Русалка. Сборник страшных рассказов

– Так-так-так! – девочка вовсе не испугалась. Она подожгла старую оплавленную свечу, схватила с полки пустой мешок, поднявший в воздух облако гороховой пыли, и набросила его на крысу. Не ожидавший нападения грызун был крайне возмущен. Крыса пищала и пыталась прокусить дерюгу. Однако Верочка быстро завернула животное в ткань и выскользнула из кладовки.

– Надеюсь крыса для Моли не хуже, чем мышь. Ведь она крупнее и куда более мясиста. Питайся я грызунами я бы непременно обрадовалась крысе.

– Ты здесь? – Верочка осторожно приоткрыла дверцу шкафа.

– Дааа.. – прошипел Моль и сверкнул из темноты своими ледяным глазом.

– Посмотри, что я для тебя нашла – девочка держала за хвост обмякшую крысу, – прости, мне пришлось ее придушить. Уж больно она визжала и все норовила вцепиться своими зубищами мне в руку. Надеюсь, ты не хотел с ней поиграться как делают кошки.

– Гыыы, – радостно отозвался Моль.

Верочка положила крысу возле окна, набрала воздуха и истошно крича выбежала из детской. Она знала, что Поль сейчас наверняка бездельничает у себя, и потому направился прямиком в его комнату.

– Там крыса, огромная крыса, в детской, помоги, помоги же мне – голосила девочка и для убедительности даже расплакалась.

Поль сперва вскочил от неожиданности и с недоумением уставился на сестру. Однако, когда он смекнул что вечно бесстрашная и хладнокровная Верочка бьется сейчас в истерике из-за какого-то несчастного грызуна, то немедля покатился со смеху.

– До чего же ты смешная. Это всего лишь зверек.

-Ты не видел ее! Она просто огромная.

– Уверен, что там даже не крыса, а маленькая домовая мышка. Пойдем, я прихлопну ее, – Поль осмотрелся по сторонам и взял каминную кочергу, – да хоть бы вот этим.

Он смело направился на сражение с грызуном, а Верочка, продолжая делать вид, будто ей невероятно страшно, робко семенила за братом.

Поль решительно вошел в игровую.

– Вон там, – Верочка дрожащим пальчиком указала на бездыханно лежащего у окна грызуна.

Поль подошел ближе, внимательно присмотрелся и тотчас же расхохотался.

– Да она же мертвая. – от смеха он даже делано схватился за живот. – Ну и трусиха – дохлой крысы испугалась!

Дверь шкафа тем временем тихонько заскрипела. Смеющийся братец повернулся на звук и увидел, как из нафталиновой темноты медленно, но уверенно вылазило нечто. Сперва Поль недоуменно и обескураженно пялился на существо. Однако, когда когтистый голый мертвенно-синий уродец появился перед мальчиком весь, Поль завопил от ужаса:

– Мамааа! Маамочка! – и тотчас же вылетел из комнаты. Слышно было как истошно он кричит в коридорах, пытаясь добраться до матушкиной спальни.

Верочка светилась от счастья. Внешне она, конечно, сохраняла свое ехидно-надменное выражение лица, но душа ее ликовала, и будь она обычной доброжелательной девочкой, непременно кинулась бы в пляс. Но Верочка была Верочкой, а потому она лукаво улыбнувшись, уселась в сливовое кресло и стала наблюдать за Молем. Тот молниеносно схватил свою хвостатую награду и крадучись отправился в шкаф.

Аккурат в тот самый момент, когда рыдающий от ужаса Поль привел в комнату испуганную матушку, Моль захлопнул дверцу шкафа и игровая приняла свой обычный повседневный вид.

– Он там. – возвопил Поль, указывая пальцем на шифоньер. Мамочка, я видел его. Мертвец. Синий, страшный.

– Что случилось, братец? – как ни в чем не бывало поинтересовалась Верочка.

– Ты что, не видела его?

– Да о ком ты толкуешь?

Ольга Михайловна подошла к шкафу и резко открыла обе дверцы. Внутри висели какие-то старые платья, снизу топорщились мятые подушки из гусиного пуха, пахло затхлостью. Ольга Михайловна раздвинула одежду и, повернулась к сыну:

– Поль, мальчик мой, здесь никого нет.

