Kitobni o'qish: «Марго», sahifa 13

– Хорошо! – обрадовалась Марго. – Прямо сейчас этим и займусь! Мне ведь еще нужно получить загранпаспорт…

– Тогда тем более не откладывай. Кстати, оформи и мою визу, мне совершенно некогда.

– А вы что, тоже летите?

– Нет, Маргарита, это ты тоже летишь, – усмехнулся Кирилл Петрович, сделав акцент на предпоследнем слове.

Марго застыла.

– Насколько я понимаю, кроме нас никто не летит, – уточнила она, заранее зная ответ, но желая убедиться во всем до конца.

– Мне кажется, мы и вдвоем прекрасно справимся, – широко улыбнулся Кирилл Петрович, самонадеянно предположив, что Маргарита обрадовалась такому повороту событий. – Как думаешь?

– Кирилл Петрович, должна вам сказать, что мой муж вряд ли одобрительно отнесется к командировке, даже заграничной, если я поеду вдвоем с другим мужчиной. Да я и сама не готова к этому, – как всегда прямо и твердо ответила Марго, давая понять шефу, что все его дальнейшие попытки не будут иметь ни малейшего успеха.

– Не знал, что ты замужем, – разочарованно произнес он. – Ты же понимаешь, тебе было бы полезно слетать на выставку. Но если все так сложно, решай сама, что для тебя важнее. На такой должности не иметь возможности сопровождать директора в командировках – большой минус!

– Так уж я воспитана, – пожала плечами Марго. – Ничего не поделаешь!

Она собрала свои вещи с рабочего стола, сухо попрощалась с шефом и поехала домой. Здесь ей больше нечего было делать.

***

Марго вошла в квартиру и поняла, насколько ей одиноко. Сегодня была пятница – день, когда они с Максимом обычно ходили в кафе или в кино, иногда просто гуляли. А сейчас в квартире было пусто. Пусто и тоскливо.

Марго пребывала в смятении. Она чувствовала себя брошенной и ненужной, бесконечно одинокой в чужом городе: рядом нет ни родителей, ни друзей. А главное, рядом нет Максима. Он словно разлюбил ее!

Она сидела на кухне за их круглым столом, где они так часто дурачились и смеялись, где он кормил ее сыром с вареньем и где они в первый раз чуть было не поцеловались. Как все изменилось! Но почему? Что было не так?

Она налила себе чай и стала вспоминать все, что случилось за последнее время.

А случилось все не так, как представлялось еще пару недель назад. Во-первых, произошла эта непонятнейшая история с Максимом, который теперь совершенно изменил свое отношение и поведение. Вот и сегодня, в пятничный вечер, его до сих пор нет дома. Во-вторых, этот неожиданный и неприятный разговор с Кириллом Петровичем, после которого стала очевидной невозможность дальнейшей работы в его компании. Как же она раньше не догадалась, что он не просто так предложил ей руководящую должность? Марго попыталась вспомнить какие-нибудь намеки на ухаживания с его стороны, и в памяти тут же всплыли и совместные обеды, ставшие традицией, и частые обсуждения вопросов после работы, когда приходилось задерживаться допоздна… Но при этом Кирилл Петрович ни разу не вел себя недопустимо или предосудительно. Напротив, в прошлую пятницу он подарил ей букет цветов и поздравил с новой должностью, с новым коллективом и новыми перспективами…

И тут Марго насторожилась.

Если вспомнить поточнее, то в прошлую пятницу Кирилл Петрович, помимо всего этого, еще предлагал ей посидеть в ресторане неподалеку и отметить вступление в новую должность. Но она тогда спешила домой, потому что из больницы должен был вернуться Максим, и никуда с шефом не пошла. Однако сейчас она отчетливо вспомнила, как он тогда был настойчив и даже говорил, что забронировал столик, что ждал этого дня всю неделю и что очень хочет поздравить ее лично…

Стоп! Ведь именно вечером той пятницы случилась их размолвка с Максимом, хотя еще днем он говорил с ней по телефону и общался как ни в чем не бывало! Он искренне радовался скорой встрече и все время говорил ей об этом. Но позже, когда она уже собиралась домой и позвонила ему, Максим сухо и равнодушно сообщил, что с выпиской затянули и, скорее всего, он вернется домой очень поздно. Что же произошло между двумя этими разговорами?

