Kitobni o'qish: «Криминальная игра», sahifa 6

– Я за! – отвечала Ирина Сергеевна, – давно наслышана об этом уникальном для сельской местности островке культуры и, кстати, давно хотела туда попасть.

… Музей действительно был чудом в этом тихом сельском крае. Картины известнейших художников радовали посетителей, вовлекая их быть участниками многих сюжетов. На некоторое время зритель, созерцая, освобождался от своих проблем, давая душе покой и наслаждение.

Залов в музее было много. В одном из них, где когда-то находилась одна из украденных картин, Николай Игнатьевич увидел скамеечку с сидевшей на ней женщиной, решил также присесть и немного передохнуть. Соседка оказалась универсальным работником музея. Она выполняла обязанности и уборщицы, и дежурной, и смотрительницы. И еще, как оказалось, была любительницей поговорить, в особенности что-то рассказать. Это была энергичная с виду женщина лет шестидесяти. Руденко почувствовал это с первых минут, ощущая боковым зрением ее ерзание и периодическое поглядывание в его сторону. Ее частые повороты головы и короткие взгляды на соседа по скамейке выдавали ее желание не то пообщаться, не то высказаться. Казалось, что внутри этой женщины созрело и просится в пространство, накопленное годами невысказанное, недослушанное собеседниками. Это сжималось внутри, затем росло. Как надувание воздушного шарика, грозящего вот-вот лопнуть. И шарик лопнул:

– Украли! Дорогую картину! А помогал бандитам наш Мишка. Кравченко, – с осуждением и одновременно неосознанно, немного с гордостью в интонации, что НАШ, молвила уборщица.

Стоило Николаю Игнатьевичу повернуть голову в сторону женщины и хмыкнуть, как тут же он стал для нее доверительным слушателем. Казалось, только ему одному можно сообщить секретные сведения. Наклонившись к Руденко, почти в ухо женщина вполголоса произнесла:

– Я вам вот что скажу. Год назад из запасников исчезли две картины. Так это Мишка их умыкнул. Все говорили. А теперь всем будет ясно, не зря на него подумали.

Эти слова заинтересовали Руденко и он впервые обратился к женщине:

– А что за пропажа у вас случилась?

– Да всем известно, – снова наклонившись к собеседнику и перейдя на полушепот, сообщила женщина. – Мишка тогда работал охранником. И в его дежурство из запасников исчезли две картины. Одна такая смешная была.

При слове смешная уборщица заулыбалась.

– Заинтриговали. А чем картина смешная? – повеселел и Руденко.

– Там один немолодой мужик поскользнулся и падал, – захохотав, ответила собеседница.

Через миг женщина продолжала:

– Посадят. В тюрьме пусть поумнеет. Вон Степашин вернулся из тюрьмы – тихоня тихоней. А до этого гремел на всю Покровку.

Через короткую паузу, глядя на пустое место от картины, уборщица произнесла:

– Так хорошо висела!

…Когда выехали из Покровки, Николай Игнатьевич позвонил Никифорову и после обоюдного приветствия сообщил:

– Александр Петрович, свежая информация, но о прошлом. В музее год назад произошла еще одна пропажа картин. Возьмите на заметку.

– Беру. Спасибо, Николай Игнатьевич. Увидимся – сообщу новости. До встречи.

… Немного подумав, Никифоров набрал номер директора музея:

– Василий Семенович, добрый день! Извините за беспокойство, нужна от вас кое-какая информация. Вы не планируете в ближайшие дни поездку в город?

Услышав ответ, майор закончил:

– Вот и хорошо. Позвоните, пожалуйста, мне. Где-нибудь встретимся. Спасибо.

… Встретились через два дня и Петров рассказал следующее:

Да, действительно, год назад в октябре была обнаружена пропажа двух картин из запасника. В хорошо оборудованном подвале музея хранились картины не менее известных художников, чем в залах музея. Периодически они бывали востребованы – участвовали в передвижных выставках в различных регионах страны и даже иногда за рубежом.

Пропажу одной из них, картину известного художника Никольского «Гололедица», заметила уборщица. Потом выяснилось, что исчезла еще одна – «Раннее утро на пруду» художника Калашникова. В эти сутки дежурил Кравченко с напарником, причем ночью Кравченко был в музее один. Днем вынести картины из музея представлялось невозможным. Но так как не смогли выяснить, когда произошла кража, в эту ночь или ранее, участие Кравченко в похищении экспонатов музея осталось недоказанным. Кража осталась нераскрытой. Многие верили в невиновность охранника.

