Kitobni o'qish: «Червонец», sahifa 14
– Господин профессор! Руководство радиостанции, делегировавшей меня на эту пресс-конференцию, рассчитывало…
– На сенсацию?
– В некоторой степени да, но – на сенсацию своеобразную. Дело в том, что мы располагаем свежайшей, полученной непосредственно перед моим вылетом сюда, и нигде пока, ни на каких каналах не обнародованной информацией.
– Абсолютный эксклюзив?
– Совершенно верно.
– Так, озвучьте! Или что-то мешает?
– Факты, содержащиеся в этой небольшой информации, могут оказать шоковый эффект, и в первую очередь для вас, господин Наконечный. Из уважения к вашей личности нам не хотелось бы, чтобы сообщение отразилось на вашем самочувствии.
– Что ж, благодарю за заботу о моём здоровье. Но у нас, у русских, говорят: сказал «а», говори уж и «б»… А если вам так хочется смягчить нежелательный эффект, начните откуда-нибудь издалека. И, пока вы подойдёте к главному, я постараюсь подготовиться морально и психологически как к самому известию,
так и к ответам на все хоть трижды каверзные вопросы. Итак?..
– Спасибо, профессор. Тогда начнём, как вы предлагаете, издалека. Первая часть предваряющего вопроса: в двух словах, пожалуйста, какова, на ваш взгляд, истинная подоплёка решения прошлогоднего саммита-2005 о замене Комиссии ООН по правам человека на одноимённый Совет? Что это на самом деле – чисто символическое изменение в вывеске, или за этим кроется нечто важное?
– По преобладающей общественной оценке вышеозначенная Комиссия в её не изменявшемся уже несколько десятилетий качестве себя исчерпала.
– Исчерпала в целом? Или – в чём-то более, а в чём-то менее? Например, структурно, или ещё как-то?
– Комиссия эта, особенно в последние лет двадцать, двадцать пять переживала свой более чем очевидный кризис, и в первую очередь в связи с тем, что её работа сделалась излишне политизированной, вследствие чего она объективно не могла в полной мере отвечать задачам, стоящим перед мировым сообществом в области соблюдения прав человека. Не последнюю роль здесь сыграл авторитарный, и сильный вплоть до своего развала Советский Союз – цитадель мировой коммунистической идеологии.
– Кем был инициирован процесс реорганизации?
– С идеей выступил Генеральный секретарь ООН Кафи Аннан.
– В своём новом качестве и составе, в который вошли и вы, господин профессор, Совет по правам человека способен работать более результативно?
– И подавляющее большинство его членов, и лично я прилагаем для этого все усилия. Надеюсь, многих позорных явлений в международной жизни, имевших место ранее, мир уже не увидит.
– А что касается не целых государств, а отдельных людей, судеб личностей, ущемляемых в их человеческих правах внутри отдельно взятых стран? В частности – в России. Много ли там изменилось в этом плане со времён Советской власти? Хотя бы, на примере вашей личной судьбы тогда, и судьбы кого-то из ваших знакомых сегодня?
– Как я уже говорил, до Перестройки тысяча девятьсот восемьдесят пятого
года такое словосочетание, как «права человека» в публичном лексиконе моих соотечественников отсутствовало. По официальной версии весь многонациональный народ огромной страны был счастлив и, как одна большая семья, дружно, с энтузиазмом строил всеобщее светлое будущее – коммунизм. Комментарии тут, надеюсь, излишни. А что касается дня сегодняшнего… трудно сказать… я давно уже не живу в своей стране, подпитываюсь в какой-то мере слухами и полуправдивой, увы, зачастую предвзятой в интересах «плательщиков, заказывающих музыку», информацией ваших российских коллег-журналистов, а в какой-то – рассказами иногда навещающих меня старых друзей и знакомых. Но, вся эта информация в целом, как ни жаль, субъективна. Так что, уважаемый радиокорреспондент, не пора ли перейти к дальнейшим частям вашего «предваряющего» вопроса?