Марго поставила недопитую чашку на стол и достала из сумочки мобильный телефон. Полистав список контактов, она нашла нужный и нажала на вызов.

– Хирургическое отделение, доктор Кершенгольц, – раздался в трубке знакомый хриплый голос. – Слушаю вас.

– Евгений Борисович, здравствуйте! – поздоровалась Марго. – Это Маргарита, невеста Максима Шубина, который с травмой головы. Помните?

– «Помните, помните», – как всегда чуть ворчливо повторил доктор Кершенгольц. – Конечно помню! Я что, похож на человека, который ничего не помнит? Да и разве можно забыть такую очаровательную девушку!

В силу возраста доктор Кершенгольц мог позволить себе любые комплименты, не опасаясь показаться неучтивым. Наоборот, из его уст они звучали особенно приятно.

– Спасибо, Евгений Борисович. Извините, пожалуйста, – смутилась Марго, – мне же надо было как-то представиться.

– Понятно, понятно. Ну, что там у вас случилось? Как его голова? – сразу перешел к делу доктор Кершенгольц. – Ты же позвонила на что-то пожаловаться?

– Если честно, Евгений Борисович, то именно на голову. Я бы его с удовольствием привезла вам на вправку мозгов. Только боюсь, что это не поможет, – живо отреагировала Марго. – А если серьезно, я хотела бы уточнить: в котором часу в прошлую пятницу выписали Максима? Или вы не знаете?

– Знаете – не знаете… У нас всегда всех выписывают утром, с десяти до двенадцати. Это правило за сорок лет, что я здесь работаю, еще ни разу не менялось, – убежденно сообщил ей доктор Кершенгольц.

– Странно…

– Почему странно? – удивился доктор.

– Потому что в тот день он приехал домой очень поздно и с тех пор со мной почти не разговаривает, – объяснила Марго.

Еще в прошлый раз она поняла, что доктор – человек одинокий и любитель поговорить.

– Евгений Борисович, скажите, его плохое настроение может быть последствием травмы?

– Плохое настроение? А в чем это проявляется? – насторожился тот. – Он кричит? У него болит голова?

– Нет, не кричит, да и вообще на головную боль не жалуется. Он просто избегает меня без каких-либо объяснений.

– Избегает? Скорее всего, тут дело вовсе не в травме. По крайней мере не в физической травме. Я не психолог, Маргарита, но могу предположить, что жених на тебя обижен. Подумай об этом.

– Спасибо, Евгений Борисович. Я все время только об этом и думаю.

– Я пожилой человек, Маргарита, многое повидал, – вздохнул доктор Кершенгольц. – Хочешь, расскажу тебе историю, которая произошла когда-то с одним моим хорошим приятелем? Она, правда, не очень веселая, но, может быть, поможет тебе взглянуть на вашу проблему с другой стороны.

Марго промолчала.

Доктор ответил ей на главный вопрос: Максима выписали утром. Где он был весь день? Что делал? Почему вернулся так поздно и в таком настроении? Мысли кружили в ее сознании, и Марго сосредоточенно их обдумывала.

Доктор Кершенгольц воспринял ее молчание по-своему.

– Во времена моей молодости, – начал он, – после того как студент заканчивал учебу в институте, ему обязательно надо было отработать три года по распределению, и только после этого он мог выбрать то место и ту работу, которые бы его устраивали. Так вот. Мой друг – а он тоже был врачом – получил распределение в больницу в одном провинциальном городке. Ничего не поделаешь, следовало подчиняться. Но у него была невеста. Они любили друг друга и не хотели расставаться, поэтому решили поступить следующим образом: вначале мой друг уезжает туда один, обустраивается на месте, а после этого возвращается и забирает невесту с собой. Так и сделали. Друг уехал, устроился на работу, а через какое-то время ему предоставили служебную комнату, и он отправился за своей невестой. Приехал и сразу помчался к ней домой. А ее родители говорят: так, мол, и так, Вера сегодня в гостях у сестры, приходите завтра. Телефон тогда мало у кого имелся, так что созвониться тоже было невозможно.

