Kitobni o'qish: «Поймать океан», sahifa 4

Три, два, один.

Как только ноги коснулись земли, она сложила крылья, но все равно не удержала равновесие. Ранец потянул ее назад, и она упала на попу, крепко зажмурившись. Вальдекриз мягко приземлился следом, как всегда спустив летные очки на шею и смерив Асин насмешливым взглядом. Иногда он казался птицей – иначе и не объяснить, почему крылья были как будто продолжением его тела. Вальдекриз потянул за острые хвостики ремней, шпеньки выскользнули из отверстий – и вскоре ранец грохнулся у его ног. Он быстро размял затекшие от тяжелого груза плечи, потер ладонью шею и поглядел на Асин, которая, недовольно сопя, все еще боролась с пряжками.

– Слушай, я заметила… – начала она, но не договорила, увидев рядом с собой одну из наспех вбитых в землю табличек.

Время и дождь изрядно попортили их, оставив лишь темные разводы вместо букв. Но догадаться было несложно: просто так таблички не ставили. Они предупреждали. Обычно – не о хорошем.

– Ты про них? – Вальдекриз поставил на колышек ногу и ударом каблука вогнал его глубже.

– Да, – растерянно сказала Асин и поднялась. Теперь она терла ладонями предплечья, тщетно пытаясь согреться, и пинала не то туман, не то клочки облаков.

– Слушай, Ханна, – Вальдекриз закинул руку за голову и с самым невинным видом почесал затылок, – ты, наверное, знаешь историю о старом мастере, который мечтал возвращать жизнь неживому.

Асин сжала зубы и напряглась. Как славно, что творить живое из неживого люди умели лишь в страшных сказках.

– Ну чего ты, Ханна? – Вальдекриз почти ласково погладил ее по плечу и пояснил: – Он хотел очищать почву на далеких, мертвых островах, чтобы там можно было снова что-то выращивать.

Ладонь осторожно легла на талию, и Вальдекриз увлек Асин куда-то вперед. Она успела лишь бросить взгляд на сиротливо лежавшие в траве ранцы и почувствовать, как между бровей появляется маленькая неприятная морщинка.

– Не беспокойся, мы скоро за ними вернемся. Сейчас лучше идти налегке. Ничего не забыла?

Суетливо осмотрев себя, Асин хлопнула по поясу, из-за которого свисал сложенный вчетверо тканый мешок. Вальдекриз шагал широко, и Асин то и дело начинала семенить, переходить на бег или пыхтеть – как она ни старалась, поспевать за ним выходило плохо.

Из травы выглядывали полевые растения, добавляя однотонной зелени ярких красок. За пушистыми желтыми головками возвышались стебли, покрытые множеством мелких фиолетовых цветков. В маленьких зеленых кувшинчиках развернулись бело-синие лепестки, похожие на рваную мятую бумагу. Асин заметила даже ягоды – первые, еще не созревшие до конца, – но быстро потеряла из виду. А может, они просто не привыкли к людям и спешили скрыться с глаз.

– Мастер жил этой идеей. Вернее, болел. – Когда Вальдекриз продолжил рассказ, Асин захлопала глазами.

– А в чем разница?

– У жизни есть выбор. У болезни – последствия, – объяснил он и, на ходу сорвав крошечный белый цветок на тонкой, точно веревочка, ножке, протянул его Асин. Та, недолго думая, сунула его за ухо, в волосы, слегка погнув стебелек.

– И какие же были последствия? – поинтересовалась она, понимая, что сам Вальдекриз не продолжит, ему нужен внимательный слушатель. Или же он просто издевается.

– У него была маленькая дочь. Мирра…

– Чижик? – заулыбалась Асин.

– Чижик, – выдохнул Вальдекриз и посмотрел на нее из-под челки. – Они жили вдвоем, и, пока папа горел идеей, ее выжигала болезнь. День за днем Мирра слабела. Мастер заметил это, когда от нее остался лишь уголек. Врачи качали головой и разводили руками: они никак не могли помочь. Мирру могло излечить лишь время. И тогда старый мастер решил спасти дочь иначе, с помощью самого дорогого – своего изобретения. Дни и ночи он перестраивал его. Так, чтобы оно выиграло для нее время и вернуло жизнь. Вот только очень высокой ценой.