– Хорошо. Скажите, профессор, вы помните имена лиц, так или иначе связанных с вашими последними расследованиями в должности следователя прокуратуры, Междуреченского района в частности? А если конкретнее – с последним делом, после которого прекратилась ваша профессиональная деятельность в советской правоохранительной системе.
– Думаю, что если немного поднапрячь память, то вспомню всех фигурантов, за исключением, возможно, некоторых свидетелей по незначительным эпизодам. Но, не слишком ли много внимания мы уделяем сейчас моей скромной персоне вместо серьёзного обсуждения каких-то особенных аспектов проблемы прав человека в современном мире на примере моей родины, ради чего, собственно, и собрана эта пресс-конференция со столь представительной аудиторией?
– В общем, конечно, так, профессор, и я отдаю должное вашей личной скромности. Но, насколько вы, наверняка, заметили, я пытаюсь через вашу персону обратить внимание собравшихся и на некоторые другие судьбы…
– То есть, то шокирующее сенсационное сообщение, которое вы обещали сегодня сделать, вызывая в ответ какую-то сенсацию с моей стороны, касается
кого-нибудь из моих старых знакомых?
– Вы правы, профессор. Сенсация, на которую рассчитывало руководство нашей радиостанции, по его ожиданию должна бы прозвучать приоритетно из ваших уст.
– С помощью ваших наводящих вопросов, которые, как мне кажется, уже исчерпаны?
– Но вы всё время, за редким исключением, уходите от прямых ответов. И отвечаете на мои вопросы встречными вопросами. Хотя… ожидавшаяся сегодня нами от вас вербальная информация на фоне того, что я намерен сейчас показать для озвучивания, уже вряд ли уже претендует на сенсационность.
– Спасибо за предупреждение, я готов без нервных срывов, чего вы так опасаетесь, предельно спокойно и максимально откровенно ответить на все вопросы, проистекающие из заготовленного вами шокирующего сообщения. Слушаю вас.
– Господин Наконечный! Прежде чем сделать это сообщение, я хотел бы получить ваше согласие озвучить собственными устами присутствующей здесь аудитории если не дословно, то хотя бы смысл записки, адресованной на ваше имя и которую я вам передаю. Правда, прошу простить, это не подлинник, а копия, но через минуту вы поймёте, почему.
– Обещаю как можно более полно, если это приемлемо из содержания записки, озвучить всё то, о чём вы просите. И позвольте отдать должное вашему профессионализму: на настоящую минуту вы почти добились, чтобы ожидаемая вашими боссами сенсация, если она всё же прозвучит, – прозвучит из моих уст.
– Частично из ваших… господин профессор. Да и то лишь после моего сообщения, которое я готов сделать. И, простите, спрашиваю последний раз: готовы ли вы, в свою очередь, выслушать его? Ведь, как я предупреждал, это будет нелегко…
– Ещё раз уверяю вас: я готов. Слушаю.
– Сегодня в Москве совершён терростический акт.
– По нынешним временам, как ни печально, в России это давно уже не чрезвычайное происшествие. Уж, на сенсацию никак не тянет. Тем более на способную уронить меня в обморок, чего вы так опасались. Вы, вместе с вашими радиобоссами, явно преувеличиваете убойную силу своей «эксклюзивной осведомлённости».
– Не скажите, профессор. Это не просто обычный теракт вроде взрыва где-нибудь в толпе на рынке, в вагоне или переходе метрополитена, не поджог здания московского Манежа, и не какая-нибудь шахидская выходка с пассажирским авиалайнером, к чему россияне, и правда, уже привыкли как чуть ли не к повседневности. И даже – не массовый захват заложников северокавказскими боевиками, наподобие ужасных событий в Будённовске, Беслане и даже в Москве.
– Но, и об акциях подобного рода вы зря говорите, что россияне к этому привыкли… привыкнуть к такому невозможно.
– Извините, но так говорят, и не только за пределами России.
– Вне России такое могут говорить недружественные нашей стране, нашему народу, или просто коммерчески ангажированные говоруны-журналисты и их хозяева. А внутри неё… – лишь та категория моих соотечественников, на которых не хотелось бы сегодня тратить ни эмоций, ни времени. Мне читать записку?