Доктор ненадолго умолк, и Марго даже представила, как он курит и затягивается, окунувшись в воспоминания о своей молодости. А то, что это были именно его воспоминания, она нисколько не сомневалась.

– И как теперь быть? – продолжил он. – Мой друг ехал, спешил к ней, полный надежд, хотел скорее ее увидеть, а из этого ничего не получилось. Спустился он, расстроенный, во двор и стал сидеть без всякого умысла на лавочке под липами, просто не зная, что ему делать. В молодости такое бывает, когда любишь кого-то по-настоящему… Сидел он так, сам не зная зачем, и досиделся. Видит: идет она под ручку с другим молодым человеком и весело с ним общается. И понятно ему сразу стало, что ни у какой сестры она не была, а ее родители так сказали, чтобы его не огорчать. Вот так вот, – подытожил доктор Кершенгольц и закашлялся.

– Ваш друг подошел к ней? – немного подумав, спросила Марго.

– Хотел. Если бы не увидел, что они поцеловались, обязательно подошел бы. Но он увидел, и это его остановило. А затем он вернулся в провинциальную больницу и больше никогда об этой девушке не вспоминал.

– А мой папа, когда ухаживал за мамой, наоборот, не ушел, а всячески пытался добиться ее расположения и даже дрался из-за нее со своим соперником. И в итоге мама выбрала его.

– Твой папа молодец, правильно поступил! А вот мой друг не стал бороться за свою любовь, не сумел простить предательства. На мой взгляд, это очень важно: предали тебя или нет. Поэтому мой друг решил, что ему здесь больше делать нечего, и уехал обратно, а та девушка так и не узнала, что в тот вечер он видел ее с другим.

– Я не предавала Максима, – испуганно проговорила Марго. – Но теперь, мне кажется, я догадываюсь, почему все так случилось. Спасибо вам, Евгений Борисович! Вы не просто доктор, вы лекарь!

– Лекарь-пекарь… Вы звоните, Маргарита, если что. Мне будет приятно услышать ваш голос. Я, когда с вами разговариваю, будто и сам немножко молодею…

Не сказав больше ни слова, он оборвал разговор, и в телефоне Марго раздались короткие гудки.

– Куда же Максим отправился, вернувшись из больницы?.. – задумчиво произнесла она.

А в маленьком провинциальном городке на крыльце старой больницы доктор Кершенгольц достал из кармана своего белого халата пачку сигарет, чиркнул спичкой о коробок и, закурив, медленно и глубоко затянулся. Выдохнув дым, он посмотрел, как тот исчезает, и печально произнес:

– Эх, Вера, Вера! Где ты теперь?..

Глава 16

Так и не допив чай, Марго вылила его в раковину и стала анализировать события той злополучной пятницы.

«Даже если Максим уехал из больницы в двенадцать, то часов в пять уже мог быть в Москве, – рассуждала она. – Допустим, он очень соскучился и решил заехать за мной на работу, чтобы поскорее встретиться. А значит, вполне мог сидеть в машине и ждать, когда я выйду из офиса. Вот только вышла я не одна, а с Кириллом Петровичем, и Максиму, возможно, это не понравилось, тем более что я была с цветами. Кирилл Петрович в ту пятницу все никак не хотел меня отпускать и звал пойти в ресторан, при этом старался держать меня за локоть, чтобы я не ушла. Я не придала этому значения – а Максим, похоже, придал… Увидев свою девушку с цветами и рядом с галантным кавалером, держащим ее под локоть, вспылит любой, даже самый сдержанный мужчина!»

От этой очевидной, но неожиданной мысли Марго стало не по себе, и она принялась расхаживать по кухне, пытаясь выстроить цепочку событий.

