Я, хоть и старался ни с кем близко не сходиться, не мог не слышать обрывки разговоров – а своё прошлое борцы вспоминали частенько. Судя по тому, что долетало до меня, мало кто из парней мог похвастаться счастливым детством. Чьи-то истории были похожи на историю Ниу, кто-то жил среди бродяг с самого рождения и другой жизни вообще не помнил – но, так или иначе, законы улицы все они знали назубок. И слово «облава» подействовало на гордых борцов школы Цюань ровно так же, как на сброд, стоящий по другую сторону условных баррикад. Парни попытались броситься врассыпную.

Из прошлой жизни я помнил, что это – самая правильная тактика. Всех попрошаек не переловишь, и полиция прекрасно отдаёт себе в этом отчёт. При облаве – если только это не прицельная охота на кого-то конкретного – полицейские просто идут широким бреднем, и части бродяг при этом удаётся ускользнуть.

Вооружённый навыками прошлой жизни, в которой мне самому не раз приходилось организовывать облавы, я мог бы убежать. Но рассудил, что смысла в этом нет. Бежать мне было некуда и незачем – всё равно пришлось бы вернуться сюда, к автобусу. Я пометался для виду, после чего позволил заломить себе руки и уронить лицом в асфальт.

Облава разворачивалась у меня на глазах. И я довольно быстро с изумлением понял, что в первую очередь полицейские целенаправленно хватают парней в разноцветных ифу.

Парни особо не сопротивлялись. Хотя у меня было время оценить уровень их подготовки, и я догадывался, что один на один каждый из борцов справится с любым из местных копов – несмотря на то, что последние вооружены дубинками и пистолетами. Вступит в бой по-серьёзному – отберёт и то и другое, а дальше у кого оружие – тот и прав. Двадцать подготовленных борцов против полувзвода полусонных мордоворотов – результат, как по мне, предсказуем.

Но ни один из борцов не попытался сопротивляться.

Поначалу, на горячке, полицейским прилетало. Некоторым – довольно жёстко, я видел, как коп, которого швырнул через себя Бохай, шмякнулся затылком о ближайшую машину. А сразу после этого увидел, как Бохай, оглянувшись по сторонам и, видимо, опомнившись, подскочил к полицейскому. Помог подняться и подставил руки под браслеты. Так же, посмотрев на вожака, поступали и другие парни. Молча, угрюмо позволяли нацепить на себя наручники.

В отличие от «уличных» – те дрались не на жизнь, а на смерть. Я видел, как Вэньмин, почти придавленный к асфальту, ухитрился вывернуться из-под полицейского и ухватить его зубами за щёку. Услышал вопль и увидел, как полицейский схватился за окровавленное лицо, а Вэньмин, отоварив его трофейной дубинкой, понёсся прочь.

Полицейский выхватил из кобуры пистолет и выстрелил. Попал. Вэньмин рухнул замертво.

Местные копы были вооружены не травматами. И на поражение они стреляли, не задумываясь. Впрочем, как я успел заметить, только по разбегающимся бродягам – видимо, получили приказ борцов не трогать.

А борцы… Их останавливал не страх перед выстрелами. И не он заставлял сдаваться. Каждый из парней, когда жил на улице, прошёл не одну такую облаву. И если бы в прежней жизни борцы обладали теми навыками, которые обрели сейчас благодаря Вейжу – я не сомневался, что копам не поздоровилось бы. Но парни слишком хорошо представляли себе, что будет «после» – если кому-то из них удастся, оказав сопротивление, бежать. Ползающего на коленях перед директором, готового слизывать с земли крошево таблеток Жонга видел каждый. И каждый понимал, что в случае побега его ждёт та же незавидная участь. Школа Цюань давала парням хоть какой-то шанс выбиться в люди. На улице у них шансов не было.

Облава прошла стремительно и закончилась быстро. Троих «уличных» пристрелили, нескольким удалось смыться. Остальных вместе с нами раскидали по спецмашинам и поволокли в местный обезьянник.

* * *

Изолятор временного содержания в этом мире до боли напомнил школьную «консерваторию». Те же разделённые решётками, лишённые окон камеры – разве что места побольше. И подстилок нет, даже тех убогих, что были в карцере. Сидеть полагалось прямо на полу.

На входе в камеры нас рассортировали. Мы с борцами оказались в одной камере, уличные друзья Джиана – в другой, за решёткой. Разумная предусмотрительность – если бы нас перемешали с уличными, драка неизбежно вспыхнула бы снова.

