понесла к избушке. Дождавшись, когда человек скроется из глаз, глухарь перебежал на то место, где минуту назад была девушка. Покружив и не найдя шишек, недовольно защелкал. Сверху опять послышались шаги человека. Выдерживая недоступное расстояние, петух порхнул на отдельно стоящую пихту и приветствовал возвращение предупредительным скирканьем. Знакомый силуэт успокоил его. Глухарь втянул голову, замигал глазами, нахохлился и затих, подставив левый бок угасающему солнцу. Ольги он уже как будто не боялся и сидел спокойно, лишь иногда настораживаясь, когда она наступала на хрустящие сучки.

Так продолжалось довольно долго. Девушка несколько раз уходила и приходила, а петух все сидел на прогнувшейся от тяжести разлапистой ветке, словно охраняя ее покой.

Солнце все быстрее и быстрее клонилось к горкам. Ольга взглянула на часы – половина пятого. Немного подумав, решила сходить за орехом последний раз.

Глухарь все еще сидел, но как-то странно насторожился и замер, вытянув шею и поглядывая по сторонам. Она решилась на более дальний переход вниз по ключику. Нисколько не задумываясь, девушка заспешила к густому кедрачу. Почти сразу она услышала, а затем и заметила на одном из кедров движение, вызванное каким-то существом. Присмотревшись, увидела человека, сбивающего густо налепленные шишки. Ловко орудуя руками, он резко бил по веткам, отчего коричневые плоды сыпались на землю, как горох.

Даже не сомневаясь в том, кто бы это мог быть (ведь на много километров вокруг никого нет, кроме штатных охотников), девушка улыбнулась. Значит, это Вася сшибает! Подойдя почти вплотную, она подняла голову и, глядя в непроглядные ветки, звонко, на всю тайгу заговорила:

– Вася, спускайся вниз! Зачем сшибать шишки, когда вокруг столько падалки? Я и без того уже натаскала к избушке гору шишек!

Наверху сразу же стало тихо. Ольга не придала этому никакого значения и продолжала:

– Давай быстрее, я уже начинаю собирать орехи! Помогай!

Послушавшись, он стал спускаться вниз. Но как-то слишком быстро спускался человек. Удивляясь ловкости и проворству друга, Оля глянула вверх… На расстоянии каких-то двух метров от нее показалась огромная лохматая башка с круглыми ушами и маленькими поросячьими глазками.

Она никогда раньше не видела медведя, но сейчас сразу поняла – это он. На какие-то секунды возникла шоковая пауза: Ольга видела каждый волосок на его лоснящейся морде, подергивающуюся от напряжения нижнюю губу, нервно расширяющиеся ноздри черного носа, со свистом втягивающие воздух.

Внутри все похолодело и обмерло, руки и ноги обмякли, сделались ватными, лицо побледнело, а прекрасные карие глаза расширились до предела. Горло перехватило судорожным спазмом, не было сил ни вздохнуть, ни крикнуть.

Внезапная мысль пронзила мозг: «Бежать!» Она круто развернулась и опрометью, двухметровыми прыжками поскакала к избушке.

Большие, не по ноге сапоги слетели на втором прыжке, но она не придала этому никакого значения – так бежать было легче.

Возвратившийся к этому времени Васька разводил костер, но, услышав приближающийся треск ломаемых сучьев и резвый топот ног, с удивлением посмотрел вниз. Кто бы это мог быть? Через мгновение в поле зрения попала стремительно бегущая Ольга. Забыв выпустить из рук мешок с шишками, который подгонял и хлопал по спине, она по-олимпийски перемахивала через колодины. Испуганный, сосредоточенный на дверях избушки взгляд, распущенные волосы, развевающиеся на ветру, словно пиратский флаг…

Васька уже держал в руках карабин и внимательно высматривал преследователя подруги. Подбежавшая Ольга, даже не заметив его, быстро юркнула в избушку вместе с громоздким мешком и тут же захлопнула за собой дверь, держа ручку изнутри.

Так как преследования не было, он попробовал открыть дверь, но дверь не поддавалась. Девушка держала ее изо всех сил.

– Оля, открой, это я! – попросил он.

– Приходите завтра! – донеслось в ответ.

– Что?! – не понял он. В ответ молчание.

– Да это же я – Василий! Открой дверь!

Опять молчание, опять уговоры, и вот в образовавшуюся щель показалось насмерть перепуганное лицо. Убедившись, что это действительно он, открыла дверь и, бросившись на шею, заплакала:

– Там был медведь!

