Киссинджер о Киссинджере

Вернемся к теме государственного управления. То, что вы только что описали, как мне представляется, вызывает в памяти два других элемента. Один – представляет собой стратегию, как части пазла складываются в картинку. Не просто тактика, а взаимозависимая цепочка: то, что вы делаете в одной сфере, влияет на другую и ведет к более крупным целям. И второй – фактор смелости. Потому что, когда Никсон решил для себя вопрос о саммите с русскими, большинство его советников сказали: «Если вы бомбите Ханой и минируете Хайфон, вы потерпите крах на встрече в верхах и на всех этих соглашениях по контролю над вооружениями и Берлину». И он был вынужден фактически сказать, что «я не собираюсь отправляться в Москву, когда наши войска и южные вьетнамцы попадают под удары советского оружия и не предпринимают ничего в связи с этим». Итак, как мне представляется, то, что вы только что описали, как бы облекает в плоть некоторые из этих качеств государственного деятеля.

Да. Но главная вещь заключается в понимании того, что Никсон и я не просто сидели в своих кабинетах и делали все эти вещи. Шел живой бюрократический процесс. Мы проводили бесконечные встречи, на которых обсуждались все непредвиденные обстоятельства. Мы считали, что знаем, куда движемся. И если нам преграждала путь бюрократия, тогда мы следовали суждению Никсона. Мы не позволяли бюрократии мешать нам в достижении нашей цели. Это важный урок.

Да, потому что общее мнение таково, что бюрократии был полностью перекрыт кислород.

Вы не должны делать из этого вывод, что все, что нужно президенту, так это просто сидеть в своем кабинете и думать о чем-то важном. Те выводы были результатом широких дискуссий и внимательного анализа. Разница была в том, что, если Никсона загнать в тупик из-за бюрократических проволочек, он преодолеет препоны. И его принцип работы был таков: вы платите ту же цену за что-то сделанное наполовину, как если бы вы сделали что-то целиком и полностью. Так что если вы делаете что-либо, то лучше всего делать это целиком и полностью. У вас на самом деле нет выбора с тем, чтобы что-то делать наполовину.

Глава вторая

Подготовка благоприятной обстановки

Каждый новый советник по национальной безопасности имеет дело с двумя основными факторами – окружение, которое наследует его администрация, и президент, которому он служит. В то время как Киссинджер сталкивался с трудностями в стране и за ее пределами, он имел мощную поддержку в Белом доме.

Немногие периоды в современной американской истории были такими неспокойными, как конец 1960-х годов.

Дома страну раздирали страдания и гнев, раскол и отчаяние из-за мучительной войны, беспорядков и трех убийств. За рубежом авторитет Америки пал из-за всепоглощающего конфликта и экспансионизма Советского Союза. Когда профессор из Гарвардского университета Киссинджер был задействован Никсоном в качестве его советника по национальной безопасности, он был уже одним из ведущих американских историков и специалистом в области национальной безопасности. Новоизбранный президент Никсон сосредоточился на внешней политике, еще будучи как конгресменом, так и сенатором, а особенно когда он был вице-президентом. Никсон дополнил имеющиеся качества у Киссинджера и его сильные стороны, он обладал схожими стратегическими инстинктами, принимал смелые решения и поддерживал его тактические ходы.

Они оба договорились о разделении труда, и система СНБ была приспособлена к стилю работы президента. Они начали с жесткой, амбициозной внешнеполитической повестки дня.

* * *

Д-р Киссинджер, когда президент Никсон 20 января 1969 года принимал присягу, какова была обстановка в стране и за рубежом? То были беспокойные времена, и не только в Соединённых Штатах, но и за их пределами. Как вы оцениваете обстановку того времени?

Соединенные Штаты пережили три убийства. За год до этого состоялись разные бунты после некоторых событий. Прошли демонстрации во время национального съезда Демократической партии, их характер был таким, что была остановлена работа в Чикаго. За границей Советский Союз оккупировал Чехословакию. Всякие переговоры между Соединенными Штатами и Советским Союзом были прерваны. Вьетнамская война продолжалась уже пятый год. Так что царила тупиковая ситуация и хаос, и, чтобы не быть пристрастным, трудно было придумать что-либо конструктивное в связи с тем, что происходило. Разумеется, никакой речи о контактах с Китаем вообще не было. Ситуация была весьма хаотичной.