«Если это действительно так, то получилось хуже некуда: Максим не звонил мне, чтобы сделать приятный сюрприз, а приехав, увидел меня с другим. Потом я позвонила ему и сказала, что раз он задерживается, то я пройдусь по магазинам. Ведь он тогда вполне мог подумать, что я пошла куда-то с Кириллом Петровичем! Но почему? Он же знает, что я его люблю! Неужели он мог предположить, что я способна ему изменить?..»

Марго взяла из вазочки перстень, подаренный стариком Шацем, надела его и, встав у окна, стала нервно крутить на пальце, вглядываясь в густеющие сумерки.

«Ну где же ты ходишь, милый? Мне так нужно с тобой поговорить и во всем разобраться! Хочу, чтобы все стало как прежде!»

А Максим в этот момент сидел на заднем сиденье такси и ехал домой, испытывая такое же сильное смятение, как и Марго. Все, что случилось с ним сегодня, было результатом дурацкой, нелепой ошибки – следствием того, что он не решился выяснить все сразу, а продолжал молча переживать. Уязвленное самолюбие не позволяло ему признаться в своей слабости и спросить у Марго напрямик, что же произошло в ту чертову пятницу.

Но размашистая пощечина Инги словно встряхнула его и заставила действовать.

«Подумай сам: ты же знаешь, как Марго к тебе относится! Ты же знаешь, что она за человек! – отчитывал себя Максим. – Разве могла бы она так быстро и легко увлечься кем-нибудь другим? Ты сам-то в это веришь? А если сомневаешься, то почему до сих пор не объяснился?»

Он вспомнил, сколько раз Марго пыталась с ним поговорить, сколько вопросов задавала, а он отмалчивался и уходил, ослепленный гордостью и ревностью.

Но сегодня все будет иначе! Сегодня он наконец выяснит, что за расфуфыренный тип прилип тогда к ее локтю и по какому поводу в ее руках были цветы. И если все окажется не так, как он сгоряча подумал, то…

***

За окном почти стемнело, а Максим все не приходил. Марго устала от постоянных дум и предположений, а ждать было очень непросто. Она вымыла посуду, вытерла пыль, разобрала вещи в гардеробной и заправила белье в стиральную машину. Походив по пустой квартире и не зная, чем бы еще заняться, она взяла старинный дневник и забралась в кресло.

Дневник

После моего удачного спасения из рук дерзкого похитителя мы вернулись в дом Юсуфа-ака, и Максим Владимирович проводил меня до самых дверей комнаты.

Остановившись у входа, я, безмерно смущаясь и отчего-то волнуясь, произнесла:

– Вы настоящий рыцарь, Максим… Вы позволите мне отныне называть вас просто по имени?

Он деликатно промолчал, склонив голову в знак согласия, и я продолжила:

– Вы так много для меня сделали. Столько раз спасли от неминуемой смерти! Я вам очень благодарна…

Сказав это, я приподнялась на цыпочках и чмокнула его в щеку.

По всей видимости, для него это стало полнейшей неожиданностью. Он как будто смутился, но при этом его лицо озарила довольная улыбка. Он взял мою руку и положил на нее свою.

– Обещайте мне, что впредь будете гораздо осмотрительнее и не станете больше выходить на улицу одна. Никогда! – мягко, но настойчиво попросил он. – Юсуф-ака сказал, что на территории дома вам ничего не угрожает. Здесь вас никто не посмеет тронуть.

– Хорошо, обещаю.

– Вот и договорились, Маргарита Сергеевна.

– Маргарита, – смущаясь, уточнила я. – Зовите меня просто Маргарита.

Он улыбнулся, что в последнее время случалось нечасто, и только теперь отпустил мою руку.

– Хорошо, – кивнул он. – А теперь отдыхайте, вам сегодня пришлось многое пережить.

Я взялась за дверную ручку, чтобы зайти в комнату, и увидела на пальцах кровь. Но не свою. Это была кровь Максима!

