Золярия

От автора

Сынам верным российским, на поле бранном живота своего не жалеющих во имя свободы и процветания Родины нашей

ПОСВЯЩАЕТСЯ!

Бейте нещадно врага подлого, но вернитесь живыми все обратно к нам, к народу своему русскому, мнгострадальному.

Ждем вас с победой, сынки милые, надежда наша единственная и последняя.

Уповаем на милость судьбы нашей общей – Российской.

ДА ХРАНИТ ВАС СВЯТАЯ ПАМЯТЬ ВЕЛИКИХ ПРЕДКОВ!

Нет смысла читать – если не хочешь меняться.

Нет смысла писать – если не хочешь изменений.

Автор

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

Илья Иванович Стрелецкий – Генеральный секретарь Консервативной партии планеты Золярии – устало опустился в кресло за своим рабочим столом и мысленно приказал секретарше сварить ему кофе.

Умное кресло моментально просканировало тело, идентифицировало личность Ильи Ивановича и приняло наиболее удобную для его параметров форму. Также заработал массаж, который медицинская комиссия Золярии предписала Генсекретарю.

Через три минуты в дверь кабинета постучалась Танечка, секретарь Ильи Ивановича. Она поставила перед ним чашку ароматного напитка и, пожелав приятного аппетита, вышла из комнаты.

Этот напиток хоть и назывался кофе, но таковым не был. На Золярии кофейные деревья не росли. Но заменитель был очень похож – правда, со слов старожилов – на натуральный кофе, и название осталось в обиходе.

Кофейные деревья росли на Земле…

Сейчас такой далёкой и недоступной, что у Ильи Ивановича опять испортилось настроение, как только он подумал о своей покинутой Родине. Причём – покинутой не им, Ильёй Ивановичем Стрелецким, и даже не его отцом, и даже не его дедом, а прадедом – Геннадием Николаевичем Стрелецким. Илья Иванович знал прадеда хорошо. Разумеется, не лично, а из рассказов своего отца, который так же пересказывал это со слов своего отца, деда Ильи Ивановича. Но сомнений в достоверности сведений о своих предках у граждан Золярии быть не могло. По крайней мере, о предках, уже родившихся на Золярии. Имелись сведения и о более далёких родственниках, ещё живших на планете Земля, но уже отрывочные, эпизодические, неполные…

Сразу же, как только хроногибридный галактический корабль землян встал титанокомпозитными опорами на поверхность Золярии, общее собрание беженцев с планеты Земля единодушно постановило, что самое главное для них – это сохранение собственной истории. Пока проходил двухнедельный срок карантина перед высадкой на только что обретённую планету, началась грандиозная работа над гигантскими базами данных, хранящихся на компьютерных серверах корабля. Вся информация, касающаяся истории, культуры, традиций, этнических, морально-этических устоев тех национальностей, что попали на корабль, были продублированы на отдельный сверхнадёжный носитель и помещены в капсулу из металлокомпозита – материала, наиболее устойчивого к экстремальным воздействиям, которые только можно было представить на современном техническом уровне.

Память!

И в особенности – память о предках, именно её посчитали наиважнейшей для сохранения.

Всякая другая техническая и технологическая информация, конечно, была жизненно необходимой для десятитысячной кучки землян, рискнувших отправиться в неведомые дали Галактики, но всё-таки не так, как память о предках. Именно её надлежало сохранить в первую очередь, чтобы не превратиться в безликое стадо гомо сапиенсов, не помнящих родства, и именно на таком мощном фундаменте создавать новую цивилизацию на далёкой и пока ещё необитаемой планете.

Справедливости ради стоит сказать, что на Золярии жизнь была, но по земной классификации – только растительная, хотя и очень развитая. Вполне возможно, что лет так через миллион – или десять миллионов? – тут могли бы зародиться и зоологические формы жизни, как это произошло на планете Земля. Но пока эти миллионы лет ещё не прошли, а потому десять тысяч переселенцев с далёкой Земли стали единственными представителями фауны. А за сто девяносто лет существования города, построенного пришельцами, их стало больше восьмидесяти тысяч.

