Стреноженная Россия: политико-экономический портрет ельцинизма

Штурм: двадцать шесть часов стрельбы по народу

Сведения о том, что штурм Дома Советов состоится 4 октября 1993 г., поступали к нам из разных источников. Нас информировали об этом некоторые сотрудники ФСБ, поддерживавшие связь с В. Баранниковым. О штурме мне также сообщили сотрудники Администрации Президента на переговорах в Свято-Даниловом монастыре. Картина еще более прояснилась после того, как «приближенный ко двору» М. Полторанин провел тайное совещание с редакторами верноподданнических газет и просил их «спокойно отнестись» к тому, что случится в этот день. Наконец все стало на свои места, когда стало известно, что 3 октября 1993 г. с 16.00 Указом № 1575 «О введении чрезвычайного положения в городе Москве» гражданин Б. Ельцин фактически перешел к прямым боевым действиям. Правительству были даны прямые указания на применение военной силы против защитников Конституции, военнослужащие освобождались от уголовной ответственности за убийства, разрушения и бесчеловечное обращение с гражданами.

Показательный для «новых демократов» факт: этим же указом министру иностранных дел А. Козыреву вменялось проинформировать зарубежные страны и Генерального секретаря ООН о несоблюдении в одностороннем порядке обязательств по Международному пакту о гражданских и политических правах «в такой степени, в какой это требуется остротой положения».

Непосредственным детонатором штурма Дома Советов стал указ № 1400. Но начало событиям все-таки было положено два года назад – в августе 1991 г. Две «защиты Белого дома» – в августе 1991-го и в сентябре – октябре 1993-го – часто рассматривают как антагонистические события. И действительно: первая из этих «защит» стала фарсом, ибо никто Белый дом не штурмовал, а попытавшиеся восстановить законность и Конституцию члены ГКЧП не решились применить силу. Два года спустя защита Конституции вылилась в трагическое и кровавое противостояние

По специальной рации, начиная примерно с 5.30, мы слышали, что к Москве началась переброска бронетранспортеров, личного состава из кремлевской и Тульской воздушно-десантных дивизий. К Белому дому подтягивались подразделения Рязанской десантной дивизии, 185 единиц армейской боевой техники в основном двух дивизий: Кантемировской 4-й танковой под командованием генерал-майора Б. Полякова и Таманской мотострелковой под командованием генерал-майора В. Евневича, дивизии внутренних войск им. Дзержинского, Смоленского ОМОНа, Тульской дивизии ВДВ. Задача ликвидации Верховного Совета как очага сопротивления непосредственно была поставлена перед ротой тяжелых танков «Т-80» в составе 10 боевых машин из 4-й танковой дивизии.

Как потом стало известно, в 5.00 гражданин Б. Ельцин, продолжая считать себя вопреки действующей Конституции Российской Федерации президентом, издал Указ № 1578 «О безотлагательных мерах по обеспечению режима чрезвычайного положения в г. Москве», чего он делать юридически уже не имел права.

Встретившись рано утром с Р. Хасбулатовым и А. Руцким, мы обсудили сложившуюся ситуацию.

– Все, – сказал Руцкой, – солдат подтягивают к Белому дому.

Но ведь генерал Кобец, – возразил Хасбулатов, – обещал использовать их только в режиме «голубых касок».

Да не верю я вашим Кобецу и Грачеву! Предавши раз, предадут не однажды. Мне сообщили, – воскликнул А. Руцкой, – что в руководстве МО раскол по вопросу использования армии и ввода ее в Москву. Так ведь Пашка – через головы командующих округами – сам звонит в дивизии и полки. Ваш же любимец Кобец дал согласие возглавить оперативную группу по стабилизации ситуации в городе, а фактически – по расстрелу мирного народа.

В 6.30 я вернулся в свой кабинет. Кровавая развязка началась в 7.00 часов. Раздается первая короткая очередь по Дому Советов. Смотрю в окно в задней комнате кабинета, выходящее на Краснопресненскую набережную. Танки! Они выстроились на противоположной стороне набережной и на мосту. Прямо перед Домом Советов, пригибаясь и прикрываясь щитами, здание оцепляют солдаты и омоновцы.