Я схватила его за руку и повернула ее так, чтобы была видна ладонь. Рана оказалась совсем неглубокой, и кровь уже запеклась, но во избежание воспаления, особенно в таких условиях, порез следовало немедленно обработать. Во мне сразу проснулась тревога, ответственность и даже неловкое чувство вины, ведь Максим получил ранение, защищая меня. Ничего не говоря, я схватила его за запястье и потащила на кухню.

К счастью, он не оказывал ни малейшего сопротивления и спокойно наблюдал за моими действиями. На кухне я нашла чайник с теплой водой и глубокую миску. Налив в нее воду, я взяла раненую руку Максима и, бережно дотрагиваясь, стала промывать ее своим платком. Вскоре к нам прибежал взволнованный хозяин дома с обеспокоенным лицом, которому, видимо, обо всем сообщила жена, заметившая нас на кухне. Увидев, как я усердно занимаюсь раной, он заволновался еще сильнее и, зацокав языком, стал тараторить:

– Вай-вай, что случилось, дорогой Максим Владимирович? Вы ранены?

Он осторожно взял его руку и осмотрел.

– Пустяки, Юсуф-ака. Царапина.

Несколько успокоившись, хозяин пристально посмотрел сначала на Максима, потом на меня. В его взгляде мелькнула догадка, а на лице появилась елейная улыбка:

– Правильно, Маргарита Сергеевна, рану обязательно надо промыть, – слащаво произнес он. – Я сейчас вам бинты принесу.

С этими словами он торопливо скрылся в доме, а я продолжала аккуратно обмывать рану. В глубине души я даже немного пожалела, что она была не такой серьезной, иначе я бы смогла ухаживать за ним по-настоящему, словно заботливая медсестра возле постели раненого героя. Бесспорно, я тут же отогнала эту недостойную мысль, но стремление заботиться о моем спасителе осталось и согревало мне душу. А он сидел молча, не шевелясь, и просто наблюдал за моими действиями.

Вскоре вернулся обходительный Юсуф-ака и вручил мне бинты. Осторожно вытерев руку Максима полотенцем, я аккуратно ее перевязала. Теперь все окончательно успокоились и стали расходиться по своим делам. Максим снова проводил меня до комнаты и пожелал доброй ночи.

После всего случившегося я чувствовала себя уставшей и опустошенной, поэтому уснула, едва голова коснулась подушки. На этот раз я спала очень тревожно: мне снились неуклюжие песчаные исполины, снующие взад-вперед неподалеку от места, где я отдыхала, и чуть не раздавившие меня своими могучими, будто колонны, ногами. А высоко в небе надо мной кружил громадных размеров черный-пречерный гриф с огромными распростертыми крыльями: куда бы я ни пошла, где бы ни пряталась, он везде меня искал и находил. От его острых глаз невозможно было укрыться. Я ощущала себя маленькой беспомощной девочкой, заблудившейся в безлюдном сказочном мире и оставшейся без защиты.

Открыв глаза, я с облегчением вздохнула от осознания, что это был только кошмарный сон. Однако вынуждена признать, что мне потребовалось еще некоторое время, дабы окончательно избавиться от тягостного ощущения, вызванного жутким сновидением. Оставаться в одиночестве я не хотела и, наскоро одевшись, вышла во внутренний двор.

Там, в тени ветвистого карагача, сидел Максим Владимирович рядом с неизвестным мне пожилым мужчиной. Тут же был и хозяин дома, а чуть поодаль – еще несколько стариков. Все они пили чай и о чем-то разговаривали, а точнее, внимательно слушали неторопливый рассказ убеленного сединами аксакала.

Максиму Владимировичу все любезно переводил Юсуф-ака. В руках у моего верного спутника был его любимый блокнот, и он, как всегда, что-то записывал. Интересно, когда Максим отдыхал? Да и отдыхал ли? Когда бы я ни проснулась, он был всегда на ногах и всегда в курсе всего происходящего. Порой мне казалось, что от его пристального и пытливого взора не может укрыться ни одна деталь!

Поскольку я была осведомлена о том, что здешние обычаи отличаются от тех, к которым я привыкла в Санкт-Петербурге, я не стала присоединяться к обществу мужчин. Вчерашний ужин был лишь проявлением гостеприимства: местные женщины и мужчины принимают пищу порознь, поэтому я, не привлекая внимания, проследовала на кухню.