Внутри кольнуло. Как и у Мирры, у Асин был только папа. Папа-который-умел-любить. Возможно, этому его научил дедуля, она не знала – как, впрочем, и самого дедулю. Маленькую Асин, увядающую от одиночества, папа брал с собой в полеты и показывал ей занесенную песками площадь Второго, где всегда было на что посмотреть. Он щедро делился самым дорогим – теплом, улыбками, интересными рассказами, выдуманными лишь отчасти. А у бедной девочки с птичьим именем были лишь папина спина, сгорбившаяся над изобретением, колючий холод безразличия и болезнь.

Поднявшееся солнце окутывало белым сиянием цветы и травы, проникало сквозь листву. По ботинкам стекали капли росы. А на фоне сгущающегося по левую руку темно-зеленого леса была хорошо заметна рассеивающаяся туманная дымка. Асин вдохнула полной грудью запахи свежего весеннего утра, которые, как ни пыталась, не могла описать. Она вздрогнула, дернула плечами и принялась тереть их, чтобы согреться.

– И что же? – спросила Асин, переводя взгляд с полоски леса на Вальдекриза.

– Мастера нет уже много лет. А вот его железный паразит до сих пор жив. Как и Мирра. Они срослись в одно – плоть и механизм – и теперь путешествуют с острова на остров, цепляясь за днища пролетающих мимо судов.

– Как семена на птицах? – оживилась Асин. Однако от мыслей о том, что под крепким деревянным днищем могла зависнуть железная тварь размером явно не меньше человека, стало не по себе.

– Да, как семена на птицах, Ханна. – Вальдекриз громко, протяжно выдохнул и опустил плечи, всем видом показывая, что не собирается хвалить ее за сообразительность. – В общем, сейчас изобретение мастера, как ты, умница моя, наверное, уже поняла, здесь. Оттуда и таблички. Люди не ходят вглубь острова: спускаются, оставляют предостережение и улетают. Чтобы такие умники, как мы, случайно сюда не сунулись. Изобретение мастера уже не столь совершенно, но ему все еще хватает сил, чтобы…

Он так и не сделал следующий шаг – нога замерла в воздухе над пучком сухой травы. Жестом остановив Асин, Вальдекриз кивком показал куда-то вперед, туда, где растения пожелтели, а широкие листья свернулись, точно их смяли пальцами. Опустили лепестки цветы – теперь они напоминали пергамент, шипы, старушечьи волосы. Чем дальше, тем чаще виднелись проплешины растрескавшейся земли. Взгляд Асин цеплялся за погибшие кустарники – шары из хрупких сухих веток – и за деревья вдалеке, почти полностью голые.

– Что это? – ужаснулась она, опускаясь на колени, чтобы проверить, не привиделось ли. Но трава в ее ладони крошилась, липла к коже и осыпалась.

– Это Мирра, Ханна. Чижик, который наверняка устал вот так жить, – он обвел рукой погибающий остров.

Стиснув зубы, Асин сглотнула, а голова ее, точно игрушечная, нервно дернулась. Дети, только открывающие для себя острова и впервые видящие изгибы китовьих спин, редко уставали. Наоборот, они неслись, сшибая все, навстречу небезопасным приключениям. А следом бежали родители. Или такие же шустрые друзья. У Мирры же был только механический страж.

Маленькие белые цветки, похожие на тот, которым украсила волосы Асин, выделялись на фоне болезненной желтизны. Совсем скоро остров полностью высохнет и начнет опадать в воду крупными комьями земли. И никто даже не заметит этого. А Мирра и ее механический страж продолжат путешествовать.

– Выходит, он поддерживает в этой девочке жизнь, забирая ее у островов? – тихо спросила Асин.

– Он? – не понял Вальдекриз.

– Механический страж.

– Ты уже и имя ему дала? – усмехнулся он. – Но ты права. Он исполняет последнюю волю мастера и охраняет его единственное сокровище. Но он давно сошел с ума, как и все старые механизмы. Поэтому если раньше он старался избегать людей, то теперь – после визита Нингена – считает их врагами. И, – он дернул бровями и загадочно улыбнулся, – использует их как материал.