Я никогда не встречался с Никсоном до того, как он назначил меня в декабре 1968 года. Однажды мы поздоровались в течение трех минут в квартире Клер Бут Люс во время большого рождественского приема, когда он входил, а я уже уходил, но это был мой единственный контакт с ним. Я был главным советником по внешней политике его основного соперника Нельсона Рокфеллера, и был таковым на протяжении примерно 12 лет.

Так что это очень странно, что Никсон взял на себя смелость назначить человека, с которым он никогда не работал, и который принадлежал к оппозиционному лагерю, и у которого, как он точно знал, будет ключевой пост, поскольку он был полон решимости сам заниматься внешней политикой.

Если вы считаете, что я 15 лет своей жизни занимался тем, что пытался не допустить, чтобы он стал президентом, то удивляет сам факт, что он выбрал меня своим советником по безопасности.

Немного схоже с тем, как он наладил контакт с сенатором Мойнихэном по внутренним вопросам.

После того как он был номинирован на съезде в 1960 году, он просил меня поработать в его аппарате.

В 1960 году, в первый раз, когда он баллотировался против Кеннеди?

Да. Я отверг его предложение. А когда он был номинирован в 1968 году, он просил меня войти в его команду. И я вновь отказался, потому что был связан с Рокфеллером. А потом полгода спустя Никсон добивается выборов кандидатом в президенты, его выбирают президентом, и он назначает человека, которого фактически ни разу не встречал, который отвергал дважды его предложения до того и действительно не сказал ни одного доброго слова о нем. И он назначает меня советником по национальной безопасности.

Как Никсон расценивал ситуацию в мире? Как вы расценивали ситуацию в мире? Какие возможности маячили на горизонте?

У Никсона, конечно, был богатый опыт внутренней политики, которого у меня не было вовсе, и большой опыт понимания течений внутренней политики, а не только деталей текущего момента. Кроме того, когда Никсон сосредоточивал свое внимание на целях, он делал это с учетом собственного практического опыта и полученных им наблюдений, которые он высказывал при встрече с другими руководителями.

Подход Никсона к внешней политике был до чрезвычайности концептуальным. Это было поле деятельности, в которой он был более всего заинтересован. На нем он не сталкивался с элементами оппозиции, приписывавшейся ему из-за разных кампаний, в которые он был вовлечен. Никсон много путешествовал по миру, и поэтому, когда возникал какой-то вопрос, он мог ассоциировать его с какой-то личностью, с многими из которых он когда-либо встречался. Так что к любой проблеме Никсон подходил с одной точки зрения: каковым должно быть окончательное решение, к которому мы пытаемся прийти? Его очень волновали дискуссии по тактическим вопросам, хотя, разумеется, он проявлял к ним определенный интерес. Он полагал, что роль президента в том, чтобы заполучить окончательную цель.

Так что с самого начала он задавал вопрос: чего мы стремимся добиться в этом деле? У него был один главный принцип, который я часто цитирую и который заключается в следующем: вы платите ту же самую цену за то, что делаете что-то наполовину, как и за то, что делается полностью. В критических ситуациях люди говорят: «Ах, посмотрите на этих сумасшедших парней. Они всполошились из-за такой ситуации». Когда Никсон предпринимал такие шаги, они были рассчитаны на то, чтобы заставить противоположную сторону оказаться в положении, при котором она поняла бы, что дела принимают очень опасный поворот, и при котором она не хотела бы скатиться в кризис, делая незначительные шаги.

Мое мышление было взращено более всего на историческом и философском материале. Это означает, что я видел мир через призму аналогий к историческим ситуациям, которые изучал, и уроков, которые мог из этого извлечь.

Поэтому в этом смысле Никсон и я дополняли друг друга. Мы договорились, на чем сосредоточиться по отдельности. Но основы для этого соображения были различными для каждого из нас. Это еще один аспект, на который следует обратить внимание. Когда я появился, то был человеком, которого ассоциировали с главным оппонентом Никсона в Республиканской партии, а в Белом доме ставшим соратником Никсона на многие годы. Поэтому следует думать об этом как о моем назначении на должность руководящего сотрудника аппарата с самого начала, например первые три месяца в качестве главного сотрудника аппарата. По мере накопления опыта наши относительные вклады в дело становились более сопоставимыми. Но окончательное решение всегда оставалось за президентом.

