Своеобразный псевдоним выдавал, что молодой человек является родом из малообеспеченной, точнее неблагополучной, семьи. Невзирая на позорное, казалось бы, обстоятельство, среди поселковых сверстников он пользовался непререкаемым хулиганским авторитетом, и мало кто бы отважился противопоставить ему личное мнение. По натуре парень являлся жестоким, самоуверенным, излишне драчливым. Настоящее его имя, Саша, практически никогда не использовалось: все давно уж привыкли обращаться исключительно по прилипшему погоня́лу. Имея привлекательную внешность, Александр выделялся сильным, атлетически развитым, телосложением; оно сформировалось в результате регулярного посещения тренажерного зала, кстати им же самим и устроенного. Безупречная наружность, отчасти суровая, а частью по-взрослому мужественная, выражалась следующими основными характеристиками: по-де́вичьи красивым лицом, передавшим самодовольного человека, и сильного духом, и способного подчинять себе более слабых; наглыми глазами чёрного цвета, отличавшимися пронзительным взглядом и заставлявшими трепетать не только себе подобных сверстников, но и старших, и рослых приятелей; густыми тёмными волосами, коротко остриженными и сзади и по бокам, на лоб же спадавшими изумительной чёлкой; внушительным ростом, казавшимся выше Екатерины едва ли не на целую голову; лёгкой, по-спортивному непринуждённой, походкой, выдававшей бесстрашный характер. Одеваться нахальный заводила любил изыскано, броско, и имел к притязательным запросам любые, в том числе финансовые, возможности. Сплотив возле себя отчаянных отморозков, он обложил молодое население посёлка непререкаемой данью, которую в те суровые времена предпочитали «уж лучше отдать!», нежели становиться отверженным, никому не нужным, изгоем.

И вот такой крутой парень, среди остальной молодёжи существенно значимый, встретил Екатерину сразу по окончании дискотечного времени и предложил ей «чуть-чуть прогуляться».

– Девушка, можно ли Вас проводить? – пытаясь быть вежливым, запросто подошёл Александр к несравненной красавице.

Ветровой (как бы она не старалась скрывать) оказанное внимание польстило, ну! просто невероятно. Даже не набивая «приличную» цену, она немедленно согласилась, небрежно, если не пренебрежительно бросив:

– Да, конечно… почему бы и нет?

– Чем бы ты хотела заняться? – перейдя на неформальное обращение, поинтересовался беззастенчивый кавалер, не отличавшийся особенной тягой к галантному поведению; впрочем, так же как и самовлюблённая Катька.

– Странный, однако, у Вас, молодой человек, вопрос, – попыталась молодая красотка разыграть скабрёзное удивление, отразившееся безобидной иронией, – чем, по-твоему, могут заниматься охочие парень с девушкой, да ещё и тёмненькой ночью, такой короткой, что мне вот-вот понадобится обратно? – она изобразила ехидное выражение и, озарившись неприветливой миной, придала мелодичному голосу заговорщицких интонаций: – Ну чё, так и будем стоять звезды считать или, может, уже займёмся хоть чем-то полезным, обоим приятным?

– Согласен, сглупил… тогда как, ко мне, что ли?..

– Да, давай… только по-быстрому, не то – как я только-только сказала – мне до утра ещё надо успеть в ДД возвратиться.

После непродолжительного согласования они назвали друг другу настоящие имена и проследовали в жилые апартаменты Бедного. В течении следующего часа предавались незамысловатым плотским утехам. Когда всё закончилось, Екатерина быстренько собралась, партнёр же её, разгульный, нежданно-негаданно ощутил, что любит невероятно красивую девушку безумно, практически всеобъемлюще.

– Катюш, когда мы увидимся – снова? – зада́лся закономерный вопрос.