– Как…

– Материал, Ханна. Давай без этого, – Вальдекриз закатил глаза. – Запоминай, что нужно от тебя: ничего.

– Ничего?

– Умница. – Он, явно издеваясь, потрепал ее по голове. – Ты ждешь меня. С мешком. Сидишь около наших ранцев и… на этом все. А я постараюсь подобраться как можно ближе к Мирре. Ты не представляешь, как нам будут благодарны, если мы доставим… Как ты его там назвала? Механического стража? Пусть по частям – без разницы. Конечно, лучше бы целого, сама понимаешь, так проще изучить принцип его работы. В общем, мне четко дали понять: если мы с тобой каким-то чудом его заполучим, нам хорошо заплатят. – Подчеркивая серьезность слов, он повторил: – Очень хорошо. А ты к тому же зарекомендуешь себя как неплохой разведчик.

«Скорее как неплохое приложение», – невесело подумала Асин.

Скребли по земле сухие желтые листья, потревоженные ветром. Царапались о подвернувшиеся края трещин, застревали в траве и недовольно шелестели, пытаясь выбраться. Асин плавно поднялась, обернулась и наконец ступила правой ногой на погибшую почву, пока левый ботинок все топтал пожухлую, но еще живую зелень.

– Зачем ты притащил меня сюда? – поинтересовалась она, запрокинув голову и взглянув на одинаково синее для живого и мертвого небо.

– Просто чтобы ты один раз увидела. Ты совсем не умеешь рассказывать, булка. Тебя слушают только потому, что ты миленько выглядишь, – спокойно ответил он и пожал плечами, будто говоря: «Ну извини, – и тут же: – Сама виновата». – А если без шуток, то я уже объяснял: на острова всегда спускаются хотя бы двое, потому что каждому, даже самому подготовленному, нужна страховка. Так, у Нингена был его напарник, а у меня – ты. Вот только я устанавливаю время, я договариваюсь с судами, я готовлю оборудование. А ты просто получаешь его на руки. И не всегда проверяешь, работает оно или нет. Я прав?

Это тяжело было признать, но Вальдекриз был прав. Возможно, после подписания очередной бумаги Асин следовало сходить на склад, подготовиться или хотя бы обговорить все подробности, но она оставалась дома, с папой и едой. Чем меньше думаешь, тем меньше волнуешься. Так ей казалось. А потому сейчас она не могла даже возмутиться, хоть и чувствовала, как слова Вальдекриза оседают внутри и начинают неприятно, как эти сухие листья, царапаться.

– Ты даже не знаешь, что недавно у твоего ранца треснула одна из реек. Не твоя вина, – тут же успокоил он. – Но я, например, проверяю их до и после полетов.

Хотелось взвыть. И выпалить резкое, чуть виноватое: «Знаю, ты молодец, а я – нет». Но Асин сдержалась, закусив губу. Впрочем, на лице, кажется, отразилось все: Вальдекриз тихо, почти беззвучно засмеявшись, вновь потрепал ее по волосам и перестал нахваливать себя.

– Не надо благодарностей, Ханна. Все просто: и тебе и мне нужны деньги. А для этого необходим напарник. Но тебя никто не возьмет пока, а меня никто не возьмет уже. Потому что я непременно потащу смотреть на древнее механическое недоразумение, – терпеливо пояснил он. – Поэтому сейчас просто жди. Запомнила? А я постараюсь не разбудить Мирру. Кстати, если хочешь сделать что-то полезное, оставь на одной из табличек сегодняшнюю дату. Потому что Мирра еще здесь.

– А почему ты так уверен? – удивилась Асин.

– Ну, во-первых, остров не до конца иссушен, а во-вторых… – Не договорив, он снова кивком указал вперед.

Над ровной сухой землей возвышался пригорок, ощетинившийся пожелтевшей травой. Торчащие в стороны корявые, местами поломанные ветви напоминали рога дикого зверя – будто весь он, этот островок на островке, был живым и сейчас просто свернулся и спал.

Не сразу Асин заметила блестящий в солнечном свете металл. Из-за пригорка виднелось что-то похожее на механическую конечность насекомого. Несколько секунд оно стояло неподвижно – как вдруг задышало, выпустило в воздух клуб горячего пара и припало к земле, нет, вонзилось в нее. Асин дернулась, но гладкая матовая лапка, длиной, наверное, с человеческую ногу, замерла.

