-30%

До встречи в следующей жизни

Matn
102
Izohlar
Parchani o`qish
O`qilgan deb belgilash
Shrift:Aa dan kamroqАа dan ortiq

Глава 2
Собака откладывается

– Я с тобой расстаюсь, – холодно сказала Лелька в телефонную трубку, но Евгению не стало страшно от ее слов.

Она так говорила постоянно и никогда не выполняла свою угрозу.

Ну не мог он поехать в их запланированный отпуск! Потому что дело, которым он занимался, принимало неожиданный оборот и требовало срочной командировки. Нет, конечно, он мог бы послать кого-то другого, но это было его собственное дело, в которое почему-то не верил никто, и если оно вдруг выстрелит, то Евгений Бабушка может получить должность начальника специального отдела ФСБ.

Его непосредственный начальник по секрету поделился информацией, что и он вот-вот пойдет на повышение, даже начал потихоньку собирать вещи из стола для переезда в другой кабинет – получше и покомфортнее. Но для того чтобы сесть в освобождающееся кресло, Евгений должен был сделать что-то значительное, и вот это его никому не интересное дело было очень кстати. А то, что, глядя на него, начальство со скепсисом качало головой: мол, тупик это, Женька, пустышка, – так это мелочи, победителей не судят. Главное – победить.

В отделе получили информацию, что человек, недавно назначенный главой технической службы посольства США, чересчур хотел в Москву и предпринял массу усилий для того, чтобы попасть именно туда. Чтобы не спугнуть, за ним наблюдали, но так, не слишком назойливо, потому как, если это большая птица, он быстро все поймет и превратится в спящего. Отслеживали только дальние перемещения. И вот, в первый раз за пятьдесят дней своей работы, он собрался в путешествие, купив путевку на теплоход «Агата Кристи». Женькино чутье подсказывало, что началось, что через него они и выйдут на главного, того, кто за деньги беспринципно и поэтапно продает Родину. Таких он презирал особо. Слово «Родина» для Женьки не было пустым звуком. Он родился в перестройку, а становление его прошло в страшные девяностые. Евгений никогда не забудет, как заплеван был их телевизор в маленькой квартире и его каждый день приходилось протирать мокрой тряпкой. Ведь смотреть сериал «Элен и ребята», который начинался в шесть часов, как раз после новостей, было невозможно по причине загаженного экрана. В телевизор плевал отец. Плевал от безысходности, потому что не мог наблюдать, как разваливается его страна. Та страна, за которую его отец, Женькин дед, отдал жизнь, защищая ее от фашизма; страна, которой он всегда безмерно гордился и строил в ней светлое будущее, отдавая всего себя этому процессу, где-то даже жертвуя собой.

Женька не забудет и страданий отца, когда НАТО бомбило Белград. Тот, вытирая скупые мужские слезы, повторял: «Мы их не защитили, предали наших братьев-славян, бросили их. Мы предатели». Маленькому мальчишке до мурашек было жалко своего отца, он подходил и гладил папу по голове, не зная, чем еще может помочь сильному здоровому мужику, который первый раз заплакал на его глазах.

Лишь сейчас Женька понял, что тогда Россия сама была в шаге от пропасти и ничем не могла помочь братьям-славянам. Тогда наш президент, вступая в должность, прикладывал руку к груди и говорил: «Боже, храни Америку». И, видимо, Бог слушался его и хранил ту далекую страну, позволяя планомерно разваливать нашу.

Простые люди живут, смеются, работают, пьют по пятницам пиво в баре, не зная, что каждый день идет «Большая игра». Даже с развалом Советского Союза она не закончилась, продолжается по сей день и будет вестись, пока враги не развалят Россию на множество мелких стран, которые будут вести жалкое существование и не представлять для Запада никакой конкуренции, когда русские станут их рабами. Вот главная цель этой игры.