К сегодняшнему дню те события подзабыли. Надо было еще поработать с музейным водителем.

_________________________

Порывы ветра поднимали с земли последние, уже серо-желтые листья и уносили их от отчего дерева. Не встретив метлу дворника, они кружились по городу. Попадая под колесо машины или под ноги пешеходов, последние природные символы уходящего года постепенно превращались в пыль. Пыльца эта смешивалась с землей и становилась удобрением для новых побегов с новыми листьями. Жизнь продолжалась.

Так размышлял Никифоров, возвращаясь домой в этот глубоко осенний вечер. Авто не спеша скользило по мокрому асфальту освещенных улиц города, обгоняя задержавшихся и торопившихся домой горожан. Покоя для утомленного дневными делами мозга добавляла приятная музыка радио Relax. Из радиоприемника доносилась, наверное, самая успешная композиция Джона Леннона IMAGINE. Спешить домой не хотелось. Было желание сбросить весь накопленный за день негатив, освободиться от напряжения.

– Погода в нашем городе на завтра, 30 ноября, – вещало радио. – Внимание автолюбителям! Утром на дорогах ожидается гололедица. Столбик термометра опустится до… Но Никифоров уже не слышал. Он на миг застыл. Стоп! Гололедица! Это слово он уже слышал в своем расследовании. И не один раз! Сегодня от Петрова – из Покровского музея исчезла картина «Гололедица» известного художника. Еще раз произведение живописи с таким названием упоминалась в перечне похищенных предметов искусства у коллекционера Костычева! Точно!

Оперативник с визгом затормозил:

– Сергей, жду через полчаса в отделе, – спешно позвонил он Сорокину, – очень важная информация.

Резко развернув автомобиль через сплошную осевую линию, майор быстро понесся на работу. Часы показывали 20.40. Вторая смена!

Подъезжая к райотделу, Никифоров набрал номер племянницы Костычева. Она присматривала за идущим на поправку дядей:

– Татьяна Михайловна, добрый вечер! Извините за поздний звонок, майор Никифоров. Очень нужен нам сейчас Марк Сергеевич. Как он? Не спит? Примет?

– Добрый вечер! Помню вас. Дядя у телевизора. Никак не заставлю идти отдыхать. Сейчас спрошу, – и почти сразу сообщила, – да, приезжайте. Он готов вас принять.

Через полчаса племянница снова услышала от Никифорова «добрый вечер», но теперь уже на пороге дядиной квартиры.

– Марк Сергеевич, прежде всего просим извинить нас за позднее вторжение. Очень важный вопрос. Добрый вечер, не надо вставать, –протягивая руку сидящему в кресле Костычеву, произнес майор. – Как вы?

– И вам добрый вечер. Не извиняйтесь. Пока вы не нарушили мой покой, а за пропущенное по телевизору я с вас взыщу, – почти весело отвечал Марк Сергеевич. – Самочувствие вроде бы нормальное. Готов вас выслушать.

– Вопрос у нас один. Одну из ваших картин «Гололедица» Никольского похищают второй раз. Более года назад она исчезла из музея в Покровке. Как она у вас появилась? – спокойно спросил Никифоров.

– Сразу же озадачили, – начал Костычев. – «Гололедицу» принес мне Леонид Петрович. Мне его тогда рекомендовали как солидного человека. Впоследствии общались несколько раз по ряду его предложений…

– Не Синюгин ли? – взволнованно перебил коллекционера Сорокин.

– Да я и фамилию не знаю. А может забыл. Мне его представили, как собирателя живописи и работника с какой-то должностью в академии культуры. По-моему, и номера телефона его нет. Так впечатлил своими познаниями и солидностью, что я и не подумал расспрашивать подробно откуда полотно. Тем более, что у него была версия ее приобретения.

Глядя, как мрачнеют лица гостей, Марк Сергеевич напрягся и добавил:

– Знаю только, что у него какой-то родственник, вроде бы брат, артист.

… Вечером следующего дня с прослушки майору Никифорову сообщили, что на завтра, после очередного телефонного звонка Леониду Синюгину, тот назначил кому-то встречу на десять утра в известном ресторане на окраине города. В разговоре с неизвестным собеседником речь шла о получении денег от Синюгина. Со слов службы ощущалась конспиративность в этих телефонных переговорах. То, что коротко доложили Никифорову, в телефонном разговоре выглядело совсем по-другому.