После слез началась истерика, девушка бросилась на нары и взахлеб зарыдала:

– Он меня чуть не съел! Где ты был? Почему тебя не было? Я чуть не погибла!

Васька попытался успокоить ее, чтобы добиться подробностей происшедшего. Едва сдерживая смех, он почти на полном серьезе посочувствовал, пригрозив медведю возмездием.

Когда паника немного прошла, он плеснул в кружку спирта и почти приказал выпить. Через пару минут она пришла в себя и уже смеялась над собой вместе с ним.

Осмелев от выпитого, Ольга повела Ваську на место встречи с медведем, все же придерживаясь его правого плеча, на котором висел СКС. Михаила Ивановича давным-давно простыл след.

– Вот видишь – он тебя тоже испугался и удрал, – показывая на вырванную когтем землю, говорил Васька. – В следующий раз не убегай, а лучше встань за ствол дерева. Если надо защититься – стреляй в голову, но только не в лоб, а сбоку, в ухо или за ухо. Кстати, где твое ружье?

Ольга виновато опустила голову, а он уже сердито выговаривал:

– О чем я тебе говорил? Почему ты меня не слушаешь? Пойми, наконец, что здесь тайга, а не дискотека, – случиться может что угодно!

– Я уже это поняла… – уныло ответила она.

– Если поняла, уже хорошо.

Васька стал собирать шишки в тот же мешок, с удовольствием нахваливая хозяина тайги:

– Спасибо, дядя, помог с орехом!

Выдернув из земли впрессованные сапоги, Ольга как бы невзначай заметила:

– Обувку бы сменить, хоть размера на два поменьше, а то нога хлюпает.

– Ничего, потерпи немного! Пойдет снег – сменишь на ичиги.

– И когда это произойдет? Когда он выпадет?

Васька быстро посмотрел куда-то вдаль и сказал:

– А вот с завтрашнего дня и выпадет!

– Откуда ты знаешь? Посмотри, какая прекрасная погода!

– А у меня свои верные приметы, и они еще не подводили никогда! Посмотри на макушки белков – все поймешь сама!

Действительно, чистоту красок наиболее высоких точек сгущала какая-то ватная дымка.

– Если белки покрылись куржаком – жди плохую погоду! Верный признак!

Вечером Васька позволил редкое и небольшое расслабление. Достав фляжку со спиртом, налил себе и Ольге. Понемногу язык развязался сам собой, выдавая озабоченность:

– Срывается наш «график работы», что-то ничего не получается с мясом. Надо бы еще одну «душу» добыть, а то придется туго: в этом году нас двое, а жить еще несколько месяцев. Как назло – ни единого оленя, ни марала. Как будто все повымерло! Хоть бы какого-нибудь сеголетка…

Он замолчал, а Ольге не терпелось поделиться своими впечатлениями. Глаза ее с живостью заблестели, и незаметно для нее стал заплетаться язык. Как настоящий охотник, очень подробно и в красках она рассказывала о своем знакомстве с глухарем, про медведя девушка уже забыла. Потом, как будто от этого зависела ее дальнейшая судьба, попросила:

– Ты не убивай его, пожалуйста, на шулемку.

– Да что ты? – улыбаясь, ответил он. – Как можно? Раз твой друг – пусть живет! А еще лучше – заведем курятник из глухарей и капалух. Будем собирать яйца, блины да оладьи с пирогами станем стряпать!

Поддаваясь шуткам и хорошему настроению, девушка захотела продолжения веселья, а поэтому кивнула головой на фляжку:

– Давай еще по пятьдесят граммов?

Он согласился, но настороженно спросил:

– А давно ты выпиваешь?

– С детства. Предки наливали, чтобы не плакала, – еще непонимающе, весело ответила она. Но потом, как будто осознав смысл сказанного, поправилась: – Но в меру! И никогда не тянет!

Васька почему-то подумал про себя: «Это пока не тянет. Но что будет потом?» Он прекрасно знал, что может быть потом, лет через пять – десять, но и сейчас промолчал, доверяясь самому важному и естественному другу – времени.

Ольга поняла, что сказала и сделала что-то не то, и, пытаясь прервать напряженное молчание, присела ему на колени и, обвив руками шею, нежно поцеловала. Девичьи руки – нежнее бархата, губы – слаще меда! Она уже знала, чем побеждать Ваську: он забывал обо всем на свете и уже ничему не противился, мгновенно загораясь желанием.