– Да, профессор. Можете сначала про себя, не вслух…
В полнейшей тишине переполненный журналистами разных стран и национальностей зал ждал несколько бесконечных, похожих на часы минут, пока профессор Наконечный не оторвал, наконец, остановившегося взгляда от листка бумаги, поданного ему корреспондентом популярнейшей европейской радиостанции. Молчаливая пауза после прочтения записки чем-то напоминала торжественно-траурную минуту молчания с честь погибших воинов или мирных граждан, что выглядит одинаково в любой, наверное, стране.
– Господа, прошу прощения, но я вынужден прервать пресс-конференцию и сделать небольшое заявление, – голос профессора Наконечного был твёрд, но произносимые фразы звучали медленнее, чем обычная его речь. Очевидно было, что ему трудно говорить. – Содержание только что прочитанного мною сообщения прошу показать на экране проектора, чтобы ознакомиться с ним могли все желающие. Но – после того как я удалюсь.
Ещё с полминуты помолчав в так же никем и ничем не нарушаемой абсолютной тишине, он продолжил:
– Да-да, уважаемые журналисты, я вынужден немедленно покинуть эту аудиторию и выехать в Россию… немедленно…
– Господин профессор, это секрет, по какой причине?..
– Прочитав спроецированную для вашего обозрения информацию, особенно приведённую в ней записку, вы всё поймёте, и, надеюсь, не взыщете слишком строго с вашего покорного слуги за поспешный уход. Возможно, даже наоборот, посчитаете это наиболее удачной, с журналистски-творческой точки зрения, во всяком случае, концовкой мероприятия.
– Заявление, которое вы хотите сделать – политическое?
– Отнюдь. Скорее, личного плана. Или – рабочего характера, как хотите. В общем, хотел я сделать своей любимой жене новогодний сюрприз – подарить ей то, о чём она втайне мечтала уже давно: посещение первого января грядущего года великолепнейшего зрелища – ежегодного концерта Венского филармонического оркестра. Да, выходит, не суждено. А суть моего маленького заявления, расставляющего всё на свои места, заключается в следующем. Настоящий момент, в который я говорю эти слова, является, пожалуй, знаковым в моей судьбе. Я окончательно осознал, насколько верным был мой выбор жизненного пути. И обстоятельства складываются так, что сейчас я стою перед испытанием, достойным ли окажется апофеоз этого пути – моя нынешняя ипостась защитника прав человека. Благодарю вас всех за внимание к моей персоне и терпение. До новых встреч в недалёком, надеюсь, будущем…
Профессор встал, сделал прощальный взмах рукой и, не оглядываясь, удалился энергичной походкой.
Зал какие-то мгновения молчал, и вдруг разразился аплодисментами. Радиожурналист вставил оставленный Наконечным стандартный лист бумаги в аппарат проектора, и на большом демонстрационном таблоиде появился плотный текст на русском языке, уместившийся на двух страницах листа только благодаря мельчайшему из возможных типографских шрифтов.
– Господа, поскольку текст документа, подлежащего по просьбе профессора оглашению, не англоязычный, я, с вашего позволения, прочту его вслух, с одновременным подстрочным переводом. Если возражений нет, прошу внимания, Итак… первая часть текста – официальное сообщение:
«В ночь с 28 на 29 декабря 2006 года, практически одновременно в разных точках страны – Москве, областном центре …, находящемся от столицы в трёх тысячах километрах, и Междуреченском районе той же области произошли три трагедии. Все три – со смертельным исходом. В первом случае при входе в казино на Новом Арбате застрелен выстрелом в упор один из старейших депутатов Государственной думы, член комитета Госдумы по безопасности, член ряда межгосударственных комиссий и комитетов по законности и правопорядку, доктор юридических наук, Заслуженный юрист Российской Федерации Александр Стюднев. Во втором – взорван в собственном доме член Совета Федерации Федерального Собрания – парламента Российской Федерации от данной области, Заслуженный юрист Российской Федерации, Почётный ветеран правоохранительных органов России, член Совета старейшин области Григорий Мордарь. Роскошный особняк сенатора разрушен полностью без возможности восстановления. По счастливой случайности никто из членов семьи убитого не пострадал, так как вся семья была в это время в отъезде.