– Чувствую, что это будет финиш, – подумал майор.

После визита к Костычеву дело как будто сняли с тормоза. Соединились все звенья одной цепи. Определился последний и главный участник преступной группы. Как потом выяснилось, он был мозговым центром, разработчиком и организатором всех преступлений. Это был алчный, жестокий и хитрый человек. Никто в группе, кроме Курочкина, даже актер Синюгин, брат главаря, не знал о его участии. Все думали, что разрабатывают планы ограблений сообща. Но все были марионетками. Ими управляли. Леонид Петрович контролировал все ограбления.

Это он указал на Костычева. Его контролирующий задержал разговором священника, идущего в зал во время кражи. И в магазине «Новосел» во время разбойного нападения находился его человек, который должен был открыть дверь в фойе в случае непредвиденных обстоятельств. В переулке, где находилась экспертная лаборатория «Живопись», при нападении на работников музея также контролировали ситуацию.

Никто из грабителей этого не знал. В том числе и Курочкин.

… Кравченко перед представленными фактами раскололся сразу. Это было его уже второе признание за последний месяц. Да, это он в ту ночь вынес две картины и передал их лично Леониду Синюгину. Все это осуществили после настойчивого предложения шурина и тщательно разработанного плана. Необходимо было растянуть время обнаружения пропажи. Но вездесущая уборщица сразу же обратила внимание, что ее смешной картины нет на месте. Кравченко попал под подозрение. Фактов его участия не оказалось. Неизвестна была дата хищения.

Опергруппа обнаружила место дачи-крепости подозреваемого. Проникнуть туда инкогнито было незаконно и проблематично. Дача охранялась, видимо, нанятым охранником и злыми собаками. Предполагали, что в ней хранилось все награбленное. Квартира Воропаевой была перевалочным пунктом.

Всего за один день было собрано достаточно различных материалов, свидетельствовавших о противоправных деяниях Леонида Синюгина. Но хотелось добыть еще больше доказательств.

Надо было тщательно подготовиться к завтрашней встрече Синюгина с неизвестными. В семь вечера опергруппа выехала на объект. К ресторану «Вечерние Зори».

… Ресторан начинал свою работу с 11.00. Но уже в десять дверь приоткрылась, и кто-то из персонала пропустил внутрь двух первых, и, видимо, своих, клиентов. Место за столиком пара выбрала вроде бы прикрытое, но оперативники быстро нашли снаружи ресторана точку, откуда можно было наблюдать через окно за происходящим. Включилась аппаратура прослушивания разговора.

– Леха, срочно нужна наша доля. И бумажками. Моя и Светкина. Еле оторвались. И время у нас день-два. Пока разыскивают, как я думаю, в другом городе. Понятно, что учтешь, то, что со мной.

– Да, Сережа. Прокололись мы с этой тачкой. Как ее вычислили? Сам подумываю, не валить ли. Хорошо, что нашлись покупатели. Процесс пошел. На завтра, думаю, твой вопрос решится. На базе принимаю гостей. Давай продумаем все детали нашего положения…

А дальше произошло то, чего никто не ожидал.

Синюгин стал пристально всматриваться в окно в направлении откуда за ними велось наблюдение. Последней фразой, которую услышали оперативники, было «мать твою…ты что, не сам, гад!…».

И Синюгин со всей силы, ударив растерянного напарника в лицо, бросился на кухню. Открыв дверь во двор, выскочил на крыльцо и … попал в руки милиционеров.

Никифоров немного расстроился из-за неосторожности сотрудников, которых увидел Синюгин. Но, в конце концов, база – это, должно быть, дача главаря. Встретим гостей вместе с Леонидом Петровичем. Думаю, второй раз не промахнемся.

Заехали и за Светланой Воропаевой. Она ждала Курочкина в одном из гостиничных номеров, где они остановились.

… Никифоров вынул мобильный, набрал номер Руденко и произнес:

– Николай Игнатьевич, приветствую. Хочу доложить последние новости. Криминальная игра закончилась. И еще одно. Вам, как пенсионеру хочу дать совет. Сегодня на улицу не выходите – опять гололедица.

Улыбнувшись, майор добавил:

– А то попадете в смешную картину. Подробности при встрече…