Так сложилось, себялюбивой оторве было в общем-то безразлично, что чувствуют к ней другие. Всех и вся она использовала лишь к собственной выгоде и не позволяла себе никакого, пусть мало-мальски влюблённого, чувства. Верная незыблемым правилам, она и сейчас ответила твёрдо, напутственно, искренне:

– С чего, прости меня, Саша, ты наивно предположил, что будет какое-то продолжение?

– Но я подумал?..

– Пусть думают лошади: у них головы сильно большие, – весело заключила недавняя полюбовница, презрительно фыркнула, но в следующую секунду, немного поразмыслив, добавила: – Ладно, уговорил… будет удобный случай – посмотрим.

Энергично щёлкнув железной молнией, она напоследок, чтобы подольше запомнил, одарила Бедного пламенным поцелуем и, не задерживаясь, заспешила на выход. Влюблённый парень, пока провожал её одними глазами, отчётливо понимал, что никогда уж не сможет забыть той восхитительной, ни с кем не сравнимой, девушки; она засела в ожесточенную душу, и прожгла всё её суровое существо, и одарила неизведанной энергетикой, какая способна, с одной стороны, возводить огромные города, с другой сравнивать с землей великие страны, необозримые континенты.

В условленном месте беспечные подружки, обе разом, отсутствовали – а время стремительно приближалось к детдомовскому подъёму! Недолго поразмыслив, Ветрова разумно предположила, что они давно уже, «поганенькие», на месте и одна-одинёшенька припустилась в незримую темноту. Когда она миновала автомобильный мост, перекинутый через узенькую речушку, отделявшую основную часть посёлка от детского учреждения, вновь неожиданно ощутила, как сердце её, отважное, сжалось тем странным, до ужаса холодившим, предчувствием, какое испыталось от первой встречи с Мухротовым и какое не посещало все последние годы. А! По спине уж побежал знакомый морозивший трепет, распространяемый паническим страхом, непобедимым, едва ли не суеверным; в возбуждённом воображении разом возникли жуткие воспоминания об отвратительном кочегаре, его неимоверном поступке, навеки оставшемся в искалеченной памяти. Потенциальная жертва закрыла глаза и, готовая к самому страшному, в отчаянье замерла… Какое-то время она оставалась безвольно стоять, прислушиваясь к невидимой обстановке; но всё вокруг казалось спокойным. Предположив, что грозная опасность находится впереди, Екатерина попятилась строго назад, продвигая заднюю часть прекрасного корпуса. Попутно продолжала прислушиваться, напрягая взбудораженный слух, обострённый мучительным подозрением.

Вдруг! Когда Ветрова совсем уже собиралась развернуться назад и припуститься бежать, чтобы вернуться в центральную поселковую зону и чтобы спокойно переночевать у нового друга, внезапно она почувствовала, как на пути её продвижения возникла таинственная преграда; та никак не желала сдвинуться с места. Словно бы убеждаясь, перепуганная красавица надавила спиной немного сильнее… Последовал мощный удар, направленный по левому полушарию, – непослушная детдомовская воспитанница мгновенно потеряла сознание.

Нетрудно догадаться, ей повстречался Мухро́тов Гаврила Свиридович; он, поганый подонок, уже вторую неделю настойчиво подкарауливал полюбившуюся девчушку. Наконец злая удача ему улыбнулась. Заметив, что Екатерина возвращается и что идёт она абсолютно одна, невидимый соглядатай вылез из потайного укрытия и дальше преследовал её, двигаясь неотступно, ступая и тихо и аккуратно. Так они прошли около пары десятков метров. Увидев, что ведомая жертва резко остановилась, а изменив направление, пошла на него спиной, злорадный ирод взял да просто остановился. Спокойно дождался, когда она, двигаясь задом, вплотную приблизится, чтобы огреть по неразумной головушке заранее прихваченной подручной лопатой.

