Когда мертвые заговорят

Глава II
Запертые души

Я вернулась в Эттон-Крик глубокой ночью – прокралась в город как воришка. Вглядываясь сквозь призрачные дорожки дождя, разгоняемые стеклоочистителями, и дожидаясь возможности проехать на зеленый, я не могла унять дрожь.

Я повторила тот же путь, что и в сентябре на такси, и через некоторое время остановила машину на том же месте. Как и тогда, особняк Харрингтонов взглянул на меня в ответ темными глазницами окон, поприветствовал скрипом ворот.

Было не заперто.

Меня по-прежнему трясло от нервного возбуждения.

В действительности мы с Ноем не виделись чуть больше двух недель, но чувство было таким, будто мы знакомимся вновь. Я увижу его впервые, впервые коснусь, впервые услышу тембр его голоса, впервые вдохну его запах…

Я остановилась, согнувшись пополам, когда накатила тошнота.

Переборов приступ, я глубоко вздохнула и вновь двинулась к двери. Чутко прислушиваясь к хлюпанью грязи под подошвами ботинок, пыталась придумать как завязать разговор.

Промокшая до нитки, я шагнула под навес и оцепенела.

Он там, ждет меня.

Я потянулась к ручке двери, но та внезапно распахнулась, осветив меня приветливым тусклым светом, характерным для старенького дома Дориана Харрингтона. Мы с Ноем уставились друг на друга.

В последний раз я видела его семнадцать дней назад. Семнадцать долгих дней, за которые моя жизнь перевернулась с ног на голову. Целую вечность назад Ной выглядел раздосадованным, но понимающим, и смотрел на меня такими доверчивыми голубыми глазами, будто верил в меня, верил в каждое мое слово. Сейчас я встретилась с другим Ноем – с тем, кто боялся, что я никогда не вернусь.

Мы не шевелились, и он не отступил с порога, чтобы пригласить меня внутрь. Он даже не дышал и боялся моргнуть – вдруг я шагну назад в дождь, бьющий прозрачными стрелами в землю, вдруг навсегда исчезну.

Я выключила фонарик, опуская заледеневшую руку, и первая нарушила тишину:

– Ты ждал кого-то другого?

После того как я заговорила, Ной наконец вздохнул, и его напряженная грудь тяжело опала, а затем поднялась. Он несколько раз моргнул, затем пробормотал что-то исступленным голосом и дернулся в мою сторону, будто желая обнять. Но он не мог выйти из дома – ноги в неизменных тапках-собаках будто приросли к полу. Ной распахнул глаза, мысленно умоляя меня войти. Я приблизилась и попала в его крепкие объятия. Домашняя одежда, состоящая из растянутой футболки и серых спортивных штанов, которые принадлежали Дориану, пахла Ноем: мятным мороженым, лимоном в меду, сахарной пудрой.

Мы тесно сжали друг друга в объятиях, пошатнулись. Скрипнули кости, натянулась кожа, из-под моих глаз выступили слезы.

– Наконец-то я увидел тебя, – шептал Ной, – наконец-то ты здесь!

Затем он отпустил меня, наклонился к полу и подхватил на руки серенький комочек. Я на секунду увидела расчерченную шрамами белую грудь, выглянувшую из-за пазухи футболки. Его одежда вымокла, но Ной этого даже не заметил.

– Познакомься! – Он показал серенького котенка размером с небольшой мячик. Ной Эллисс ни за что не завел бы себе котенка, ведь у него была аллергия.

– Я назвал его Киса-Миса!

Ной прижал питомца к груди, и тот протестующе запищал, а я не знала, что сказать. Взгляд голубых глаз в обрамлении длинных ресниц был пытливым, жаждущим. Смутившись, Ной пробормотал, объясняя:

– Он… он ходил перед дверью совершенно беззащитный…

– Он тоже мертв?

– Конечно, нет! Киса-Миса жив, и я заманил его в дом большим окороком! – горячо возмутился Ной, нахмурив светлые брови, а затем отцепил лапки любимца от футболки и поставил его на пол. Когда Ной выпрямился, я почти физически почувствовала, что он давит на меня своим высоким ростом. Его внезапная вспыльчивость разбила между нами тонкое невидимое стекло, и Ной это почувствовал и шагнул в сторону. – Проходи, пожалуйста. Я… приготовил немного еды. Твоей любимой.