Несмотря на преимущество, которое получили мы после того, как уличные лишились оружия и нескольких человек, прощать Джиану гибель Вэньмина отморозки не собирались. Судя по выкрикам, летящим в нашу сторону из-за решётки, именно Джиан был виноват в том, что Вэньмин погиб.

Его безутешные товарищи бросались на решётку, трясли её в бессильной злобе и выкрикивали проклятия. В том, что, не разделяй нас железные прутья – перешли бы от слов к делу, я не сомневался. К критическому мышлению эти парни были категорически не способны. О том, что Вэньмин сам затеял драку, спровоцировав тем самым появление полиции, никто из них уже не помнил. А если бы и вспомнил, вряд ли счёл бы, что Вэньмин в чём-то виноват. В глазах товарищей Вэньмин однозначно погиб, как герой, и эта гибель, несомненно, оправдывала всё, что он когда-либо совершал. Будь Вэньмин сейчас жив – вполне вероятно, что свои же навешали бы, сорвали бы злость за то, что встряли, коль уж не дотягивались до Джиана. Смерть же мгновенно сделала вожака героем, а все его поступки – единственно правильными. И зло уличные пытались сорвать на нас.

В адрес Джиана летели яростные вопли. Я прислушивался к ним в надежде понять, что же такое натворил Джиан. Об этом факте его биографии осведомлён не был – хотя догадывался, что Бохай, например, точно знает, что произошло. Но из выкриков уличных следовало лишь то, что мать Джиана родила его от венерически больного осла, а самого Джиана не худо было бы отрядить к тому же ослу в качестве объекта сексуальных утех. Ничего более информативного выкрики не содержали.

Джиан поначалу отругивался, потом, повинуясь приказу Бохая, перестал. Уличные постепенно выдохлись и затихли. Дальше переговаривались уже между собой – вероятно, обсуждали свою дальнейшую участь.

Борцы занимались тем же самым.

– Консерватория, – уныло сказал Бэй. – Сутки на рыло, не меньше.

– Сутки – это легко отделаемся, – буркнул Бохай.

– Угу. И Вейж ещё всыплет.

– Это уж как пить дать…

Из разговора борцов я с удивлением понял, что задерживаться в обезьяннике и нести хотя бы административную ответственность за драку в общественном месте, ущерб, нанесённый имуществу граждан (я одних только побитых машин насчитал с десяток) и телесные повреждения, которые благодаря им получили уличные, никто из борцов не планирует. Парни боялись наказания, которое получат в школе. Всё. Ответственность за совершённые правонарушения их не беспокоила от слова совсем, они обсуждали лишь, как скоро отсюда выберутся. В самом факте того, что выберутся, ни секунды не сомневались.

И, как выяснилось вскоре, оказались правы.

К решётке, отделяющей камеры от коридора, подошёл какой-то человек в сопровождении двух надзирателей.

Разговоры и в нашей камере, и в камере соседей мгновенно смолкли. Кем бы ни был этот человек – его появления ждали.

Он был одет в строгий деловой костюм, подмышкой держал кожаную папку. Небрежно завязанный галстук, туфли из тонкой кожи, предназначенные явно не для того, чтобы месить уличную грязь – в местной моде я не разбирался, но даже мне стало понятно, что одежда и обувь посетителя стоят подороже многих машин, стоявших на парковке у торгового центра.

Человек застыл у решётки, глядя на нас. Борцы под его взглядом тушевались и опускали глаза, вместе с тем стараясь принять благочестивые позы. Получалось это, сидя на полу, не очень.

Человек вздохнул и укоризненно покачал головой. Открыл папку и вынул из неё лист бумаги.

– Я буду называть фамилии, – сказал он. – Каждый, кого назову, должен выйти в коридор и встать лицом к стене. – Кивнул одному из надзирателей. Тот, погремев ключами, отпер и распахнул дверь.

– Бохай Ван! – принялся зачитывать по листу человек.

Бохай поднялся на ноги, сложил руки за спиной, вышел из камеры и замер, уткнувшись лицом в стену.

– Ронг Ли!

Ронг поднялся, вышел и встал рядом с Бохаем.

– Лей Ченг!

Меня будто обожгло. Я сидел на полу, не в силах пошевелиться.

– Лей Ченг, – повторил человек и вопросительно обвёл нас глазами.