Именно со слез отца и его отчаянных плевков в телевизор началась Женькина дорога в профессию, именно тогда он пообещал себе, что всегда будет служить своей Родине. Чтобы не стыдились за нее старики, чтобы гордились ею дети, чтобы его страна не стала полигоном для экспериментов других держав, считающих себя выше остальных, так называемым «золотым миллиардом». Поэтому, если в его такой тонкой работе наметился хоть маленький прогресс, дело стоило даже месяца с Лелькой у моря.

Возможно, конечно, что его подопечный, которого он так долго и тщательно разрабатывал, настаивая перед начальством на его двойной игре и связях в России, действительно мог просто поехать развеяться из жаркой Москвы, но проконтролировать его порыв все же необходимо. Объект не так часто куда-то отлучался, и это, возможно, прорыв в разработке. Если его проект выстрелит, то кресло начальника отдела ему обеспечено. И это не порыв карьериста, а желание хорошо делать свою работу и прививать подобное устремление другим людям.

Евгений помнил, что вылет их с Ольгой самолета был в обед из Шереметьево, там он и планировал помириться с любимой. Леля, видимо, окончательно обидевшись на своего жениха, вот уже второй день не брала трубку, поэтому он гнал по платной дороге М11 в аэропорт, стараясь успеть к вылету.

Его невеста была молодой и капризной девочкой. Разница в возрасте у них – целых восемь лет. Они познакомились полгода назад через общих друзей, и тридцатитрехлетний Евгений решил: вот оно. Хватит ходить холостяком, пора уже успокоиться и создать семью.

Имея привлекательную внешность, рыжие волосы и до невозможности обаятельную улыбку, Жуан, как называли его друзья, быстро соблазнил юную красавицу, но дальше начались сложности. Ольга требовала постоянного внимания, а при его работе времени было очень мало. Девушка то обижалась, то разрывала отношения, но потом сама звонила и вновь мирилась с любимым. А неделю назад, когда Женька принес билеты в южную сторону с услугой «все включено», и вовсе растаяла и начала с нетерпением ждать путешествия.

Евгений планировал на берегу Черного моря под звук набегающих волн сделать красотке предложение, но все изменило сообщение оперативников: «объект» купил путевку и собрался провести выходные на теплоходе с прибытием в город Мышкин и обратно. Это был огромный прорыв в деле, когда казалось, нет уже ни одной ниточки, за которую можно потянуть. Начальство настаивало, что это пустой след, мол, парень просто хотел посмотреть Москву, и тут началось движение. Пусть это всего лишь маленькая вероятность, но Евгений знал, что иногда именно из маленькой вероятности вырастает большое разоблачение.

Ничего, сейчас он сделает предложение в аэропорту – Женька потрогал коробочку в кармане. К тридцати трем годам у него в активе были неудачный брак в ранней молодости, который продлился месяц, несколько серьезных отношений, закончившихся ничем, и огромное количество коротких и ни к чему не обязывающих увлечений. Но именно сейчас он почувствовал, что пора менять негативный опыт на позитивный, и Ольга, несмотря на свой юный возраст, привыкнет к его работе. Ему захотелось быть «как все», обзавестись семьей, завести собаку и домашние тапочки. Чтобы елка на Новый год, а летом Черное море. Чтобы утром до работы детский крик и подгорелая яичница, а вечером – страх забыть забрать ребенка из детского сада и бокал вина со второй половиной после отбоя отпрыска. А на сон грядущий прогулка с барбосом и разговор с ним по душам, так как жена устала и уже спит. Всего этого Женьке сильно хотелось. И наконец забрезжила надежда, что все возможно, что все у него будет как у всех, как говорила мама – по-человечески.

– Привет, – сказал Евгений в телефон, войдя в зал вылета. Он надеялся, что сам увидит свою девушку, но ее нигде не было. – Это Бабушка тебя беспокоит, – весело сказал он в трубку. – Ой-ой, очень смешно, ты же понимаешь, что я такие шутки – «Бабуля, ты что, звонишь с того света?» – слышу каждый день. Так что будь оригинален. Узнай мне, пожалуйста: Ольга Владимировна Иванова, летит в Сочи на дневном рейсе. Проходила уже в зону вылета?