– Он был здесь! Я его видел! – как заведенный повторял Верочкин брат. Сама она надменно восседала на кресле, насмешливо поглядывая на брата из-за полуопущенных ресниц.

– Кто здесь был, Верочка?

– Здесь была лишь я, maman!

– Врешь! – Поль резко сменил страх на ярость, – Это ты! Это все твои штучки! Где он? – Мальчик угрожающе надвигался на сестру.

– Ты же видишь, братец, в этой комнате лишь я, ты и maman.

– А крыса? – Поль подскочил к окну и внимательно осмотрел пол. – Вот здесь же на этом месте лежала мертвая крыса. Ты же сама притащила меня сюда, верещала как сумасшедшая.

– Ты, верно, заболел, Паауль, лучше поди приляг в постель. maman, распорядитесь, что бы братцу приготовили примочки. Он явно нездоров. – Верочка произнесла эта таким уверенным взрослым тоном, что привыкшая к подобным ее замашкам мать, почти сразу же согласилась с дочерью.

– Ах, дорогой мой, – Ольга Михайловна приложила ладонь ко лбу сына, – да у тебя и впрямь жар.

– Я абсолютно здоров, maman! Это все ее выходки. Я знаю, что я видел. Я видел мертвеца в этом самом шкафу.

– Мне, право, жутко слушать такие вещи, – Верочка поднялась из кресла, – попрошу Аксинью послать за доктором.

– Да, да, – растерянно согласилась мать, – доктора… Ольга Михайловна была не на шутку обеспокоена состоянием сына. В роду Плаксиных уже бывали случаи сумасшествия. Двоюродный брат Алексея Дмитриевича – мужа Ольги Михайловны закончил свою недолгую жизнь в доме для умалишенных.

Стоит заметить, что Ольга Михайловна Плаксина, в девичестве Арсеньева, уже пять лет как овдовевшая, отличалась нравом хоть и спокойным, но временами приходила в крайнюю тревожность. Особенно если речь заходила об отпрысках. Стоило Полю или Верочке расшибить коленку, как воображение Ольги Михайловны начинало рисовать страшные картины умирающего от заражения крови чада. Она тотчас же укладывала пострадавшее дитя в постель, и часами просиживала, подле ожидая худшего.

Вот и сейчас Ольга Плаксина растревожилась не на шутку. Взвинченная произошедшей с Полем оказией, мать с ужасом представляла как несчастного сына увозят в сумасшедший дом, где взлохмаченный с воспаленными глазами он бегает по палате, стараясь убедить докторов, что видел синего покойника в пыльном шкафу. От таких мыслей Ольге Михайловной сделалось совсем и худо- она накапала себе в остывший чай успокоительных капель и, закутавшись в доставшуюся еще от бабушки фамильную шаль, подошла к окну.

Как это и бывает в октябре, стемнело нынче рано. Иссиня-серые сумерки опустились на усадьбу, и казалось, что где-то там в глубине сада, в густой осенней темноте бродит что-то страшное. Кто-то страшный. Притаился и наблюдает. На мгновение Ольге Михайловне даже показалось будто промелькнули между деревьев дьявольски-красные горящие глаза. Она с омерзением передернула плечами и отошла от окна. Жуткое тревожное предчувствие охватило все ее существо. Грядет что-то плохое. Не раскинуть ли карты у madame Межер? Несмотря на искреннюю веру в Христово учение, госпожа Плаксина нет-нет да и захаживала к давней своей знакомой – французской прорицательнице и гадалке, известной в определенных кругах как Августина Межер. Внезапно раздумья женщины были прерваны – прямо за ее спиной раздалось громкое зловещее карканье ворона. Не знавшая о спасенной Верочкой птице, Ольга Михайловна от неожиданности и нервного напряжения лишилась чувств.

II. ПТИЧКА

Пернатый друг Верочки, названный ею Фаустом, уверенно шел на поправку. Крыло его зажило, и ворон уже мог вовсю летать по комнате, однако покидать усадьбу Плаксиных птица вовсе не стремилась. Верочка взяла за моду гулять с ним по вечерам в лесочке. Почву по-ноябрьски подморозило, а потому на обильно усыпанных сосновой хвоей тропинках было вовсе не слякотно. Верочка мрачно шастала между голых деревьев, а Фауст точно обученный сидел на ее плече. Однако не все жильцы усадьбы были обрадованы появлением нового питомца. Ольга Михайловна, до смерти напуганная внезапным карканьем птицы, ворона сразу же невзлюбила.

