История России в рассказах о святых

Matn
1
Izohlar
Parchani o`qish
O`qilgan deb belgilash
Shrift:Aa dan kamroqАа dan ortiq

На службу князю и Руси

В былинах богатырского цикла много мудрого и нужного и нам в нашей жизни. Например, преемственность поколений и незыблемость Родины.

«Святая Русь», и никак иначе, называетсянаше Отечество в былинах. Приходят и уходят сменяющие друг друга поколения, но Русь только молодеет, крепнет, обновляется.

Сказители былин искренне и с любовью пели об Илье Муромце как о святом: «Прилетела невидимая сила ангельски и взимала то его с добра коня и заносила в пещеры во Киевски, и тут старый преставился, и поныне там его мощи нетленные».

До Ильи Муромца на страже Руси стоял Святогор-богатырь. Вначале меж ними вспыхивает ссора, они меряются силою. Святогор сильнее. Но приходит и к нему старость, чует он свою кончину и хочет передать остатки своих сил брату названому, Илье. «Приехали они ко святым горам, наехали на гробницу великую, выложена гробница красным золотом. Лег в тую гробницу Святогор-богатырь – как по нем устроена. «Покрой меня сверху досками, брат названый». Как покрыл его Илья досками, те и приросли. Илья Муромец и открыть не мог. Стал рубить доски саблей. Где ударит саблей – там станет железный обруч. «Возьми, брат названый, мою саблю». Илья сабли Святогоровой и поднять не смог. Припал Илья ко гробнице, и дунул на него Святогор духом богатырским».

Взявши у Святогора силы, Илья берет от него и обязанности – служить стольному князю Владимиру, оберегать рубежи Руси. А подошла к ее рубежам силушка «черным-черная, черным-черна, как ворона, никто тут не проезживает, никто тут не прохаживает, птица не пролетывает, серый зверь да не прорыскивает».

Побил ту силу Илья Муромец. Да еще как побил! Где направо махнет – там улица, налево махнет – переулочек. Освободил черниговцев, спрашивает у черниговцев дорогу прямоезжую в стольный Киев-град. Но…

Соловей-разбойник

…Но отвечают ему, что «прямоезжая дорожка заколодела, заколодела дорожка, замуравела», потому что сидит на ней Соловей-разбойник, Одихмантьев сын. От его крика звериного, от его посвиста соловьиного «травушки-муравушки уплетаются, лазоревы цветочки осыпаются, темны леса к земле пригибаются, а что есть людей, то все мертвы лежат».

Но как ни уговаривают Илью ехать окольной дорогой, Илья едет навстречу опасности. Это общий мотив русских былин и сказаний, когда русский человек, выбирая судьбу, предпочитает самую трудную. Вспомним картину В. М. Васнецова «Витязь на распутье» (1888).

Илья побеждает Соловья-разбойника, приводит его на княжеский двор. Никто не верит, что «мужичища-деревенщина» победил Соловья-разбойника. Но доказательство налицо. Соловей по приказу Ильи свистит, даже и не в полную силу, но так, что шапки летят с бояр, «маковки на теремах покривились, околенки во теремах рассыпались от того посвисту соловьиного».

Стольный князь привечает богатыря. Былины описывают многие подвиги Ильи. Тут и сражение с Идолищем и с Калином-царем. Тут и размолвки с князем, и примирения. Князю без богатыря жить невозможно, но и богатырь видит смысл жизни в защите и князя, и его владений, и народа.

От какого слова происходит слово «былина»? От слова «быль». А быль – то, что было. Шли на Русь несметные полчища половецкие, шли печенеги, нападали хазары, охватили Русь черной тучей ордынцы. Как бы Русь справилась с ними, как бы выжила, если бы не богатыри Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алеша Попович и их сподвижники? И, как правило, свершив свои ратные подвиги, чуя приближение старости, уходили бывшие воины в монастыри спасать души, молиться за Святую Русь, за родных и близких, за себя. А то, что преподобный Илия из Мурома был не выдуманным, а реальным человеком, вначале воином, потом монахом, – так и есть.