Человек на другом конце помялся, но все же выяснил, что нет. Поэтому Женька, удовлетворившись, встал у досмотра при входе в зал вылета, чтобы не пропустить свою будущую жену.

От скуки молодой человек стал разглядывать спешащих пассажиров. Это было одним из самых любимых его занятий: понять, кто и чем занимается. В кафе за чашечкой кофе или вот как сейчас, в переполненном аэропорту, Женьке доставляло огромное удовольствие угадывать незнакомых людей. В детстве он даже придумал для этого название: рассекречивать. Позже на специальных курсах их учили по внешности и действиям незнакомого человека выяснять, кто он и что делает. И сейчас он мысленно, почти на автомате, стал производить эти привычные манипуляции.

«Вот пошла семья: возвращаются определенно с юга, скорее всего, турецкого. У главы семейства свойственный нашим мужикам красный загар, дочки все с мелко заплетенными косичками, а на голове у королевы ячейки общества шляпа с широкими полями. Наверняка приобрела ее на пляже у испуганного мигранта, с которым на ломаном английском долго торговалась. Нет, не жадничая, а так, для душевной радости. Конечно, даже в летнее время пляжная шляпа в Москве смотрелась глупо, но дама так не думала и потому гордо несла ее на своей голове. Ну, с этими все понятно, едут, скорее всего, в Пермь, хотя нет – сынишка с рюкзаком “Океан”, возможно, это Владивосток или другой город Дальнего Востока. Обычно в лагерь “Океан” ездят дети с того же региона. Дальше. Парень стоит один и ждет кого-то, молодой, очень переживает. Скорее всего, девушку. Хотя, может, и провожает. Нет, наоборот, он ждет кого-то, кто должен его проводить, потому что у парня на плече рюкзак, явно не только с ноутбуком. Там запросто поместятся несколько рубашек, футболок и пара шорт. Значит, тоже на юг. Лето, все едут на юг, а самые счастливые – уже оттуда».

Парень, видимо, заметив внимание Евгения, немного помявшись, подошел к нему.

– Вы не подскажете, здесь один выход на посадку? – спросил он.

– Да, – сказал Женька, оглядываясь вокруг, боясь пропустить Ляльку.

Семья, которая так ему понравилась, встала в очередь на вход в зону вылета и тихо ругалась. Жена, сняв наконец шляпу и вытерев рукавом потный лоб, высказывала мужу, как некультурно он себя ведет, чем в очередной раз позорит благородную женщину.

 

– Ждешь невесту? – от скуки и отчасти чтобы скоротать время, Женька решил поговорить с молодым человеком, который после своего вопроса не отошел, а продолжал переминаться с ноги на ногу рядом.

– Да. – Тот почему-то обрадовался вопросу постороннего мужчины, словно ему очень хотелось поделиться с кем-то своей радостью. – Она чудесная, мы расстались некоторое время назад, но сейчас помирились и едем вместе отдыхать на юг.

– Зря, – не разделил его радости Женька и решил обменяться с младшим товарищем горьким опытом. – Знаешь пословицу: «В одну реку войти два раза нельзя»? Прости, друг, но проверено сто раз. Даже когда тебе кажется, что шанс есть, знай – его нет. От возвращений лишь горькая досада, так, как раньше, уже не будет. Мой тебе совет: развернись и беги, ищи себе другую девушку. Их множество, и, поверь, найдутся лучше, чем твоя возвращающаяся каравелла.

Тут Женька вдалеке увидел Ольгу. Девушка, как всегда, шла на огромных шпильках, которые предпочитала любой другой обуви, и оглядывалась, ища кого-то в толпе. Он обрадовался этому знаку: значит, она тоже ждет, что он придет, значит, любит, значит, все правильно он сделал, и на этой мысли инстинктивно потрогал карман, где лежало кольцо.