В 7.15, разрушив баррикады у здания парламента, на площадь Свободной России прорвались пять БМП с десантом на борту, вооруженным автоматическим оружием. БТР и БМП начали расстреливать людей в палатках, открыли огонь по окнам Дома Советов. Первые же выстрелы буквально снесли одну из палаток, стоявшую на площади, в которой спали москвичи. Три защитника Конституции уже больше не смогли подняться. Эта первая атака и первые жертвы оказались лишь кровавой прелюдией.

Подразделения Тульской воздушно-десантной дивизии, заменившие милиционеров и солдат внутренних войск, замкнули кольцо вокруг Дома Советов, опутанного колючей проволокой. В 8.30 бойцы начали перебежками приближаться к зданию, а БТР и БМП открыли прицельный огонь по окнам парламента.

Помощники, находящиеся в моей приемной, срочно сообщили, что по ТВ объявлено выступление Б. Ельцина. В 9.00 гражданин Б. Ельцин, продолжая считать себя президентом России, сделал заявление, в котором, в частности, сказал: «Происходящие события в Москве – это запланированный переворот. Вооруженный мятеж обречен. В Москву входят войска, я прошу москвичей морально поддержать их. Генеральная прокуратура получила указание возбудить уголовные дела против преступников. Вооруженный мятеж будет подавлен в кратчайшие сроки»^[259].

После окончания выступления Б. Ельцина по ТВ в 9.20 расположенные на Калининском мосту танки начали обстрел здания Дома Советов. После нескольких залпов на 12–13-м этажах начался пожар.

Жизнь, если можно назвать состояние человека, находящегося под обстрелом танковых снарядов и автоматных очередей жизнью, находится как бы в особом измерении. Время как будто останавливается. Перед глазами возникают события с того момента, когда человек начал реально осознавать окружающий мир. И приятное, и неприятное из пережитого пролетает в представлении как сон. Возникает естественное желание, чтобы этот кошмар быстрее закончился. А за окном стреляют, стреляют, стреляют…

Мне в то время вспомнились события августа 1991 г. и некоторые мировые уроки. Помню, как на улицы и площади Москвы была введены танки, правда, неизвестно зачем и против кого, тем более, как потом стало известно, даже без боекомплектов. Простояв два дня, войска не только не сыграли роли устрашения, а напротив, вызвали отторжение, тем более что танки не сделали ни одного выстрела.

В Чили Пиночет твердо знал, чего он хочет добиться для укрепления своей политической власти: расстрелять и разбомбить президентский дворец. И разбомбил, и расстрелял, и укрепил политическую власть. В Китае Дэн Сяопин твердо знал, что расстреляв демонстрантов на площади Тяньаньмэнь, он укрепит политическую власть. И расстрелял, и укрепил.

Как потом стало известно из данных Главного медицинского управления, уже к 11.00 городские больницы оказали помощь 192 пострадавшим, 158 человек были госпитализированы, 18 – умерли.

В России реально произошел переход от демократического режима к полицейскому. Танки стреляли по избранному народом парламенту, по Верховному Совету под одобрительные крики «демократов» и аплодисменты лидеров западной «цивилизации».

Я еще раз позвонил в штаб Кобеца. Трубку взял народный депутат РСФСР генерал-полковник Д. Волкогонов^[260]. Мы с ним были достаточно хорошо знакомы. Проводили вместе отпуск в санатории «Барвиха», встречались у него дома, часто перезванивались. Вспоминаю, как он возмущался Б. Ельциным, что тот опирается в проведении экономических преобразований на «мальчиковв коротких штанишках», ведет страну в пропасть. В тот день стальным, холодным голосом он ответил:

– Ситуация изменилась. Президент как Верховный главнокомандующий подписал приказ министру обороны о штурме Дома Советов и взял всю ответственность на себя. Мы подавим путч любой ценой. Порядок в Москве будет наведен силами армии.