В качестве основной версии по обоим случаям официальные представители следственных органов сразу же озвучили террористический акт.
Случай третий: в запертом изнутри собственном доме в селе Осиновка Междуреченского района вышеуказанной области застрелился из охотничьего ружья безработный пятидесятипятилетний житель этого села Степан Выхухолев. При осмотре места происшествия в доме были обнаружены следы многодневного, судя по числу пустых бутылок и количеству пищевых отходов на беспорядочно расставленной по дому грязной посуде, пьянства. На видном месте на стене был приколот бумажный тетрадный лист с написанной на нём от руки запиской.
– А вот здесь, коллеги, прошу повнимательнее. Видимо данное послание и было скопировано отдельно оперативниками или следователем отдельно, специально для нашего уважаемого профессора Наконечного. Читаем:
«Потаскуха Шурка и твой хахальЧервонец, будьте прокляты! Так вам и надо! До сих пор, поди-ка, думаете, что ваша похабно, в издевательской насмешке надо мной как «постылым мужем» зачатая дочь лишилась десять лет назад дара речи и тронулась умишком будто бы со страху перед дикими зверями, случайно заблудившись в лесу? И всё ещё надеетесь, олухи царя небесного, что когда-нибудь она выздоровеет, прояснится умом, снова научится разговаривать и расскажет, где обронила-потеряла свою девичью честь? Может быть, и расскажет… только лучше вам этой забавной повести не слышать. Ха-ха-ха! Вы все эти десять лет не знали, а теперь догадайтесь с первого раза, кто лишил девственности ваш выблевок, который ему пришлось до пятнадцатилетнего возраста кормить и поить как своё дитя, хотя он и допёр сразу, чья она дочь, как только родилась. Пока вы тогда, в восемьдесят шестом, после твоей, Червонец, тюряги кувыркались-развратничали всю ночь в доме этого бывшего следака Наконечного, пятнадцатилетний плод вашего самого давнего разврата, корчась и визжа от страха и первой женской боли, умоляя пощадить, расплачивался за ваши грехи. И в первую очередь за твои, Шурка. Ты не досталась мне непорочной, предпочла бандюгу Червонца, и не я стал первым твоим самцом, зато дочь твоя сполна возместила этот урон. Именно я, так вами обоими, да ещё и этим позорным изгоем прокурорского сообщества, закончившим службу в психушке Наконечным презираемый, стал первым её мужчиной, а может, и последним – кому она в теперешнем состоянии нужна… Теперь знайте, и мучайтесь всю жизнь. Сколько вы успели за вашу развратную жизнь нарожать себе подобных ублюдят-червонят ещё, я не знаю, люди говорят – много, а вот ваш первый ребёнок радости вам уже не принесёт. А если и принесёт, так только тем, что подохнет и избавит вас от страданий видеть, во что она, потенциальная красотка и шлюшка, превратилась. Ещё раз ха-ха-ха! Так вам! Так! А меня уже не достанете! Я – далеко-далёко. Пиф-паф, ой-ёй-ёй! А ещё, гады вы ползучие, вам никогда не понять настоящего наслаждения. Вы думаете, оно в ваших постельных утехах… как бы не так! Настоящее наслаждение, это мучить, а то и убивать всяких противных детёнышей – лягушачьих, птичьих, звериных, человечьих. А потом, для полного счастья – взять, да и прикончить самого себя. Так что, я победил! И, катитесь вы к… такой-то матери!!!»
– Ну, и далее… концовка – продолжение официального сообщения. Она, надеюсь, и разъяснит всем здесь присутствующим причину столь скорого отбытия, бросив все даже важные дела, профессора на свою историческую родину. Пожелаем ему удачи!