Все вернулось на свои места: тот же самый Ной Харрингтон, знающий наперед мои желания, тот же домашний специфический запах, тот же испытующий взгляд.

– Принесу тебе одеяло! Или, может, дать тебе одежду? У меня есть пара чистых вещей.

– Все в порядке, спасибо.

Пока я стягивала грязные ботинки, Ной вернулся из гостиной с теплым, а главное сухим, пледом и накинул его на меня. Я пыталась делать вид, что не происходит ничего необычного, но внешне он так походил на Ноя Эллисса и смотрел тем же добродушным взглядом из прошлого, что я рисковала забыть, кто стоит передо мной.

– Я поставлю чайник, – сказал он робко и направился за лестницу, как-то странно взглянув на меня. Ной боялся, что я растворюсь в воздухе, будто призрак, поняла я, и с тревожно бьющимся сердцем сжала на груди одеяло и последовала за ним, стараясь не наступить на Кису-Мису, путающегося под ногами.

– О. Постой… – Ной обернулся и с перекошенным от страха лицом затормозил у двери. В эту секунду я поняла, что было не так, и едва не выпустила одеяло. Я никогда не видела, чтобы Ной вел себя так осторожно со мной, почти что боязливо – будто я мыльный пузырь, который лопнет от любого прикосновения.

– Я… не думаю, что тебе стоит входить на кухню. Но если ты немного подождешь, то можно будет, – сбивчиво говорил он. – Я принесу тебе еды в… большую столовую. Если хочешь, можешь принять ванну наверху. Твоя комната, конечно же, свободна…

– Что не так с кухней?

Последовала длинная пауза, затем Ной нехотя ответил:

– Там гроб.

Я помолчала несколько секунд.

– Мой гроб теперь на кухне?

– Да.

– Зачем?

Опять наступила пауза, в течение которой взгляд Ноя переменился – мой вопрос напомнил ему о чем-то важном. Черты лица заострились, когда он ответил, чеканя каждое слово:

– Потому что ты могла сойти с ума и по-настоящему умереть.

Я молчала, не возражая и не требуя объяснений, но ему было мало:

– Твоя душа не находит покоя, поэтому ты не покинула бы землю, а осталась призраком.

Когда он замолчал, я выдержала три секунды и спокойно произнесла:

– Ладно.

Ной смущенно спросил:

– То есть ты не злишься?

– Я больше не злюсь, – подтвердила я. – Гроб… это ничего.

Я думала, мой ответ его обрадует, ведь это то, чего он хотел – чтобы я не боялась смерти, но он расстроился. Размышляя, он проследил взглядом за своим питомцем – тот с важным видом приблизился к моим ботинкам и стал обнюхивать шнурки.

– Знаешь, – Ной встрепенулся и попытался образумить меня, сложив ладони в молитвенном жесте, – думаю, нам все же стоит поужинать в большой столовой. И я мог бы приготовить тебе что-нибудь вкусного в дорогу. Дориан говорил, что тебе понравились печеньки с ромом.

– Я останусь.

– И еще могу… Что? – Ной перестал лепетать и сосредоточился на мне, так широко открыв глаза, будто слушал не только ушами, но и глазами.

– Я сказала, что никуда не уйду. – Я вздохнула, нервно сжимая в перемерзших пальцах одеяло. Ной ведь знает об этом. Он должен был об этом знать, просто хочет, чтобы я произнесла это вслух, дала ему возвыситься над собой. – Я останусь здесь. Навсегда.

Едва я договорила, как Ной с облегчением набросился на меня и прижал к себе так крепко, что, если бы не толстое влажное изнутри одеяло, наши кости бы с грохотом столкнулись. Так крепко, будто бы ничего он не знал.

Изловчившись, я обняла Ноя в ответ и закрыла глаза. Он осторожно выпрямился, потянув меня за собой вверх, и мы спокойно в унисон вздохнули. Кончики пальцев знакомых рук пахли шоколадом и были шершавыми из-за муки. Это – реальность.

Обнимая Ноя, я вдруг подумала, что все, что было до этого момента – вымысел – мое чудовищное возрождение, пробудившаяся память, боль и страх. Встреча с Ноем Харрингтоном вернула все на свои места: и мой сердечный ритм, и мое спокойствие, и всю жизнь.