Легко взвалив бездвижное тело, маниакальный выродок понёс Катюху к себе, в закопчённую кочегарку. Неторопливо, покачиваясь подобно дикой горилле, вошёл во внутреннее пространство. Бросил прекрасную ношу на деревянный топчан, насквозь пропитанный и вонью и сажей. Сняв с принесённой бедняги нижнее одеяние, принялся терпеливо ждать, когда же она очнётся. Как ранее говорилось, экстатичное наслаждение у монстра в человечьем обличии достигалось не иначе, как личным созерцанием душевных страдания; бесчувственное же тело его нисколько не заводило.

Между делом практичный садюга подготовил нехитрые погребальные принадлежности. Для осуществления зловещей задачи он установил перед затопленной топкой, на одном с нею уровне, обыкновенные переносны́е носилки. Примостил их параллельно бетонному полу. Если положить на них безвольное, само собою мёртвое, тело, а после приоткрыть чугунную дверцу, то оставалось переложить один конец на огненный край, другой порезче подать вперёд – и (хлоп!) следы преступления навсегда скроются в безжалостном пламени.

За всецело понятным занятием злое чудовище как раз и засталось пленённой красавицей, очнувшейся от принуждённых иллюзий. То приподнимая, то опуская правое веко, она наблюдала за жутким приготовлением. Страшное предположение, как именно он собирается завершить её молодое существование, сомнений не вызывало. Екатерину охватил панический ужас: она забыла, как нужно дышать, великолепную грудь сдавило «тугими тисками», а лёгким перестало хватать полезного воздуха. Сиплое дыхание зараз участилось, что привлекло внимание жестокого изверга.

– Ага, очнулась, – хриплым, немного скрипучим, голосом (который Ветрова слышала первый раз в жизни) сказал хозяин отвратительной кочегарки; он медленно передвигался в полумраке прокопчённого помещения, – сейчас мы, детка, с тобой опять позабавимся. В прошлый раз, припомни, нам помешали, и мы тогда не закончили. Теперь, не переживай, всё пройдёт и ровно и гладко!

У Екатерины кровь стыла в жилах. Здесь, и действительно, было чего ужаснуться! В промасленном потолке горела всего одна тусклая лампочка; она изрядно покрылась котельной сажей и излучала неяркий свет, необходимый лишь для того, чтобы чуть разогнать сплошную, до жути мрачную, темноту. От неё создавался лёгкий, ещё больше кошмаривший, полумрак. В чуть освещаемом сумраке передвигалось некое существо, похожее на злую гориллу, а вовсе не на нормального человека. Безобразная фигура, уродливо перекошенная, обладала деформированным, точно таким же противным, лицом; оно отобразило неописуемо зловещее выражение. Любой человек, при виде непрезентабельной, едва ли не дьявольской декорации да некоего подобия «гомо сапиенс», описался бы от безотчётного страха – чего уж говорить о совсем ещё юной девушке? Пускай и отчаянной, но всё-таки слабой! И именно ей, дрожавшей от нескончаемой жути, приходилось воочию лицезреть чудовищный образ, прокопчённую рожу, надглазный нарост и всё остальное, что могло сравниться лишь с настоящим демоном, верным служителем преисподней.

Обладая недюжинной силой, Гаврила легонько приподнял изящную жертву, хорошенько встряхнул, а убедившись, что она продолжает находиться в сознании, принялся готовиться к отвратительному, непередаваемому словами, грязному делу. Как в прошлый раз, наблюдая невыносимые душевные муки, маниакальный выродок приближался к экстатической неге, извращённому удовольствию; да, бездушному истязателю обязательно требовалось воочию видеть всепоглощающий страх.

Екатерина поняла патологическую особенность ещё в то прошлое издевательство; сейчас она решила немножечко подыграть, намереваясь (чего б не случилось!) как можно дольше оставаться в сознании. Наполнив выразительные глаза бриллиантовыми слезами (что было совсем нетрудно), она, не переставая пугливо дрожать, скрипуче запричитала:

– Дяденька, пожалуйста, пощадите меня, я больше так никогда не буду… Я сама стану к Вам приходить – только не убивайте.