К своему сожалению, Илья Иванович не был учёным и не мог профессионально размышлять о биологической форме прогресса. Он был политиком и считал свою профессию самой важной, хотя порой и сожалел, что в своё время недостаточно уделял внимания естественным наукам. Но эти сожаления были и не долгими, и не глубокими. Сама жизнь постоянно доказывала Илье Ивановичу, что он не ошибся с выбором профессии, а потому он выглядел человеком жизнелюбивым и оптимистичным, несмотря на то, что дела в возглавляемой им Консервативной партии Золярии шли из рук вон плохо.

Вес его политических противников – этих ненавистных либералов и демократов – рос как на дрожжах, с каждым годом всё успешнее забирая голоса избирателей у консерваторов. Илья Иванович считал себя политиком опытным и искушённым в своём ремесле, но ему всё труднее становилось скрывать от своих соратников собственное непонимание различия между либералами и демократами. Сами же либералы и демократы, похоже, эту разницу видели и остервенело нападали друг на друга при каждом удобном случае, что не мешало им с ещё большим азартом сообща нападать на консерваторов.

Вот над этой проблемой и собирался Илья Иванович поразмышлять, уединившись в своём кабинете, вместо того чтобы отправиться после очередного утомительного заседания в Конгрессе Золярии в свою холостяцкую квартиру и как следует выспаться. Илья Иванович предпочитал называть свою квартиру холостяцкой, хотя был не холостяком, а разведённым. Его жена – когда-то бывшая преданная соратница – три года назад заявила, что устала от бесконечных и напрасных потуг мужа убедить население Золярии в необходимости блюсти устаревшие и обременительные моральные устои своих предков.

«То ли дело демократы, а особенно – либералы! Вот они-то живут жизнью, полной удовольствий и вседозволенности!», – сказала тогда жена…

Илья Иванович женился на двадцатилетней студентке информационного факультета Золярийского университета, когда уже сам был известным и популярным политиком, и одновременно – пятидесятилетним видным мужчиной, не знающим недостатка в женском внимании. В то время Машеньке – как жене преуспевающего политика – было начхать на общественную жизнь, и мыслями об этом она себя не обременяла. А как известно, пустота не может долго оставаться таковой – она обязательно заполняется тем, что в избытке находится рядом. В результате Илья Иванович заполучил не только любящую и красивую жену, но и усердного помощника. Первое время Маша помогала обожаемому мужу во всём. Она адаптировала компьютерные программы под индивидуальные привычки супруга, заведовала базами данных, столь необходимыми для его активной политической деятельности, занималась обширной перепиской, моталась с ним на митинги-встречи с избирателями и другие утомительные мероприятия, пока не родился их первенец. Через четыре года родился второй сын, а ещё через девять – третий. Постепенно и неотвратимо голову многодетной матери заняли заботы о детях, вытеснив высокие размышления о «благе всенародном». Так Илья Иванович потерял верного соратника, но всё-таки был счастлив – именно крепкие семейные узы он считал наиважнейшими для жизни. Сыновья росли здоровыми и смышлёными, а их мать стала заботливой и умелой хранительницей семейного очага, оставаясь любящей и преданной супругой.

Казалось бы – вот оно, счастье человеческое!

Но!

Может, сам человек тому причина, а может, только большое скопление людей – сиречь общество – а может, и то, и другое в совокупности, но счастье отдельного индивида склонно быстро заканчиваться…

Илья Иванович почувствовал эти печальные перемены, когда его младший сын Ванечка, придя однажды из школы, заявил, что ему стыдно за своего отца, потому что одноклассники называют его замшелым ретроградом и душителем свободы. Подобное обвинение своего младшенького очень огорчило Илью Ивановича, хотя и не удивило его. Генеральный секретарь Консервативной партии Золярии уже давно бил тревогу о недопустимых – как он искренне считал! – перекосах в школьной программе воспитания. Именно это направление своей политической деятельности Илья Иванович посчитал главным сразу же, как только почувствовал первые симптомы искажения государственной идеологии. Он приложил много усилий для исправления этого заблуждения. Но оно – это заблуждение – оказалось не просто заблуждением, а возрождением, прорастанием тех зловредных спор, которые попали на корабль переселенцев ещё на покидаемой Земле.