Когда он прижал меня теснее, я неуклюже похлопала его по напряженной спине:

– Ну все, прекрати.

– Я рад, что ты вернулась, Кая, – заключил он с нежной улыбкой и наклонился вперед, чтобы заглянуть в мое лицо. Когда он сжал мои щеки в теплых ладонях, между нами окончательно рухнула стеклянная стена, и он пообещал:

– Скоро ты почувствуешь себя лучше. Видения исчезнут, тебя не будут беспокоить галлюцинации. Все в прошлом. Ты в безопасности. Ты в безопасности, Кая, – шепнул он. Это был тот взгляд, по которому я скучала.

– Я передумала, обними меня еще раз, – попросила я, сглотнув. Его прикосновения все еще оставались привычными, и кожу приятно покалывало. Ной обнял на этот раз бережно и мягко. Провел руками по спине и затем поинтересовался:

– Теперь лучше?

Прижимаясь щекой к его груди, я шепнула:

– Теперь я знаю, кто я.

– О чем ты говоришь?

Хоть ладони Ноя и успокаивали, а в теле после прохладной встречи с Эттон-Крик разлилось тепло, мне все равно стало не по себе. Но я хотела взглянуть на его реакцию, хотела подтверждения, что он останется моим другом несмотря ни на что. Несмотря на то, что я его бросила.

– Ты знал обо мне? – Я подняла голову и посмотрела в его голубые глаза, в которых не было ни капли замешательства или непонимания. – Ты знал, что я дочь Дэйзи Келли и то самое чудовище, которое сотворил Криттонский Потрошитель?

– Нет, не знал, – ответил Ной. Я мгновенно пришла в себя и через секунду отстранилась, выпутываясь из объятий.

– Правда? – Когда он кивнул, на меня нахлынула вся мерзость, в которой я жила со вчерашнего дня, когда узнала, что я дочь Дэйзи Келли, и до теперешнего момента, когда Ной с вежливым спокойствием сунул руки в карманы мешковатых штанов.

Я хотела, чтобы он знал. Я верила, что он уже все знает, и мне не придется ничего объяснять, вдаваться в мерзкие подробности, переживать отвратительную историю заново. Я верила, что Ной в курсе всего на свете. Я верила, что, несмотря на это, он принял меня – маленького монстра Криттонского Потрошителя.

– И что? – невозмутимо спросил он. Наверное, на моем лице попеременно отразились эмоции, которые я испытала: растерянность, нервозность, страх. Его лицо было чистой маской, высеченной из мрамора.

Что он скрывает за маской? О чем думает, когда смотрит на меня? Он переосмысливает случившееся так же, как я, когда миссис Нэтвик осторожным голосом пересказала историю прошлого?

– Как ты мог не знать? – наконец спросила я. Это просто не укладывалось в голове. Ной знает все. Он ведь сама Смерть. Некоторые вещи он знал даже до того, как те происходили. Как он мог не знать? Мне стало страшно. Что еще он не знает? Он не знает, что мы с Кирой убили ее отца профессора Джеймис-Ллойда и спрятали труп? А вдруг знает? А что, если это Ной забрал труп из морга и спрятал его, чтобы нас не поймали?

Абсурд, полный бред. Ной не смог бы этого сделать, в похищении трупа замешан Криттонский Потрошитель или Неизвестный. Но спросить об этом Ноя выше моих сил. Если он притворяется, что ничего не знает, пусть так и остается. Открыть рот и заговорить об этом значит вернуться в тот страшный вечер, который отнял частичку моей и так раздробленной души.

– На самом деле я не все знаю, – спокойно произнес он. – В чем дело? Какая теперь разница, знал я это или нет? Теперь ты здесь и все хорошо. Или ты боишься? Стесняешься? Это важно? – Он склонился, пытаясь заглянуть в мои глаза, но я отворачивалась. Тогда он заметил: – Ты не должна испытывать стыд, Кая, за то, кем был твой биологический отец. Ты ведь знаешь, кровь играет не такую важную роль, как воспитание. А ты получила отличное воспитание благодаря своим родителям.

– Как ты мог не знать? – эхом спросила я, все еще пораженная, и Ной выпрямился.