Умывшись, я взяла полотенце и вытерла им лицо. Как же все-таки хорошо, что здесь есть вода и не надо считать каждую каплю! Держа в руках влажное полотенце и время от времени прижимая его к лицу, я остановилась в дверном проеме, невольно прислушиваясь к разговору на улице.

Юсуф-ака с присущим ему темпераментом охотно переводил Максиму Владимировичу удивительную историю, которую размеренно и негромко рассказывал седой старик. Я вовсе не подслушивала их разговор, но по мере повествования история вызывала во мне нарастающий интерес, и с каждой минутой становилось все труднее заставить себя уйти, не узнав, чем она закончится. К тому же сам человек, завладевший моим вниманием, определенно был рассказчиком опытным, искушенным и придававшим должное внимание деталям и мелочам, отчего рассказ его становился еще красочнее и увлекательнее…

«…После того как третий дервиш поведал о диковинном зеркале, они не произнесли ни слова. Тишину в пещере нарушал только треск догоравших сучьев да ровный шум дождя, доносившийся снаружи. Они сидели или лежали вокруг небольшого костра, опершись кто на что мог: на полупустой дорожный мешок, на круглый камень или просто на прохладную стену пещеры.

Не красивая и дорогая одежда согревала и украшала этих мужей – богатство их состояло в другом. Много где побывали они и много чего повидали на своем пути. Острый ум, мудрое слово и искренняя добродетель были их достоинствами. Каждого их этих четверых дервишей знали и любили в самых дальних уголках земли. И в Самарканде, и в Багдаде, и в Дамаске люди радовались им, слушали их мудрость, и каждый находил ответ на свой вопрос. Вот какие это были дервиши.

Никогда до сих пор не встречались они друг с другом, и только Всевышний свел их в этой пещере, заставив искать укрытие от дождя, не кончавшегося уже три дня и три ночи. Каждый из них обдумывал услышанное и молчал. Они никуда не спешили и знали, что не просто так оказались здесь все вместе.

Прошла еще одна ночь за удивительным рассказом, и пора было спать. Завтра следующий из них поведает свою историю, и тогда станет понятно, зачем они здесь оказались и как им следует поступить дальше.

Под убаюкивающий шум дождя достопочтенные мужи забылись в сладком сне и проспали так до самого вечера. Поужинав пресной лепешкой и испив воды, снова устроились они вокруг костра и приготовились слушать рассказ четвертого дервиша.

– Так получилось, – начал он, – что я с любовью вспоминаю свое детство и родителей…

– Каждый человек должен с любовью и почтением относиться к родителям, – одобрили остальные.

– Истинно так. Меня никогда не наказывали и не заставляли работать с утра до ночи. Мой отец был богатым купцом, и я ни в чем не нуждался. Он снаряжал караваны в разные страны: был и в Китае, и в далекой Индии, и в заснеженной России, и в жарком Египте. Отовсюду он привозил диковинные подарки и редкие вещи. Я рано научился грамоте и еще в детстве прочитал множество мудрых книг, которые открыли передо мной сокровенные тайны древних знаний.

Говорил об этом мудрый дервиш спокойно и искренне. Он не гордился этим и не ставил себя выше других. Он просто рассказывал свою историю честно, без прикрас, и остальные дервиши слушали его с пониманием. Эта ночь была полностью в его распоряжении. Он неспешно и подробно поведал о своем детстве, о своей семье, о родителях и старшем брате. Он рассказал, сколько отец уделял времени и внимания, чтобы они получили хорошее образование, научились считать, писать и говорить на разных языках. Каждому из них выпала своя дорога к познанию мудрости: у кого-то она оказалась чуть легче, у кого-то сложнее, но у всех была долгой и непростой…

– …И вот однажды ушел мой отец с караваном по торговым делам далеко в Индию. Обычно он вез туда свой товар, а там покупал новый и возвращался назад в Бухару, чтобы с выгодой продать. Так было всегда, и мы привыкли к его частому отсутствию. И в этот раз мы тоже спокойно ждали его возвращения. Ничто не предвещало беды, пока мы не стали понимать, что сроки прибытия каравана давно истекли, а отца все не было. В тревоге и неизвестности стали тянуться дни томительного ожидания.

