Камень. Биографический роман. Книга 1. Первые шаги к свету и обратно

Погрузка в вагон.

1941 год, сентябрь.

Гуляйполе.

Пётр лежал в посадке в тени большого дуба, равнодушно наблюдая за видоизменениями молочно-белого облака. Из бесформенной массы оно вдруг начало превращаться в расправившую крылья, стремящуюся к солнцу птицу, но не завершив этой перестройки, приобрело форму огромной акулы, раскрывшей необъятную пасть.

Символичными казались эти преобразования именно здесь, в Гуляйполе, центре украинской безгранично-анархической свободы. Мог ли предполагать Батька Махно всего каких-то двадцать с небольшим лет назад, во что превратится его столица?! Но факт остаётся фактом: сегодня это – маленький винтик в разладившемся советском государственном механизме… Ещё один противотанковый ёж на пути немецкой военной армады…

И всё же, с другой стороны, почему именно в Гуляйполе нашёлся человек, проявивший сострадание и содействие судьбе совершенно незнакомых, чужих для него людей?.. Может, дух воли и братского коллективизма до сих пор витает в здешнем воздухе?!

– В колонну по три стройся! – сержант госбезопасности Ароськин старался отдавать команды как можно громче. – Приготовиться к посадке в вагоны.

Только что посыльный от военного коменданта сообщил о скором прибытии состава, в котором перевозили заключённых, и сержант делал всё возможное, чтобы не упустить свой шанс и избавиться, наконец, от непомерных физических лишений и морального груза ответственности.

Пётр глубоко вдохнул, задержал на мгновение в лёгких воздух, затем сделал резкий выдох и рывком поднялся. Люди копошились, как в муравейнике, пытаясь занять, с их точки зрения, более выгодное место в колонне, но молодому человеку хотелось довести до логического завершения свои рассуждения о роли случайностей и закономерностей в жизни. Поэтому он пристроился в первом попавшемся участке строя и снова переключился на историко-философский экскурс.

Команды Ароськина до поры до времени служили лишь фоном для мелькающих в воображении ярких картин революции, гражданской войны, индустриализации… И только пронзительный гудок паровоза, прорвавшийся сквозь нарастающий гул механизмов, вернул Петра к суровой действительности. Когда состав остановился, колонна двинулась к месту погрузки. С огорчением Пётр обнаружил, что находится в хвосте строя, а значит, сможет влезть в долгожданный вагон лишь в последних рядах.

Лязг открывающихся засовов смешался с распоряжениями военного коменданта и отчаянными криками охраны. Когда отодвинулись ворота вагона, Ароськиным овладело сомнение: на самой кромке пола, плотно прижавшись друг к другу стояли люди. Попытки их потеснить, предпринятые подчинёнными сержанта, не привели к желаемому результату.

И тогда в дело включились два амбала, предусмотрительно присланные на помощь комендантом. Предвидя проблемную ситуацию, последний выделил для погрузки заключённых самых опытных своих людей. Яростно матерясь, они начали штыками тыкать в спины стоящих у края вагона. В ответ волна человеческих тел, изрыгая ругательства, каким-то непостижимым образом колыхнулась внутрь, освободив некоторое место. Тут же к зоне посадки подъехала подвода, и зеки, по очереди влезая на неё, перебирались, подталкиваемые военными, на незанятую площадку вагона. Едва забравшихся ожидала судьба предыдущих: сначала их спины принимали удары прикладов, а через пару мгновений – и уколы штыков. Поэтому новые «пассажиры» из кожи вон лезли, лишь бы не замешкаться у входа, сломя голову, проталкивались внутрь, рьяно работая локтями и всем телом.

Однако даже такая жестокая технология не позволила вместить всю группу Ароськина. Как ни силились охранники, всё же пять человек, в числе которых оказался и Пётр, никак не могли втиснуться в середину вагона.

Когда в ответ на очередной укол штыком один из заключённых истошно закричал и вывалился назад на подводу, хватаясь за окровавленный бок, амбалы изменили тактику. По их команде охранники начали потихоньку задвигать ворота, а здоровилы с каждым таким движением прилагали максимум усилий, чтобы засунуть очередного заключённого в пространство у внутренней поверхности ворот. Ещё один плюс такого способа заключался и в том, что «пассажир» сам всячески цеплялся за край ворот, тем самым принимая участие в своей погрузке.