– Выпусти его, Верочка, он ведь здоров теперь! Дикой птице не место в доме! – тщетно просила она дочь.

– Я читала в энциклопедии, maman, что вороны невероятно умны. И думаю, если бы Фауст захотел улететь, то непременно бы это сделал. Но он выбрал жить с нами и быть моим другом. Так что, прошу, maman, оставь нас в покое.

Стоит однако заметить, что нелюбовь Ольги Михайловны к Фаусту была взаимна. Каждый раз при ее появлении ворон устрашающе летал вокруг испуганной женщины, издавая зловещее карканье. Впрочем, эта гордая птица не признавала никого кроме своей спасительницы. От Моля же, когда тот выбирался из шкафа, Фауст старался держаться подальше. Кажется, оба Верочкиных приятеля относились друг к другу с явным недоверием.

– Хм, – злобно сверкнул глазами Моль, впервые увидев ворона.

– Это мой новый друг – Фауст, – Верочка хотела было поднести птицу поближе к шкафу, но Фауст встревоженно упорхнул и, приземлившись на жердочку в открытой клетке, обиженно нахохлился.

– Ну вот, – разочарованно вздохнула девочка и больше уже не пыталась подружить Моля с птицей.

Поздним ноябрьским вечером Ольга Михайловна Плаксина сидела в приемной французской прорицательницы мадам Межер. В помещении царил полумрак и успокаивающе потрескивал камин, а потому отогревшись после промозглой улицы, госпожа Плаксина обмякла в глубоком темно-синем кресле и пребывала в приятном полузабытьи, если не сказать в дреме. Лишь изредка вспоминала она что сюда ее привели скорбные мысли и события и тогда, Плаксина несколько мгновений тревожно рассматривала узор на массивной дубовой двери, ведущей в кабинет гадалки. Но убаюкивающее тепло огня снова морило ее в сон, и голова Ольги Михайловной предательски клонилась на бок.

Наконец тяжелая дверь отворилась и мимо Плаксиной промелькнула худая молодая дама, чем-то напомнившая Ольге Михайловной гувернантку Арсеньевых – Варвару.

Кабинет мадам Межер представлял собой весьма занимательное зрелище. Французская прорицательница обладала весьма обширной коллекцией всевозможных чучелок и скелетов. Кроме того, на полках ее шкафов встречались банки с заспиртованными змеями и какими-то еще более экзотическими существами. Поговаривали, что в особняке имеется тайная комната, сплошь уставленная склянками с заспиртованными человеческими младенцами и будто бы экземпляры в эту жуткую коллекцию Межер поставляют нечистые на руку прозекторы мортуариев. Впрочем, никто из распускавших подобные сплетни не мог поклясться, что лично видел описанное.

– Черная тень на ваш род, – вынесла вердикт мадам Межер, внимательно осмотрев карты.

Ольга Михайловна в ужасе приложила платок ко рту.

– Но что же делать?

– Тссс. – гадалка, закрыв глаза, с минуту держала растопыренную ладонь над раскладом. После чего перевернула одну из карт. С карты этой смотрел на женщин большой черный ворон.

– Ах, – с удивлением воскликнула Плаксина, признав в зловещей птице Фауста.

– Что-то темное поселилось недавно в ваш дом.

– Это Верочка притащила раненного ворона. Он страшно каркает и нагоняет жути.

– Проклятие, – прошипела мадам Межер, увидев на очередной перевернутой карте рогатое чудовище. А на следующей во всю красовался гроб, что повергло из без того сжавшуюся от испуга Ольгу Михайловну в неимоверный ужас. А прорицательница мрачным тоном подтвердила ее опасения:

– Будет смерть. Если не выбросите птицу – ждите в доме покойника.