Размышляя о стратегическом видении, которое вы и Никсон разделяли, поговорите с нами о том, как вы туда попали. Интересно, как вы стали формировать события, как вы, прежде всего, достигали тех целей. А затем давайте поговорим о ваших повседневных процессах, которые были необходимы, чтобы убедиться в том, что решения, которые вы принимаете, приводят вас к цели.

Никсон и я пришли к своей цели разными путями. Никсон по сути был одиночкой, поэтому он много читал. Кроме того, он чувствовал себя гораздо удобнее, когда путешествовал за границу и беседовал с руководителями, потому что они не были вовлечены во внутренние споры, которые как-то его характеризовали. Поэтому он выработал на протяжении многих лет некоторые очень вдумчивые идеи по оперативным аспектам внешней политики. Я же, по различным причинам, сделал проблему мира и стабильности предметом моего умственного интереса. Итак, я читал, изучал и писал книги на эту тему, но никогда не был сильно задействован в принятии тактических решений.

Поэтому получилось хорошее сочетание. Никсону требовалось много времени на обдумывание решений, но он действовал очень смело при принятии тактических решений. Я знал исторический контекст лучше, чем он, а посему мог добавить перспективы. При всяких россказнях, которые можно прочесть про Никсона и меня, у нас никогда не было крупного политического столкновения. Можете ли вы припомнить хоть одно?

Нет. Парочка тактических случалась, например, как сильно надо было заставить русских оказать давление на Ханой, прежде чем вам приходилось принимать какие-то решения с ними, но это все было тактическим.

Перед моими поездками на переговоры я писал Никсону обстоятельные справочные материалы об истории вопроса, вариантах, о том, что предполагал делать. И он во всех случаях читал их и делал пометки на полях. Как только я приступал к делу, то писал ему отчеты каждый вечер. Я не припомню много примеров, когда он что-либо передумал бы, и ни одного, когда он передумал бы по тому вопросу, которым мы занимались.

Могу привести вам важный пример. После секретной поездки в Китай в июле 1971 года мы договорились о поездке Никсона в конце февраля. Но мы считали, что очень опасно организовывать встречу Мао с Никсоном без подготовки, потому что риск разногласий был слишком велик. Поэтому я поехал в Китай в октябре, за четыре месяца до визита Никсона, для того чтобы определить, сможем ли мы договориться о контурах коммюнике. Я передал проект в его традиционной форме, подчеркивая договоренности. А у Мао была иная концепция, переданная через (премьера) Чжоу (Эньлая). Он предложил перечислить расхождения, потому что так было больше доверия к содержанию, а потом уже подчеркнуть достигнутые договоренности.

Мы сидели там без средств связи. Я мог бы отправиться домой. Но я был абсолютно уверен в том, что Никсон согласится со мной. Поэтому мы переиграли то, что собирались делать, приняли предложение Мао и привезли его Никсону. И он сказал: «Это потрясающе. Нам надо сделать именно таким образом». Он никогда не ставил под сомнение ни одну его строчку.

Так что это были совершенно другие отношения, чем сейчас, когда можно проводить видеосовещания.

Итак, в этом действительно была суть отношений между Никсоном и Киссинджером: у вас было стратегическое видение, которое вы с ним разделяли, он дал вам большую свободу действия в деле выяснения, как достичь этого стратегического видения, а затем одобрял ваши действия и поддерживал вас на протяжении всего времени.

Но надо понимать, что мы не изобретали все это. У нас было много ведомственных материалов, но мы не позволяли сдерживать себя сугубо бюрократическими проволочками, когда приходили к выводу о необходимости что-то сделать.

А пока, в самом начале, мы потратили какое-то время на организацию всей системы. Никсон определил генерала (Эндрю) Гудпастера, который был начальником секретариата Эйзенхауэра, в помощь в этом деле. У Никсона не было детально разработанного мнения о том, какой точно должна быть структура, за исключением того, что он принимает окончательное решение по внешней политике. Поэтому генерал Гудпастер и я отправились с визитом к Эйзенхауэру, с которым я прежде никогда не встречался. У меня было мнение ученого из Гарварда о том, что это была совершенно косноязычная личность, возможно, даже тугодум.