Наконец очередь дошла и до Петра. Он был предпоследним, но щель между воротами и стеной вагона составляла уже меньше метра. Петя несколько раз с силой ударил сапогом по ногам людей, стоящих у кромки ворот, и смог поставить на освободившийся пятачок одну ногу. Затем он ухватился обеими руками за край ворот, и оттолкнувшись другой ногой от подводы, сделал отчаянное усилие, чтобы проскользнуть внутрь. Но тщетно: хотя в первый момент удалось немного оттеснить спрессованную человеческую массу, удержаться на отвоёванном плацдарме не представлялось возможным – толпа выдавила его обратно.

– Давай ещё раз точно так же, но только после того, как я кольну, – тихо пробормотал один из организаторов загрузки на ухо Петру. – Попробуй на секунду зацепиться плечом, а в это время ребята двинут ворота.

Парень не успел удивиться хладнокровному указанию только что неистово орущего человека, как тот тут же истерически завизжал:

– Заколю! Скотина! Гад! – штык вонзился в спину человека, стоящего перед Петром.

Тот дёрнулся от боли, и в этот момент Петя вложил всю силу в повторение своего манёвра. Он почувствовал, как плечо зацепилось за что-то твёрдое. Почти в это же мгновение прогремел выстрел в воздух, люди инстинктивно вздрогнули, и ворота подались ещё на несколько сантиметров.

Здоровенный амбал, ухватившись двумя руками за края прохода, упёрся сапожищем в Петину спину и сделал огромное усилие. Парень взвыл от боли, рванулся в сторону и почувствовал спиной твёрдую поверхность.

Ещё несколько минут было потрачено на втискивание последнего заключённого и закрывание ворот.

И только когда лязг железа прекратился, Пётр смог отвлечься от этого неистового действа, увлёкшего всего его без остатка.

Первый урок в школе.

1925 год, октябрь.

Томаковка.

В подготовительном классе пятилетний Петя стал самым младшим и самым меньшим учеником. Он начинал учёбу, считай, с середины года, когда больше половины материала было уже пройдено. И директор школы, и учительница, Ольга Филипповна, без энтузиазма отнеслись к появлению совсем крохотного и неподготовленного малыша. Идя навстречу уговорам родителей, они согласились, в порядке эксперимента, посадить Петю одного за последнюю парту, чтобы меньше мешал, но поставили условие, что Данил заберёт сына по первому их требованию.

Свой первый учебный день мальчишка тихонько просидел за последней партой. Строго предупреждённый и отцом, и учителями о необходимости соблюдения тишины, он слишком ответственно отнёсся к этому, и до конца занятий не проронил ни слова. Все передние парты были заняты более старшими, а кое-где даже великовозрастными, учениками. Поэтому, чтобы видеть учителя и всё происходящее у доски, Пете пришлось сесть на самый край сидения. За неимением другого занятия, он всё внимание сосредоточил на учебном процессе.

Первым уроком, на который попал мальчуган, оказалась арифметика. Многие одноклассники, уже усвоившие за полгода учёбы азы счёта, наперебой тянули руки, бойко отвечали на вопросы учительницы, раскладывали палочки по кучкам, а затем по команде производили с ними какие-то загадочные перемещения. Поначалу школьное действо показалось Пете какой-то непонятной тарабарщиной. Он всё ждал, когда же учительница расскажет сказку или историю. И действительно, Ольга Филипповна начала рассказывать историю, но на таком же тарабарском языке цифр, палочек и фигурок. Настроение малыша ухудшилось; ему скучно было слушать слова, которых он не понимал.

Новоиспечённого ученика так и подмывало спросить, когда же наконец будет сказка. Но, припугнутый строгостью школьных порядков, он сдерживался и терпеливо ждал. Его выдержка была вознаграждена на втором уроке – уроке чтения. Буквально в самом начале занятия учительница принялась выразительно читать интересную сказку про Ивасика-Телесика. Петя воспрял духом: он любил сказки больше всего на свете и готов был слушать их часами. Но до конца сказка дочитана не была. Вместо этого Ольга Филипповна заставила ребят повторно читать уже известный текст. Большинство из них читали медленно, с запинками и ошибками, что вызвало раздражение Пети. Всё же он опять сдержался: как бы то ни было, в школе было интереснее, чем сидеть дома взаперти. К вящей радости пацана, в конце урока учительница продолжила чтение теперь уже следующей части сказки, но опять прервалась на полпути, только разворошив любопытство подопечных.

– Желающие могут дома самостоятельно дочитать всю сказку до конца и рассказать нам на следующем уроке чтения, чем она закончилась, – лукаво улыбаясь, подвела итог урока Ольга Филипповна. – За это всем справившимся обещаю поставить пятёрки!

На третьем уроке учительница дала Пете ручку и лист бумаги. Аккуратно макая перо в чернильницу, мальчик старательно пытался выводить такие же палочки и закорючки, какие нарисовала преподавательница. Эта работа у него получалась довольно бойко, хотя и сопровождалась несколькими кляксами. Подбодрённый наставницей, в конце урока он уже написал первую в своей жизни строку букв «і».