Госпожа Плаксина от страха, кажется, даже забыла дышать. Она округлившимися глазами буравила карту с гробиком, словно пытаясь стереть это гадкое изображение с поверхности картона. Ольга Михайловна представила, как рассердится Верочка, узнав, что от Фауста необходимо избавиться. Но иного пути нет. Или Фауст или Поль. В том, что умереть должен именно старший ее ребенок, женщина была почему-то уверена.

– Я спасу его, спасу, – шептала она едва слышно онемевшими губами.

– Вы должны защитить свой дом, – гадалка протянула к лицу Плаксиной карту с большим особняком, огороженным увитым плющом забором.

– Ах, как хорошо, что вы меня предупредили, – выйдя из оцепенения Ольга Михайловна схватила руки мадам Межер и сердечно сжала их в своих.

Ночью госпожа Плаксина никак не могла уснуть. Мрачной тенью ходила она, укутавшись в старую шаль и размышляла о сказанном прорицательницей. А что, если Полю в любом случае уготована смерть? Что если изгнание зловещей птицы не поможет спасти его молодую жизнь?

Вконец измучив себя горькими думами, Ольга Михайловна рухнула в кресло. Уставшая и истерзанная тревогой, она провалилась в дрему, пока глухие удары скрипучих часов, возмещавших приход полуночи, не вернул ее к реальности.

– А не выпустить ли ворона немедля? – подумала женщина, приподнялась с кресла, и взяв изрядно оплавленную свечу, направилась в детскую, где и висела клетка со злосчастной птицей. В детской было темно и когда Ольга Михайловна поднесла свечу к Фаусту, его страшная огромная тень обрисовалась на стене. Однако, госпожа Плаксина, решила взять себя в руки и не поддаваться страху, ведь на кону – жизнь ее первенца. Она уже было потянулась к клетке, когда услышала скрип за своей спиной. Ольга Михайловна резко обернулась и уставилась на шифоньер. На мгновенье ей показалось что в дверце приоткрытого шкафа сверкнули чьи-то холодные злобные глаза. Она ахнула от удивления, подошла поближе, отдернула двери и осветила свечою содержимое шкафа. С момента, когда женщина видела его в последний раз, оно ни чуточки не изменилось. Внутри были все те же старые платья и пуховые подушки.

Ольга Михайловна решительно направилась к ворону. Она схватила клетку и, плотнее закутавшись в шаль понесла сохранявшую удивительное спокойствие птицу к парадному входу. Верочкина мать оставила клетку с Фаустом в саду, открыв ее настежь и почти бегом вернулась в усадьбу, уверенная что ворон непременно упорхнет из своей тюрьмы.

Однако сам Фауст видимо не считал свою новую обитель тюрьмой. Он одарил убегавшую прочь даму холодным взглядом агатовых глаз и презрительным карканьем, а сам остался флегматично сидеть на жердочке.

Утром же Ольга Михайловна, не найдя Верочку в кровати, отправилась в детскую и с ужасом обнаружила там клетку с вороном. При виде своей вчерашней обидчицы Фауст вылетел из открытой дверцы и сел на Верочкино плечо. Сама же девочка, надменно сложив руки уставилась на мать.

– Не знаете ли Вы, маменька, как мой друг оказался вчера выброшенным в сад? – Верочка была невероятно рассержена и каждый раз, когда она бывала в ярости, то непременно называла мать не maman, как обычно. а маменькой. Уже по одному ее этому слову госпоже Плаксиной стало понятно, что убедить дочь избавиться от птицы вряд ли получится.

– Ах, ну зачем ты снова его принесла? – Ольга Михайловна сокрушенно взмахнула руками, – он принесет нам несчастие. Из-за него погибнет Поль.

– Какая несусветная чушь, maman. Если Поль и погибнет, то уж наверняка по собственной глупости – объестся мороженым до коликов в животе или зазевается и упадет на мостовую под лошадиные копыта. Но вот уж мой Фауст тут совершеннейше ни при чем.