– Давай хоть продукты да посуду уберем под крышу, ночью дождик намочит! – говорил он, не в силах оторваться от ее груди.

– Это моя забота – иди в избу. Я через минуту приду.

Уже лежа на нарах, он вслушивался в бряканье споласкиваемой посуды, смачное чавканье Волги, тихий и недолгий разговор девушки с собакой. Легкая поступь шагов, дверной скрип, шелест снимаемой одежды, легкое дуновение и хлопок потухшей лампы – все это было словно в сказке или в очень приятном сне! Хотелось, чтобы это длилось всегда, вечно, нескончаемо…

11

Ночью погода резко переменилась. С запада подул порывистый, но пока еще не холодный ветер и принес за собой черные свинцовые тучи, из которых повалили мокрые, тяжелые лопухи белого снега. Появляясь будто из ниоткуда, они едва касались теплой, хорошо прогретой земли и тут же таяли, превращаясь в большие капли воды. Собираясь вместе, тяжело бухали с лап деревьев, травостоя, наполняя окружающий мир неприятной, промозглой слякотью.

Васька допил вторую кружку «Купца», с чаем в тело возвращалась потухшая бодрость и утраченная за последние дни сила. Неторопливо посмотрел на часы, стрелки которых указывали на восемь. Обычно в это время он был уже в дороге, где-нибудь в тайге или на путике, и, по охотничьим меркам, было довольно поздно, чтобы засиживаться у жаркого костра. Но сегодня его тормозила отвратительная погода, поэтому, глядя на нахмурившийся мир, он не торопился и, смакуя горячий, согревающий душу чай, старался как можно дольше протянуть время.

Ветер понемногу стихал, но низко летящие облака крыли все вокруг. Стояли густые сумерки, напоминавшие ранний рассвет или поздний вечер. Кедры, стоявшие в двадцати метрах от избушки, то проявлялись в молоке, то снова исчезали.

«В такую погоду и пуля не пролетит!» – думал Васька, прикуривая сигаретку. Между тем, полагаясь на свой опыт, он знал – ранний гость до обеда. Ветерок рано или поздно разобьет тучи, дав возможность поохотиться.

Надеясь на лучшее, вот уже пятый день он с упорством и настойчивостью носился по косогорам, открытым местам и безлесым белкам, всевозможными способами стараясь добыть еще одного зверя, так необходимого для дальнейшей жизни в тайге. Отведенные для промысла три дня прошли, и, нарушая свое расписание, Васька все еще надеялся на достижение намеченной цели и не отступал от этого ни на шаг.

В отличие от его подруги, безмятежно и счастливо спящей в зимовье на нарах, мир тайги давно проснулся и ожил. Несмотря на серость начинающегося дня, он разговаривал разноголосьем, шумел, суетился, торопясь использовать редкий дар природы – небывалый, рождающийся раз в пять лет, урожай кедрового ореха.

Нескончаемые перебранки кедровок, шорох беличьих лапок, тоненькое пиканье синичек и поползней, призывный свист и порханье редких рябчиков слышались везде и всюду. Огромная стая дроздов-рябинников с нарастающим и пугающим шумом пролетела над макушками деревьев в южном направлении, испугав обитателей тайги, которые вмиг приумолкли. Как только дроздов не стало слышно, все возобновилось, и заготовка корма в зиму пошла полным ходом!

Ветер стихал, уступая место неподвижному туману, который без помощи своего вечного спутника начал стелиться и просеивать большие плешины видимой тайги, обещая еще один теплый осенний день.

Где-то внизу громко захлопал крыльями глухарь и несколько раз скиркнул, подсказывая округе о появлении какого-то животного, неожиданно оторвавшего его от кормежки.

Васька сразу же насторожился, так как знал, что зря подавать голос древняя птица никогда не будет. Привязанная Волга тоже обратила внимание на этот шум и, насторожившись, застригла ушами. Цыкнув на нее, Васька взял стоявший неподалеку карабин, быстро, но осторожно потянул за болт затвора.

Пристально вглядываясь в молочную пелену, он пытался хоть как-то рассмотреть границу тайги за поляной, до которой было чуть больше сотни метров. Это ему удавалось с большим трудом: вместо резких очертаний стволов деревьев сквозь мутную вату проступала едва различимая темнота.

Прошла минута, за ней томительно долго потекла вторая – пока все было тихо. Но, судя по настороженному состоянию собаки, неотрывно смотрящей вниз и перебирающей мокрый воздух черным носом, Васька понял, что там что-то происходит. Десятое охотничье чувство предсказывало какое-то движение, постепенно передвигающееся вверх.