И невдомек было бравому генералу, бывшему главному политработнику Советской Армии, что в соответствии с Конституцией Российской Федерации Б. Ельцин автоматически уже не был Президентом, а был рядовым гражданином страны и все его приказы были не законны. Не законны!

Все понимал генерал-авантюрист и истинный перевертыш.

Утром, как только началась танковая стрельба по Дому Советов, народных депутатов, работников аппарата, защитников, которые находились в здании, созвали в зал Совета Национальностей. Это самое безопасное место, поскольку зал расположен в центре здания и не имеет окон. Свет проникает сюда лишь из раскрытых дверей коридора.

Ко мне в кабинет зашел Виталий Сыроватко^[261]. Мы обсудили, как успокоить депутатов и защитников Дома Советов, что сделать, чтобы не возникла паника. Спасти людей – вот главная задача!

Прежде всего начал звонить в правительство, Московскую патриархию, Конституционный суд. По милицейской рации постоянно обращался к войскам с призывом прекратить огонь и начать переговоры. В ответ – сплошной мат. Артиллерийский огонь усиливался. Перемещение войск, техники и сил милиции в направлении Дома Советов нарастало с каждым часом. К ним постоянно подходили новые подкрепления. Основной огонь по Белому дому велся со стороны американского посольства, из гостиницы «Мир», с набережной возле гостиницы «Украина». Со всех сторон по движущимся в здании били снайперы. Несколько пуль попало в стекло задней комнаты моего кабинета. Мы с Виталием Григорьевичем бросились туда посмотреть, что случилось. От пробоин стекло покрылось сетью мельчайших трещин. Видимо увидев нас через стекло, обстрел комнаты усилили. Мы вынуждены были покинуть эту комнату и вернуться в кабинет. Прошло не более часа. Вначале танки, как я уже говорил, прицельно били по 12-му и 13-му этажам, где размещался штаб обороны генерал-полковника В. Ачалова. Здесь уже не осталось ни одного целого стекла. Вскоре пули и танковые снаряды начали крушить наш пятый этаж.

В кабинет пришли приднестровцы. Это были одетые в камуфляжную форму молодые ребята с автоматами. Они попросили меня и В. Сыроватко покинуть кабинет, поскольку со стороны набережной ожидался обстрел из танков. Я прошел в штаб А.Руцкого. Штаб работал. Приходили порученцы и докладывали обстановку в здании и вокруг Дома Советов. В углу затемненной комнаты сидел за рацией бывший сослуживец А. Руцкого. Он слушал радиосообщения на частотах атакующих и записывал их на магнитофонную кассету. Открытым текстом в эфире звучали приказы: «Всех уничтожить! Пленных не брать! Всех на поражение! Уничтожить всех, живыми никого не брать!»

«Вот, Юрий Михайлович, – сказал мне Руцкой, показывая на диктофонные записи, – это настоящий фактический материал против преступной банды Ельцина. Мы его обязательно сохраним и представим на суд россиян и мировой общественности. Пусть потом узнают, кого они поддерживали и на каких «демократов» делали ставку. Народ также поймет, как его облапошили».

Я попросил Александра Владимировича дать мне спецрацию, чтобы обратиться к руководству армии и МВД прекратить огонь и начать переговоры. Руцкой сначала отмахнулся.

– С этими сволочами бесполезно разговаривать.

Но рацию дал. Сначала я, затем священник Русской православной церкви отец Никон выступили с призывом приступить к переговорам.

– Солдаты! К вам обращается от имени Русской православной церкви иеромонах Никон. Вы же христиане! Прошу: прекратите огонь! В здании полно женщин и детей. Есть уже десятки погибших. Снайперы бьют по окнам, не жалея никого. Льется русская кровь. Неужели вы забыли главную заповедь: «Не убий!»? Не берите грех на душу, будьте милосердны! Не убивайте братьев своих во Христе!

В ответ только угрозы:

– Сидите и не рыпайтесь. Нам дана команда стрелять на поражение и свидетелей не оставлять.