– Сядь, дорогая моя, сядь, – мать примирительно усадила Верочку в кресло, а сама, приткнувшись рядом на маленький пуфик, начала убеждать ее как можно ласковей, – ты верно знаешь мадам Межер? Она моя давняя знакомая и прорицательница. Мадам всегда точна в своих предсказаниях. Это она за неделю до гибели твоего дядюшки Алексея сообщила мне что грядет утрата. Мадам Межер и сказала мне убрать из дома птицу. А ведь это еще до того, как я сообщила ей что у нас в доме ворон. Пойми, Верочка, – Ольга Михайловна едва сдерживала слезы и перешла на молящий шепот, – если мы не избавиться от твоего Фауста, Поль непременно умрет.

Верочка медленно приподнялась с кресла и смерила мать самым презрительным из всех возможных взглядов.

– А скажите-ка мне, маменька, если бы ваша провидица напророчила вам что причиной возможной гибели Поля стану я, Вы бы и меня посреди ночи выбросили на мороз?

– Да, что ты такое говоришь? – Ольга Михайловна закрыла лицо руками, – Какая же ты жестокая, Верочка!

– Ах это я жестокая? Разве это я выволокла несчастную больную птицу ночью в сад? Разве это я готова причинить страдание собственному ребенку из-за нелепых выдумок какой-то мошенницы? Это Вы, маменька, кошмарная бессердечная женщина!

Верочка злобно топнула ногой и, прихватив с собой клетку с вороном отправилась вон из комнаты.

– Пойдем, Фауст, теперь ты будешь жить у меня. А на ночь – она с ненавистью бросила взгляд на мать, – на ночь мы будем запирать двери.

Ольга Михайловна осталась сидеть, понурившись, и с горечью смотрела перед собой. Мысли ее хаотично носились в голове. – Как же быть? Неужели бедному Полю суждено умереть и она, его мать, так и будет бездействовать и просто наблюдать как угасает ее дитя. От этой мысли Плаксиной сделалось нестерпимо больно. Конечно, она любила и Верочку. Но Поль, ее первенец, ее ненаглядный мальчик всегда был Ольге Михайловне роднее и ближе дочери, хоть и стыдно было признаваться в подобном даже самой себе. Каким невероятным счастьем наполнялось ее материнское сердце, когда Поль, будучи еще златокудрым ангелочком, розовым младенчиком смеялся в своей кроватке, когда она протягивала ему погремушку. А как радовался весь дом, когда мальчик, поддерживаемый под пухлую ручку нянечкой, делал первые шажочки своими крошечными ножками. Ольга Михайловна горько зарыдала. Как хотелось ей сейчас побежать в комнату дочери, выхватить из клетки чертову птицу и искромсать так чтоб перья во все стороны. Но она не могла. Госпожа Плаксина боялась Верочку. Странным, непонятным, иррациональным страхом. Где-то в глубине души она ощущала, что дочь ее обладает какой-то страшной силой. Но вот какой… Ответа на этот вопрос не было.

Три дня и три ночи Ольга Михайловна Плаксина ходила робкой тенью по собственному дому сама не своя от горя. Подруг у Ольги Михайловной, считай, что и не было, да и те немногие с которыми поддерживала она светскую связь, вряд ли прониклись бы душевной болью несчастной женщины. А вскоре по всему городу наверняка поползли бы слухи о ее сумасшествии. Не было на земле человечка, которому Плаксина могла бы излить свои переживания.

На четвертый день Ольга Михайловна краем уха услышала, как пела что-то себе под нос старая кухарка, месившая тесто для ржаного хлеба.

– Что это ты распелась сегодня, Апполинария?

– Молитву, барыня, пою. С Божьим благословением она и работа спорится и хлеб во сладость будет.

Ольга Михайловна ласково улыбнулась богобоязненной старушке и погладила ее по плечу.

Как же я сразу не догадалась, – осенило вдруг Плаксину, – нужно пригласить батюшку, отца Никонора. Пусть освятит все комнаты, все углы. Пусть вся нечисть что желает зла моему ребенку вон изыдет из нашего дома. Может и ворон этот проклятый сам отсюда вылетит.

Ольга Михайловна судорожно засобиралась во В-й монастырь, надеясь застать там игумена, что бы уже нынешним вечером приступить к изгнанию нечистого из усадьбы.

Отец Никонор, узнав, что его прихожанка наведывается к гадалкам, был невероятно раздосадован. Он тотчас же сообщил встревоженной женщине, что пока она не исповедуется и не покается во грехе, пока не пройдет она таинства святого причастия, ноги его не будет в доме Плаксиных.