– Поверь, ты не хочешь с ней знакомиться, – Вальдекриз покачал головой. – К тому же она тебя не поймет. Но если вдруг захочешь помочь, кричи.

– Что? Ты совсем… – возмутилась Асин, но так и не смогла подобрать нужное слово.

– Просто отвлеки ее, а я выведу из строя хотя бы одну ее конечность и выиграю нам время.

Хотя бы одну? Выходит, Асин была не так уж и далека от правды, когда думала о насекомом.

– А почему этого не сделали раньше? – спросила она. – Ведь любой механизм можно вывести из строя.

– Смешная ты, Ханна. Конечно, ее выслеживали и ломали. Только она уже давно научилась чинить себя. У этого механизма разум пусть и дикого, но человека, – пояснил Вальдекриз. – Правда, сейчас он постарел, а значит, шанс есть. Небольшой, конечно, – неутешительно добавил он. – Но если вдруг что-то пойдет не так, мы всегда можем схватить ранцы и быстренько прыгнуть на соседний остров. Или в воду.

– Или… что? – удивилась Асин.

Она так и не получила ответа на свой вопрос. Вместо этого ее развернули и указали вперед. Она оглядывалась, открывала рот, хмурилась, но ее лишь красноречиво подталкивали, показывая, что здесь ей делать нечего. Асин в очередной раз уперлась пятками, вскинула руки… и услышала это.

Защелкали, застрекотали металлические сочленения, задышали горячим паром. Раздался лязг, словно кто-то точил ножи, и механическая конечность скрылась из виду за травой, ветвями и сухой землей. Видимо, Асин возмущалась слишком громко. И потревожила стража. Вальдекриз негромко спросил:

– Помнишь, что я говорил тебе о машине с человеческим разумом?..

Их накрыла вытянутая тень с десятком кривых лап.

Асин медленно перевела взгляд за спину Вальдекриза и подняла голову. Над пригорком, ломая конечностями хрупкие ветви, возвышалась механическая тварь, похожая на огромную сороконожку, в середине которой – в небольшой нише железного нутра, почти в желудке, если бы у твари он был, – висела девочка, бледная, обнаженная, с длинными выгоревшими волосами и мутными глазами. Она скалила кривые желтые зубы, дергала острыми плечами и царапала поломанными ногтями сдерживавшие ее ремни. Тело ее будто билось в судорогах, ребра натягивали кожу, под которой, казалось, были лишь кости и мышцы. Длинные черные трубки, уходящие в плоть, делали ее единой со своим стражем. Она открыла рот. Завизжала. И механизм ожил – медленно двинулся вперед, поднимая клубы пыли и неумолимо набирая скорость.

– Кричи, – не оборачиваясь на машину, произнес Вальдекриз.

– Что? – слетело с губ Асин. Она хотела отвести взгляд от Мирры, но не могла.

– Кричи, Ханна! – повторил он чуть громче и, пригнувшись, откатился в сторону.

Пальцы его привычным движением отщелкнули пряжку небольшой поясной сумки. В траву посыпался хлам – поломанные безделушки, кривые шестерни, моток ниток. Но Вальдекриза интересовало лишь одно. Обратив взгляд на Мирру, он достал из сумки отвертку и, подбросив в воздух, ловко поймал ее.

И тогда Асин закричала. Опустила руки вдоль тела, запрокинула голову и издала вопль, которого и сама испугалась. Ее услышали: машина застыла, перебирая в воздухе железными лапами; Мирра потянулась руками к ушам, пытаясь их закрыть, но ремни держали слишком крепко. Кожа под ними была болезненно красной, местами – Асин заметила, когда прервалась, чтобы глубоко вдохнуть, – виднелась запекшаяся кровь.

Асин закричала вновь, а по ее щекам побежали горячие слезы. Ей не было страшно за себя, хотя, если верить Вальдекризу, страж мог запросто разорвать ее. Она думала о Мирре, о бедной больной девочке, запертой в железном теле. О Мирре, которой она с радостью рассказала бы об островах, китах, варенье, новых платьях и смешных названиях корабельных снастей – обо всех упущенных мелочах. Она кричала, удивляясь, откуда у нее на это взялись силы, и не могла перестать. А внутри вскипали, обжигая, вопросы. А если бы у нее отобрали детство? А если бы у нее отобрали папу? А если бы у нее отобрали выбор?