– Не могу понять, почему это тебя задело, – пробормотал он. Краем глаза я увидела, что он прислонился к столу рядом с часами с кукушкой и скрестил руки на груди. – На самом деле я мало чем интересуюсь, особенно в мире смертных. Я здесь лишь ради тебя и Дориана, и я забочусь лишь о ваших душах и телах, помогаю преодолеть собственные преграды, которые вы построили между миром живых и мертвых. Короче говоря, я пытаюсь взять вас за руку и отвести в иной мир, где вам уготован… покой. – Он замялся на последнем слове, и я вскинула голову. – Но вы с Дорианом сопротивляетесь…

– К чему ты ведешь?

– Я говорю о том, что ранее не интересовался… истоками твоей истории. Я знал лишь то, что было на виду.

Это теперь называется «на виду»?

– А сейчас я буду пристальнее за тобой следить. Хочешь, разузнаю все о твоих далеких предках? Возможно, они были итальянцами или немцами?

– Ты сейчас шутишь?

Он мягко рассмеялся.

– Вообще-то да, но это не значит, что я не могу этого сделать. – Его улыбка померкла, но взгляд остался таким же нежным и мягким. – Ничего страшного, Кая, что ты узнала все таким образом. Ничего.

– Я бы хотела узнать об этом иначе, – глухо пробормотала я. – Или вообще не хотела ничего знать. Может быть, так было бы спокойнее?

– Было бы, – согласился Ной. – Твои родители делали все для этого.

– Да, ведь мои настоящие бабушка и дедушка порекомендовали им выбросить меня в мусорный бак за углом. – Прозвучало так, будто мне было до этого дело: горько, мрачно, с затаенной обидой, поэтому Ной тут же обнял меня и опустил подбородок на мою макушку.

– Мне жаль.

Я ничего не ответила, вспомнив случайную встречу с миссис Келли в супермаркете. Она так испугалась, увидев меня, что у нее случился приступ. Она испугалась, потому что я напомнила ей ее дочь. Призрака. Я призрак.

– Пожалуйста, прекрати, – пробормотал Ной таким голосом, будто ему было больно от моих мыслей. Как будто мои мысли, словно пчелы, летали вокруг его головы и жалили в щеки и шею. – Мы обнимаемся уже в третий раз за последние тридцать минут, а твое настроение не поднялось ни на градус.

Теперь я против воли рассмеялась, и Ной хмыкнул:

– Уже лучше. Может, стоит тебя поцеловать, чтобы ты успокоилась?

Я прекратила смеяться и не шевелилась, и Ной тоже застыл в неловкой позе. Пауза, повисшая между нами, длилась одну секунду, но она успела проиграть задумчивую и тревожную мелодию на моих нервах.

Наконец Ной прочистил горло и, неуклюже похлопав меня по спине, сказал:

– Ну, в качестве бонуса для поднятия настроения я могу предложить печенье с ромом. У меня целый ящик э-э… на кухне. Печенья я имел в виду. Подождешь?

Я кивнула и, когда Ной скрылся на кухне, шумно вздохнула и приложила ладонь ко лбу. Кожа была горячей, под пальцами чувствовалась возбужденная пульсация крови в правом виске. Точно так же я ощущала себя тем вечером в канун Хэллоуина, когда Ной поцеловал меня, сказав, что я уже знаю правду где-то в глубинах сознания. Тогда он добавил, что, возможно, я не захочу его видеть. И был прав. А теперь нет. Я хочу его видеть. Хочу касаться его. Хочу целовать. Просто хочу.

Встряхнувшись, я поднялась в свою спальню и осмотрела шкаф. Отражение, мелькнувшее в зеркале, привлекло мое внимание, и я с удивление отметила, что синяки, въевшиеся в кожу под глазами, стали светлее, я больше не была такой бледной. Обнаружив кое-какую одежду, я переоделась и почувствовала себя лучше. Больше не призрак.

Я вернулась вниз до того, как Ной спохватился и обнаружил мое исчезновение, и, осторожно ступая по деревянному скрипучему полу, заглянула в гостиную. Дориан спал на диване с какой-то книгой в руке. Приблизившись, я ухитрилась прочесть название: «Современная биохимия в жизни обычных людей».

– У него скоро свадьба. – Я обернулась, услышав позади себя голос. Ной держал в одной руке высокий стеклянный стакан с зеленым чаем, в другой – тарелку с печеньем и при этом даже не смотрел под ноги, поднимаясь по лестнице и ступая на ковер. Я непонимающе переспросила:

– У кого свадьба?