* * *

Тогда – в далёком 2040-ом году – половина мира остервенело накинулись на прародину Ильи Ивановича только за то, что она одна владела восьмой частью суши от всей планеты, а её народ никак не хотел разделять с другими народами их нравственные ценности, ревниво оберегая свои – национальные. Много веков эту огромную и гордую страну пытались ослабить, разорвать на части и военной силой, и разными интригами, но это всё никак не получалось, пока не решили заразить её зловредными идеологиями. Это почти удалось, и два раза – в начале и конце двадцатого столетия – Россия оказывалась на самом краю существования. Но каждый раз выживала, становясь опять сильной и независимой, а её враги – битыми и посрамлёнными.

Предпоследнюю попытку группа стран с «развитой демократией» – так они себя называли – предприняли в 2022-м году, втянув непокорного врага в войну с его соседом и обложив экономической блокадой. Но опять эта страна-изгой выиграла войну. Она усмирила своих врагов не только «высокой доблестью полков», но и индустриальной мощью. Несмотря на подлые усилия собственных коллаборационистов – в великом множестве расплодившихся на теле страны, как опарыши в выгребной яме – правительство смогло мобилизовать промышленность, а народ опять осознал себя единым и гордым.

За последующие восемнадцать лет страна достигла такого экономического развития, что весь «цивилизованный мир» – опять же, по собственному определению этого самого мира – понял, что наступил момент «или – или». Если не сейчас, то уже никогда не получится одержать победу в столь затянувшемся противостоянии. Они начали третью мировую войну. К счастью, у правителей воюющих стран хватило здравого смысла вовремя прекратить обмен стратегическими ядерными ударами, ограничившись только тактическими зарядами. Но и этого хватило!

Горячая фаза войны закончилась через три месяца после своего начала, а вот сама Третья мировая – нет. Она-то и началась вовсе не в этом году, а в далёком 1945-м, сразу же после окончания Второй мировой, большую часть которой на Родине предков Ильи Ивановича называли Великой Отечественной войной.

Глава 2

Ужасающие последствия того трёхмесячного безумия до неузнаваемости обезобразили некогда цветущие города в каждой из воюющих странах и сделали их непригодными для проживания на многие столетия вперёд. Цивилизованная жизнь закончилась не только в странах, непосредственно ведущих боевые действия, но и на всей планете. Всемирная экономико-политическая система, в которую были интегрированы все страны без исключений, рухнула.

Так как одна из воюющих сторон имела военные базы по всему миру, то, естественно, другая сторона не могла оставить их без внимания, а потому даже те страны – которые вроде бы не воевали, но имели на своей территории военные базы одной из воюющих сторон – также получили свою порцию тактических ядерных ударов. Им этого хватило с лихвой. Начались сбои в экономике и политические дрязги между местными кланами, вмиг оказавшихся без привычных сюзеренов и кураторов.

Огромные массы обезумевших людей перемещались по выжженным и заражённым радиацией просторам в бесплодных попытках найти место, где можно прокормиться и пережить зимние морозы. Неизбежной при применении стратегических зарядов ядерной зимы не наступило, но и тысяч малых тактических взрывов с лихвой хватило для превращения развитых цивилизаций в полный хаос. Государственные границы перестали существовать, климат резко изменился, природа медленно, но неуклонно умирала, повсеместный голод ширился, а правительствам практически некем и нечем стало править.

С юных лет Илья Стрелецкий зачитывался записками своего прадеда, а повзрослев – и другими, более серьёзными трудами, в попытке понять: как же разумные существа, которыми считали себя все представители гомо сапиенсов, могли допустить подобное развитие событий.

Кто ищет – тот найдёт, и Илья Иванович понял причину этих бед и, закончив исторический факультет единственного университета на Золярии, посвятил свою жизнь политике. Уже к своим неполным двадцати трём годам Илья Стрелецкий был абсолютно убеждён, что всеобъемлющая терпимость – которая в те далёкие времена почему-то именовалась иностранным словом «толерантность» – ни что иное, как путь в никуда, путь к разложению и катастрофе. Только единая, незыблемая государственная идеология может обеспечить стабильность государства и только в том случае, если сможет безжалостно бороться с любыми проникновениями чуждых идей, разъедающих монолитный фундамент национального уклада любого народа, превращая этот народ в безликое аморфное стадо, неспособное отличить зёрна от плевел. Только беззаветное следование-служение памяти своих предков, традициям своего народа, уклад в соответствии с собственным национальным кодом способны обеспечить существование и развитие этноса.