Горло засаднило, крик стал заметно тише, и страж, заваливаясь набок, двинулся к ней. Его конечности путались, а тяжелое тело, напоминавшее сороконожку, кренилось вправо. Вибрацию земли от его поступи Асин чувствовала ступнями. Выждав момент и вытерев рукавом глупые слезы, она отпрыгнула в сторону и, повторяя за Вальдекризом, перекатилась. Не столь изящно, скорее неуклюже.

Перевернувшись на живот, Асин встала на колени и огляделась. Ее больше не преследовали: страж бил лапами по земле, кружил на месте. Он пытался стряхнуть с себя Вальдекриза, а тот, зацепившись рукой за одну из металлических пластин, откручивал какой-то винт. Со лба стекал пот, вены на запястье вздулись от напряжения, пальцы иногда скользили по гладкой рукояти. Но Вальдекриз, смахивая с глаз челку и ругаясь, продолжал работать.

– Эй! – Асин поднялась и замахала руками, надеясь, что Мирра скорее обратит внимание на движущийся объект. – Эй, я здесь! – Она откашлялась, вытерла руки о штаны и, сунув мизинцы в рот, свистнула.

Страж опять замер. Замер и Вальдекриз, но довольно быстро пришел в себя, спрыгнул на землю, вцепился в отвертку уже обеими руками – и винт поддался. Механическая конечность тяжело упала в сухую траву, однако страж продолжал крепко стоять на оставшихся.

– На память заберу! – Вальдекриз покрутил в руках винт и спрятал в сумку. В следующий миг в грудь ему прилетела одна из железных лап, сбивая с ног.

Отвертка выпала из пальцев. Механический страж пригвоздил его к земле, как насекомое. Он давил все сильнее, а девочка в его объятиях хрипела, рычала, билась, то и дело задевая головой железные стены своей тюрьмы. Мирра щелкала зубами, подвывала, но Асин не слышала ни одного человеческого слова.

– Беги, – прохрипел Вальдекриз, хватаясь за железную конечность и пытаясь хотя бы сдвинуть ее в сторону. – Беги, дура!

– Нет, – прошептала Асин. Вскинулась и повторила громче: – Нет!

Вальдекриз, скривившись от боли, откинулся на жесткую хрустящую траву. Рука его пыталась нащупать отвертку, а сам он, стиснув зубы, рвано дышал.

– Тяжелый, – он с усилием усмехнулся.

Приближаться было страшно: вдруг механический страж, совсем разъярившись, сломает Вальдекризу грудную клетку. Поэтому Асин прыгала на месте, размахивала руками, кричала и свистела. Но тщетно – блестящее железное насекомое с изрядно помятым пластинчатым телом внимательно наблюдало за ней, наваливаясь на Вальдекриза. Тот хрипел, кашлял, вновь отрывисто глотал воздух и, казалось, почти не двигался, пока наконец…

– Подавись! – выплюнул он и, откатившись в сторону, забрал с собой длинную острую лапу. В примятой траве, где он совсем недавно лежал, валялись винты. Каким-то чудом Вальдекриз умудрился разобрать пригвоздившую его конечность.

Неуклюже переступая, страж пытался удержать равновесие, но две отнятые конечности очень этому мешали. Он пригибался, явно желая опереться на все лапы, но Мирра пищала, шипела – наверное, не хотела видеть размытую землю и вдыхать сухую пыль.

– Знаешь… – Вальдекриз все пытался отдышаться. Он вытер основанием ладони губы и повертел, точно выкидной нож, железную конечность, пока та больно не ударила по локтю. – С годами он и правда стал слабым. Медлительным. Неуклюжим. Совсем как человек.

Покачиваясь, Вальдекриз подошел к стражу с другого бока и что есть силы пнул. Огромная сороконожка с грохотом рухнула на землю и подтянула хвост к груди – туда, где висела Мирра, явно пытаясь ее защитить. Лапки шарили по земле в поисках недостающих деталей, но, не находя ничего, лишь беспомощно скребли траву.