Кто-то – кажется, Бэй – толкнул меня в плечо.

Я поднялся и на ватных ногах, кое-как дошагал до стены коридора. Встал рядом с Ронгом.

– Фу Чжао! – продолжил человек.

Меня придавило к полу не осознание того, что свою фамилию узнал через полгода после того, как оказался здесь. Надо бы, кстати, на всякий случай еще и дату рождения узнать. Хотя бы выяснить, сколько мне лет – лишней информация точно не будет. Меня прибило узнавание фамилии. Моего лучшего друга – того, что погиб в перестрелке, – звали Джен Ченг. Фамилия не редкая, но и не самая распространённая. Теперь, как выяснилось, её носил я.

После того как нас выстроили в коридоре, человек с папкой задумчиво прошёлся вдоль ряда. И вдруг гаркнул:

– Совсем страх потеряли, подонки?!

Я покосился на него с удивлением – не сразу понял, что обращается он не к нам. А к тем, кто сидит в соседней камере.

«Подонки» жалобно, вразнобой заголосили – в том духе, что ни в чём не виноваты, шли по своим делам и никого не трогали, мопед не мой, я просто объяву разместил.

– Молчать! – рявкнул человек с папкой. – К вашей кодле и без того накопилось немало вопросов. А уж то, что вы совершили сегодня – это последняя капля. Жаль, что вашему вожаку вышибли мозги без меня. Я с удовольствием сделал бы это сам.

«Кодла» испуганно притихла.

– В день, когда нас постигла такая утрата, – горько проговорил человек. – В день, когда весь наш клан замер от горя, вы… У меня просто слов нет. – Бросил нам: – На выход.

– А с этими что? – спросил кто-то из надзирателей. Имея в виду, очевидно, уличных.

– Я бы перестрелял их, как собак, – презрительно бросил человек. – Но решать, к сожалению, не мне. Пока пусть сидят и молятся на милосердие клана; что с ними делать, решат позже. Сейчас не до них.

Нас по одному вывели из изолятора на улицу. На парковке стоял знакомый автобус. По тому, как подобострастно кланялись воспитатели человеку с папкой, я понял, что наконец-то увидел настоящего представителя могущественного клана. Это была не нанятая марионетка, как господин директор Ган, а человек, обладающий реальной властью. Он явно имел право карать и миловать любого из нас или уличных по своему усмотрению.

Но гораздо больше, чем сам представитель клана, меня почему-то обеспокоили его слова о тяжёлой утрате. Интересно, что он имел в виду?..

Воспитатели, помахивая дубинками и грозя всеми карами небесными, погрузили нас в автобус. Двери закрылись, водитель выехал с парковки на улицу.

Радио в салоне автобуса работало постоянно, но обычно его не было слышно – перекрывали голоса борцов.

Сейчас в салоне стояла виноватая тишина. И в этой тишине я с удивлением расслышал, что вместо попсовых песенок и спортивных новостей по радио транслируют печальную, трагическую музыку. Музыка крайне удачно попала в настроение – ожидание по прибытию в школу неминуемой расплаты. Разговоры в автобусе смолкли окончательно.

А вскоре прервалась и музыка. Для того чтобы диктор – вероятно, уже не в первый раз, – зачитал сообщение о тяжёлой утрате, постигшей сегодня клан Чжоу.

Оказывается, его глава скоропостижно скончался.

Глава 6. Наказание

Обычно мы возвращались в школу засветло. В этот раз половину дня провели в обезьяннике и приехали только к вечернему построению.

Ученики, закончив работу, выстроились во дворе, ожидая развода в душевые. Мы, как правило, заканчивали тренировки в то же время и в душевые отправлялись первыми – ещё одна привилегия борцов. Я думал, что нас погонят на помывку сразу, как только выйдем из автобуса, но воспитатели приказали встать в строй.

На нас с нескрываемым интересом таращились восемьдесят пар любопытных глаз. По строю шелестел осторожный шёпот. Объяснимо, в общем-то – по нашему облику было заметно, что в городе не на массаж ступней ходили. Многие несли на лицах боевые отметины, да и в целом помятость от сидения в обезьяннике присутствовала. Хотя ученики, судя по восхищённым лицам, успели приписать нам как минимум победу над мировым злом. Напрямую вопросов никто не задавал, разговоры во время построения были запрещены.

Я разглядел в толпе встревоженное лицо Ниу и изнывающее от любопытства – Тао. Постарался изобразить мимикой, что со мной всё в порядке.