После этого еще жестче отдавались команды:

– Бить, бить, бить… Всех уничтожить! Пленных не брать. Стрелять на поражение этих бл…

Все записи команд, позывные сохранились, и часть из них уже опубликована.

Я предложил Хасбулатову и Руцкому обратиться к руководителям ряда посольств, чтобы они вмешались и потребовали от правительства остановить эту кровавую бойню. Оба поддержали эту идею. Попросили также Зорькина, чтобы и он связался с послами. Однако ни одно посольство «демократических стран» Запада не откликнулось на нашу просьбу.

Спустился и я в зал Совета Национальностей. Здесь стояла напряженная тишина. Народные депутаты, работники аппарата и служб, журналисты, защитники Дома Советов тихо переговаривались, прислушивались к свисту пуль и разрывам снарядов. Здание сотрясалось от попадания прямой наводкой танковых снарядов из стодвадцатипятимиллиметровых орудий. У наших лучших в мире советских танков – лазерная наводка, и снаряды попадали точно в намеченную цель, в окна любого этажа, в Российский герб и флаги на фронтоне здания.

За столом президиума – заместитель Председателя Верховного Совета Российской Федерации В. Агафонов и Председатель Совета фракций В. Новиков. Через мегафон они периодически сообщали депутатам о положении в Доме Советов, в меру сил успокаивали. Кто-то стал читать стихи Ахматовой, посвященные Ленинградской блокаде. Вдруг кто-то сильным женским голосом запел песню «Дорогая моя столица, золотая моя Москва…». Зал хором стал подпевать. Эта песня фактически стала гимном защитников Конституции. Она в течение двух недель неоднократно исполнялась на баррикадах для солдат, стоявших в оцеплении. В тот день – в зале Совета Национальностей – особенно символично прозвучали слова: «Мы запомним суровую осень, скрежет танков и отблеск штыков…» В это время Дом Советов сотрясался от разрывов танковых снарядов.

Но тяжесть на душе, ответственность за судьбы этих людей не оставляли меня. Пафос патриотизма, любви к Родине, к России был разлит в темноте зала и лишь усиливался от нервного напряжения.

В зале Совета Национальностей систематически звучала информация «с той стороны»: какие идут перемещения и куда, как реагирует правительство на наши предложения, а также какие и с кем переговоры ведут Хасбулатов и Руцкой. Никто не терял надежды, что этот кошмар прекратится. В головах у собравшихся не укладывалось, как мог Ельцин расстреливать законный парламент, тот, который когда-то избрал его Председателем Верховного Совета, открыл ему дорогу в президенты.

Общая трагедия еще крепче сплотила всех…

К микрофону подходит руководитель экспертной группы Совета Республики П. Субботин. Он обратился к сидящим в зале:

«Уважаемые товарищи! Многие из тех, кто выступает здесь, делит нас на народных депутатов и аппаратчиков. Все мы здесь остались, чтобы бороться за народ, за Россию, за будущее наших детей и внуков. Все мы народные! Давайте сделаем перекличку депутатов и оформим списки находящихся в зале работников аппарата и защитников Дома Советов. Нельзя, чтобы кто-то остался незамеченным».

К мегафону подошел журналист А. Митрофанов. Он внес предложение о переписи журналистов, находящихся в зале. Всего в списке было 68 человек. Никаких иностранных журналистов в те часы в зале Совета Национальностей не было, кроме американского журналиста-коммуниста Майкла Давидоу и его жены Елены. Иностранные журналисты еще накануне «слиняли» из Дома Советов, так как знали заранее, что ночью или рано утром будет штурм. Депутат И. Алироев подошел к столу президиума и предложил: «Я думаю, мы неправильно поступили, когда в свое время освободили от депутатских обязанностей А. Дунаева. Пусть он с этой минуты считается народным депутатом Российской Федерации». Все народные депутаты РФ единодушно проголосовали за это предложение.