Молила она настолько естественно, что похотливые зенки всё больше загорались сатанинским огнём, неистовым вожделением, и обретали уже знакомое остекленевшее выражение. Чем трусливее Катя плакала и молитвенно голосила, тем сильней плотоядный изверг предавался животному кайфу. Однако! Презренный подонок не знал, что деви́чий расчёт сводился как раз к тому, чтобы сатанинское детище не стало её душить и не оставило тем самым без чувств; но… видимо, в настоящем случае она чуть-чуть просчиталась. Для всесторонне наполненного эффекта удушавшее воздействие было просто необходимо. Неторопливо и следуя гориллобразной походкой Гаврила подошёл к истерично дрожавшей девушке, одной рукой сдавил ей хлипкое горло, другой опёрся на собственную кушетку – и… услышав, как та захрипела, а следом увидев, как закатились туманные очи, начал безжалостно измываться.

Ветрова чувствовала, что вот-вот лишится сознания, но всё-таки понимала, что ярому мучителю необходимо достигнуть сумасшедшего транса. Хорошо осознавая губительные последствия, она всеми силами старалась не отключиться и мужественно терпела все изощрённые издевательства. Сообразительная красавица предоставила горбатому страшиле полную свободу телодвижений, и только когда тот целиком погрузился в состояние неосмысленной эйфории, приняла́сь решительно действовать…

Теперь следует вернуться немного назад и раскрыть некоторые существенные подробности… Неглупая воспитанница хорошо понимала, что если дьявольский приспешник «положил на неё похотливый глаз», то он всё едино не успокоится, пока окончательно её не добьёт; а значит, новой встречи, как ни старайся, избежать не удастся. Опираясь на здравое размышление, Екатерина твёрдо решила, что будет лучше, ежели она к ней основательно подготовится. В её повседневной курточке (которая по счастливой случайности осталась на ней), в специальном кармашке, проложенном по боковому борту́, со временем оказалась игловидная стальная заточка; она снабжалась тоненькой текстолитовой ручкой. При крайней необходимости, незатейливо, не дольше чем за секунду, защитительное оружие извлекалось наружу, а в нынешнем исполнении являлось ничуть не заметным для постороннего глаза.

Как только мухротовский корпус энергично задёргался от судорожных конвульсий, сопровождавших неконтролируемый экстаз, натренированным движением остроконечное орудие появилось наружу. Озлобленная красавица, ненавидевшая всей детской душой, наносила в вонючее, омерзительно противное, тело нескончаемые, один за другим, уколы; словно безумная, она целилась исключительно в сердце. Обескураженный, тот дико взвыл, уподобляясь простреленному во время охоты свирепому вепрю. Когда поражённый изверг понял, что наступил смертельный конец, было достаточно поздно. А! Ветрова продолжала вонзать в него игловидный предмет и яростно тыкала, пока уродливое туловище совсем не обмякло. Сколько раз она его поразила – Катя навряд ли когда осознанно сумеет ответить (может, тридцать, а возможно, и все пятьдесят?). Касаясь вражеской крови, поскольку оружие являлось длинным и тонким, то она почти что не вытекала.

Как только мерзкий уродец испустил ненавистный дух, отважная девушка брезгливо сбросила покойного выродка и села, полуголая, на низенькую кушетку; ей требовалось отдышаться, чуть-чуть успокоиться и собраться с бредовыми мыслями. Приходя в себя, бойкая героиня обратила внимание на приготовленные носилки.

– Так ты хотел меня поджарить в огненной печке? – обратилась она к безвольному трупу, грязному и противному, только-только ею убитому. – Хотя я и слабая девушка, но, позволь, презренная гнида, уступлю тебе первое место.