Он в то время был прикован к постели из-за серии сердечных проблем. Но он был чрезвычайно оживленным, с очень экспрессивным лицом и очень ясными мыслями. Поэтому обсуждение с ним было детальным, и он, Эйзенхауэр, начал его с фразы: «Одним основным принципом организации СНБ должен быть принцип, заключающийся в том, что Государственный департамент не должен руководить никакими межведомственными группами, потому, что они там не способны делать это хорошо, и потому, что Пентагон никогда не будет выполнять приказы, пришедшие из Государственного департамента».

Я стал спорить по этому вопросу. Я согласился с идеей о том, что этой организацией должен руководить Белый дом, но у меня не было плана. При Джонсоне Государственный департамент управлял межведомственным механизмом, тем, который существовал на то время. Поэтому на этой основе, на самом деле, я сказал бы, исключительно на основе сказанного Эйзенхауэром, Гудпастер подготовил план, а Морт Гальперин написал памятную записку о том, как должен был бы быть организован СНБ. Была задействована существующая географическая структура, а советник СНБ и сотрудники его аппарата определялись председателями собраний.

До этого существовали межведомственные группы, которые все возглавлялись заместителями государственного секретаря, ответственными за определенные регионы. Но следовало иметь в виду методы и стиль работы Государственного департамента, который в основном выдавал оперативные телеграммы, а не осуществлял стратегическое руководство, за исключением случаев, когда госсекретарь настаивает на том, чтобы сотрудники отдела политического планирования играли оперативную роль.

Кроме того, Генри, как вы намекали, Госдеп был сторонником особенных позиций, точно так, каким хотели быть Пентагон или экономические ведомства, в то время как Белый дом может быть бескорыстным посредником для президента.

Таким Никсон видел Совет национальной безопасности Эйзенхауэра, когда он был его вице-президентом, а Гудпастер был начальником секретариата Эйзенхауэра?

Да, так. И, таким образом, памятная записка, на основании которой создавалась система СНБ, была подготовлена по инициативе Гудпастера и одобрена Никсоном. Я был совершенно незнаком с бюрократическими баталиями тех времен. Я совершенно был не в курсе в отношении того, кто должен председательствовать и где. Ну, и потом, это стало большой проблемой, и люди из Государственного департамента стали сильно возражать, что усилило отдаление Никсона от них. И все это случилось в период между выборами и инаугурацией.

Итак, Никсон с самого начала знал, что хочет руководить американской внешней политикой.

Тут все было ясно. Он говорил об этом во время предвыборной кампании. Но когда вы говорите, что хотите руководить внешней политикой, то не знаете со всей точностью, что все это означает с оперативной точки зрения. Например, вопрос о том, кто дает добро финальным телеграммам или, по крайней мере, что президент оставляет для себя и что может быть передано другим странам. Поймите, девять десятых объема телеграмм не может никоим образом быть одобрено Белым домом, потому что он будет завален ими. Но Никсон с самого начала обозначил ясно, а я всеми силами поддержал его, по поводу того, что ключевые телеграммы должны получать добро Белого дома. А это вызывало некоторую напряженность.

Итак, чтобы перейти к техническому обеспечению этого дела или говорить об организационной структуре, как вы и Никсон использовали Совет национальной безопасности в качестве арбитражного органа между Госдепом, минобороны, минфином и ЦРУ?

Этот процесс занял несколько месяцев. Но на самом деле у нас была весьма систематизированная концепция, которая была выполнена с самого начала. Мы взяли в свои руки межведомственные команды. Это были группы, которые существовали для каждой темы или каждого региона. Как я сказал, мы не меняли их структуру, но поставили СНБ во главе. Вы сказали, в качестве «беспристрастного арбитражного органа», но мы не занимались внешней политикой по принципу наблюдения за процессом, в котором не участвуем.

Так, мы хотели быть уверенными в двух вещах. Что каждое ведомство будет услышано и что каждая точка зрения будет представлена, даже если она не была выработана в том или ином ведомстве. Бьюсь об заклад, но мы провели больше заседаний,