Троеперстие

Народное поклонение его святым мощам не прекращается. Во все времена по молитвам святому Илие люди получали исцеление, помощь. Также известно, что перед уходом в Киево-Печерскую Лавру святой Илия раздал все свое имущество на украшение храмов, на помощь бедным и сиротам. Во время борьбы со старообрядческим расколом к мощам преподобного притекали (приходили) особенно обильно. Ведь еще задолго до XVII века три пальца правой руки мо-нахабогатыря были сложены так, как принято у православных: три вместе, изображающие Святую Троицу, и два пригнутые к ладони, означающие земное и небесное естество Сына Божия. Левая рука у нетленных мощей пробита копьем.

Когда будем в Киеве, придем и мы в Антониеву пещеру Киево-Печерской Лавры, к мощам преподобного Илии Муромца, поклонимся этому реальному человеку, выросшему в народной благодарной памяти до былинных богатырских размеров.

Былина «Илья Муромец и Идолище», которая предлагается в литературном приложении к данной книге, показывает его не просто как воина, но и как защитника православных святынь. Он освобождает от идолища святой град Константинополь, расчищает дорогу в Иерусалим и на Иордан-реку. Примечательно, что, хотя Илья Муромец и говорит об обиде на князя Владимира, он все же не соглашается остаться в Константинополе, несмотря на уговоры царя Константина, и возвращается на Святую Русь.

Во мнении народном Илья Муромец всегда был воином и молитвенником. Он воплощает собой служение Отчизне. Большевики всячески старались упростить образ Ильи Муромца, сделать его более сказочным, нереальным. Записи и публикации былин в большевистское время стали содержать сведения о том, что не Иисус Христос с апостолами приходили к немощному Илье Муромцу (как это пелось сказителями в дореволюционное время), но безымянные калики перехожие.

Стали ученые проверять: был ли в действительности такой легендарный витязь? Освидетельствовали мощи преподобного. И что же дали эти исследования? Рост богатыря превышал средний на голову. Кисть левой руки была действительно пронзена копьем. В области грудной клетки также была рана. Видимо, богатырь, защищаясь от удара, прижал левую руку к сердцу.

Специалисты в области народного творчества (фольклористы и этнографы) уже давно обращали внимание, что в раннехристианских германских памятниках письменности высится во весь рост легендарная личность богатыря и монаха Илии Русского. Несомненно, речь идет об Илье Муромце.

Официально святой Илия Муромец был канонизирован в 1643 году в числе еще 69 угодников Божиих Киево-Печерской Лавры.

Основные события жизни

Множество путешественников XVI–XVIII веков утверждали, что видели мощи Илии Муромца. Некоторые из них уже тогда описывали его как былинного богатыря и полагали, что жил он не при князе Владимире, крестившем Русь, а намного позже. Они твердо считают, что умер он в 1188 году.

Нестор Летописец

Какие народы населяли землю? Что осталось от них в истории? А только то и осталось, что записано. Но записано не кое-как, а мудро и беспристрастно.

Велико и ответственно звание и назначение историка. Знаем мы и Геродота, и Плутарха, и Тацита, и Флавия, и Н.М. Карамзина. Но для нас, для русской истории нет выше авторитета, нет выше имени, чем преподобный Нестор Летописец. Он – отец русской истории. Он по праву причислен к лику святых, в земле Российской просиявших.

Если бы пророк Моисей, наученный Богом, не оставил известий о начале и строении мира, о прародителях человечества, то все бы предалось забвению. Слава Богу, он вложил в людей потребность помнить и очевидцев событий, и любителей древности, вдохновил перелагать время в слово, записанное или переданное из уст в уста.

По образцу известных уже тогда позднеантичных и раннехристианских хроник русскую историю летописец Нестор начал вести от сотворения мира: от Адама и Вселенского потопа.

Келья, вместившая мир

Годы жизни летописца легли на самое начало второго тысячелетия: на XI столетие. Для него совсем недавно, в 988 году, воды Днепра приняли в себя крестящихся киевлян, еще живы были свидетели этого чуда. А уже сотрясали Русь междоусобицы, нападения врагов, потомки Владимира не смогли или не захотели быть едины. Из кельи Печерского монастыря взирал на мир монах Нестор. Мала его келья, но вместила весь мир, всю Русь Святую.

Кто был Нестор? По одним известиям, он пришел в обитель к старцу Феодосию 17 лет. Есть и такое мнение, что это – митрополит Иларион, автор «Слова о Законе и Благодати», ушедший в конце жизни для трудов летописания в монастырь.