Едва лишь договорив, справедливая мстительница подтащила покойное тело к приготовленному (для неё же!) последнему ложу. Гормон адреналина, гулявший во вскипевшей крови, придал отважной девушке дополнительных сил. Пускай и с большим трудом, но она затащила мёртвого человека на переносно́е ручное устройство. Немножечко отдышалась, а после открыла пыхнувшую жаром чугунную топку. Испытала немыслимый ужас. Однако! Решение твёрдое принято, а значит, поворачивать назад уж больше нельзя. Находиться рядом с огнедышащей печкой оказалось вполне возможно, и Екатерина, поставив на нижний край носилки ближним концом, сама взялась за другой. Тычковыми движениями продвинула их вперёд. Поскольку предусмотрительный Гаврила Свиридович, помимо всего остального, привязал книзу две березовые, гладко ошкуренные до́ски, двигалось своеобразное устройство легко, сравнительно быстро. Практически без труда Ветрова затолкала смертельного недруга внутрь жаркого жерла – осуществила его основательную кремацию.

Прощальных слов для гадкого ирода не нашлось; напротив, практичная девушка поспешила поплотнее захлопнуть печную заслонку. Только теперь она смогла ощутить, как сильно кружится чумная головушка и как в желудочной области присутствуют мучительные позывы, тошнотворные и блевотные, просящиеся наружу. Предупредительная особа лётом метнулась на улицу, где тут же освободилась от накопившихся рвотных масс. Закончив очищаться от с вечера непереваренной пищи, Катька вернулась в зачумлённое помещение, открыла горевшую топку, а убедившись, что детский кошмар сполна закончился, поспешно оделась. Злорадно сама себе улыбнулась, выбрала прямой металлический прут и уверенной походкой отправилась к детскому дому.

Глава X. Побег

Подходя к центральным воротам, самонадеянная особа осмотрела карманы – и… неожиданно поняла, что потеряла входные ключи. Случай из ряда вон выходящий! Пускай у неё и укрепилась шальная идея, подвигавшая к бегству из детского дома (а сейчас наступил момент как нельзя подходящий), но она не могла уйти вот так просто, не поквитавшись с опостылевшей директрисой. Помимо прочего, ей требовалось собрать и личные вещи; а среди них, между прочим, находились и памятные предметы, и дорогие юному сердцу, и оставшиеся с раннего детства. Воодушевлённая объективными помыслами, она во что бы то ни стало решила проникнуть на учрежденскую территорию и, пока «кипит в жилах кровь», исполнить задуманный план безжалостной мести; он вынашивался долгие годы и просился к неуклонному исполнению.

Теперь нужно как-то проникнуть во внутреннее пространство. Как уже известно, забор являлся высоким, и перелезть через него, даже при всем огромном желании, никак бы не получилось; а значит, изгаляться требовалось чуть-чуть по-иному… Дождавшись, когда к железной ограде подъедет машина, подвозившая ежедневные хлебопекарные изготовки, и пока её пропускали, отчаянная бесовка прицепилась к ней сзади. Хотя и в неудобном положении, но она беспрепятственно пробралась на заграждённый участок, отведённый под владение детского дома.

Незатейливо оказавшись в желаемом месте, Ветрова сразу направилась в девчачью опочивальню, наспех собрала первостепенные вещи, необходимые для дальней дороги, а после зашла в мальчишечий туалет. Там, в коротеньком тамбуре, она и спрятала то металлическое орудие, что захватила в мухро́товской кочегарке. Утренний туалет завершился минут примерно десять назад, а соответственно, Екатерина вообще не переживала, что невзначай кого-нибудь встретит.

Злыднева всегда приходила рано. На́ сто процентов уверенная, что та уже находится в детдомовском здании, неудержимая мстительница, объятая справедливым желанием, отправилась к в директорский кабинет; она охватилась твёрдой, по-взрослому непоколебимой, решимостью. Жестокое отмщение происходило как по написанному в Голливуде крутому сценарию. Забежав в служебное помещение руководителя заведения, Катя выпучила большие глаза, а далее, тяжело дыша и голосом, срывавшимся от искреннего волнения, скороговоркой пролепетала:

– Маргарита Петровна, идёмте скорее… там, в нижнем туалете, мальчишки дерутся. Они дубасятся как неистовые и, наверно, друг друга поубивают.