– Зря вы так, – уважительно сказал парень, о котором Евгений уже успел забыть, – вы просто ее не знаете, она особенная. Кстати, вон она идет. – И показал в сторону приближающейся Лельки. – Вон та, в розовом, – повторил он с придыханием. – Правда, великолепна? – спросил счастливый до безумия молодой человек.

Секунд пятнадцать ушло на понимание факта, что речь идет именно о Лельке, той самой, которой он принес кольцо в маленькой красной коробочке в форме сердца.

«Пятнадцать секунд многовато, Женька. Стареешь», – мелькнула в голове постыдная мысль.

Ольга остановилась передохнуть – устала, видимо, катить тяжелый чемодан, и Евгений выбрал вариант ретироваться. Счастливый конкурент, подбежав к его несостоявшейся невесте, на некоторое время закрыл Евгения, но все равно коридор был небольшим и пройти мимо незамеченным было практически невозможно. Как майор ФСБ он дал себе один шанс из ста, что сможет это реализовать, и, чтобы хоть немного увеличить процент счастливого исхода дела, стал оглядываться по сторонам.

Красивая шляпа с большими полями сейчас лежала на чемодане, а ее хозяйка была отвлечена тем, что со сосредоточенным видом раздавала билеты и документы своей семье для прохождения в зону вылета.

Стараясь не побеспокоить женщину и проверяя свои навыки, Евгений незаметно стянул головной убор с чемодана и напялил на макушку, надеясь хоть как-то замаскироваться под широкополым соломенным чудом.

Быстро прошмыгнув мимо еще пять минут назад невесты, Женька вдруг понял, что ему стало легче, и удивился этому чувству. Оно было простым и каким-то верным, словно кто-то другой за него решил, и ему больше ничего не надо исправлять и думать. Не надо становиться как все, не надо заставлять себя быть счастливым по общему сценарию. Но насладиться этим чувством не получилось. Сзади послышался вопль:

– Держи воровку!

Он был настолько воинственным, что Евгений Бабушка сразу понял: этот призыв летит за шляпой – и даже немного испугался и прибавил шаг, надеясь все же успеть покинуть коридор. Но он недооценил русскую женщину, она не готова была терять свой трофей, приобретенный на турецком берегу в жестком торге с африканским мигрантом, и не положилась на авось и своего мужа, что, в принципе, одно и то же. Дама со скоростью света, которая, казалось, была невозможна, учитывая ее вес и комплекцию, догнала Евгения и, не доверяя одним словам, всем весом рухнула на майора. Поверженному мужчине померещилось, что кости его предательски хрустнули и шанса встать на ноги уже не будет.

– Сволочина крашеная, – сказала женщина уже не так рьяно и стянула с Евгения шляпу.

Женька хотел возмутиться, что это его натуральный цвет волос, но промолчал, еще не до конца потеряв надежду остаться незамеченным для бывшей невесты.

– Мужик, ты что, того? – увидев, что ошиблась в половой принадлежности вора, дама с сожалением взглянула на поверженного врага. – Ты из этих, что ли?

Было видно, как женщина пытается подобрать слова. Ничего, кроме неприличного, на ум не приходило, и она, не забывая, что все-таки леди, усиленно пыталась подыскать приемлемое. И вот когда ничего не нашлось и уже оскорбительное, по ее мнению, слово готово было слететь с губ, к ним подлетел супруг грозной дамы.

– Дорогая, ты не ударилась? – поинтересовался краснолицый и заботливо оглядел сидящую на Евгении победительницу, не обратив никакого внимания на поверженного ею врага.

– Витя, ты только не бей его, – затараторила супруга, видимо, зная о вспыльчивости мужа. – Он этот, ну, которые как бабы. – Она все-таки нашла нужное слово, чтобы не ругаться при людях. – Наверное, не сдержался, увидев такую красоту. – С этими словами она водрузила вернувшийся к ней трофей обратно на голову, так и не встав с Женьки.

Пока супруг Виктор от злости и ненависти еще больше наливался кровью, Жека поглядывал в сторону Лели, в душе все еще надеясь остаться незамеченным для девушки.