… Эта предсмертная записка, или имитация таковой, явилась отправной точкой для направления поиска лиц, своими действиями или бездействием послуживших причиной самоубийства Степана Выхухолева, а возможно и – инсценировавших это самоубийство в целях устранения ревнивца (частично помочь в установлении истины смогут результаты назначенной почерковедческой экспертизы записки). Поиск увенчался успехом.
Следствию удалось выявить взаимосвязь между этими тремя трагедиями. Все фигуранты были в прошлом знакомы между собой и находились в сложных взаимоотношениях. «Хахалем Шурки», установленной как Александра Десяткина, ранее носившая фамилию Выхухолева, и находившаяся до 1986 года в зарегистрированном браке с означенным Степаном Выхухолевым, оказался некий Корифей Десяткин, в прошлом неоднократно отбывавший различные сроки лишения свободы за преступления против личности. Хотя позже он был по большей части тех осуждений, за исключением «мелких грехов молодости –воровство и хулиганство» реабилитирован, но, по данным следствия, затаил обиду против отдельных служителей правосудия, имевших когда-то отношение к расследовавшимся в отношении него делам. В различные годы после упомянутой реабилитации Десяткин совершил как минимум по одному нападению с нанесением телесных повреждений на вышеуказанных Стюднева, Мордаря и Выхухолева. Осужден по данным фактам ни разу не был в связи с защитными ходатайствами самих потерпевших. Причина этих труднообъяснимых ходатайств пока не выяснена.
Существенный свет на события могли бы пролить показания бывшего следователя прокуратуры Наконечного В. И., эмигрировавшего из страны и являющегося в настоящее время научным и общественным деятелем мирового уровня, работающего в структурах Организации объединённых наций. В своё время он расследовал дело по обвинению Корифея Десяткина в тяжком преступлении и пытался доказать его невиновность, что шло вразрез с мнением вышестоящего руководства, в состав которого входили вышеупомянутые жертвы террористических актов Александр Стюднев и Григорий Мордарь, и с которым Наконечный вступил в ходе этого расследования в прямой открытый конфликт. В кульминационный момент данного конфликта он испытал нервный срыв, и в предельно возбуждённом состоянии повёл себя агрессивно по отношению к одному из своих руководителей. Агрессия распространилась и на некоторых помогавших следствию медицинских работников. В результате Наконечный был принудительно госпитализирован в психоневрологический диспансер, на территории которого и происходили указанные события, и вскоре после выписки уволился из прокуратуры того региона, где служил. Формально – ушёл в очередной отпуск с последующим увольнением по собственному желанию, но после этого отпуска так и не сумел трудоустроиться ни в какие правоохранительные структуры на территории страны. Есть вероятность, что в личном деле Наконечного имелся компрометирующий документ, свидетельствующий о его пребывании в качестве пациента в стационаре психиатрического лечебного заведения, и именно из-за наличия этого документа он получил отказ на все свои обращения о приёме на работу по профессии. Впоследствии правота Наконечного нашла своё подтверждение, и Десяткин, как было сказано выше, был реабилитирован по прошлым осуждениям его за тяжкие преступления, включая убийство и изнасилование.
В настоящее время Корифей и Александра Десяткины разысканы и задержаны по подозрению в организации терактов против двоих государственных и общественных деятелей, и доведении до самоубийства бывшего мужа подозреваемой. На первых допросах оба заявили, что связывают гибель вышеуказанных депутата Госдумы и члена Совета Федерации с их якобы тесным сотрудничеством с криминальными структурами и участием в крупных финансовых афёрах (данная версия проверяется). В связи с тяжестью совершённых преступлений и общественной значимостью происшедшего, а также принимая во внимание полное отрицание подозреваемыми своей причастности к данным событиям, следствие не исключает возможности применения к обоим в ходе допросов детектора лжи.
От предлагаемых услуг адвокатов, в том числе и известных в стране, супруги Десяткины отказались категорически, заявив, что единственный человек в этом мире, которому они могут доверить свою судьбу, и кто способен доказать их невиновность – это проживающий и работающий за границей доктор права Владислав Игоревич Наконечный…»