Умудрённая долговременным опытом, женщина подивилась странному, отнюдь не обычному поведению, какое (почему-то?) возникло у наиболее дерзкой воспитанницы. От кого угодно, но только не от неё заведующая могла ожидать, что та (сама являясь безжалостной хулиганкой) вдруг возьмётся за кого-нибудь хлопотать. Однако? Судя по приведённым словам, возникла неординарная ситуация и размышлять особого времени не было. Вид возбуждённой просительницы казался настолько серьёзным, что, не расспрашивая в детальных подробностях, «разведённая» женщина в ту же секунду промолвила:

– Ну что же, пойдём посмотрим, чего у вас там страшного приключилось.

– Быстрей, быстрей, – не унималась Екатерина, – они один другого убьют – честно!.. Я такой умопомрачительной драки никогда ещё раньше не видела.

«Купившись» на незатейливый, неприхотливо дешёвый, обман, Злыднева заторопилась за плутоватой обманщицей. Когда они оказались в предполагаемом месте безудержной бойни, деятельная директриса сразу прошла вперёд… Ветрова чуть замешкалась в переднем, смежном с основными, пространстве, где принято умываться.

– Ну-с, и где же тут жестокая драка?! – гневно возмутилась заведующая.

– Вот где!

Ненавистный возглас, наполненный годами накопленной злобой, Маргарита Петровна услышала сзади себя. В следующую секунду она почувствовала, как на её беспечную голову обрушивается нечто настолько тяжёлое, насколько резкая боль, сопровождаемая мгновенным головокружением, сковала всё её далеко уж не молодое тело; она заставила медленно опуститься на кафельное покрытие и встать на колени. Повинуясь естественному инстинкту, оглушённая женщина схватилась за зачумлённую голову, как бы пытаясь сконцентрировать рассеянное внимание, но в следующий миг почувствовала, как чья-то уверенная рука схватила за завиты́е кудряшки; она потащила к одному из расположенных поблизости унитазов. Оказавшись в непосредственной близости, огорошенная руководительница ощутила похожий удар и, больше не в силах сопротивляться, расслабилась полностью.

Екатерина, сообразив, что Злыднева бороться уже не сможет, несколько раз окунула её растрёпанной головой в отхожее место, не забывая многозначительно приговаривать:

– Я же говорила тебе, поганая тварь, что рано или поздно ты обязательно за всё мне ответишь – а ты мне ни разу не верила! Так вот, на же теперь… напейся, да нахлебайся-ка до́ сыти!

В ходе недолгой пытки, направленной на справедливое мщение, разгневанная воспитанница поочередно производила смывочный спуск, пока ненавистная директриса совсем не обмякла, не потеряла сознание. Только потом, посчитав, что бывшая надзирательница получила (своё!) сполна, она её отпустила и бросила бесчувственное тело на ровный, где-то немного побитый, кафель. Мешкать теперь не стоило! Подняв с пола связку ключей, упавшую во время мучительной экзекуции, беспощадная мстительница бегом проследовала в директорский кабинет. Отперла металлический сейф и достала оттуда все личные документы. Ни секунды не медля, Ветрова устремилось в девчоночье помещение, где хранились носимые, а также и памятные ей вещи.

Зайдя в жилую комнату, Катька подхватила немногочисленные пожитки, заблаговременно ею собранные, приблизилась к ничего не понимавшей растерянной Даше и обратилась к ней с резким вопросом:

– Дай мне твою отмычку. Срочно!

Ключ от центральных ворот Злыднева носила отдельно, поэтому требование выглядело полноценно оправданным.

– Но зачем? – попыталась поинтересоваться неуверенная подруга.