В то время, по словам преподобного Нестора, «чернецы, как светила, сияли в Руси. Одни были крепкими наставниками, другие тверды были на бдении или на коленопреклоненной молитве; иные постились через день и через два дня, другие вкушали только хлеб с водой, иные вареное зелье, другие – только сырое. Все пребывали в любви: младшие покорялись старшим, не смея и говорить пред ними, и изъявляли покорность и послушание; а старшие оказывали любовь к младшим, наставляли и утешали их, как отцы детей малых. Если какой-либо брат впадал в какое-либо прегрешение, утешали его и по великой любви делили епитимью на двух и на трех. Такова была любовь взаимная, при строгом воздержании».

Здесь настолько все понятно, что разъяснения требует, быть может, только словосочетание «делили епитимью»: наказание на прегрешившего брали на

себя также и его товарищи. Например, делили число ежедневных земных поклонов.

Дивно ли, что, вырастая в такой атмосфере молитвы, любви, согласия и воздержания, монахи были украшением Руси. Монастыри называли тогда рассадниками просвещения. Очень хорошее слово – «рассадники». То были парники – место, где выращивается рассада будущих растений, цветов. Там начинается жизнь нужная и полезная.

Труды и дни

Что может быть интересного в жизни монаха? Он не ходит в военные походы, не путешествует, не охотится на диких зверей, один его день похож на другой. Он не различает времен года, события жизни за монастырской стеной его не касаются. Что же он делает? Он спасает свою душу. Но – главное – он молится за ближних своих, за Отечество. Страшно представить, что будет, если молитва монахов прекратится. Все беды налетали на Россию тогда, когда шли нападки на православную веру.

 

Так же и дни монаха Нестора были неотличимы от дней других черноризцев. Только его послушание отличалось: он по благословению настоятеля писал историю Руси.

Всюду летописец называет себя «грешным», «окаянным», «недостойным рабом Божиим». В этих оценках себя нет рисовки: человек, достигший высот смирения, видит в себе мельчайшие прегрешения. Чтобы представить духовный уровень святых, попробуем вникнуть в изречение: «Святые принимали за грех тень мысли о грехе». Заметим, не сам грех и даже не мысль о нем, но именно тень мысли о грехе.

Первым по времени было сочинение Нестора «Житие святых князей Бориса и Глеба, во святом крещении Романа и Давида». В нем высокая молитвенность соединена с точностью описания, нравоучительность заключена в самом повествовании. Нестор говорит о сотворении человека, о падении его, о восстании его по милости Божией. Тяжко печалится он о том, что вера христианская медленно распространяется в Руси. Пишет: «Между тем как повсюду умножались христиане и идольские жертвенники были упраздняемы, страна русская оставалась в прежней прелести идольской, потому что не слышала ни от кого слова о Господе нашем Иисусе Христе; не приходили к нам апостолы и никто не проповедовал слова Божия».

Вторым трудом было «Житие преподобного Феодосия Печерского». Нестор совсем молодым послушником видел святого Феодосия, затем, долгие годы спустя, участвовал в обретении мощей преподобного и вот составил его жизнеописание. Оно написано просто и вдохновенно.

«Цель моя, – пишет летописец, – чтобы будущие после нас черноризцы, читая житие святого и увидев доблести его, прославляли Бога, прославили и угодника Божия и укрепились на подвиг, особенно тем, что в стране Русской явился такой муж и угодник Божий».

Несторова «Повесть» дошла до нас в составе более поздних сводов: Лаврентьевской летописи (1377), Первой Новгородской летописи (XIX в.) и Ипатьевской летописи (XV в.). Предполагается, что Нестор использовал материал Древнейшего свода (IX в.), Свода Никона (70-е гг. XI в.) и Начального свода (1093–1095). В тексте очевидны переклички с византийской хроникой Георгия Амартола.

Достоверность и полнота писаний летописца Нестора такова, что доселе к ним прибегают историки как к проверенному источнику сведений об истории Руси.

Главное дело жизни

«Повесть временных лет» – великое создание отца русской истории. Не временных, а временных лет – охвативших не какой-то малый период, а огромные годы русской жизни, целую эпоху. Полностью повесть называется так: «Се повести времяньных лет, откуда есть пошла Руская земля, кто в Киеве нача первее княжити, и откуда Руская земля стала есть».

Мы не Иваны, не помнящие родства. «Повесть» Нестора, как и книги историков Карамзина, Иловайского, Татищева, Соловьева, должна быть нашим настольным чтением.