Почему? Он не мог ответить на этот вопрос сейчас, просто было стыдно и противно, мерзко и отвратительно. Не хотелось пустых и никому не нужных разговоров. Но больше всего, конечно, было стыда. Лежа на грязном полу аэропорта «Шереметьево», Женька поклялся никогда больше не заставлять себя остепениться и жить «как все». Видимо, не для него это «как все». Ну ведь не может у всех быть одинаково, как под копирку? Наверное, где-то между работой и гулянкой он все же пропустил свою любовь, ту, что была предназначена ему Богом. А может, и не было ее, ну не выделил Господь ему вторую половину, решив, что его задача – прожить эту жизнь для чего-то другого. Значит, не будет ни яичницы по утрам, ни бокала вина по вечерам, и детсад останется только в воспоминаниях из детства, с ненавистными комочками в каше. Не будет и задушевных разговоров с собакой, потому как одному Женьке ее не потянуть. Бедное животное будет скулить дома в одиночестве и мечтать о возвращении своего хозяина.

– Женя? – услышал он удивленный голос Лельки.

Конечно, чуда не случилось, и все, кто находился в маленьком коридоре, ведущем на посадку, сейчас потянулись в сторону происшествия, встав в круг, как малышня в хоровод вокруг елки.

– Мадам, – Евгений понял, что разоблачен, и перестал прикидываться глухонемым, – ваша шляпа была великолепна, и я не удержался. Сейчас вы спасли заблудшую душу, которая из-за красоты вашего головного убора уже готова была переметнуться на темную сторону. Прошу, встаньте с меня. – Евгений поднялся с пола, помог встать ошарашенной женщине и галантно поцеловал ее пухлую руку.

– Ничего, – ответила не понимающая, что же все-таки происходит, дама, – я рада, что вы одумались.

– На будущее мой вам совет: не соблазняйте этакой красотой неокрепшие души, будьте милосердны, в конце концов. – Женька погрозил ей пальцем и, словно закончив все свои дела, развернулся на каблуках красивых, начищенных до блеска туфель и гордо (по крайней мере он на это очень надеялся) вышел из аэропорта. Все встало на свои места. У Женьки Бабушки по-прежнему главное в жизни – работа, и иначе, видимо, быть не может.

Он не слышал, как испуганная женщина, смяв и запихнув подальше бедную шляпу, сказала:

– Красота все-таки страшная сила. Как домой приедем, надо в церковь сходить, грех с души снять.

И не видел, как его неслучившаяся невеста долго смотрит ему вслед, будто решает: выиграла она или проиграла.

Глава 3
Родители – наше все

«Вот почему так, – думала Лиза, – сначала мы не можем жить без родителей, очень скучаем и плачем, когда расстаемся с ними, но, когда вырастаем, их общество начинает нас тяготить, только и думаешь, как расстаться и, по возможности, надолго».

– Пап, ну что за тупость, почему я должна ехать с вами в это дурацкое путешествие? Я не хочу портить себе выходные. У меня уйма планов в Москве, и я не собираюсь менять их на скучное путешествие по реке и провинциальным городам. Даже если это юбилей твоей сестры тети Симы.

– Это не обсуждается, мы давно не проводили время вместе, – отец почему-то переживал, словно это действительно очень важно для него, – поэтому будь добра, удели три дня родителям. Мы не просим многого, всего одни выходные. Теплоход премиум-класса, там будет немного народу, и обслуживание на высшем уровне тебе понравится. А провинциальные, как ты говоришь, города имеют столько всего интересного, что ты будешь в полном восторге.

– Пап, мне не пять лет, чтобы на это вестись. Что они там имеют? – психанула Лиза. – Музей мышей в городе Мышкине и музей русской водки в Угличе. Лет десять назад я бы прыгала от восторга, но я выросла, папа, мне девятнадцать, и тебе пора это заметить.

– Ты пойми, доченька, мы сто лет не собирались, я не могу и не хочу отказывать Симе в день ее юбилея. – Похоже, отец поставил себе задачу уговорить Елизавету, и было видно, что не отступится.