Пасмурным морозным вечером, Ольга Михайловна, выполнившая к тому времени все указания священника, ждала игумена. Она печально глядела в окно, за которым белая снежная крупа густо посыпала промерзшую землю. На душе у Плаксиной было все так же тоскливо. Отчего то она была уже заранее убеждена, что вся эта затея с освящением комнат никак не поможет отвести беду от ее несчастного сына. Ольга Михайловна хоть и укоряла себя за маловерие, а все же никак не могла ощутить уже той согревающей надежды, что посетила ее пару дней назад во время кухаркиной молитвы.

Начали со спаленки Поля, который к тому времени стал грустной и молчаливой тенью прежнего себя. Отец Никонор дымя кадилом, читал на распев "Живый в помощи Вышняго". Ольга Михайловна робко ходила за ним попятам с горящей свечкой.

– Ах, как чадит то, как чадит, – сокрушалась она, когда в углу свеча начала трещать, испуская к потолку столб черной копоти.

Освятили и Верочкину обитель. Сама она с неизменным презрением наблюдала за процессией, ни словом ни обмолвившись ни с матерью, ни с Никонором. Фауст также остался равнодушным к незваным гостям и сидел на жердочке, не издавая ни звука.

Когда же дошли до игровой комнаты, Ольга Михайловна замешкалась в дверях, зацепившись платьем за торчащую щепку. И едва только запах дымящегося ладана разлился в воздухе, из шкафа явственно послышался чих. Слышала его Плаксина, слышал его и отец Никонор. Священник, уверенный отчего то, что это Верочка, проказничая забралась внутрь, медленно приоткрыл шкаф. На мгновение лицо его выражало искреннее недоумение, однако вскоре ужас исказил благородные черты игумена и, тот с криком выбежал из комнаты, задевая кадилом стены.

Ольга Михайловна не испытала даже удивления. Она не испытывала больше уже ничего, кроме опустошающей обреченности. Нет, ее сын Поль не болен – в шифоньере и впрямь поселилось нечто ужасное. Однако от этого вовсе не становилось легче. Ведь сказала же мадам Межер, что это ужасное и уничтожит Поля и дело вовсе не в вороне. Здесь что-то гораздо страшнее. Оставалось лишь смириться и ждать. Ах, до чего же больно, до чего же все это больно.

III. МИЛЫЙ ДРУГ

Не смотря на холодные вечера, Верочке нравилось гулять с Фаустом в лесочке. Она плотно куталась в теплую черную шаль, прятала руки в соболиную муфточку и важно расхаживала между деревьями, наслаждаясь мрачным пейзажем. Вот и сегодня они с пернатым другом вновь совершали моцион, когда ворон внезапно вспорхнул с Верочкиного плеча и закружился прямо над ней. Птица то отлетала немного в сторону, то вновь возвращалась к своей хозяйке, нервно при этом каркая. Ворон словно бы что-то хотел показать Верочке, будто бы звал ее куда-то.

– Да, что с тобой такое, Фауст? – Верочка насупилась.

Но питомец не унимался – снова каркал, снова кружил, и раздосадованной девочке пришлось последовать за ним. По узкой, едва заметной тропинке, слегка покрытой неверным ноябрьским снегом, они прошли через густую чащу, за которой открывалось старое, почти заброшенное кладбище. Потрескавшиеся плиты со стертыми буквами, скорбные каменные ангелы в изголовьях могил, заросших крупными увядшими сорняками в человеческий рост. Безмолвие и запустение. И над всем этим резкие вскрики ворона, кружащегося над последним пристанищем отживших свой век. Кто-угодно задрожал бы от страха и тревоги в таком месте, но только не Верочка Плаксина. Она лишь с сожалением думала о запачканных грязью зимних ботиночках. Фауст же тем временем устроился на небольшом мраморном надгробии, воздвигнутом, если верить надписи в честь безвременно ушедшей Ниночки Левиной десяти лет отроду покинувшей этот бренный мир. На могилке лежали принесенные кем-то недавно, но увядшие от холода бордовые розочки. Верочка с любопытством рассматривала мраморную плиту. Они с этой Ниночкой почти что ровесницы. Интересно, умри сейчас Верочка, расстроилась бы маменька? А Поль? Плакали бы на похоронах тетушки, носили бы цветочки на скорбный холмик?