А едва мы успели встать в строй, как стало ясно, для чего в нём оказались – из административного корпуса вышел директор. Без пальто, с непокрытой головой. Под костюмом, вместо белоснежной рубашки – траурная чёрная.

Директор встал перед строем. Шепотки стихли, едва он успел отойти от корпуса. Мы встречали господина Гана мёртвой тишиной.

Директор немного постоял, покачиваясь с носков на пятки. И заговорил – как обычно, ни к кому конкретно не обращаясь, глядя как будто мимо нас:

– Как все вы уже знаете, клан Чжоу, давший вам пропитание и крышу над головой, сегодня постигла тяжёлая утрата. У меня не хватает слов для того, чтобы описать горечь этой трагедии и скорбь, которую испытывают сегодня все представители клана. – Я подумал, что «не хватает слов» сегодня уже слышал. Траурные речи власть имущих разнообразием не отличались. – Уверен, что каждый из вас сейчас задаёт себе вопрос: что можем сделать мы для того, чтобы поддержать клан в это тяжёлое для него время? – Директор снова ни к кому конкретно не обращался. В этом не было необходимости, ответ он уже придумал. – В это тяжёлое время наш святой долг – работать! Работать на благо клана, беззаветно и с полной отдачей.

– Ясно. Хрен нам, а не праздник, – услышал я чуть слышный шёпот позади себя.

Первое число месяца – через три дня. Праздника ждали все, не только борцы.

Директор тут же подтвердил предположение:

– Праздник отменяется. Работа! Работа во имя клана Чжоу. И пусть каждый из нас сделает всё, что от него зависит. Я скорблю вместе с вами. – Директор трагично опустил голову.

Ученики угрюмо молчали. Теперь их лица тоже выражали неподдельную скорбь. Так, скорбя, мы простояли с минуту. После этого директор обвёл нас глазами, словно впервые увидел. Задержал взгляд на мне. Приказал:

– Зачинщики безобразной драки на парковке – ко мне в кабинет. Остальные – на помывку. – Развернулся и пошёл к себе в корпус.

* * *

Джиану директор не сказал во дворе ни слова, однако он угрюмо потопал вместе со мной. Видимо, рассудил, что прикинуться не имеющим отношения к «безобразной драке» у него не получится. В какой момент к нам присоединился Вейж, я не разглядел. Просто вдруг обнаружил, что учитель идёт по коридору вместе с нами. Джиан, заметив учителя, втянул голову в плечи. Я поймал себя на желании сделать то же самое – палкой по хребту могло прилететь в любой момент. За четыре месяца тренировок я успел запомнить, что либеральностью педагогика Вейжа не отличается. Вопросов учитель не задавал, мы с Джианом тоже помалкивали.

В кабинете директора я оказался впервые. Джиан, судя по тому, с каким любопытством принялся озираться по сторонам, тоже. Хотя озираться, как по мне, было совершенно не на что – обычный кабинет начальника средней руки.

Большой письменный стол и шкафы из тёмного дерева, на стене над головой директора – два портрета. Один из них был убран траурной лентой, я сообразил, что это – свежепреставившийся глава клана Чжоу.

Директор уселся за стол, в кожаное кресло. Перед столом стояли два стула – для посетителей, но Вейж садиться не спешил. Мы с Джианом держались позади него.

– Слушаю, – сказал директор. Откатился от стола вместе с креслом и сложил на груди руки. – Если у вас, господин Вейж, есть что сказать в оправдание этих двух дегенератов, по какой-то нелепой случайности оказавшихся в рядах ваших учеников, я готов выслушать. Можете присесть, если хотите. – Он милостиво кивнул на стулья.

– Благодарю вас, – не шелохнувшись, отозвался Вейж. – В мои годы стоять – полезнее, чем сидеть. А оправдаться мне нечем. Мои ученики действительно вели себя безобразно. И то, что они устроили этот постыдный дебош в день, когда клан Чжоу облачился в траур, лишь усугубляет их вину.

В прошлой жизни я непременно возразил бы, что ни Джиан, ни я понятия не имели ни о каком трауре. В школе нас содержали в полной изоляции от внешнего мира, радио в автобусе, пока мы ехали в город, ни о чём не сообщало – должно быть, трагическую музыку запустили позже. В торговом центре мы не общались ни с кем, кроме друг друга, это было строжайше запрещено, нарушители карались лишением «прогулок». Нам было попросту неоткуда узнавать последние новости – и учителю Вейжу это было известно так же хорошо, как нам. Но он стоял, смиренно опустив голову. А значит, нам с Джианом полагалось делать то же самое.