– У Дориана.

Я перевела взгляд на спящего мужчину, не подозревавшего, что творится вокруг него в этот момент, и неуверенно сказала:

– Мне казалось, они с Альмой расстались?

Ной в ответ неопределенно повел плечом.

– Пока что да.

Я уловила в этом движении знакомую легкомысленность и заподозрила неладное.

– Так он знает о своей свадьбе или нет?

– Пока что нет, – Ной заговорщицки улыбнулся, будто мы два героя шпионского романа. И как бы скверно это ни было, то, что замыслил Ной, меня нисколько не смутило. Напротив: я почувствовала себя как дома. Наконец-то я дома.

* * *

Когда Дориан проснулся и долго вразвалочку шел по направлению к кухне, при этом постанывая, будто раненое животное, Ной шепнул:

– Вот он удивится!

Дориан действительно удивился, когда шагнул на порог. Замер и зажмурился, чтобы убедиться, что зрение его не обманывает.

– Кая, это ты?

– А я ведь говорил, что она вернется! – самодовольно ответил Ной. – Говорил, а ты не верил. Все твердил: «Крэйг, Крэйг», будто это он ее семья, а не мы.

Я медленно повернулась в сторону Ноя и внимательно посмотрела на него, и он сию секунду замолчал, но не потому, что испугался моего взгляда, а потому, подозреваю, что не хотел вновь поднимать тему «Мара=Ной». Когда он напомнил мне об этом, я все же решила вернуться к теме, но чуть позже.

Я обернулась к Дориану, мягко улыбнувшись:

– Конечно, это я, кто же еще?

Получив подтверждение, он очень тяжело вздохнул, едва заметно всплеснув длинными руками с вздувшимися дорожками вен, которые выглядывали из-под рубашки с закатанными рукавами, и плюхнулся на табурет. Покачал головой, глядя себе в колени, и задумчиво произнес:

– Я не думал, что ты вернешься.

– Что за бред? – мигом вмешался Ной. – Конечно, она вернулась бы, ведь…

– Я видел, насколько ты несчастна.

Тут повисло молчание: видимо, Ной в этом вопросе был солидарен с хозяином дома.

– Я не была несчастна, – обескураженно ответила я, – просто пыталась разобраться.

– И разобралась? – Дориан резко вскинул голову и всмотрелся в мои глаза. Будто ответ на этот вопрос что-то решит для него. Я присмотрелась к нему повнимательнее и заметила сутулые плечи, обтянутые выцветшей рубашкой, щетину, всклокоченные, немытые волосы. Совсем не похоже на Дориана – быть таким неуверенным, потерянным, пессимистичным. Он казался сломленным.

– Еще нет. Мне нужна помощь.

Дориан в ответ хрипло рассмеялся, и его плечи мелко затряслись. Он отвернулся от меня, поэтому я посмотрела на Ноя, подняв брови. Тот склонился ко мне и грудным голосом объяснил:

– Дориан все еще не протрезвел, не обращай внимания.

– А я все слышу.

– И? – осведомился Ной, выпрямляясь. Киса-Миса соскочил с его коленей и отправился в гостиную, медленно перебирая лапками. – Прими душ и спускайся, пьяница. Я приготовил супербульон от похмелья.

– Супербульон. – Дориан опять рассмеялся, но скатился со стула и неспешно двинулся вон из кухни. Я опять посмотрела на Ноя.

– Что это значит?

Он отвел взгляд от моего гроба, стоявшего у дальней стены там, где ранее находился диван. Перед тем, как я вошла на кухню, Ной накрыл гроб скатертью с изображением груш и яблок.

– Дориан запил. В последнее время он чуток не в себе. Но это его проблемы, Кая, не лезь.

Я заломила брови, и Ной зеркально повторил это движение. Противостояние между нами было неравноправным, ведь Ной – это покрытый льдом камень, а я – холодный огонь, запертый в клетке.

– Я сказал тебе не лезть, потому что уже все кончено. Цель заключалась в Альме, и он это понял.

Я вспомнила наш с Дорианом недавний разговор в архиве, который, казалось, произошел сотни лет назад. Он показал мне фотографию с выпускного и сказал, что Ной отнял часть наших воспоминаний как залог возвращения из мира мертвых.

