– Что ж, верно мыслишь. Действительно, скорее всего это молодые и борзые, – согласился не отрываясь от бинокля генерал. – Постой, а зачем снайперов, у тебя что артиллерии нет, «Града»? Шарахни по ним, и никаких тебе потерь.

– Товарищ командующий это ж … ну как вам … все равно что из пушки по воробьям. Ведь артиллеристы с первого залпа их вряд ли накроют, они сразу побегут и спрячутся в зеленке, а мы только зря боеприпасы истратим, – отстаивал свою точку зрения комбриг, и ему казалось, что он привел бесспорные аргументы.

Но командарму так не казалось, напротив он смотрел на комбрига сначала удивленно, потом начал явно злиться – его лицо заливала краска бешенства, казалось даже белки глаз покраснели. Но он переборол гнев, успокоился, даже стал как будто бледнеть. Спросил стоящих рядом старших офицеров бригады:

– Кто еще так думает!?

Все молчали.

– Так кто же думает, что сохранить вагон боеприпасов важнее, чем похоронить в этом окопе двух оборзевших духов?

Не дождавшись ответа, генерал вновь стал багроветь и заговорил уже не терпящим возражений тоном:

– Да у нас этих боеприпасов, знаете сколько, на десять войн заготовлено. Производим и складируем, а когда срок годности проходит – уничтожаем. Так для чего же мы их производим, чтобы потом уничтожить, занимаемся пустым делом? Пусть хоть эти в дело пойдут. Знаете, я как-то на таком заводе был. Там много женщин работает, боеприпасы эти делают, в очень плохих условиях. Так что же они пустым трудом занимаются, напрасно мучаются. Нет, они те боеприпасы делают, чтобы мы ими убивали врагов России. В разное время у нас разные враги, а сейчас нет врага лютее этих, – командарм вновь кивнул в сторону «зеленки». – Они всегда были нам враги и в 18 веке и в 19-м, и в 20-м, и в 21-м будут. И что же мы будем экономить боеприпасы, когда их у нас, как говориться, хоть ж…й ешь. Те рабочие и те женщины, что в Коврове, Туле, Ижевске, других городах эти патроны, мины, снаряды делают, они знаете чего хотят? – командарм обвел взглядом окружавших, с удовлетворением отметил, что к нему прислушиваются и стоящие чуть в стороне солдаты. – Они хотят, чтобы их сыновей не резали, а дочерей не насиловали. А кто их сейчас режет и насилует по всей России, кроме нашей собственной шпаны? … Ну шпана это не наше дело, этим МВД занимается … Так кто кроме русской шпаны и в первую очередь беспредельничает в наших городах и поселках?…

Офицеры безмолвствовали, большинство, кроме тех, кто хорошо знал командарма, вообще не могли понять к чему он «читает» эту лекцию и куда клонит, а генерал продолжал ходить «вокруг да около»:

– Немцы что ли режут и насилуют? Нет, да среди наших солдат и офицеров есть немцы и это отличные солдаты и офицеры, сами знаете. Американцы, англичане? Нет, не режут и не насилуют русских они. Вот эти, такие же молодые и борзые приезжают в Россию и этим занимаются. Все это знают, но почему-то стесняются говорить. И там, в глубине России, милиция не может или не хочет с ними справиться. Они там почти неуязвимы почему-то. А тут у нас такая возможность законно, безо всяких помех их кончить. А мы будем боеприпасы жалеть? Да чтобы эти две борзоты после окончания войны не прикинулись мирными, не поехали в Россию не убивали там парней и не похабили девчонок … Да я ради этого не вагон, эшелон боеприпасов готов истратить!

Командарм замолчал, вокруг возникла почти полная тишина, только где-то в полевом автопарке то заводился, то глох автомобильный движок. Никто не посмел ни возразить, ни поддержать. Возразить – боязно, поддержать … Старшие офицеры, воспитанные в советском духе, просто были не готовы мыслить в том же ключе, что и командующий. Их столько лет учили рассматривать в качестве вероятного противника американцев, англичан, французов и конечно немцев, что переключиться на врагов из бывших «братьев» было слишком сложно, все равно, что настроить мозги на другую «частоту». Далеко не каждый на это способен.