– Что вы все пресмыкаетесь перед этой Симой? И ты, и мама. Если вы работаете на нее, это не значит, что вы рабы этой самодурки, – не сдержалась Лиза.

– Доченька, ты не права, мы приглашены не потому, что работаем на нее, а потому, что мы родственники, и это надо ценить. Сима даже тебе дала подработку, пока ты учишься в институте, надо уметь быть благодарным. Это то, чем отличаются воспитанные люди от невоспитанных, зря ты так, – на полном серьезе расстроился отец.

– Ну хорошо, тогда можно было бы найти поприличнее место для встречи, чем суденышко, плывущее по реке. – Лиза закатила глаза от возмущения.

– Котенок, – Яков Степанович сел рядом с дочерью и взял ее за руку, – ты вновь ошибаешься, это судно премиум-класса. Там всего шестнадцать кают, и все они уровня «пять звезд». – Услышав эту информацию, Лиза сморщилась, словно укусила лимон. – Ну хорошо, четыре звезды, – сдался отец. – Солнышко, я редко тебя о чем-то прошу, но сейчас мне необходима твоя помощь. Я не могу тебе все рассказать, прости, но это очень важно. Сима заказала тебе отдельную каюту, и ты можешь просто провести выходные за чтением какой-нибудь новой книги или просмотром занимательного фильма, выходя только на совместный ужин. – Отец уже не знал, чем ее купить.

В комнату вошла мама. Она, как всегда, не имела своего мнения и просто молча слушала ссору мужа и дочери. Чем старше становилась Лиза, тем больше не понимала и не любила свою маму, как бы страшно это ни звучало. Женщина была все равно что безмолвное приложение к мужу. В детстве девочке было жалко мать, она представляла, что та знает что-то такое, чего не знают другие, становясь загадочной и молчаливой принцессой. Когда Лиза подросла, то уже не понимала, как отец, такой яркий и красивый мужчина, может жить с этой амебой, у которой был вовсе не загадочный ореол, а просто меланхоличный характер и скучный внутренний мир. Мать красила волосы в ярко-рыжий цвет, одевалась, словно ей восемьдесят, и уже давно не интересовалась жизнью Лизы. Как будто после достижения совершеннолетия дочь стала ей неинтересна, а она сама как мать выполнила свою миссию и больше ничего ей не должна.

Мама всегда находилась в каком-то своем мире, не пуская туда ни мужа, ни дочь, но, если быть до конца откровенной, Лиза туда и не рвалась. Ей больше импонировал мир отца – яркий и насыщенный, со своим всегда твердым мнением и прекрасным чувством юмора. В свои девятнадцать девушка была почти уверена: у папы есть любовница, такая же броская и интересная, как он.

Иногда Лизе казалось, что она помнит маму другой, живой и веселой. К ней приходили воспоминания, как мама крепко обнимала маленькую дочь и от переполнявших ее чувств кружила вокруг себя; как красивая и счастливая мама улыбалась и смеялась громче папы, а книги Лизе читала по ролям. Причем «Федорино горе» у нее получалось веселее всего, и Елизавета постоянно просила перечитать именно это стихотворение Чуковского. Но мама ни капельки не злилась, причем в третий раз она читала даже веселее, чем в первый, и тем смешила дочь. Но сейчас Лизе казалось, что это был всего лишь сон, счастливый сон, который она выдумала сама, и этого счастья с ней никогда не было, и мамы такой тоже никогда не было. А была вот такая, отстраненная и холодная, словно внутри у нее пустота.

– Ну хорошо, – сказала Лиза. – Но ты, папа, будешь должен мне одно желание.

Когда удовлетворенный ответом отец вышел из комнаты, Лиза написала в мессенджере сообщение: «Теплоход “Агата Кристи”, на этих выходных. Вот и посмотрим, на что ты готов ради меня».