– Давай сюда! Быстро! – метая глазные молнии, промолвила беспрекословная атаманша, но в следующую секунду (по-видимому, осознав допущенную ошибку?) более мягко добавила: – Скоро сама обо всём узнаешь… Ключик отыщешь в высокой траве, возле правой воротины, немного поодаль.

Получив искомую, так нужную ей, вещицу, Ветрова побежала на улицу, преспокойненько миновала наружное ограждение и выполнила нетрудное обещание – бросила заимствованную отмычку на травянистую землю. Далее, естественно, направилась к автомобильной трассе, где легко (неудивительно почему!) поймала попутный транспорт и отправилась в сторону областного центра Ива́ново.

Едва достигнув огромного, красивого города, непривычная девушка, видевшая его разве из окна детдомовского автобуса (когда их возили на развлекательные мероприятия), попросту поразилась всему тому притягательному великолепию, которое, проникая в несформированное сознание, завораживало, пленяло и уж дальше не отпускало; оно подчиняло себе всё детское существо, словно заставляя становиться маленькой частичкой большого многообразия.

Какое-то время Екатерина бродила по широченным улицам, восторгаясь величием могучего исполина; но постепенно помыслы о прекрасном сменились тревожными размышлениями о делах земных и насущных. Она вдруг отчётливо поняла, что у неё нет доступных денег – а город диктовал жесткие правила! Не заплатив, найти себе пропитание, да тем более несмышлёной девчонке, необученной к выживанию в безжалостном мире, – это навряд ли бы получилось. Знакомых и родных у Ветровой не было, и куда податься дальше – она покамест просто не знала.

Голод становился всё явственнее, а сумасбродной беглянке здравомыслящие идеи так и не приходили. Охваченная невесёлыми, скорее тоскливыми, думками, она бесцельно бродила – болталась вплоть до позднего вечера, пока не попала на одну из центральных улиц, где прямо у здания местного отдела милиции заметила эксцентричных девиц, разукрашенных и разряженных, отображённых сильно заниженной социальной ответственностью. Устав от тяжёлого дня, Ветрова села на дорожное ограждение и приняла́сь наблюдать за их неприхотливыми, ничуть не изысканными, манерами.

На дворе стоял 1989 год, и криминальная обстановка всё больше выходила из-под контроля. Стали популярными такие виды заработка, как чисто бандитский рэкет, открытые грабежи, сплошное мошенничество, банальные кражи, а в довершение ещё и грязная проституция. Возвращаясь к Катькиным наблюдениям, она с издёвкой смотрела, как опытные путаны постепенно обзаводились очередными клиентами, а расходясь, освобождали застолблённый развратный участок. Естественно, созерцая происходящие метаморфозы, Екатерина сполна догадывалась о той позорной профессии, какую представляли полуголые, ничуть не стыдливые, барышни. Вдруг! Рядом остановился иностранный автомобиль, для советского времени немножечко необычный. Боковое окошко медленно опустилось, и выглянул представительный, хорошо одетый, мужчина. Он зачем-то спросил:

– Работаешь?

– В смысле? – искренне удивилась юная девушка, пока ещё ничего не понявшая.

– Я заплачу, и, заметь, довольно неплохо, – похотливый водитель продолжил настаивать, не спуская слащавой улыбки.

– Сколько? – поинтересовалась воспитанница детского дома, начиная догадываться о предлагаемых плотских намерениях.

Ей очень хотелось кушать; да и заработать легко, с себе же самой доставленным удовольствием, – подобный исход явил бы не самую плохую идею.

– Четвертной, – обозначил предупредительный незнакомец.