– На вашем месте, господин Вейж, – надменно сказал директор, – я прилагал бы больше усилий к тому, чтобы поведение ваших учеников хоть в чём-то отличалось от уличных бродяг! Понимаю, что горбатого могила исправит, и избавить ваших подопечных от порочных навыков, обретённых на той же улице, непросто. Но хочу напомнить, что клан выделяет на их содержание бюджет, сопоставимый с тем, который приходится на долю остальных учеников. И за свои деньги клан хочет наблюдать победы на турнирах, а не драки на улицах! Это понятно?

– Понятно, господин директор.

– Не хотелось бы напоминать о том, что ваши борцы не приносили нам победу долгих три года, – продолжил директор, – но вы просто вынуждаете меня это делать.

– В этом году мы вернёмся с турнира с победой, – сказал Вейж.

Голос его звучал по-прежнему негромко и покорно. Но я вдруг понял, что старик здорово задет за живое. А директор, скотина, похоже, этого и добивался. Он саркастически приподнял брови:

– Вот как?

Вейж промолчал.

– Что ж, идите. И я настоятельно рекомендую вам приложить максимум усилий к тому, чтобы добиться победы на турнире. Все инструменты для этого у вас есть, – директор ухмыльнулся и указал на палку в руках у Вейжа. – В противном случае – сожалею, но мне придётся поднять вопрос о том, чтобы расстаться с вами и попросить куратора о замене наставника для борцов кем-то другим.

Вот же гадина! У меня аж скулы свело от желания врезать по этой наглой лоснящейся роже. Живо представил себе, как хватаю директора за загривок и впечатываю мордой в стол.

Не удивлюсь, если и Вейж испытывал нечто похожее. Но он не сказал ни слова. Молча повернулся, собираясь уходить.

– Ах, да, – сказал директор.

Ну конечно. Куда же без «ах, да»! Самому себе этот гад казался, наверное, воплощением коварства. Поиграл с Вейжем и с нами, как кошка с мышью, убедил в том, что удастся избежать наказания – а в последний момент о нём «вспомнил».

– Этих двоих – на общие работы, в цех. Пусть докажут, что могут быть хоть в чём-то полезны клану, если от их размахиваний кулаками – одни убытки. И имейте в виду. – Директор подкатился в кресле ближе к столу, опёрся о него руками. – Ещё хоть одна стычка – неважно, друг с другом или нет, – и до турнира я их не допущу! Это понятно?

– Понятно, господин директор, – всё так же покорно кивнул Вейж. – Я попрошу Шена поставить их к бассейну, вываривать брёвна. Им обоим хорошо знаком этот производственный участок.

Я мысленно поаплодировал. Вот уж от кого не ожидал такого взрывного остроумия.

– И никаких стычек, – повторил директор.

Как мне показалось, слегка разочарованно. Ни Вейж, ни мы с Джианом не стали молить о пощаде и даже не спросили, сколько времени продлится ссылка на общие работы.

– Разумеется, господин директор. Они хорошо знают, к чему приводит несоблюдение техники безопасности вблизи кипящего бассейна.

Если до сих пор мне хотелось прибить директора, то сейчас поймал себя на мысли, что и Вейжа с удовольствием огрел бы его же палкой.

Мы вышли из кабинета.

– Завтра вместо тренировки вы пойдёте в цех, – не глядя на нас, сказал Вейж. И величавой поступью удалился.

– Бесится, – угрюмо прокомментировал его уход Джиан.

– Да? Ну спасибо, что сказал. А то без тебя бы не догадался.

Джиан тут же ощетинился, но, видимо, сообразил, что выяснять отношения у дверей директорского кабинета – не лучшая идея. Процедил сквозь зубы ругательство и быстро пошёл прочь.

* * *

За ужином я, как всегда теперь, сидел за столом борцов. За столом черепах видел Ниу и Тао, но подойти к ним было бы нарушением всех неписаных правил школы Цюань. Обычный ученик, по растерянности или незнанию, мог подойти к столу борцов – как это сделал я в свой первый день. Такое порой случалось. А вот для того, чтобы борец приблизился к столу учеников, ему требовался очень весомый повод. Обычная приятельская болтовня борцов с учениками не приветствовалась даже на прогулке, не говоря уж о столовой. После того как ученик проходил испытание и становился борцом, он словно закрывал за собой дверь в мир старых приятелей. Поднимался на ступеньку выше, превращался в школьную элиту. И общение с теми, кто остался внизу, автоматически становилось чем-то почти неприличным.