– Я не вижу перед собой того, кто оставил Нингену шрамы и разорвал на части его напарника. – Вальдекриз поставил ногу на одну из железных пластин и, пока страж старался закрыть Мирру, принялся откручивать винт за винтом. – Он отжил свое, Ханна. – Хрипло усмехнувшись, он потянул на себя один из щитков – и тот согнулся.

– Стой! – с дрожью попросила Асин и коснулась, прося у богов немного храбрости, оттопыренного кармана штанов, где лежала птичка. Та самая железная птичка, сломанная и хрупкая. – Пожалуйста…

– Прошу тебя, – фыркнул Вальдекриз.

Но она уже бросилась вперед, к маленькой дрожащей девочке, и протянула ей игрушку. Страж ожил, зашевелился, ударил лапой – металлическая конечность порвала Асин одежду, от плеча до груди, а с ней вспорола и кожу. Длинный кривой след наливался красным, покрывался алыми каплями, пульсировал. Но почему-то не болел.

– Ханна! – крикнул Вальдекриз, попытался оттащить ее за рубашку, но она вырвалась. Послышался треск ткани, и белая нить червем выползла наружу. Частично оторванный рукав сполз по плечу, собрался волнами и замер.

– Мирра…

Очередной удар пришелся в живот. Асин заскулила, сжалась, но не выпустила птичку, лишь заботливо прикрыла ее ладонями.

– Ты совсем спятила? – Вальдекриз обхватил ее за талию и опять потянул назад, прочь от обезумевшего стража.

– Ей страшно! – выкрикнула Асин, ударив о землю каблуком.

– Она даже не понимает тебя!

– Отпусти!

Кремовая рубашка стала темной от крови, красные бусины побежали по коже. Асин вырывалась, не выпуская птичку, она кричала, и вместе с ней кричала Мирра. Возможно, она и правда не понимала. А еще ей было одиноко. Одиноко и страшно.

– Она убьет тебя, – процедил сквозь зубы Вальдекриз.

– Она – нет, – огрызнулась Асин. – Ты знаешь, как чинить машины. Я знаю, как чинить людей.

Хватка чуть ослабла. Асин выскользнула и, прижимая к груди игрушку, снова побежала к железному кокону, внутри которого билась Мирра. Ослабший страж не собирался сдаваться: распрямил хвост, пытаясь сбить Асин с ног, ощетинился лапами, поднял в воздух облако раскаленного пара. Но Асин все равно приблизилась.

– Мирра, я знаю, тебе не хватает папы. И не только папы! Вокруг тебя лишь пустые острова. Где нет тепла, одни лишь камни! – Она увернулась от очередного выпада. – Потому что когда-то он решил, как тебе будет лучше. Он хотел спасти тебя, понимаешь? Ведь кроме тебя, у него ничего не было, Мирра! – Она отскочила назад, едва не пропустив удар. – Он любил тебя. Просто иногда родители не понимают, на что обрекают детей, когда… уходят.

От крика Мирры болели уши, тяжелело сердце. Она не слушала, только сильнее злилась. И чем яростнее она билась в ремнях, тем отчаяннее защищал ее страж. Асин посмотрела на птичку в своих руках. Тихо попрощалась с любимой игрушкой, опустила ее на землю и, когда механическое насекомое в очередной раз раскинуло лапы, бросилась вперед. Чтобы заключить Мирру в объятия.

– Ты… – крикнул Вальдекриз и осекся: конечности стража разом полетели Асин в спину.

Но остановились, так и не вонзившись.

Мирра пахла мочой, по́том и грязью, ее волосы свалялись. У нее были острые ногти, которыми она царапала кожу Асин, и большие, полные слез глаза – некогда голубые. Она пищала, и этот звук едва напоминал недавний крик. Лапы механического стража прижались к спине Асин и замерли. Они были жесткими и горячими, они болезненно скребли, но не пытались ее разорвать.

– Я заберу тебя, – прошептала Асин, – с этих одиноких островов. Туда, где тебя умоют, накормят и переоденут. Туда, где тебя встретят не как чудовище из легенд, а как потерявшуюся девочку, Мирру, дочку гениального мастера, которой нужна забота.