Вот кажется: что может быть проще и понятнее этой неоспоримой истины, как наивно считал начинающий политик Илья Стрелецкий? Почему её, эту единственно верную истину разделяют не все?

Но уже чуть позже – уже политик зрелый и опытный – Илья Иванович Стрелецкий понял, что социум – это не герметичный сосуд, хранящийся в стерильном боксе охраняемой лаборатории, и рано или поздно в него всё равно проникнут опасные «споры, бактерии и вирусы» в виде либеральных идей. И только та идеология достойна существования, которая не только верна, но и способна себя защитить.

А вот с этим у Генерального секретаря Консервативной партии Золярии возникли большие проблемы. Как вездесущая плесень, либеральная идея просачивалась в каждый сегмент человеческой деятельности, и как любая другая порча – разъедала её и обесценивала.

Учёные мужи, столпы науки вдруг начинали считать, что задания, выдаваемые руководством страны, не столь важны для развития науки, как свободный поиск абстрактных истин в безбрежных просторах океана человеческой мысли. Однажды подцепив бациллу либерализма, они уверовали в то, что раз они Учёные (именно с большой буквы), то задания заказчика, направленные на решение сиюминутных потребностей промышленности, не так важны, как их чисто научные изыскания.

Рабочих, обслуживающих производственных роботов, после подобного заражения начинали волновать не нормы выработки, принятые на данном предприятии, а вопросы всемирной справедливости и миропорядка. Дескать, почему он – рабочий, основа основ общества – не может жить так, как живут его начальники?

Разнообразные, в великом множестве расплодившиеся радетели за счастье народное почему-то не объясняли своим подопечным, что если бы они, рабочие, так уж страстно хотели иметь одинаковый достаток со своими начальниками, то учились бы в школе так же усердно, как и последние. А затем поступали бы в университет, вместо того чтобы проводить время на футбольных матчах или в увеселительных заведениях.

И уж совсем опасную форму приняла эта зараза среди разнообразных деятелей искусства. Они вдруг осознали, что их назначение – не служение своему народу и отечественной культуре, а ничем не ограниченный поиск новых путей в высоком творчестве.

Илья Иванович в принципе не возражал против утончённых экспериментов в этом самом творчестве. Но он считал, что заниматься подобными изысками они должны исключительно за свой счёт, и если кому-то не нравится выполнять социальные заказы общества, то ради бога – твори свободно, на то ты и художник, но тогда не бери деньги у государства. А раз уж взял, то изволь отработать.

Одним словом, Илье Ивановичу было над чем подумать…

Он пригубил уже остывший кофе, мысленно приказал креслу прекратить массаж и погрузился в воспоминания…

* * *

Ровно год назад Илья Иванович, сидя в этом же самом кресле, пришёл к удручающему выводу, что будущего у него нет. И не только у него как Генерального секретаря Консервативной партии Золярии, но и у их крошечной цивилизации на этой планете. Скорее всего, её, несчастную, ждёт та же участь, что и далёкую Землю.

Как она там сейчас…

Земля…

Моя прародина?

Усилием воли Илья Иванович прогнал вспыхнувшую ностальгию.

Откуда она у него взялась, ведь он никогда и не видел этой самой Земли? Наверное, в генетическом коде укоренилась?

Зараза Русская!

Илья Иванович попытался вернуть мысли в продуктивное русло, но у него не получилось с первого раза.

«И вот что интересно: такой характер имеют не только люди с чисто русскими генами. Аналогичный менталитет присущ всем, когда-то жившим в России… Почти всем… Скорее всего – русскость не только сущность биологическая… Наверное, русский – это тот, кто считает себя таковым вне зависимости от крови предков и унаследованных генов?», – подумалось ему.

И вот сохранение этой самой «русскости» Илья Иванович считал своим предназначением, своей главной и единственной миссией.

Ещё прадеды, стартовавшие на корабле с Земли, решили законодательно закрепить строгость государственного русского языка, убрав из него весь «новояз» и иностранные слова, имеющие в русском языке свои синонимы. Компьютер – ЭВМ (электронно-вычислительная машина), впоследствии ЭМ (просто электронная машина). Толерантность – терпимость. Гаджет – прибор, офис – контора, и так далее…

И тут мысли старого политика сами собой переключились с философских рассуждений на практические. Он решил провести небольшое исследование.