– Так значит, все-таки Альма его цель? – спросила я. – Что значит «все кончено»? О чем ты говоришь?

– Дориан отправится дальше. Здесь его пребывание подошло к концу.

– А мое?

Ной вновь промолчал, потому что ответ был и так известен: пока я не спасу Леду Стивенсон от самоубийства, то буду скитаться по земле телесным призраком. И Эттон-Крик не отпустит меня. Здесь все началось много лет назад, здесь все и закончится.

Дориан вернулся спустя пятнадцать минут, и все это время мы с Ноем молчали, думая каждый о своем. Он смотрел на гроб, а я в окно. Вместе нам было уютно как раньше, не было необходимости о чем-либо говорить. Мы остановились, чтобы отдышаться. У меня возникло чувство, что после ухода из особняка Харрингтонов я не бежала вперед, а оставалась на месте.

– Ты зачем здесь, Кая?

Ной тут же оценил Дориана испепеляющим взглядом, будто он задал самый глупый на свете вопрос. Но я знала, что Ной на самом деле боится, что такие вопросы заставят меня еще раз обо всем подумать. Передумать. Я невозмутимо ответила:

– Доктор Арнетт сказал, что ты болен, поэтому я решила тебя проведать.

– Правда?

– Нет.

Дориан нахмурился и неодобрительно поджал губы.

– Очень смешно.

– Я действительно искала тебя, если интересно, – продолжила я. – Нам нужно поговорить.

– А можно перенести этот чрезвычайно важный разговор на завтра? – саркастично спросил он, многозначительно посмотрев на настенные часы. – Поздновато, или, точнее, рановато для важного разговора. Три утра. – Я продолжала молча взирать на него, сидя в той же позе, что и прежде: локти на столе, спина прямая, ноги на ширине плеч. Дориан вздохнул. – Не поздно? Ладно. – Он сдался. Приблизившись к столу, плюхнулся на свое прежнее место и скомандовал фальшиво-позитивным голосом, чтобы Ной подавал супербульон.

Тот вскочил, обрадовавшись, что может заняться любимым делом, и, напоследок спросив, приготовить ли мне чай или кофе, стал суетиться у плиты.

Я начала свой рассказ издалека, стараясь не выдавать голосом тех эмоций, которые испытывала, когда это происходило со мной. Я рассказала Дориану о маме и Дэйзи Келли, о том, кто на самом деле мой биологический отец, о том, что сделали мои настоящие родители, чтобы защитить меня.

В какой-то момент Дориан перестал хлебать суп, а Ной забыл о конфетах, которые грыз до этого. К концу пересказа часы показывали 04:47.

Несколько минут я молчала, но не для того, чтобы гнетущая обстановка на кухне стала еще хуже, а чтобы Дориан перестал таращиться на меня. Справа от меня Ной, сидя на кухонной тумбе, возобновил излюбленную деятельность, принявшись грызть какие-то зачерствевшие сухари, которые некоторое время назад нашел в буфете: «Грех выкидывать!»

– Все, что я рассказала, это правда, Дориан, – повторила я в третий раз, мысленно приказывая ему перестать таращиться так, будто у меня течет из носа или глаза превратились в лазеры; будто я – больше не я; напоминая о том, кто я теперь.

Он прикусил нижнюю губу, явно сдерживаясь, чтобы не сболтнуть чего-нибудь этакого, затем издал странный звук – то ли вздохнул, то ли хмыкнул, и затем беспомощно глянул на Ноя в поисках поддержки. Потом сдался и, откинувшись на спинку стула, сказал:

– Теперь все встало на свои места. Вот почему твоя мать так странно вела себя все эти годы, вот почему настаивала на поимке Криттонского Потрошителя. – Дориан посмотрел на меня глазами, полными ужаса и понимания. – Она боялась, что он доберется до тебя. Вот почему она оставила то странное послание с просьбой покинуть страну – Маргарет знала, что он близко. – На секунду мне показалось, будто вокруг нас с Дорианом никого нет, только я и он, читающий в моих глазах ответы. Вдруг он оборвал: – Нет. Ты думаешь, что он был не просто близко, ты думаешь, что он узнал о тебе. Ты думаешь, что Потрошитель последовал за Маргарет и нашел тебя.