Сон II

Москва, осень 1902 года

Он был счастлив, в первый раз в жизни его душа была наполнена любовью сполна, и Савва Морозов купался в ней, как мальчишка. Даже когда он, человек, родившийся в старообрядческой семье, женился на разведенной женщине наперекор матери, счастья ему это не принесло. Как не принесло счастья рождение в общем-то любимых детей. Савва все равно чувствовал себя одиноким, и это щемящее чувство грызло его постоянно, вызывая приступы меланхолии и депрессии. Но после встречи с актрисой Марией Андреевой весь его мир наполнился тем, чего ему так не хватало, – любовью.

 

Жена слышала сплетни о его увлечении, но молчала, зная характер мужа. Помня, как он не послушал никого, когда женился на ней самой, как переступил через устои семьи, она понимала: не отступит и сейчас. Боялась, что, если она подтолкнет мужа своим возмущением, он пойдет на любой самый неприглядный для общества поступок.

Глупая курица! Савва давно бы ушел к этой невероятной женщине, просто та этого не хотела сама. Она как Жар-птица пленила его своей красотой и талантом, но не давалась в руки. Это понятно, такие женщины не должны никому принадлежать. Женщины-жар-птицы – это мечта, ради которой мужчины ломают свои судьбы, но так и не достигают цели. Женщины-амазонки, которыми можно лишь восхищаться и которым нужно поклоняться. Ради нее предприниматель и меценат, один из самых богатых людей страны, готов был на все: развестись, жениться, луну с неба достать. Да что там, спонсировать идеи марксизма, которыми эта невероятная женщина была просто восхищена и даже несколько болела ими. Ради нее он был готов на все.

Савва лично курировал строительство здания для театра МХТ, чтобы его королева блистала на шикарной сцене. Театр домовладельца Лианознова в Камергерском переулке был выкуплен и перестроен на деньги Саввы Морозова. Архитектором был его друг Федор Шехтель, который даже отказался обсуждать оплату, делая все исключительно из расположения к Савве. Он же и придумал эскиз занавеса с эмблемой – летящей над волнами чайкой.

Как талантливо играла Мария в «Чайке», чудесном спектакле его друга Антона Чехова, как же она была очаровательна! На сцене просто нет равных его примадонне, нет и не будет. Последние три года Савва был счастлив, как никогда в жизни. Но постоянно в душе сидела страшная тревога, давящая и отвратительная, и даже в самые счастливые моменты она не отпускала, только тихо скулила внутри, предрекая беду.

Нынче пошла мода на ясновидящих и предсказателей судьбы. Савва же их всегда насмешливо называл факирами. Его жена Зинаида втайне от набожных родственников – ведь все родные Морозовых испокон веков были старообрядцами, кои могли и проклясть за это, – приглашала на свои вечеринки разных представителей этой, если так можно сказать, профессии, стараясь выглядеть модной хозяйкой. Приходили и чистые шарлатаны, и те, что могли удивить своей прозорливостью. Вот к одному такому мужчине, иностранцу средних лет, и пошел на днях Савва поспрашивать о своей тревоге, что жила в его сердце, не отпуская.

Долго и пристально смотрел на него хозяин дома, не моргая и не отводя глаз, так долго, что Савве стало неудобно.

– А вы в шар смотреть не будете? – спросил он, чтобы снять напряжение.

Савва видел этого мужчину на одном из вечеров в своем доме на Спиридоновке, на которых он, к слову сказать, бывать не любил. Вот там прилично одетый мужчина смотрел именно в шар и, немного коверкая русские слова, говорил забавные вещи: о летающих к другим планетам кораблях и возможности в будущем носить телефон в кармане. Жена Саввы, женщина, падкая на все мистическое, очень удивилась, когда Савва спросил про факира, и, поправив его, сказала, что граф Монисье никакой не факир, а проводник в другой мир. Что дар ему дан Богом, а подтвержден всем высшим обществом Москвы. Да, Зинаида причисляла себя к тому высшему обществу, которое, несмотря на богатство Морозовых, никогда не примет их в свой круг. Савва это понимал отчетливо и жалел глупую женщину, которая верила, что все иначе.