Прозвенел звонок, и дети с раскрытыми тетрадками и дневниками выстроились возле учительницы. Та ставила оценки, параллельно нахваливая одних и журя других. У Пети не было дневника, но он вместе со всеми стал в очередь, держа в руках лист бумаги со своей работой.

– Ну как, понравилось тебе в школе? – спросила Ольга Филипповна малыша, вопросительно смотревшего на неё чистыми глазами.

– Понравилось, но что было дальше с Ивасиком и чем закончилась сказка? – задал Петя вопрос, мучивший его уже битый час.

– Узнать это тебе может помочь старший брат Коля. Попроси его прочитать сказку до конца. А на следующем уроке чтения вместе с Колей расскажете нам, что же было дальше. Ты молодец, умничка, вёл себя на уроках хорошо, научился писать букву «і». За это я поставлю тебе пятёрку. – С этими словами учительница записала что-то на Петином листе. – И скажи родителям, чтобы купили тебе тетрадку, или хотя бы несколько листов бумаги.

Домой Петя летел как на крыльях. Сдерживаемая во время уроков кипучая энергия мальчишки выплеснулась наружу. Он то бегал вокруг Коли, размахивая листом с первой в его жизни пятёркой, то радостно кричал, то пересказывал отрывок услышанной сказки. Брату же не было так весело: он в тот день получил только тройку и готовился к выговору тёти.

Но на этот раз очередь до Коли не дошла. Переполненный эмоциями, Петя первым заскочил в дом, мигом бросился к матери, запрыгнул ей на руки и засыпал пространным потоком информации:

– Мама, мама, смотри: я получил в школе пятёрку! – закричал он, показывая матери лист со своими каракулями и отметкой. – Учительница сказала, что я молодец, что я умничка! Мама, мама, я научился писать букву «і»! Это совсем не сложно! А ещё Ольга Филипповна читала нам сказку про Ивасика-Телесика! Она сказала, чтобы мы вместе с Колей дочитали её до конца и рассказали, чем она закончилась! Мамочка, а учительница сказала, что мне нужно купить тетрадку или листики!..

– А ты себя хорошо вёл, не баловался? – строго спросила Мария сына.

– Нет, нет! Я тихо сидел и слушался учительницу!

– Ну что же, тогда купим тебе тетрадку.

– Мама, а ты научишь меня считать? В классе все детки умеют считать, они раскладывают палочки на кучки и отвечают, сколько палочек в кучке.

– Вот придёт вечером папа и ты попросишь его: он у нас бухгалтер и умеет считать лучше всех в посёлке, – с оттенком гордости в голосе посоветовала женщина. – А пока поешьте и бегите на улицу гулять! – обратилась она к ребятам и легонько подтолкнула их к кухонному столу, на котором стояли две дымящиеся миски с борщом и пирамидка из кусков хлеба.

– Хорошо! – радостно воскликнули пацаны и принялись обедать; оба были довольны: Петя – вниманием матери, а Коля – тем, что этого внимания на него не хватило.

Железнодорожный вор Ташкент.

1941 год, сентябрь.

Станция Гуляйполе, Сталинская железная дорога.

«Мешок?!» – такой была первая мысль, пришедшая в голову Петру после осознания того, что он прочно закрепился внутри вагона. Рука сразу же дёрнулась к месту на боку, где вот уже больше месяца привычно висел вещмешок, но нащупала лишь лямку. Продвигаясь рукой вдоль неё, молодой человек в конце концов добрался до самого мешка, который был прочно зажат между воротами вагона и спиной стоящего рядом человека.

От сердца отлегло, и Пётр с усилием притянул своё сокровище поближе к туловищу. Ощутив дискомфорт от своей наклонённой позы, он попытался занять более удобное положение, но не смог найти подходящего места даже для ног. Кое-как растолкав валяющиеся на полу вещи, парень двинул плечами, в результате чего оказался хотя и в неудобном, но по крайней мере, не в висячем состоянии.

Однако в течение нескольких минут, пока состав стоял на станции, условия в вагоне стали всё более усугубляться. Во-первых, нагретые палящим солнцем ворота настойчиво передавали телу надоедливое тепло, а во-вторых – в замкнутом пространстве такому скоплению народа стало трудно дышать.