Нестор видит историю Руси в связи с мировой историей. Несомненно, что он детально знал Священное Писание, греческий и латинский языки, философию и литературу античности, византийские сборники хроник и сказаний, монастырские записи, исторические сборники, был знаком с воспоминаниями торговцев, воинов и путешественников. Все это он осмысливал с единственной целью – показать историю Руси как неотъемлемую часть мирового исторического процесса.

История осмысливается Нестором строго с православной точки зрения. Он рассказывает о святых равноапостольных Кирилле и Мефодии, показывает великое счастье Крещения Руси, роль просвещения. Киевский князь Владимир – главный герой «Повести» Нестора. Летописец сравнивает его с Иоанном Крестителем. Подвиги и жизнь Владимира изображены подробно и с любовью.

Но летопись Нестора нельзя назвать только историей Руси, ее Крещения, церковной или гражданской хроникой. Это история народа русского, размышление об истоках русского сознания, русского восприятия мира. И в этом смысле это было не простое перечисление ярких событий или привычное европейское жизнеописание, но глубокое размышление о месте в мире нового молодого народа – русского. «Откуда мы?», «чем прекрасны?» и «чем отличаемся мы от других народов?» – вот вопросы, которые стояли перед Нестором.

Преподобный Нестор пережил пожар и разорение Киево-Печерской Лавры в 1196 году. Последние его труды говорят о главной его мысли: о единении Руси, о сплочении ее верой христианской.

Александр Сергеевич Пушкин, создавая своего летописца Пимена в «Борисе Годунове» (1824–1825, опубл. 1835), брал за основу черты характера реального летописца Нестора, стремящегося к правде, даже если она кому и не нравится и которая ничуть «не украшает пишущего».

Летописец завещал печерским инокам продолжать дело всей его жизни. Его преемниками в летописании стали преподобный Сильвестр, игумен Выдубицкого Киевского монастыря; игумен Моисей, продливший летопись до 1200 года; игумен Лаврентий – автор знаменитого Лаврентьевского Летописного Свода 1377 года. Надо вспомнить и епископа Владимирского Симона, описателя, как говорили раньше, Киево-Печерского патерика – книги о монахах Киево-Печерской Лавры. Все они ссылаются на преподобного Нестора, для всех них он высочайший учитель – и как писатель, и как молитвенник. Мощи преподобного Нестора пребывают нетленными в ближних пещерах Лавры.

Основные события жизни

1073 год – поступление Нестора в Киево-Печерский монастырь.

1091 год – Нестор принимает участие в открытии мощей преподобного Феодосия.

1090–1110 годы – написание Нестором житий Бориса и Глеба, преподобного Феодосия.

1112 год – Нестор заканчивает написание «Повести временных лет».

1114 год – кончина преподобного Нестора. День памяти преподобного Нестора, летописца – 9 ноября.

Князь Андрей Боголюбский

Великий и судьбоносный для России день 4 июля (по новому стилю 17-го) окружен сияющим ореолом небесных заступников, мучеников, апостолов. Рядышком собор славных и всехвальных двенадцати апостолов, бессребреников Космы и Дамиана, свяшенномученика святителя Филиппа – митрополита Московского, всея России чудотворца; в день 17 июля – память преподобного Андрея Рублева, на следующий – обретение мощей преподобного Сергия Радонежского и память преподобномученицы великой княгини Елисаветы и инокини Варвары, еще через день – явление иконы Божией Матери в Казани.

Кроме того, день 17 июля – день страстотерпцев императора Николая II, царицы Александры, цесаревича Алексия, великих княгинь Ольги, Татьяны, Марии, Анастасии – промыслительно выпал на день земной кончины святого благоверного князя Андрея Боголюбского.

Боголюбово – место, возлюбленное Богом. Там начиналась царская власть на Руси. Это место, где чудеса Божии не прекращаются и по сей день и где особенно чувствуешь милость Божию к людям. Там обостренно ощущаешь промыслительный ход русской истории.