Он назвал ей сумму, равную двадцать пять тогдашних рублей. В те далёкие времена, когда средняя зарплата рабочего составляла около ста рублей, предложенные деньги казались хорошими – да просто отличными! Получить их, чтобы тебе же доставили греховное наслаждение, – для одинокой беглянки, оказавшейся в незнакомом, почти что враждебном, мире, представлялось делом, превосходившим любые её ожидания. Однако случилось не так всё просто, как ей бы хотелось, то есть уплаченные деньги пришлось действительно отрабатывать. Помимо нормального секса, потребовалось заниматься ещё и оральным, а неосвоенная процедура (с непривычки) показалась новоявленной проститутке неприятной, едва ли не отвратительной; но, делать нечего, другого источника дохода она покуда не представляла. Хотя и с некоторым отвращением, но бесстыдная чертовка исполнила всё, чего ей не предлагалось. Венцом первого развратного опыта явилась новенькая купюра, хрустевшая финансовой независимостью, полной свободой.

Отработавшая по полной программе, деви́ца отправилась к ближайшему кафетерию. Она набрала дорогой, самой вкусной, еды, да накушалась до отвала, почувствовав и долгожданную, и такую приятную сытость. На всё про всё потратился один рубль, да разве ещё с полтиной. Переночевать неустроенная бесовка отправилась на местный железнодорожный вокзал. Восхищаясь непревзойдёнными внешними очертаниями, там тоже предлагали неплохо подзаработать; но Ветрова посчитала, что одного раза за первую свободную ночь ей будет вполне достаточно.

На следующий день Екатерина сняла крохотную, но удобную двушку, сговорившись со строптивой хозяйкой «на полный червонец за месяц вперёд», и, целиком удовлетворённая, принялась строить планы на будущее. Как она будет добывать себе насущное пропитание, новоявленная путана нисколько не сомневалась, единственное, твёрдо решила, что выходить работать станет только тогда, когда совсем закончатся наличные деньги.

Два или три раза Кате удалось отработать на «собственное достоинство»; но суть того времени такова, что рано или поздно её бы непременно заметили. Однажды утром она проснулась от настоятельного звонка, прозвучавшего в хлипкую квартирную дверь. Знакомых у детдомовской воспитанницы в городе не было, поэтому сперва она удивилась: «Кому я, интересно, понадобилась?» Недолго подумав, решила: «Скорее всего, по какой-нибудь надобности нагрянула непочтительная, тупая хозяйка», – и беззаботно направилась открывать. И тут!.. Не успела она прощёлкать личинным замком, как внутрь беспардонно ввалились двое неприветливых, дерзких, крайне ей неприятных, парней.

Один казался высоким, крепким, здоровым детиной, достигшим лет двадцати пяти; круглое лицо переходило в наголо обритый «яйцеголовый» череп; мощные скуловые кости создавали определённое впечатление, что легко перекусят как тонкие гвозди, так и толстые прутья; злобный, гневно «зыркавший» взгляд выражал полное отсутствие практичного разума; мощное туловище позволяло предполагать, что его, вероятнее всего, используют лишь в качестве внушительной силы.

Второй являлся полной его противоположностью. Он представлял невысокого молодого парня, едва достигшего возраста «тридцати»; лицо считалось необычайно красивым, но выглядело ожесточённо озлобленным; прическа выглядела как гангстерская и отображалась чёрными волосами, немыто сальными, зачёсанными назад; живые, ехидные зенки словно пронизывали насквозь и создавали стойкое впечатление, что перед тобой находится умный, решительный человек, не способный ни к милосердной жалости, ни к чуткому сожалению.

Непрезентабельная одежда, как того, так и другого, отмечалась тренировочными костюмами, широко употребляемыми в те грозные времена, да модными трехполосными «адидасовскими» кроссовками.

В разностороннем тандеме главным, по всей вероятности, являлся второй. Как бы подтверждая, именно он и начал беседовать вежливым, но убедительным тоном:

– Что же Вы, бесстыжая девушка, устроились к нам на работу, а трудовой страховки – она, заметьте, предполагает каждодневную безопасность – для себя не оформили?

– На какую работу? – поинтересовалась ошеломлённая квартирантка; она пока ещё так и не понимала, к чему неизвестный настойчиво клонит.

Bepul matn qismi tugadi. Ko'proq o'qishini xohlaysizmi?