Верочка прикрыла глаза, и представила свое бледное личико в обрамлении траурных цветов на гробовой подушке. Вот, пришибленная горем убивается над бездыханным телом Ольга Михайловна, вот братец, пораженный внезапной кончиной сестры и впервые увидевший смерть так близко. Тетушка Леман утирает слезинки с распухших глаз, а несчастную бабушку под руки выводят из залы. Верочке ужасно нравилось представлять каково лежится надменно-красивой в богато убранном гробу, молча принимая рыдания и раскаяния страдающий родственников, однако мысль о необходимости презренно тлеть, кормя собою червей казалась невыносимой. Ах, отчего же нельзя промчаться звездным вихрем по небу и распасться на миллионы золотистых частиц?

Эти странные Верочкины размышления были внезапно прерваны деликатным покашливанием, донёсшимся откуда-то сзади.

– Прошу простить меня, что отвлекаю, – к оградке подошел весьма высокий человек, невероятно худой и бледный. Голова его была как-то неестественно вытянута, отчего напоминала яйцо, а щеки настолько впалые что через тонкую кожу выступали черепные кости. Он снял цилиндр, такой же пепельно-серый, как и его пальто и вежливо раскланялся с Верочкой. Впрочем, поразил девочку не сам жуткий незнакомец, а поведение Фауста, перелетевшего вдруг с надгробия к странному господину на плечо.

– Ах, это ты, милый друг, – человек в пальто ласково погладил указательным пальцем ворона по черной головке.

– Вы знаете Фауста? – Верочка одарила кладбищенского посетителя недобрым взглядом.

– Если вы про эту чудную птицу, то конечно же мы давно знакомы. Мы с ним, можно сказать друзья. – незнакомец говорил каким-то мурлыкающим шепотом, а ворон, как бы в подтверждение его слов громко каркнул в ответ.

– Карл Иоганн Тотерманн, – человек снова снял свой огромный цилиндр и сдержанно поклонился.

– Вера Николаевна Плаксина. Так откуда вам известен мой Фауст?

– Ах, ворон. Да… Славная птица. – Тотерманн пересадил Фауста себе на руку и вытянув ее вперед стал рассматривать пернатого, будто бы видел впервые. – Удивительная птица. Вы заметили, как часто кружат он здесь, средь запустения и увядания? Это слишком старое кладбище, здешних мертвецов уже и не посещают родные, сами нашедшие покой в иных местах, и лишь вороны – вечные стражники у ворот смерти, отдают дань тем, кто спит под тяжелыми плитами.

Верочка хотела было вернуть Фауста на свое плечо, однако господин в сером пальто осторожно пресек ее попытку.

– Вы и представить себе не можете, – он скорбно посмотрел на девочку, – до чего здесь тоскливо в зимнее время.

– А вы что же, здесь живете? – Верочка была не на шутку заинтригована. Кто же этот Тотерманн? Совершенно определенно не кладбищенский сторож, да и кажется вовсе не живой человек. Нечто на подобие Моля, но в более удобоваримой форме. Должно быть местный мертвец, не нашедший отчего то покоя после собственной гибели.

– Живу? – он делано вздохнул с наигранной грустью.

– Обитаете. Вы должно быть умерли и блуждаете здесь призраком. У нас в доме тоже живет привидение в игровой прямо в шкафу. Заходите к нам как-нибудь на чай. Быть может, вы подружитесь с моим Молем.

– Какое доброе дитя! – Тотерманн с умилением посмотрел на Верочку.

Он наклонился так, чтобы его вытянутая бледно-синяя голова была вровень с лицом девочки и положил свою руку с неестественно длинными пальцами ей на плечо.

– Милый друг, позвольте мне называть вас именно так, ибо я уверен, что мы непременно подружимся. Я бы с величайшим удовольствием посетил вашу чудную усадьбу, но вышло так, что я привязан к этой скорбной обители, – Тотерманн выпрямился и горько вздохнул.

– Удивительное дело, – странный господин весьма заинтриговал Верочку.