Внезапно Ной хрустнул конфетой, нарушив страшное, трагичное молчание, и соскользнул с тумбочки, пожаловавшись:

– Кажется, я сломал зуб. Поставлю чайник. Кто-нибудь хочет кофе? Кая?

Он назвал мое имя таким мягким и многозначительным тоном, что в нем без труда улавливалось предупреждение: «Прекрати, ворошить прошлое. Замолчи и оставь Дориана в покое. Вместо пустой болтовни выпей чаю и отправляйся в свою комнату».

– Нет, большое спасибо, – бесстрастно сказала я, подавив горечь, и обернулась к Дориану, за спиной которого темнел проход в гостиную. – Ты угадал, все именно так. Но я не могу додумать абсолютно все. Например, почему все-таки мама не сказала о своих подозрениях? Почему даже в письме утаила об истинной причине моего предполагаемого отъезда?

– Может, потому, что тогда пришлось бы рассказывать всю историю о Дэйзи Келли?

– Она боялась, верно, и я это понимаю, но она могла сохранить свою жизнь.

– Кая, – Дориан наклонился вперед, опуская руки на стол и касаясь моей ладони своей – теплой, знакомой, родной. – Не отвлекайся. Продолжай цепочку.

Он вновь принял прежнюю позу, и я, кивнув, закончила:

– Мама опасалась за мою жизнь не зря. В тот день, когда я оказалась в Эттон-Крик, – я бросила на Ноя взгляд, но он был слишком занят тем, что пытался выловить из банки с вареньем кусок сухаря, – Криттонский Потрошитель нашел маму и… ты знаешь. Я считаю, что он заранее выяснил о ней всю информацию. Помнишь тот пожар в больнице? – Дориан хмуро кивнул. – Когда данные начали восстанавливать, он нашел документы и узнал о маме. Он обо всем узнал, потому что работает здесь.

– Где – здесь?

– В больнице.

– Чай. – Ной поставил передо мной чашку с чаем, а перед Дорианом – кофе. Дориан вздрогнул из-за внезапного движения рядом, и я покосилась на Ноя, а он в ответ лишь скорчил рожу и присел на косой табурет, грохнув по столешнице банкой с вареньем. Пакет с зачерствевшими сухарями с шелестом лег тут же.

– А что? – спросил Ной, отвечая на наш с Дорианом незаданный вопрос. – Вот эти сухари… Когда я кусаю их, то чувствую, из какого теста и как они были приготовлены…

– Впечатляет, – перебила я. – Ты позволишь нам закончить? Про сухари мы можем побеседовать после.

– О, еще не пора? – саркастично осведомился Ной. Многозначительный блеск в его глазах мне совсем не понравился, но я повернулась к Дориану, уже принявшемуся за свой напиток.

– Итак, я считаю, что Криттонский Потрошитель нашел маму. И он нашел меня. Он знает, кто я и где я. И с кем.

– И почему ты все еще здесь? Почему он все еще не убил тебя? Почему, в конце концов, он все еще не связался с тобой? – Дориан задал именно те вопросы, которые я ждала. К сожалению, у меня не было вразумительных ответов – одни предположения.

– Я не могу проникнуть в мозг серийного убийцы даже несмотря на то, что он мой биологический отец. – Дориан поморщился при словосочетании «биологический отец», и от его реакции у меня закололо в груди. Один лишь Ной был поглощен очередным куском сухаря, провалившимся в банку. Он тихо чертыхнулся, дотянулся до ящика стола кончиками пальцев и, не отрывая зад от табурета, с кряхтением достал вилку, а затем принялся выковыривать из варенья куски засохших хлебцев. Во все стороны полетели липкие крошки.

– Думаю, Криттонский Потрошитель играет со мной. Он изучает меня, чтобы… не знаю. Сделать из меня подходящую замену?.. Мне казалось, что Потрошитель и Неизвестный сотрудничают, однако не думаю, что это так.

– Что, если Потрошитель и Неизвестный – один и тот же человек?

– Аспен разве не говорил тебе, что Неизвестный – женщина? Это Лаура Дюваль, и сейчас она заперта в тюрьме.

– Но послушай, – Дориан выглядел так, будто его осенило или он боялся, что особенно важная мысль сейчас бесследно ускользнет. Опять склонившись вперед, он тихо, но внушительно заговорил: – Что, если на самом деле это Лаура Дюваль тебя искала? Она встречалась с твоей матерью незадолго до пожара.