– Шар – это для забавы, – мужчина вздохнул, – я и так все вижу. Смерть тебя караулит, ходит кругами и руки потирает, а придет она через женщину, красивую женщину. Да ты чувствуешь это, душа плачет каждый раз, когда ты рядом с ней.

– Я люблю ее, – сказал Савва и поразился сам себе.

Как он, богатый человек, знающий себе цену, так просто заявил об этом какому-то незнакомому иностранцу, мгновенно поверив, что тот знает про него что-то такое, в чем сам Савва боялся себе признаться.

– Не откажешься сейчас – прямая дорога на тот свет, – сказал мужчина буднично, точно говорил о плохой погоде.

– Я не смогу, – тихо прошептал Савва, думая, что иностранец не услышит его признания в слабости.

Савва был увлекающимся мужчиной. Когда в нем вскипала страсть, владелец огромного состояния, фабрик, заводов и меценат уже ничего не мог с собой поделать.

Этот разговор он постоянно прокручивал в голове, словно пытаясь увидеть нестыковки и убедить себя в том, что человек, предрекший его смерть, – шарлатан. Вот и сейчас в ожидании Марии иностранец вспомнился ему, и мурашки пробежали по коже.

В руках у Саввы был подарок, он приготовил его своей возлюбленной в честь премьеры. С сюрпризом было труднее, чем выбрать место под строительство театра.

Что подарить женщине-жар-птице, женщине-амазонке? Простыми украшениями такую даму не удивить. Савва уже задарил ее всевозможными серьгами и браслетами, которые она принимала благосклонно, но без огромных восторгов. Нужен был особенный подарок, тот, что покорит ее, тот, что покажет, как Савва любит ее, искренне и безмерно, как Савва восхищается своей амазонкой.

Сейчас он, сидя в ее гримерке и ожидая, когда она придет с поклона, очень переживал, понравится ли подарок. Спектакли в новом здании проходили каждый раз при полном аншлаге, и публика долго не отпускала артистов, стараясь отблагодарить их аплодисментами.

– Савва! – захохотала она, увидев, что он, как цепной пес, верно ждет ее у дверей. – Какая сегодня публика, какая публика! Нас полчаса не отпускали со сцены. Костя даже начал злиться, устав кланяться.

Костя, он же Константин Станиславский, тоже был другом Саввы, они владели театром вместе, на паях: один приносил деньги, а другой – новаторские идеи, коих не было еще в театрах России.

– Это тебе. – Савва без предисловий протянул любимой продолговатую коробочку.

Мария с любопытством взглянула и, открыв ее, непроизвольно охнула. Она была очень избалована подарками, поэтому удивить ее было трудно, но по реакции он понял, что удалось.

– Это морской кортик работы одного знаменитого португальского мастера Пауло Оливейро. Сие оружие было привезено специально в подарок Петру Первому. Русского царя он не впечатлил, тогда его советник и друг Александр Меншиков дал своему личному ювелиру задание украсить оружие по-царски, но мастер не успел, император скоропостижно скончался. После смерти своего покровителя Меншикову тоже было не до кортика, и тот невыкупленным так и лежал в семье ювелира долгие годы, пока его не увидел мой отец. Раньше никто этого не сделал, потому что ювелир требовал очень высокую цену за простой, как казалось людям, кортик. Ведь он добавил к нему лишь один камень на набалдашник рукояти, и это не производило большого впечатления на клиентов ювелира. Но тот искренне считал, что в оружии камни и украшения – не главное и их излишеством можно лишь испортить клинок. – Савва был доволен ее реакцией. – Вот этот сапфир, который украшает навершие эфеса, имеет особую огранку. Мне хочется, чтобы у тебя даже оружие самозащиты было лучшим, – добавил он уже нежно и ласково.

Савва не стал говорить любимой, что тот самый сапфир откручивается, открывая тайник в рукояти кортика. Для того, что он спрятал туда, еще слишком рано, пусть пока останется тайной.

Bepul matn qismi tugadi. Ko'proq o'qishini xohlaysizmi?