Лично мне на свою нынешнюю «элитность» было глубоко плевать, и на цюаньский этикет я бы тоже с удовольствием наплевал – но останавливало то, что Ниу или Тао такое поведение скорее удивит, чем обрадует. Не мне бороться с менталитетом, формировавшимся тысячелетиями. И в столовой я неизменно шёл к столу борцов, надменно глядя мимо всех прочих.

На ужин мы с Джианом по милости директора едва не опоздали, и ел я быстро. Но всё же обрывки разговоров успел ухватить. Узнал, что борцов, к их удивлению, не загнали в консерваторию и вообще никак не наказали – если не считать того, что по спинам прогулялась палка Вейжа. Да и то, заметил Ронг, наспех и больше «для порядка».

– Скорбь по почившему главе, – объяснил Бохай, – не до нас. Если уж в нашей навозной куче такой переполох – можно себе представить, что творится сейчас в Совете клана.

– А что там творится? – простодушно спросил Фу.

– За сплетни о Совете – два предупреждения, – ухмыльнулся Бохай.

Но потом смилостивился и наклонился к середине стола. Борцы тоже наклонились, чтобы лучше слышать.

– Глава клана не был больным стариком, – понизив голос, сказал Бохай. – Он был сильным, здоровым мужчиной. Он не собирался умирать так рано, поэтому не оставил преемника. И в клане сейчас идёт борьба за власть.

Кто-то из парней присвистнул. Бохай двинул ему по шее. И сказал, снова откидываясь назад:

– Только я вам этого не говорил.

Борцы, выражая лицами понимание серьёзности момента, покивали.

– И если в школе Цюане есть место, где я не советую обо всём этом трепаться, то вы сейчас находитесь именно там, – закончил Бохай. – В нашей комнате – ещё ладно.

Борцы, поняв намёк, задвигали табуретками, выходя из-за стола.

– Лей, – окликнул Бохай, – ты-то заглянешь после отбоя? Как-никак, вы с Джианом сегодня – герои.

– Императоры парковки, – фыркнул кто-то. – Короли гопников!

Остальные с готовностью заржали.

– Постараюсь, но не обещаю, – уклончиво отозвался я.

Бохай, ухмыльнувшись, выразительно оглянулся на стол черепах.

– Мне одному кажется, что я знаю, куда будут направлены твои старания?

Борцы снова заржали. Я развёл руками.

– Что поделать. Нестарательные парни умирают одинокими. А мне больше по душе идея скончаться в объятиях обнажённой красавицы. – Я отставил пустую миску, давая понять, что разговор окончен.

* * *

Приём таблеток давно успел стать для меня привычным делом. Мне уже не требовалось призывать на помощь жёлтого дракона – мой неукротимый дух и без меня прекрасно знал, что ему делать. Гораздо больше, чем приём вечерней таблетки, меня беспокоило то, что в спальне, пока мы ужинали, воспитатели могли устроить обыск.

Перешагнув порог, выдохнул – не похоже, что обыскивали. Теперь ещё спровадить бы отсюда Ронга, моего соседа-борца.

Ронг, впрочем, сам, едва войдя, собрался уходить – наверное, не терпелось потрепаться в общей комнате с остальными. Перемыть кости клану Чжоу, его почившему главе и возможным преемникам. Ронг вытащил из тайника под кроватью две банки контрабандного пива, привезённого сегодня из города, спрятал под ифу. Вопросительно посмотрел на меня:

– Лей, ты идёшь?

Я покачал головой:

– Не сейчас. Может быть, позже. Устал.

Ронг понимающе ухмыльнулся.

– Что ж, желаю хорошо отдохнуть. Смотри, не усни в процессе – девушки это не очень любят. – Загоготал и ушёл.

А я, дождавшись, пока стихнут его шаги в коридоре, встал и откинул с кровати матрас. Спрятать своё приобретение как следует не успел – в спальню перед ужином удалось забежать буквально на минуту. Увидев, во что превратился свёрток под матрасом и моим весом – не стоять же было посреди спальни! – выругался от досады.

И вздрогнул – в дверь постучали.