– Зачем ей это? В этом нет никакого смысла.

– Ни в чем нет смысла, – не уступал Дориан. – Я неправильно выразился, когда сказал, что Неизвестный и Криттонский Потрошитель – один и тот же человек. Что, если Криттонского Потрошителя вообще нет? Вдруг он ушел со сцены?

– Нет, Дориан…

Мое сердце вздрогнуло, а Дориан продолжал напирать с выводами:

– Но послушай, Кая, что, если это Лаура Дюваль разбирала архивы и нашла ту медкарту? Вдруг твоя история каким-то образом всколыхнула в ней все скрытые переживания?

– Для чего я ей нужна, Дориан? Зачем нужно было убивать детектива Гаррисона?

– Потому что он узнал о ней. Он вычислил ее, и она испугалась. Подумай, – попросил он, – Аспен ни разу не видел Криттонского Потрошителя, ни разу. Была лишь она – Неизвестная, Ангел Смерти, Лаура Дюваль.

Детектив Дин тоже хотел побеседовать с ней о моей маме.

Я вскочила на ноги и отошла от стола, прижав обе ладони к уставшим глазам. На несколько секунд на кухне повисла гнетущая, гадкая тишина, затем я со вздохом опустила руки и уставилась на Дориана. Он был удивлен, а Ной с отсутствующим выражением посасывал сухарь, напитанный вареньем.

– Что ты пытаешься сказать, Дориан? Ты считаешь, что, когда случился пожар, Лаура Дюваль нашла записи, сложила два и два и догадалась, что я – дочь Криттонского Потрошителя? У нее случился нервный срыв, и она решила меня «спасти»? Нет, здесь ничего не сходится.

– Ты на взводе.

– Конечно, я на взводе, ведь ты пытаешься сказать мне, что убийцы моей мамы не существует!

– Я такого не говорил.

– Хорошо. – С трепещущим в груди сердцем я сжала и разжала кулаки, расслабляя мышцы. – Я тебя выслушала. Теперь и ты выслушай меня. Не важно, как странно это будет звучать, просто дослушай до конца. – Они с Ноем кивнули. – Двадцать лет назад он похитил Дэйзи Келли, потому что испытывал к ней болезненные чувства и хотел завести семью. Дэйзи забеременела, каким-то образом сбежала и наткнулась на любознательную Маргарет Айрленд, которая отвезла ее в полицейский участок. Той ночью Дэйзи никто не поверил, потому что она была чокнутой, ведь ее на протяжении многих лет терроризировал Криттонский Потрошитель, посылая сердца жертв. Дэйзи не раз сбегала из дома, и в очередной раз, когда она исчезла, никто, кроме ее родителей, не стал бить тревогу. Потому что она была пропащая девчонка. Когда Дейзи вернулась беременная, никто не стал слушать ее лепет. Мама отвезла ее в больницу, но Дэйзи не захотела оставаться, потому что знала, что в той больнице работает Потрошитель, а раз так, то он доберется в два счета и до нее, и до младенца. Поэтому мама спрятала Дэйзи. Мама спрятала меня. Когда случился пожар и архив стали восстанавливать, он нашел записи и отправился к Маргарет Айрленд, чтобы забрать ребенка. То есть меня. Но так как я уже была в Эттон-Крик, он пришел в ярость, совершил поджог и… – тут я замолчала, потому что на этих словах моя история обрывалась. Я неуверенно повела плечом. – Возможно, пока что он не предпринимал никаких решительных действий потому, что ему интересно понаблюдать перед охотой, кто знает…

Я не хотела добавлять что-то вроде «он здесь, я его чувствую», потому что Дориан решил бы, что я не совсем в своем уме. Поэтому я со вздохом вернулась за стол, одернув на спине, где уже выступил от возбуждения пот, поношенную футболку с эмблемой военной школы.

Помедлив, я нехотя произнесла:

– Когда я узнала о том, что я… – Мужчины посмотрели на меня с одинаковым выражением на бледных лицах. – Целые сутки думала, что я – Неизвестная… Ведь… если присмотреться, я похожа на нее, похожа на его дочь. На идеальную подозреваемую. Целые сутки…