Застрекотали оставшиеся лапы, напряглись железные пластины. Пыхтя паром, огромный страж начал подниматься. Асин сжалась, прикрыла голову руками, понимая: это ее не спасет. И вдруг он осел вновь, глубоко и протяжно выдохнув, грузно упал брюхом на землю – и затих. От поднявшегося жара на лбу и щеках Асин выступили капельки пота, которые она спешно смахнула пальцами. В тот самый момент, когда она опустила руки и взглянула на Мирру, та слабо обхватила ее запястья и заскулила. Ей больше не хотелось холодных железных объятий. Стражу оставалось только смириться с этим.

Проникший под тонкую кожу девочки страж отпустил ее, черные трубки покинули тело, безжизненно повисли. Чтобы совсем не испугать Мирру обрушившимся со всех сторон миром, Асин напевала ей колыбельную из детства. Знакомую каждому ребенку – о китах, о жидком небе, о воздушных кораблях. Ее папа когда-то подхватил от мамы. И именно ее совсем недавно мурлыкал себе под нос Вальдекриз.

– Скажи честно, ты не умеешь чинить людей, – усмехнулся он, подойдя и опустившись рядом на одно колено.

– Не умею, но смотри, – заулыбалась Асин: стоило ей освободить руки Мирры, как та обхватила ее за шею и повисла, – она обнимается.

– И ты не знаешь, что теперь с ней делать, – продолжил Вальдекриз, помогая справиться со старыми, тронутыми коррозией застежками, все еще державшими Мирру.

– Не знаю.

Но сейчас это заботило Асин меньше всего. Она поднялась, подхватив Мирру на руки. Девочка слабо шевелила ногами в воздухе, оглядывалась, трясла головой и недовольно ворчала. По ее коже бегали мурашки. Она была такая тонкая, такая маленькая, что Асин практически не чувствовала ее веса.

– Но я придумаю. А пока, – она покачала Мирру, – я пойду ждать тебя у ранцев. С мешком. И ни-че-го не делать.

Они улетали с острова, оставив одинокого, зато почти целого стража, – за которым вернутся уже без них, – и прихватив с собой маленькую Мирру. Ей Вальдекриз пожертвовал один из мешков, предварительно сделав в нем прорези для рук и головы. Жесткая ткань пахла едой, и Мирра временами пыталась ее пожевать.

Она не боялась высоты и кораблей, подставляла лицо ветру, но всякий раз пыталась сбежать от подходивших слишком близко людей. Правда, ослабевшие ноги совсем не держали, и Мирра падала и плакала так горько, что приходилось утешать ее и давать маленький кусочек хлебного мякиша, который она мяла во рту. Птичку Мирра не приняла – может, устала от всего железного, а может, просто не знала, что с ней делать. Ее не съешь, в нее не заберешься. Куда больше Мирру интересовало все вкусно пахнущее. И порядком проголодавшаяся Асин понимала ее как никто.

На корабле раны Асин обработали и наспех перебинтовали, хотя она и просила не беспокоиться о таких мелочах. Вальдекриз же скрыл от всех оставленные стражем раны. Он летел домой, усевшись на палубе и обхватив себя руками, будто очень устал; голова то и дело падала на плечо. По возвращении он сразу исчез, прихватив добычу и оба ранца. Асин пыталась отыскать его, но вокруг сновали лишь люди, пришедшие на Рынок за покупками.

Недолго думая, Асин отправилась к стенам училища, прижимая к груди Мирру. Та грызла хлебную корочку, мотала головой, пытаясь оторвать кусочек, и пряталась от любопытных глаз за своими длинными волосами. Как странно: Вальдекриз доверил ей девочку без опасений. А ведь он, если верить его словам, держал под контролем все.

– Дочь Кочевника притащила откуда-то замарашку, – прилетело в спину Асин.

– Бедная девочка, – ахнул кто-то справа.

– Вы только посмотрите, какие ножки тоненькие. Палочки, – удивились слева.

Но Асин не смотрела на этих людей, она гордо шла по широкой каменной улице, стараясь слушать не их, а стук собственных ботинок и довольное чавканье Мирры.