Так продолжалось до тех пор, пока как-то ночью не раздался стук в дверь. Перепуганные слуги не осмеливались впускать ночью в дом кого бы то ни было, но мой старший брат приказал им открыть дверь. В распахнутые настежь ворота из последних сил вошел измученный и оборванный путник. Приглядевшись, мы узнали в нем одного из помощников отца, которому тот особенно доверял. Он поведал нам, что на них напали разбойники и разграбили весь караван, а людей угнали в рабство. Им с отцом во время нападения удалось сбежать, но отец был тяжело ранен и вскоре скончался. Перед смертью он отдал помощнику свою сумку и взял с него обещание передать ее моему старшему брату.

Накормив человека, на руках у которого умер наш отец, мы дали ему отдохнуть в нашем доме, а утром, одев в новые одежды и достойно отблагодарив за преданность и труды, отвезли его, куда он просил.

Не успели мы оплакать горькую утрату, как пришла другая беда. Следующей ночью к нам в дом снова постучали. Предположив, что это опять пришел помощник отца, брат со слугами, не раздумывая, открыл дверь. Только в этот раз к нам ворвалась толпа вооруженных людей. Как выяснилось, это были те самые разбойники, напавшие на караван отца.

– Быстро принеси сюда вещи, которые вчера получил! – приказали они брату. – Они попали к вам случайно, и не вы им хозяева!

Брат разбудил меня. Он был настоящим храбрецом и не боялся злых разбойников.

– Скорее беги отсюда и сохрани это, – велел он, отдал мне сумку отца и подсадил, чтобы я ушел через окно.

Оказавшись на улице, я оглянулся и в последний раз увидел глаза брата, которые запомнил навсегда. Только спустя много лет я понял, что означал его пронзительный немигающий взгляд: он прощался со мной…

Спрятаться в городе, где я знал каждую улочку и каждый уголок, не составило труда. Утром, выплакав все слезы и дрожа от страха и холода, я осторожно пробрался к дому. Двери были открыты, и, предчувствуя худшее, я вошел внутрь. Там все оказалось перевернуто вверх дном, все ценные вещи пропали, а на полу в луже крови лежали мой брат, моя мать и верные слуги.

Испугавшись, что разбойники могут вернуться, я убежал из дома куда глаза глядят. Оставаться в городе теперь было опасно, и я решил покинуть его навсегда. Воспоминания о том, что именно здесь погибли мои самые близкие люди, на долгие годы заставили меня возненавидеть родину. Я вышел из городских ворот и, не оглядываясь, отправился навстречу судьбе.

Мне было тяжело: я оказался совсем неприспособлен к трудностям. Единственное, что у меня имелось, – это ячменная лепешка и вода, которую я набрал в бурдюк, перед тем как покинуть родные края. Уже через два дня вода закончилась, а еще через два дня у меня случилась галлюцинация. В песках я увидел самый настоящий оазис с озером, тенистыми деревьями и столом, полным великолепных яств.

Я потерял сознание, но меня спасло то, что уже наступал вечер, и спустившаяся прохлада не дала мне умереть от зноя. Придя в себя, я развязал драгоценную ношу – сумку, из-за которой погибли мой отец, старший брат с матерью и все наши слуги. Ничего такого, чтобы устраивать из-за этого погоню и тем более убивать людей, я в ней не нашел – обычные дорожные вещи и кошель. Да, монет там было немало, но не настолько, чтобы свести разбойников с ума. Достав из сумки дастархан – скатерть, которую использовали как стол, я положил на нее остаток лепешки и заплакал. Это был мой последний кусочек, а воды не осталось вовсе.

– Как я хочу есть и пить! – сорвалось с моих пересохших губ.