Илья Иванович мысленно подключился к своей персональной ЭМ-ке, которую носил на запястье левой руки, где когда-то земляне носили часы. Голубым светом вспыхнул голографический экран и, повинуясь мыслям исследователя, по нему побежали строки нужной информации. Случайно всплывшая догадка стала обретать чёткие контуры, подтверждаемые статистическими данными.

Вот, пожалуйста: шестьдесят четыре процента его Консервативной партии составляли люди с русскими генами, двадцать процентов были белорусами…

Восемьдесят четыре процента славян!

А где же здесь украинцы?

Но тут Илья Иванович вспомнил, что их переформатировали в конце двадцатого и в начале двадцать первого столетий, и эта нация перестала существовать как таковая.

Он вызвал на экран нужные данные и углубился в изучение технологий, широко применяемых в те далёкие времена: нейролингвистическое программирование, окна Овертона^[1] и другие, позволившие кучке негодяев подчинить себе весь мир, и в результате приведшим цивилизацию к разрушению. Этими технологиями пользовались и сегодня, да и Илья Иванович владел ими довольно сносно.

Но вот, как оказалось, кто-то – а именно его политические противники – владели ими значительно лучше и придавали им гораздо большее значение, чем это делал глава консерваторов.

Илья Иванович наивно полагал, что путь к сердцу человека надо прокладывать через его разум: логическими убеждениями, реальными фактами, наглядными примерами, а пользоваться грязными приёмчиками – недопустимо.

Его оппоненты так не думали. Морально-этические нормы и прочие принципы – так считали они – вообще являются архаикой и только сокращают возможности свободной личности в достижении поставленных целей.

И вот пришёл час расплаты за такое пренебрежение к гениальным изобретениям человечества – к таким, как социальные технологии.

Илья Иванович с ужасом подумал о том, что, возможно, либералы оказались правы.

Но во что же тогда – попирая традиции и мораль – превратятся люди?

Как же можно так жить?!

А вот его политические оппоненты не утруждали себя высокими размышлениями. Они прагматично считали, что воспеваемая ими «Свобода Личности» – превыше традиционных устоев, а потому жили припеваючи и неуклонно завоёвывали всё новые и новые плацдармы в умах соотечественников.

Опытный политик чувствовал, как его электоральная база сокращается, словно шагреневая кожа, с каждым прожитым днём – даже в том случае, если в этот день не исполнялись никакие его желания…

– Алло, папа, разреши подключиться, – услышал Илья Иванович голос сына прямо в своей голове.

– Да, сынок, слушаю. Ты где сейчас?

Уже как сорок лет назад телепатическая связь была освоена и отлажена, и жители Золярии пользовались ею с такой же лёгкостью, как когда-то земляне пользовались примитивными сотовыми телефонами. Особенно легко и непринуждённо это получалось у молодых, которые уже видели разнообразные ЭМ-ки и приборы связи только на витринах музеев с устаревшими техническими раритетами. Илье Ивановичу же приходилось значительно напрягаться – как и многим остальным его сверстникам – чтобы не только подключить телепатическую связь с абонентом, но и тут же установить его местонахождение, если, конечно, абонент не включал блокировку этой функции.

– Ох, папа-папа, ты опять ленишься! – в очередной раз пожурил его сын. – Я сейчас у себя в конторе. Вот хочу приехать к тебе. Ты не занят, сможешь со мной встретиться?

– Конечно, сынок, приезжай. Я как раз хотел с тобой посоветоваться.

– Через десять минут буду, – ответил сын и отключился.

Сергей Ильич – старший сын Ильи Ивановича – был самой большой радостью и надеждой старого политика. Надеждой не только для него самого, но и для всей маленькой человеческой цивилизации, которая совсем недавно появилась на этой необитаемой планете и уже опять умудрилась в погоне за мифической свободой личности вступить на крутую наклонную дорожку, ведущую в бездну.

Сергей Ильич служил директором Департамента информации Золярии. Департамент занимался сбором, сохранением и анализом любого вида информации и последующим её направлением в узкоспециализированные ведомства для практического использования.