В полутемном зале при свечах продолжалась регистрация. Поименные списки передавались секретарю Президиума Верховного Совета РФ В. Сыроватко. Многие со слезами на глазах подходили к столу, чтобы отметиться: и я за народ, за Россию, за демократию, за народовластие!

Стрельба продолжалась. Методично продолжали бить танки. В верхних этажах здания один за другим раздавались взрывы. Казалось, что оно качается. Трещали очереди. В коридоре проносили носилки с ранеными. Один молодой боец, раненный в руку, лежал на возвышении президиума зала. Однажды зал облегченно вздохнул – это когда по переговорному устройству вдруг сказали, что на выручку Дому Советов идут москвичи. Но тут же надежда угасла.

В зал вошел Р. Хасбулатов. Председатель Верховного Совета был спокоен и выдержан, прошелся по рядам, приободрил депутатов и присел возле диктофонных кабин.

«Председатель с нами», – перешептывались в зале.

Руслан Имранович, – спросила у него журналистка Куцылло, – что будет?

Я давно знаю Ельцина, знаю его продажность, льстивость и обман, но такого от него не ожидал. Идти против своего народа, своих депутатов! – тихо сказал он и содрогнулся.

Вам страшно? – спросили его.

Нет, не страшно. Чего мне бояться? Я сделал все для защиты Конституции, защиты закона, своего народа. Совесть у меня чиста. – И добавил: – Конечно, если что, они попытаются меня убить. Но и это мне не страшно. Страшно то, что ельцинизм отбросит Россию назад, сделает ее либо третьеразрядной страной, либо раздробит ее на части.

К Хасбулатову подошел посыльный от Руцкого и достаточно громко сказал:

Руслан Имранович, от метро «Баррикадная» к Дому Советов идут москвичи на помощь. Нам нужно продержаться.

Что ж, – тихо ответил Руслан Имранович, – продержимся.

Встал и пошел на 5-й этаж, где работал исполняющий обязанности президента. Я тоже направился туда, чтобы проверить достоверность информации.

Действительно, к зданию Дома Советов, как выяснилось позднее, со всех сторон направлялись москвичи и наши сторонники из других регионов. Но их разгоняли водометами, а кое-где и стрельбой, травили «черемухой». Однако толпу москвичей (примерно 1,5–2 тыс. человек) – сторонников иуды Б. Ельцина – торжественно провели через ряды ОМОНа и пропустили на мраморную лестницу Дома Советов России со стороны Краснопресненской набережной. Эта оголтелая толпа выкрикивала оскорбительные лозунги на «любом» языке, не брезгуя никакими выражениями в адрес защитников Белого дома. Вполне естественно, никто в них не стрелял ни со стороны Дома Советов, ни со стороны гостиницы «Украина». Этих политических клакеров щадили и оберегали.

В одном из кабинетов на 5-м этаже Руцкой кричал в телефонную трубку Зорькину:

– Валера, это убийцы! Они бьют прямой наводкой. Есть много жертв. Прошу тебя, бери судей, руководителей субъектов Федерации и вези всех сюда. Это же Ерин дал команду – свидетелей не брать. Они знают, что у нас есть звукозаписи их команд – кто, когда давал команды стрелять на поражение. Мы же живые свидетели. Они нас живыми не оставят. Обзвони все посольства, пусть тоже приедут и своими глазами посмотрят на «демократа» Ельцина. Неужели мировое сообщество даст расстрелять свидетелей? Черномырдин врет, что дал команду не стрелять. Слушай, как гремит. Парламентариев с белым флагом они избивают. Ты же христианин, ты же верующий, на тебя также грех ляжет!

В. Зорькин обещал помочь. Но выполнить обещание по какой-то причине не смог.

Время тянулось мучительно медленно. Наверное, это был самый длинный день в жизни каждого из нас. В 15.30 к Дому Советов подъехали группы «Альфа» и «Витязь». С самого утра на их командиров оказывалось мощное давление – атаковать Белый дом. Но офицеры этих спецподразделений не захотели втягиваться в кровавые политические игры – они понимали антигосударственную сущность Указа № 1400.