Целую вечность, тридцать пять лет назад, я был здесь. Счастливый, влюбленный в молодую жену, я больше был занят ею, чем окружающим. Но поездка была незабываемой: стены монастыря, церкви, тогда полуразрушенные, полумузейные, камни двора, сам воздух ранней осени – все всегда потом вспоминалось. И все эти годы по три-четыре раза в год я ездил на родину, в Вятку, и всегда ждал встречи с Владимиром, с храмом Покрова на Нерли и с Боголюбским монастырем. Вот Владимир, вознесенное ввысь золото куполов Успенского собора, ночью подсвеченное; вот белый силуэт Димитриевского храма. Вот поехали. Ждешь томительно, глядя вперед и вправо, когда же мелькнет, появится, исчезнет и вновь появится и поплывет в окнах легкий, до детскости простой, прямо как игрушечный, храм Покрова на Нерли, – и кинешься скорее к левому по ходу окну, чтобы ахнуть от величия, красоты и уверенного стояния над пространством Боголюбского монастыря.

Да, были сорваны кресты, от времени старели стены, но никогда не было ощущения заброшенности и униженности монастыря. Не монастырь был унижен, а мы. И стыдно было перед дивным созданием предков, что именно при нас пришло нашествие на красоту и русскую душу.

Тонюсенькая тропинка вела тогда к храму Покрова на Нерли. Теперь она растоптана и расхожена до размеров проселка, а поодаль и вовсе автотрасса, и по ней, в пыли, несутся к храму машины и мотоциклы.

Тут и пляж. Тут и отважные мальчишки, летящие в воду, как на крыльях, тут и компании с костерком, с гитарой. Здесь очень понимаешь разницу между паломниками и туристами.

Во дворе монастыря собирается группа паломников.

– Мы с Гомеля, – говорит женщина в белом платочке. – Та были ж вчера таки заморенные, така дорога. Приехали к службе. Така благодатная. То ж накормили. А спали в колокольне на сене. – И простодушно спрашивает монахиню, которая ведет группу: – А немцы сюда дошли?

– Нет, – улыбается монахиня, – только монголы.

– Да и своих хватило, – вставляет молодой мужчина.

Пожилой вздыхает:

– Да уж.

Многое означает это «да уж». Все собрались. Начинается… Но что начинается? Рука не поднимается писать: начинается экскурсия. Это не экскурсия, и монахиня не экскурсовод, тем более не гид. Она вводит паломников в мир монастыря, в его историю. А главное, приехавшие совершают при этом непрерывную молитву – ведь открываются такие высоты человеческого духа, такие подвиги во имя Христово и разверзаются такие глубины человеческого падения в бездны адовы, что рука невольно поднимается для крестного знамения.

Иконе нужен храм

Здесь когда-то встали кони, запряженные в карету, на которой с великими почестями перевозили из Киева во Владимир икону Божией Матери, по преданию написанную евангелистом Лукой еще при жизни Пресвятой Богородицы. Встали как вкопанные. Уже и сам князь, ехавший верхом, спешился и тянул коней за узду. Тщетно. Приказал князь остановиться. И всю ночь молился князь:

– Господи, Иисусе Христе, Мати Божия! В чем я согрешил? Или какую волю Божию являете мне?

И вот тут было видение Божией Матери, повелевшей строить храм для иконы. И название монастырю дала Сама Божия Матерь.

Место это стало началом русского каменного зодчества. Не просто каменного, а белокаменного. Вручную возводили храм и построили всего за семь лет. По белому камню храм был окован золотом и серебром. Представить такую красоту можно, только зажмурясь и открывая в себе очи сердечные. Они видели, они помнят, они помогут увидеть это сияние, это сошедшее на землю небо. А внутри полы и часть стен были из русской майолики, обливной керамики. И когда свет сквозь разноцветные окна падал на пол и стены и в них отражался, то уж воистину было непонятно: на земле ты еще или уже в раю?

У князя Боголюбского была чаша, стоящая у всех на виду. В ней золотые, серебряные, медные деньги.

Из этой чаши работники сами брали себе жалованье. Из этой же чаши брали деньги на хлеб нищие. Чаша не охранялась. И никогда не было, чтобы кто-то взял лишнее. И меч у князя был могучий, наследственный меч святого Александра Невского, весом девять килограммов. А щит тогдашних богатырей доходил до пятидесяти килограммов. Да еще доспехи, кольчуга кованая, шлем, оплечье. И во всем этом богатыри наши сражались. Вот какую силу давал Господь нашим предкам. И давалась она, конечно, за душевные качества.

О доспехах сказано к тому, что в Боголюбском монастыре подвизался былинный богатырь, но вместе с тем реальный человек, уроженец владимирских мест Илья Муромец. К концу жизни он ушел в Киев и стал монахом Киево-Печерской Лавры.