Опять к Илье Ивановичу вернулось хорошее настроение, и природный оптимизм вытеснил тяжёлые мысли.

Сейчас приедет его первенец. Опять порадует отца цветущим видом, вдохновит, подбодрит, наполнит новыми идеями. Опять Илья Иванович упрекнёт его в чрезмерной радикализации, и опять они вместе найдут взвешенный и оптимальный вариант действий. Так было до сих пор, и Илья Иванович надеялся, что так и продолжится. А может, уже и нет – мудрый и прагматичный политик уже сомневался, что на этот раз он сможет аргументировано противостоять постоянным, а за последнее время – более напористым предложениям сына создать собственную Службу безопасности. Больше всего Илью Ивановича смущало то, что предлагаемая Сергеем структура должна создаваться не для всего общества – ведь на Золярии не существовало других поселений, и защищаться было не от кого – а против своих же соотечественников.

Неблагородно как-то получается…

Эгоистично, вроде…

– Илья Иванович, к вам сын… – прозвучал голос секретарши в голове у политика.

Не успел хозяин кабинета ответить, как дверь открылась, и на пороге уже стоял улыбающийся Сергей.

– Здравствуй, папа! Ты будешь сердиться, но я опять с тем же вопросом. – Как всегда энергично, и не тратя лишних слов, Сергей приступил к делу. – Время вышло. Пора принимать решение.

– Здравствуй, сынок! Пожалуй, сердиться не буду – уже сам склоняюсь к твоему предложению… Хотя, если честно… Оно мне не по душе. А с другой стороны – похоже, нам уже некуда деваться. Ещё немного, и эти беспринципные негодяи заразят либерализмом всю планету. Вон, уже и Ванька наш…

– А что с ним случилось?

– А что могло случиться? – ответил Илья Иванович вопросом на вопрос. – Заразился вслед за матерью! Заявил, что ему стыдно за меня. Мол, свободу я душу… Ретроград, дескать, и всё такое… Уже год, как новая учительница у них появилась, наш сопляк дурью мается! Интересно: кто конкретно допустил такую учительницу до детей?!

– Вот засранец мелкий! Мало я ему уши надрал в очередной раз…

– А он ещё меня предупредил, что если ты или Вовка его тронете даже пальцем, то он жалобу напишет в Комитет опеки… Всё-таки удалось этим мерзавцам протащить в Конгрессе этот идиотский Комитет! – вспылил Илья Иванович – Негодяи! Прав ты, сынок – любой стране нужна Служба безопасности, иначе опять эти подонки уничтожат цивилизацию!

– Вот, пап, я сегодня и приехал к тебе, чтобы принять окончательное решение и начать действовать. Пора уже.

– Пора, сынок, согласен. Ух, как пора!

* * *

Планета, которой впоследствии дали название Золярия, была выбрана беженцами с Земли не случайно. Её размер очень незначительно отличался от размеров Земли, и вращалась она в созвездии Андромеды вокруг почти такого же как и Солнце жёлтого карлика.

А так как ось вращения имела меньший угол наклона к плоскости орбиты, то климат Золярии был значительно сбалансированней, чем на Земле. Разница между летними и зимними температурами не превышала десяти градусов.

Животная жизнь здесь ещё не зародилась, а местные растения были безопасны для людей и многие годились в пищу.

Кроме того: с Земли были прихвачены по сотне видов основных сельскохозяйственных животных и птицы – и сотни тысяч оплодотворённых яйцеклеток – а также семена лучших сельскохозяйственных культур. Так что голод поселенцам не грозил.

Рай! Живи да радуйся!

Так ведь нет – нашлись среди переселенцев люди, заражённые спорами опасных идей.

Геннадий Николаевич Стрелецкий – прадед Ильи Ивановича, вдохновитель и организатор этого исторического перелёта – был уважаемым учёным и известным политиком с очень крайними консервативными взглядами. Он сразу же заметил, что на корабль попало несколько профессорских семей, представителей двух национальностей, которые он бы предпочёл не видеть среди своих друзей. Но спешка организации полёта, напряжённость тогдашней обстановки в стране и в мире, всеобщая суета и хаос, царившие на умирающей планете, не позволили дальновидному политику отстоять свою точку зрения. Он так и не смог отстранить от полёта кучку особей, в чьём национальном коде уже присутствовали зачатки собственного превосходства и высокомерное пренебрежение к представителям остальных национальностей.