Представитель руководителя «Альфы» и один из офицеров, положив оружие на мраморную лестницу, зашли как парламентарии в Дом Советов. В зал Совета Национальностей их ввел В. Баранников, объявив цель прихода.

– Я привел к вам представителя «Альфы» и офицера. Они пришли безоружные. Я хорошо знаю этих ребят и верю им. Они предлагают сделать коридор из сотрудников спецкоманды, отгородят вас от этих головорезов из ОМОНа, выведут из здания и развезут на автобусах с зашторенными окнами по домам или до ближайшего метро. Я просил бы вас выслушать командира.

В. Баранников оговорился при этом, что судьба А. Руцкого, Р. Хасбулатова и его лично – это предмет отдельного разговора.

К мегафону подошел офицер в экипировке, в шлеме, но без оружия. Он представился Владимиром Ильичом (как потом выяснилось, это был подполковник Келехсаев Владимир Ильич) и заявил:

– Дорогие товарищи, я из группы «Альфа». Мы пришли к вам без оружия. Мы не хотим причинить вам зло. Нам дан приказ вас уничтожить, но мы отказываемся это сделать. «Альфу» снова хотят подставить. Я брал дворец Амина в Кабуле, был в Карабахе и Тбилиси. И везде нас подставляли^[262]. Сейчас мы хотим всех вывести живыми. Вам будет гарантирована полная безопасность, неприкосновенность. Если кто-нибудь попробует в вас выстрелить, мы их подавим огнем. Если все согласны, то я должен посоветоваться со своим начальником Барсуковым, и через час мы смогли бы провести эту акцию.

Сколько писали в средствах массовой информации о возможностях захвата подобных зданий силами спецназа, подразделениями «Альфа» и «Вымпел», без артиллерии и обстрела снаружи. Тем более и руководство «Альфы», да и заместитель министра безопасности РФ С. Степашин^[263], заверяли, что для взятия здания достаточно 30–40 минут. Опыт был: взятие дворца короля Амина в Кабуле, операции в Осетии и Ингушетии, Азербайджане. Следовательно, цели были другие – отрабатывался давно заготовленный сценарий.

«Альфовец» продолжил: «Нам приказано взять здание, но мы с гражданами своей страны не воюем». Офицер утверждал, что «Альфа» в состоянии справиться с этим заданием за 30 минут. При этом будет проведена танковая атака и осуществлен вертолетный десант.

«Окружившие Белый дом, – сказал офицер «Альфы», – возбуждены и крайне агрессивны, их еще и водкой поят, толкают на бойню. Ее нельзя допустить. Мы выведем всех вас за кольца оцепления и гарантируем безопасность».

Так рухнула последняя надежда, что народ поддержит защитников Конституции и Закона… Я, а затем В. Агафонов и В. Баранников призвали находящихся в зале воспользоваться предложением «Альфы» как единственным разумным выходом в сложившейся ситуации.

Никто не задавал вопросов и не спорил; все, на мой взгляд, смирились. Да, значит, капитуляция, поражение.

– Это не капитуляция, – сказал депутат И. Андронов. – У нас есть два выхода. Мы можем остаться здесь и, по существу, покончить жизнь самоубийством. Или же выйти наружу и продолжить борьбу, рассказать народу правду.

Все согласились с тем, что нужно выйти на свободу живыми и донести до всех правду о «демократии» и «правовом государстве», рассказать народу все о преступлениях ельциноидов. Однако другие возражали:

– Нас же просто пристрелят при выходе. Кому нужны лишние свидетели?

Даже некоторые журналисты сомневались, что их не тронут, и передавали в руки депутатам блокноты и диктофонные кассеты. А приднестровские казаки медленно склонили головы и тихо сказали:

– Продали, и эти продали, Россия уходит во мглу!

Я переходил от одной группы депутатов к другой. Подсел к Лидии Степановне Шиповаловой, сестрам Бойко и их соседям. «Насколько нужно не понимать душу русского человека, – обсуждали мы, – если в некоторых газетах пишут о том, будто в Доме Советов собрались «нелюди», "нечисть" и «убийцы». Неужели наши избиратели верят этому?»