И в ту же секунду дастархан стал полон еды. Откуда ни возьмись, появились на нем и мясо, и мягкая кунжутная лепешка, и ароматный горячий чай, а фруктов и сладостей столько, что они еле помещались на огромных блюдах. Удивлению моему не было предела, но чувство голода оказалось сильнее. Наевшись досыта, я прилег рядом и положил голову на сумку.

– Уф, наелся, – еле вымолвил я, – не хочу больше.

И в ту же минуту все пропало, дастархан стал пуст. Я ужасно испугался: вдруг это все исчезнет навсегда?

– Хочу есть! – быстро выкрикнул я, и снова мой дастархан ломился от угощений.

Я обрадовался: теперь мне было известно, какие слова произносить, чтобы больше не голодать.

– Не хочу есть! – сказал я, и тут же все пропало.

– Хочу есть! – И снова появились кушанья.

Я подумал, на всякий случай взял с тарелки яблоко и положил его в сумку.

– Не хочу есть, – сказал я и спокойно лег спать.

Так вот за чем гонялись по пустыне разбойники, вот почему ворвались к нам в дом!

Много раз эта волшебная скатерть спасала меня в трудную минуту, особенно в юном возрасте, когда я всякий раз без раздумий пользовался волшебным дастарханом. Но со временем я стал обращаться к нему только в случае крайней нужды, памятуя, какую цену заплатили за него мои родные, и боясь невольно ввести кого-нибудь в грех ради обладания этим сокровищем…

Рассказчик умолк и окинул взором остальных.

– Теперь нам, почтенные дервиши, известны все наши секреты, – сказал он, встал и подкинул сучьев в костер.

Искры весело взлетели ввысь и закружились, словно призывая слушателей вынырнуть из плавного течения рассказа и перейти к его обсуждению. После недолгого молчания слово взял самый старший из дервишей. Он рассказывал свою историю в первую ночь и сейчас тоже первым решил нарушить воцарившуюся тишину.

– Слава Аллаху, что обратил он свое внимание на наши недостойные головы. Мы ходили по свету врозь и пытались, как могли, сделать жизнь людей хоть немного лучше. Создатель заметил наши старания и собрал нас вместе. Почему именно нас? Значит, на то есть причины.

– Теперь мы знаем, – продолжил второй дервиш, – что в нашем распоряжении имеется ковер-самолет; кубок, налив в который простую воду, можно получить лекарство от всякой болезни; волшебное зеркало, которое показывает то, о чем его спросишь; и, наконец, необыкновенный дастархан, который может накормить любого.

– Раз волею Всевышнего мы оказались здесь все вместе, значит, и помогать людям нам следует теперь всем вместе. Объединившись, мы принесем намного больше пользы, – высказался третий.

– Зеркало подскажет, кто в данный момент больше всего нуждается в нашей помощи. Ковер-самолет в мгновение ока перенесет нас в любое место, как бы далеко оно ни было. Кубок поможет нам излечить страдающего от всякой болезни, а дастархан – накормить умирающего от голода, – подытожил четвертый.

– Да будет так! – сказал первый дервиш.

И каждый повторил вслед за ним:

– Да будет так!..»

***

Максим позвонил в дверь, и она сразу открылась. Обхватив плечи руками, на пороге стояла измученная Марго и устало смотрела на него. Впервые с той злополучной пятницы он не прошел мимо – остановился…

И вдруг заметил, какой безжизненной она стала за эти дни, каким опустошенным сделался ее взгляд. Поддавшись порыву, он шагнул навстречу Марго и стиснул ее в объятиях. Прижавшись друг к другу, они застыли, не произнося ни слова, и их сердца снова наполнялись прежним теплом и чувствами.

Марго обессиленно закрыла глаза, и из них покатились слезы.

– Ты был возле моего офиса в ту пятницу? – спросила она, прижав голову к его груди.

Максим сжал зубы: ему нечего было ответить.

– Ну и что ты себе навыдумывал? – с легким не то упреком, не то сожалением продолжила Марго, заглядывая ему в глаза.

– Он держал тебя за локоть, – насупившись, ответил Максим. – И ты не отвечала на мои звонки.