Уши уловили негромкий звук – поступь чьих-то ног по влажной земле и редкий треск ломаемых сучьев.

Прислушавшись к происходящему, Васька понял, что нарастающее движение идет наискось от избушки и пройдет как раз по краю вертолетной площадки. Не раздумывая, он стал подкрадываться наперерез идущему в непроглядной мгле молока существу. Он отвлекся на мгновение, повернулся к заскулившей суке, просящейся с ним, нахмурился и показал объемистый кулак. Понятливая собака тут же замолчала и, присев, замерла.

Аккуратно преодолев около пятидесяти метров, Васька остановился посередине поляны и, присев на одно колено, приготовился к стрельбе. Приблизившаяся стена тайги стала видна более отчетливо, и дальше идти не имело смысла, потому что невидимым зверь, подходивший к границе леса, мог его обнаружить.

Еще несколько секунд – и из-за стволов толстых кедров на поляну одна за другой выбежали четыре оленухи, подгоняемые сзади гривастым быком, чуть наклонившим голову с большими ветвистыми рогами. Выскочив на чистое место, все пятеро остановились на некоторое мгновение и, вытянув морды, посмотрели на сидящего Ваську. Широко раздвигая ноздри, они одновременно вынюхивали воздух, ища в нем чужие примеси. Но ветерок относил запах человека, и ничто не предвещало смертельной опасности, а подслеповатые глаза приняли человека за пень.

Удостоверившись в спокойной обстановке, возглавлявший «гарем» самец сердито хоркнул и, подгоняя завоеванных в борьбе самок, махнул короной рогов, приказывая следовать дальше. Но, не успев сделать следующий шаг, вдруг упал на колени, ткнулся носом в землю и повалился на левый бок, по инерции перевернувшись через спину, мелькнув широкими шляпами взлягивающих копыт.

Сухой, негромкий звук выстрела раскатился по поляне и заглох, испугав заметавшихся коров, через какое-то мгновение растворившихся в густом тумане. Но дело было сделано! Довольно приличный сокжой лежал у Васькиных ног, в предсмертной агонии дергая ногами. Несколько попыток приподняться и убежать не привели к успеху.

Это была настоящая, хотя и случайная удача! Зверь был добыт. И где? В какой-то сотне метров от избушки, можно сказать, под самым носом, что тут же решило проблему с доставкой мяса.

Огромные, круто загнутые рога симметричными отростками красовались на оленьей голове, посаженной на толстую, необъятную шею. Пустотелая, лоснящаяся шерсть, густо свисавшая с покатых боков, бугристых лопаток и мощных ляжек, говорила о хорошей упитанности зверя, в котором было не менее полутора центнеров веса. Десять отростков на каждом роге выдавали активного в брачный период бойца, прожившего долгую жизнь, не единожды участвовавшего в пополнении оленьего стада.

Подкуривая многозначительную в этот миг сигаретку, Васька с улыбкой наблюдал за беснующейся в охотничьем азарте Волгой, восседавшей на поверженном звере, как на троне.

Напряженно и молчаливо наблюдая за происходившим, собака только и ждала выстрела хозяина. Увидев упавшего быка, сука дернулась изо всех сил, лопнувший ошейник дал волю, и резвая соболятница в десяток прыжков очутилась рядом. Гнев вылился в яростный лай, огласивший и перепугавший окрестные сопки. Хватая животное за легко рвущуюся шерсть, Волга выплескивала охватившую собачью душу ярость охотничьего азарта. Захлебываясь от наполнивших пасть волос, сука закашлялась от нехватки воздуха, чем вызвала веселый смех хозяина. Расценив эту реакцию как сопротивление, она переметнулась к голове и, кусая неподвижного оленя за раскровавленный нос, заблажила еще сильнее, своим ревом поднимая из могил усопшие души.

В отличие от мертвых из избушки выскочила наспех одетая босоногая Ольга и полусонными, ничего не понимающими глазами уставилась в их сторону. Увидев Ваську, собаку и что-то светло-серое, она тут же заспешила к ним.

– Что случилось? – закричала еще издали.

– Ничего, все нормально. Просто оленя добыл!

– Чего-чего?! Так рано? – не веря своим глазам, воскликнула она.

– Кто рано встает – тому Бог подает! – выдал Васька народную мудрость. – Неси нож – будем свежевать!