Обернитесь. Вглядитесь друг в друга, – продолжил я, – вы видите, друзья мои: даже в эти трагические минуты среди вас не оказалось ни труса, ни предателя, ни нытика. Каждый народный депутат – это личность. Лидия Степановна, посмотрите: люди измотанные, нервы у всех на пределе, глаза воспаленные от бессонницы. Но все лица светятся огромной верой в правоту своего дела – защиты конституционного строя, защиты Родины. Поэтому у них в лицах нет отчужденности, боязни. Это истинные патриоты.

Знаете, Юрий Михайлович, вы правы, – сказала Вера Бойко. – Я сегодня смотрела на наших буфетчиц. Они тоже все устали. Но не уходят и здесь потому, что верят: не просто чай и бутерброды делают, а служат своему народу, Отчизне. Это видно по их улыбкам, их ясным глазам.

Вспомнили мы и со Светланой Горячевой те времена, когда шестеро руководителей Верховного Совета РФ выступили с заявлением против антинародной политики, которую проводил Ельцин. Не все народные депутаты тогда понимали их правоту. Многие, по русскому обычаю, еще надеялись: «А вдруг все не так уж плохо!» Это «авось» дорого обошлось всем нам, дорого будет стоить России.

– Хасбулатова! Пусть придет Председатель Верховного Совета, – предложил кто-то.

Через некоторое время пришел Р. Хасбулатов. Взглянув на офицеров «Альфы», подошел к столу президиума, взял в руки мегафон и обратился к народным депутатам и всем присутствовавшим.

«Дорогие друзья! Любимые мои, верные друзья, а других здесь и быть не должно. Мы все находимся на грани жизни и смерти. Настал час прощанья. Мы сделали все, что от нас зависело, для защиты России. Мы честно выполнили свой патриотический долг. Прошу вас покинуть здание. Вы должны сохранить себя во имя любви к России, нашей великой Отчизне. Пройдет время, и россияне поймут, что наша жертва не была напрасной. Равнодушие многих будет лежать на них тяжким грехом. Беззаконникам не место в нашей стране – это также скоро все поймут. Только жаль, что подлинная демократия достигается человеческой кровью. Она лежит прежде всего на Ельцине и его окружении, которые послали армию и милицию убивать свой народ. Она лежит на "политиках от армии", которые нарушили Присягу, Конституцию и Закон.

Многие спрашивают меня: чилийский ли это вариант? Там простой, бедный народ вышел протестовать против законного режима Альенде. У нас же в России против Конституции «вышли» протестовать далеко не бедные и не совсем россияне – Ахеджакова, Боннэр, Новодворская. Точно к назначенному сроку, минута в минуту, приехал, как и в августовские дни 1991 г., дать концерт на Красной площади "буревестник революционных событий в России" Ростропович.

Физически эра Ельцина продолжает существовать. Вначале я был политически верен ему, поддерживал его, уважал его демократические заявления. Очень часто помогал ему выпутываться из дурацких ситуаций, дезавуируя его нелепые высказывания. Сейчас у меня в душе только боль, горькое чувство. Ведь мы его сделали сами, создали его мнимый образ. Морально и фактически эра Ельцина закончилась. Что касается его тяги к диктатуре, я не переставал предупреждать об этом общество. Первая попытка переворота была предпринята в декабре прошлого года. Вторая – 20 марта, с созданием злополучного ОПУСа. Постоянно раздавались угрозы разогнать съезд и Верховный Совет России. Хотя, откровенно говоря, я не верил до последней минуты, что он решится на такой шаг.

Это не забота о России. Это стремление удержать власть любой ценой, пока жив, пока ногами вперед не вынесут.

Простите меня, дорогие друзья, если я в пылу дискуссии кого-то обижал, кому-то сделал больно, я делал это непроизвольно. Простите.

Прощайте, дорогие друзья!»