Ища выход из сложившейся ситуации, Пётр начал присматриваться и прислушиваться к происходящему в полумраке вагона… Весь нижний ярус был битком набит стоящими и сидящими на нарах потными, измученными людьми. Но несколько нар верхнего яруса, как раз у зарешечённого окошка, оказались оккупированными дюжиной уголовников, которые, судя по всему, чувствовали себя совсем неплохо. Подставляя свои татуированные наколками, синие тела потоку свежего воздуха, урки яростно резались в карты, не обращая никакого внимания на остальных.

Пётр попытался вдохнуть полной грудью, потом ещё и ещё. Однако было такое ощущение, что объёма груди не хватает для её наполнения воздухом.

«Нет, в этом аду, да ещё при дефиците кислорода, я быстро загнусь: нужно что-то предпринимать», – подумал он.

И решение пришло как-то само собой. Парень вспомнил, что однажды читал книгу о порядках в среде уголовников, об особенностях их жизни и общения. И хотя это было давно, молодая память мгновенно выдернула из своих анналов сюжет вместе c наиболее яркими, подходящими под настоящую ситуацию моментами.

«Была не была! Попробую прибиться к уголовникам!» – дал он себе установку.

Спустя секунду молодой человек, как заправский артист, перевоплотился в главного героя книги, которому в своё время симпатизировал. На всякий случай (вдруг кто-то из «блатных» читал это произведение) Петя придумал себе кличку, отличную от используемой в романе. Итак, отныне он – железнодорожный вор Ташкент, и вести себя должен соответственно.

Поезд тронулся. Его дёрганое движение каким-то чудом растолкало сбитую у входа толпу, более равномерно распределив содержимое по площади вагона. Пётр поднял над головой свой вещмешок, и под ругань окружающих стал решительно протискиваться вперёд, по направлению к уголовникам.

– Принимай! – он бросил мешок прямо на карты блатным, и грубо расталкивая всех на своём пути, начал пробираться к компании.

Когда молодой мужчина был уже у цели, две «шестёрки» попытались его остановить, но Пётр по очереди съездил им по зубам своим кулачищем и те притихли, оглушённые, на руках изумлённой «публики». Почувствовав крутой норов вновь прибывшего, «блатные» потеснились, и предоставили место залётному «авторитету».

– Привет, братва! – Пётр бесцеремонно уселся на предложенное место, между тем аккуратно отодвинув лежащие рядом вещи. – Ташкент, шлепер, – представился он, слегка дёрнув плечами и выдерживая паузу.

– Присоединяйся к нашей честной компании, – с расстановкой произнёс детина лет сорока, видимо, старший в этой группе уголовников, – я Лапа, а это – Финт и Кука, – он коротко познакомил Петра с сидящими по обе стороны от него урками. – Ну, расскажи, где курсировал и какими судьбами к нам.

По выражению лица Лапы Петя понял, что тот намерен устроить ему проверку.

– Работал на железке по маршруту «Киев – Ташкент». Быстро наблатыкался и всё бы было ништяк, да началась война. Пришлось менять маршрут – всё начинать с нуля, а тут ещё эти постоянные проверки… Замели.

– Да, с этой войной совсем кисляк, – поддержал Лапа, – вот и меня замели вслепую.

Уголовник на секунду задумался, а Пётр в это время с трудом сдерживал улыбку: своей короткой легендой он попал прямо в точку – нашёл ключик к эмоциям, испытанным Лапой, а значит, этот персонаж уже почти на его стороне.

– Может накатим в картишки? – пользуясь паузой, вмешался в разговор Финт, симпатичный смуглый урка лет тридцати пяти.

Он решил продемонстрировать ловкость рук, и принялся, как фокусник, жонглировать колодой карт. При этом свысока смотрел на вновь прибывшего, пытаясь всем своим видом показать, кто является мастером карточной игры.

– Давай погоняем! – охотно согласился Петя.

Карты были одной из его любимых игр, в которую он играл с детства.

– Вновь прибывший банкует, – эффектным отточенным движением Финт подал карты Петру и тот принялся их раздавать.

Конечно, в артистизме и театральности обращения с колодой Петя уступал Финту, однако же всем было ясно, что в этом деле он не новичок. Под занавес парень выдал на гора два следующих один за другим выверта с колодой, а затем с невозмутимым видом подчёркнуто аккуратно положил прикуп на матрац.

Петру везло: три партии к ряду ему попадались неплохие карты и все три партии он выиграл. Мало того, в одной из игр мнимый уголовник мастерски подыграл Лапе, в результате чего в проигрыше очутился Финт. Расчёт оказался верным: после этого эпизода Лапа окончательно встал на Петину сторону и, как главарь группы, быстро определил ему вполне достойное место в блатной иерархии вагонного масштаба. Таким образом, на этом этапе путешествия не без риска, но было отвоёвано несколько дней относительно сносных условий.