Оля досадовала и на себя, и на весь белый свет за то, что все прошло без нее: «Засоня! Тетеря! Квашня! Сплю до обеда! Вася, наверное, недоволен, хотя и не подает виду! Так можно проспать все на свете!..»

Глядя на Ваську, молча, очень быстро разделывающего тушу, она молчала тоже и, стараясь загладить придуманную самой вину, с радостью выполняла мелкие просьбы: поддержать, перевернуть, отнести. Васька, казалось, не замечал удрученного состояния подруги, ни в чем не винил ее и так же, как всегда, приветливо улыбался, отчего настроение девушки приподнялось до обычного состояния.

На добытого оленя она уже не косилась, как это было несколько дней назад. Жалость и сострадание к бедному зверю как-то сами по себе улетучились, как и цветные представления о сказочном мире, описанном Васькой задолго до пребывания Оли в тайге. Поэтому к добыче оленя она отнеслась как к естественному процессу – процессу регулирования человеком равновесия и отбора только самого необходимого для существования.

Она сама не заметила, как преодолела эту границу неприязни и нисколько не удивилась, когда вдруг посмотрела на свои обагренные кровью зверя руки. Уже не придавая этому никакого значения, она продолжала работу.

Жизнь есть жизнь! Смерть есть смерть! Кто-то когда-то умирает, и ничего нельзя изменить, особенно если это требуется для твоего личного существования.

Но жизнь другого существа может браться только в пределах необходимого и исключать кощунство и жадность, которые наносят существенный урон. В тайге должна торжествовать потребность добычи лишь в разумных пределах.

Васька даже и не догадывался, какие мысли гуляют в голове у девушки, а если бы и догадался, то не удивился: он начал привыкать к перевоплощению Ольги из цивилизованной пай-девочки в простую и естественную, уже не отвергающую мрачные, кровавые стороны охотничьей жизни. И сейчас он просто радовался переменам, которые происходили в любимом человеке. Ольга стала не только милой подругой, но и верной помощницей, поддерживающей его как в мире людей, так и в мире тайги.

Но это было только начало. Васька понимал, что сейчас все ново и интересно, поэтому Ольга воспринимает происходящее с удовольствием. Но впереди – тяжелые месяцы непосильного мужского труда. Выдержит ли она?..

Уже через пару часов они сидели у костра и наслаждались неожиданным успехом или, как говорил Васька, подвалившим фартом.

Добытый олень заполнил две сорокалитровые фляги, вместившие в себя отборные куски мяса. Этого с избытком хватит до конца сезона. Остальное уложено на стеллажи под навесом и в дальнейшем послужит прикормом для ловли соболей.

Над жарким пламенем закипал большой «семейный» котел с нарезанными кусочками свеженины, распространяя дурманящий, аппетитный запах. Чувствуя важность происходящего процесса, Васька колдовал над котлом сам.

– Нельзя доверять женщине приготовление мяса, иначе она испортит все дело! – говорил он, подбрасывая в бурлящее варево крупно нарезанную луковицу.

– А почему тогда в остальные дни всегда готовлю я? – нисколько не обижаясь спрашивала она. – Может быть, ты будешь варить всегда?

– Нет! Всегда – не пойдет! Вся хитрость в том, что свежим мясо будет только сегодня, а значит, и весь вкус только в этом котелке. Завтра уже будет не то!

– Ага! Значит, завтра буду готовить я? И получается, что из моих рук еда невкусная?

– Ну что ты! Я хотел сказать совсем не это! – И, переключившись на другую тему, воскликнул: – Посмотри-ка на Волгу!

Медленно бредущая от места трапезы собака тяжело покачивала надутыми боками и едва передвигала ноги. Добравшись до лежанки, сука бухнулась на отяжелевший бок и, чуть дыша, растянулась во всю длину тела.

– Волга! Зря ты оставила свою трапезу – конкуренты не дремлют! – Он мотнул головой в конец поляны, где над останками оленя черным «мессером» уже завис таежный ворон. Почуяв запах свежей требухи, он громким клекотом сзывал на пир собратьев, которые не заставили себя долго ждать и слетались на зов со всей округи.

Приподняв голову, сука посмотрела на незваных гостей, довольно резво подскочила и поспешила на охрану своей собственности. Птицы тотчас поднялись в воздух, громко заорали, выражая недовольство резким и пугающим пикированием. Но на Волгу эти уловки уже не действовали: она устроилась в метре от останков и, смачно зевнув, развалилась вновь, не обращая внимания на воров. Им ничего не оставалось, как разлететься по ближайшим кедровым макушкам и, нахохлившись, косить глаза на собаку.