В зале стояла мертвая тишина. Многие подошли к Руслану Хасбулатову, чтобы пожать ему руку, дотронуться до него. Все понимали, что разлука будет долгой. Подошла к Р. Хасбулатову и Сажи Умалатова, при всех обняла его. До этого момента они были ярыми антагонистами.

Даже офицеры «Альфы» и «Витязя» не могли нарушить эту святую тишину…

Перед выходом из Дома Советов депутаты приняли обращение «К гражданам России», которое огласил Сергей Бабурин. В нем от имени Десятого (чрезвычайного) съезда народных депутатов Российской Федерации говорилось, что народные депутаты, работники аппарата и защитники-москвичи покидают охваченное пожаром здание побежденными, но не сломленными. Привожу его текст полностью.

«К гражданам России!

ОБРАЩЕНИЕ Съезда народных депутатов Российской Федерации

Соотечественники!

Десятый (чрезвычайный) съезд народных депутатов Российской Федерации сегодня, 4 октября 1993 года, закончил свою работу. Народные депутаты России, сотрудники аппарата Верховного Совета Российской Федерации, все защитники Дома Советов России покидают охваченное пожаром здание побежденными, но не сломленными. Мы выполнили свой гражданский долг по защите конституционного строя Российской Федерации до конца. Не наша вина в том, что Министерство безопасности, Министерство внутренних дел, Министерство обороны, большинство структур исполнительной власти поддержали государственный переворот

21 сентября 1993 года и силой подавили сопротивление защитников Конституции. Такова судьба России. Низкий поклон каждому, кто мужественно назвал преступление преступлением и выступил на защиту Конституции и конституционного строя России. Будущее подтвердит нашу правоту и бескорыстие.

Скорбим о гибели сотен россиян в вооруженных столкновениях 3 и 4 октября, независимо от того, с какой стороны они сражались. В Москве заполыхал пожар гражданской войны, когда брат идет на брата, сосед на соседа. Лишь чудо может его загасить. Во имя наших детей, женщин и стариков, в память о тех, кто уже погиб, мы все сообща должны совершить это чудо.

Торжествующие победители, поправшие Основной Закон, готовы изничтожить инакомыслие даже ценой большого террора. Многие защитники представительной власти в ожесточении и горечи, а тем более в состоянии необходимой обороны или крайней необходимости склоняются к крайним мерам сопротивления.

Остановимся! Постараемся понять друг друга. Россия не имеет права на гражданскую войну. Миллионы наших соотечественников, погибшие в ходе революций и войн XX века, взывают об этом. Сегодня как никогда от мудрости и мужества каждого жителя России зависят жизни миллионов и мир в нашем отечестве. И тогда возродится Закон.

Съезд народных депутатов, Верховный Совет Российской Федерации не избежали в своей деятельности ошибок. Но все наши помыслы были направлены на благо России. Мы сделали все, что могли. Пусть те, кто сменит нас, преуспеют больше.

Соотечественники!

Опираясь, на многовековые политические, экономические, культурные традиции многонациональной России, прежде всего на демократические и патриотические традиции великого русского народа, защитим будущее России, сохраним ее единство и территориальную целостность.

4 октября 1993 г.

Десятый (чрезвычайный) съезд

народных депутатов Российской Федерации

Принято общим согласием перед выходом из Дома Советов России»^[264].

Перед нашим выходом из здания командир «Альфы» через рацию открытым текстом обратился ко всем прекратить огонь, особенно танковый. В случае неповиновения им будет отдан приказ открыть ответный огонь, с тем, чтобы подавить все огневые точки. Огонь прекратился.

Народные депутаты, работники аппарата, обслуживающий персонал, журналисты и защитники Дома Советов стали медленно выходить из зала Совета Национальностей. Офицеры «Альфы» попросили Хасбулатова отойти в сторону и присесть в кресло. Больше никого в зале не задерживали. До чего же противно было потом читать «откровения» и свою значимую роль в аресте Хасбулатова и Руцкого главного «охранника страны»^[265]. Не так все было.