В стенах училища Асин встретили тепло и принялись расспрашивать. Нашивка, быть может, открывала двери, но никак не помогала уйти от обычного человеческого любопытства. Так что во внутреннем дворе, усаженном цветами и аккуратными круглыми кустами, Асин задержалась надолго. Она бесконечно говорила и извинялась, она топталась на месте и качала испуганную Мирру. Снова пыталась узнать, куда растворился Вальдекриз, но люди только пожимали плечами. Наконец ей ответили, бросили два коротких слова: «здесь» и «отчитывается». После чего высыпали новый ворох вопросов, касавшийся одной лишь Мирры, которая указывала на свой рот и щелкала зубами, намекая, что хлеб закончился.

Когда последний неравнодушный ушел, Асин выдохнула. Она присела на невысокое каменное ограждение, отделявшее ее от ухоженного сада, спустила с рук Мирру и потерла ладонями лицо. Больше всего на свете ей хотелось домой, к папе. И чтобы никаких больше расспросов. Она сидела под невысокой белокаменной аркой, кое-где поросшей плющом, вдыхала аромат свежей зелени и чувствовала бьющееся в горле сердце. Наклонившись, Асин коснулась ладонью короткой стриженой травы, которую не тревожил ветер, и прикрыла глаза. Мирра рядом беспокойно ерзала.

– Асин? – донесся мягкий, чуть усталый мужской голос.

Асин выдохнула и приготовилась оправдываться, извиняться – лишь бы ее хоть ненадолго оставили в покое. Она подняла голову. За деревцем с прямым гладким стволом и кроной, похожей на зеленый сплюснутый мяч, маячил высокий мужчина с секатором. Солнце разливалось над садом и окутывало его фигуру мягким светом.

– Нинген? – тихо спросила Асин. Уши тут же загорелись, а голова слегка пошла кругом.

– Атто, – так же мягко поправил мужчина, сделав несколько шагов вперед.

Он никогда не звал ее по второму имени. И от этого еще сильнее казался ей не учителем, не наставником, а добрым дядюшкой. Атто улыбнулся, и из-под рваной верхней губы показались поломанные зубы.

– А это, значит, она? – Атто кивнул на пытавшуюся завалиться в траву Мирру.

– Вы все слышали? – Асин стало неловко и отчего-то тревожно.

Она обхватила Мирру двумя руками и прижала к себе, готовая, если что, бежать со всех ног. Мирра же, распустив и без того растрепавшийся хвост Асин и бросив в сторону ленту, принялась перебирать волосы, то и дело зарываясь в них лицом.

Зашелестела за оградой трава, зашуршали листья, с кустарников сорвались крохотные белые цветы с желтым сердцем и покатились по узкой протоптанной дорожке прочь. Асин коснулась рукой своих волос и нашла запутавшийся в них цветок, до которого еще не добралась Мирра. После всех приключений тот поник и скорее походил на скомканный бумажный листок на кривой ножке.

– Я… подстригал, – Атто указал на деревце, а затем, положив секатор у своих ног, поднял руки, будто желая сказать: «Я безоружен. Я не обижу». – Где ее оболочка?

– Страж? – Почувствовав, как Мирра слегка куснула плечо, Асин пригрозила ей пальцем. – Вальдекриз разобрал его. А она, – Асин убрала длинные волосы от лица Мирры, – решила пойти со мной.

– Хочешь совет, Асин? – Атто подошел и положил широкую дрожащую ладонь на голову Мирры. Та зашипела, но не отстранилась, слишком увлеченная чужими волосами.

Поначалу было страшно, что он свернет ей шею. Девочка со слабо работающими руками и ногами никак не смогла бы себя защитить. Но Атто лишь тяжело гладил. И смотрел с жалостью и отвращением, как на мертвую, некогда пугающую легенду, от которой не осталось ничего. Такой легендой был, если верить Вальдекризу, и он сам.

– Отдай ее в церковь. Боги принимают всех. И людей, и бывших чудовищ. Они не судят.

– Благодарю за совет, – ответила Асин и тихо вздохнула. – Как жаль, что люди не умеют так.

Атто опустился на колени, взглянул в блеклые глаза Мирры и протянул ей мозолистую ладонь. Мирра долго вертела головой, пищала, причмокивая, а затем обхватила его указательный палец. И улыбнулась, широко растянув сухие бледные губы, из-под которых выглянули желтые клыки.