«Пролезли! Жди теперь беды!», – сразу же понял Геннадий Николаевич.

Перелёт занял всего два месяца. Хроногибридный галактический корабль моментально переместился в заданную точку пространства, и два месяца маневрировал на фотонных двигателях в районе выбранной планеты, убеждаясь в её пригодности для жизни землян.

Командир корабля Стрелецкий после первых же проб почвы, воды и атмосферы, решив, что лучшей планеты искать не стоит, больше не тратил время на подобные вопросы, предоставив эти проблемы соответствующим службам. Он сутками засиживался в своём рабочем кубрике, раз за разом перепроверяя свои наработки в политическом, экономическом и социальном аспектах вновь создаваемой цивилизации.

Кажется, что всё было учтено и многократно перепроверено ещё на Земле, но какие-то смутные сомнения терзали Геннадия Николаевича…

Что не так? Что недоглядел, упустил?

Вот хотел же записать в создаваемую Конституцию поселения отдельной статьёй необходимость защищать государственную идеологию всеми доступными средствами. Потом слово «всеми» вычеркнул.

Может, опять вернуть?

А срок, ограничивающий правление Верховного…

Нужен ли он вообще? Если правитель всех устраивает, то зачем его менять?

Ведь если даже претендент немного и превосходит по своим личным качествам действующего правителя, то всё равно неизбежно произойдёт провал во всех сферах государственного управления хотя бы на период передачи полномочий – на время адаптации на новом месте. И так будет не только на высшем уровне, ведь новый правитель придёт со своей командой, и те неизбежно начнут вытеснять старых управленцев повсеместно, несмотря на их таланты и заслуги.

Но самый главный недостаток ограничивающих сроков в том, что они сокращают период планирования действующего правителя. Каким бы добросовестным ни был человек, но стимулов планировать дальше отведённого ему срока становится меньше.

Да и преемственность политики нарушается, что также не на пользу стране…

* * *

– Что ни говори, папа, а наш предок всё же прогнулся перед теми обстоятельствами, которые сложились на момент старта, – начал Сергей сразу с места в карьер. – Слово «всеми» так и не вписал в Конституцию. А ведь оно было в его черновиках. Я сам читал. Согласен, пап?

– Согласен, сынок, согласен. Оно бы нам сейчас очень пригодилось. Сейчас его уже не впишешь!

– Впишем, папа, никуда они не денутся – прогнём!

– Как?

– А так, как я тебе уже рассказывал. Соберу на них компромат и поговорю с каждым персонально.

– Серёжа, это же нечестно!

– Нечестно по отношению к кому? – парировал Сергей Ильич. – К этим беспринципным беспредельщикам или ко всему нашему народу? Кто тебе дороже? Ты за кого радеешь? – безжалостно наседал сын на бедного Илью Ивановича, и тому нечего было возразить. – Неужели ты до сих пор не понял, что если мы будем ограничивать себя в средствах по отношению к врагу, который этих ограничений не ведает, то мы обречены на проигрыш? Это же аксиома, папа!

Илья Иванович надолго задумался, а Сергей Ильич терпеливо ждал ответа. Наконец он не выдержал.

– Решайте, Генеральный секретарь Консервативной партии Золярии! Судьба цивилизации сейчас в ваших руках! Времени уже не осталось. Ещё год-другой – и либералы с демократами окончательно укрепятся, и мы уже не сможем им помешать вести народ в пропасть. Кстати, наша партия за прошедшую неделю опять потеряла восемь процентов единомышленников. И это в основном молодёжь – наше будущее, между прочим! Всего за одну неделю, папа… Решайся.

– Да, сын, ты прав. Я принял решение.

– Какое?

Илья Иванович встал, подошёл к окну и долго вглядывался в контуры огромного города. Единственного города на этой далёкой планете. Прямые освещённые улицы хорошо просматривались даже с высоты третьего этажа, где находился кабинет Генерального секретаря, но перед его глазами были дымящиеся развалины городов далёкой несчастной Земли.

– Действуй, Сергей! Да поможет тебе святая память предков!