– Ждать придется долго, – обращаясь к воронам, сказал Васька, – теперь она оттуда вообще не отойдет!

Как Васька и предполагал, погода восстанавливалась: появлялась видимость, между облаков выглянуло ласковое солнышко, согревая парившую землю.

Но нарастающий ветерок приносил холод – первый предвестник быстро наступающей зимы.

– Помощник! – радостно воскликнул Васька.

– Кто помощник, в чем помощник? – переспросила не понявшая его Оля.

– В нашем деле, – пояснил он и приподнял вверх палец. – Слушай!

Она повернула голову к кедрам и сразу же все поняла. При резких порывах ветра с деревьев градом слетали намокшие шишки, которые глухо тукали, достигая земли.

– Теперь можно заняться орехом. Пара дней в запасе у нас еще есть!

Ольга промолчала, тоскливо вспомнив свой недавний опыт. Тяжело пошевелив уставшей, ноющей поясницей, улыбнулась:

– Завтра с утра и начнем!

– Чего?! Как это завтра? Сегодня же! Вот поедим мяска – и за работу! У нас с тобой каждый день на учете!

Непоседу Ваську трудно оставить без работы. Он не мог просидеть без нее и часа, не говоря уж о том, чтобы целый день проваляться на нарах, ни к чему не притрагиваясь. В его организме действовала какая-то пружина, постоянно подталкивающая к движению и работе. Но истинную причину своей работоспособности знал только он сам: не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня, ибо время не воротишь! И эта пословица, как никогда, важна в тайге, где на учете не только день, но и час.

Не успела Оля и глазом моргнуть, как на подпирающем сени столбе уже висел ящик-барабан, прихваченный Васькой на пару гвоздей. Процесс дробилки очень прост: крути ручку да успевай кидать в бункер шишки.

Вращающийся валик-ерш без труда жует податливые плоды и, раздавливая, выпускает из своих цепких когтей на расстеленный внизу брезент. Несмолкающий ручей ореха и шелухи сыплется из барабана, очень быстро образуя приличную горку. Затем следует недолгое просеивание через два сита: более крупное – для ореха, мелкое – для шелухи, а чистейший орех коричневым золотом осыпается в объемистый мешок.

Ни разу не видевшая обработки шишек, девушка удивляется простоте процесса и его качеству:

– Я думала, что мы шишки повезем на вертолете! А тут на тебе: час работы – мешок ореха!

– Если шишками возить – это сколько же надо вертолетов? – смеется Васька. – Посмотришь, сколько отбросов будет. Зачем возить домой лишний сор?

– И это все придумал ты?

– Что ты! Это наши отцы и деды, да и не за один год, а может быть, за века!

Сбор падалки Васька берет на себя и быстро, без устали суетится меж стволов деревьев, подтаскивая к общей куче набитые до отказа кули. Ольга торопливо крутит ручку барабана, стараясь побыстрее закончить с надоевшим орехом. Но куча не уменьшается, а увеличивается. Как она ни старается крутить, просеивать, пересыпать – Васька все же бегает быстрее. За несколько часов гонки объем собранного урожая увеличивается вдвое.

Искоса наблюдая за ним, Ольга поражается его расторопности.

– Откуда у тебя столько энергии? – уже в который раз спрашивает она, когда практически в сумерках заканчивается трудовой день. – Ты хоть когда-нибудь устаешь?

Он неопределенно пожимает плечами, неторопливо закуривает и уводит разговор на другую тему.

Из дневника Ольги:

«Никогда не думала, что в тайге такое количество зверья! Прошло всего лишь десять дней, как мы прилетели, но я уже насмотрелась на всех, начиная от медведя и кончая бурундуком-полосатиком! Вася говорит, что все они собрались на орех, которого в этом году – тьма! Нередок случай, когда враз можно увидеть три-четыре, а то и пять белок! Про бурундуков я вообще молчу! Несколько раз видела соболей, они подбегают прямо к избушке и, кажется, совсем не боятся человека: встанут столбиком в каких-то десяти метрах, полюбопытствуют и тут же исчезают, как будто их и не было. Волга загоняет по шесть-семь раз в день: то тут, то там слышится ее азартный лай. Но Вася говорит, что не настало время: аскыр еще голый!

Но я никак не могу понять, почему он голый».