– Вы, я вижу, весьма сообразительная особа, и мне не хочется вас обманывать. – Кладбищенский обитатель слегка замялся, произнося эти слова, а взгляд его стал даже несколько робким. – Я, видите ли, вурдалак.

– Вурдалак? – с нескрываемым восторгом воскликнула Верочка. – Я страсть как люблю истории про вурдалаков. Вот уж никогда бы не подумала, что мне доведется встретить живого… то есть настоящего вурдалака!

– Ну до чего же прелестное дитя! – Тотерманн сложил в умилении ладони. Он был несказанно рад, что девочку не отпугнуло столь неожиданное признание. И, если бы его запавшие упыриные глаза могли бы слезиться, вампир немедленно бы расплакался.

– А чем же вы здесь питаетесь, ведь кладбище давно заброшено?

– И до чего сообразительна! – вурдалак не мог скрыть восхищения юной дамой, – в этом и кроется моя беда. Я голодаю. Уже несколько лет мой рацион составляют лишь редкие кошки да собаки, а зимой и тех днем с огнем не сыщешь. Тоска и голод. Голод и тоска.

Он тяжело вздохнул и помолчав пару минут продолжил:

– Есть лишь одна вещь, что скрашивает мои унылые дни в этом ужасном месте.

Тотерманн достал из кармана своего длинного серого пальто небольшую черную шкатулочку.

Шкатулочка была довольно изысканной работы, эбенового дерева с тонкой, почти кружевной резьбой поверх сплошной крышки. Если внимательно присмотреться, легко было разглядеть в ажурных узорах крошечных скелетов. Скелеты эти изображали пляску в самых разных и причудливых позах, а те, что были ближе всего к центру словно бы водили хоровод вокруг неведомого рогатого существа.

Верочка смотрела на шкатулку словно завороженная. Еще не зная, что там внутри, она страстно захотела обладать этим диковинным предметом. А уж когда Тотерманн приоткрыл крышечку, и маленькая хрупкая балеринка в черном платьице начала выписывать пируэты под легкомысленную музыку, девочка захлопала от восторга в ладоши. Однако тут же устыдилась своей внезапной радости и столь бурного ее проявления.

– Занимательная вещица, – произнесла она, как можно более равнодушным тоном.

– Я вижу вам она пришлась по вкусу. Забирайте ее. – Вурдалак протянул Верочке шкатулку, придав своему лицу деланое выражение одновременной доброты и скорби.

– Ах, ну что вы, вовсе не стоит. Вы же сами сказали, что только это вам и приносит нынче радость.

– Так и есть. Приносило. Однако теперь я встретил вас, милый друг! И в знак нашей доброй дружбы прошу принять этот скромный презент.

– Вы невероятно добры. – Верочка взяла шкатулку и чопорно поклонилась. – Однако мне тоже следовало бы что-нибудь вам подарить.

– Ну что вы… Разве что я попрошу вас… о небольшой услуге. – Тотерманн замялся. – Было бы совершенно замечательно, если бы вы смогли привести сюда кого-нибудь… ну скажем из прислуги… кого-нибудь незаметного, чья пропажа не станет бросаться в глаза. Может кого-то из молодых кухарок… дескать сбежала с конюхом…

Верочку сперва удивила просьба вурдалака, но очень быстро на смену изумленным глазам пришла хитрая мстительная улыбка.

Следующим же вечером Ольга Михайловна была поражена переменами, произошедшими в дочери. Вечно хмурая Верочка внезапно стала необычайно ласкова с матерью. Она будто бы и простила ей дурное обращение с любимой птицей, которая тоже к слову сказать присмирела. Несколько раз девочка даже вызывалась сидеть подле кровати больного брата, однако сам Поль весьма негодовал по поводу присутствия сестры и решено было не травмировать его и без того хрупкую душу.

Сама же Ольга Михайловна по совету Лемана стала выписывать некий журнал, популярный в медицинских кругах. В журнале том печатались весьма любопытные статьи австрийских психиатров, однако склонная к мистицизму госпожа Плаксина, находила в сухих научных текстах крайне малое утешение. Пару раз она было порывалась снова навестить мадам Межер, но боясь услышать нечто уж совершенно ужасное, визит откладывала.