Мораль и субъективный опыт

Глава 2. Подходы к изучению моральной оценки

♦ Моральная оценка характеризует действия в терминах «хорошо»/«плохо», «допустимо»/«запрещено» и т. п. Такую оценку, как и процессы принятия решений, часто связывают с двумя группами когнитивных процессов – интуитивными и рациональными.

♦ Дискуссия об интуитивной/рациональной природе моральной оценки берет начало в философии. Согласно работам И. Канта, моральная оценка понимается как форма рационального суждения. В работах Ф. Хатчесона и Д. Юма обосновывается представление о том, что моральная оценка имеет интуитивную природу и важную роль в ней играют эмоции.

♦ В современной психологической литературе классическим представлениям о рациональной морали стали противопоставлять интуитивистские модели и теории: универсальная моральная грамматика, модель социальной интуиции, модели двойного процесса и др. Эти теоретические направления подчеркивают интуитивную природу моральной оценки, однако интуиция понимается в каждом из них по-разному, а вкладу рационального компонента и роли эмоций придается разное значение.

♦ С позиций системно-эволюционной теории, моральная оценка является аспектом целостного поведения индивида, которое основано на актуализации его субъективного опыта. При таком рассмотрении интуитивное и рациональное, а также концепция эмоций являются феноменологическими описаниями системных процессов, обеспечивающих поведение.

♦ Для эмпирического изучения закономерностей моральной оценки действий в психологии и нейронауках используются разработанные философами гипотетические моральные дилеммы, такие как «проблема вагонетки».

2.1. Проблемы интуитивного – рационального и роли эмоций в современных концепциях моральной оценки

Вопросы о природе морали разрабатывались в философии с самых ее истоков^[11]. Психологическое изучение моральной оценки изначально складывалось как направление психологии развития, описывающее стадии формирования тех аспектов мышления, которые необходимы для понимания моральных норм и рассуждений о них (Kohlberg, 1969; Piaget, 1965/1932). В последние десятилетия многие авторы подчеркивают, что наряду с рациональными процессами моральной оценки, важную роль играют ее интуитивная и эмоциональная составляющие (Greene et al., 2001, 2004; Hauser, 2006; Mikhail, 2000, 2007; Rawls, 1971; и мн. др.). Таким образом, моральную оценку, как и принятие решений, часто связывают с двумя группами когнитивных процессов: интуитивными и рациональными (см., напр.: Kahneman, 2003).

Проблема интуитивного – рационального актуальна для многих областей психологии и отражает феноменологические характеристики различных психических процессов (см.: Максимова и др., 2001). Теоретические подходы в области психологии морали по-разному рассматривают роль ее интуитивной и рациональной составляющих. Классические теории Ж. Пиаже (Piaget, 1932/1965) и Л. Колберга (Kohlberg, 1969), опирающиеся на философию И. Канта (Kant, 1785/1989) и положения нормативной этики, описывали мораль как один из аспектов когнитивного развития, а моральную оценку – как форму рационального суждения. В современной литературе классическим представлениям о морали стали противопоставлять интуитивистские теории, опирающиеся на философские идеи Ф. Хатчесона (Hutcheson, 1755/2015) и Д. Юма (Hume, 1739/1978), в которых предполагается, что эмоции обладают большой движущей силой, в том числе и в моральной оценке. Существующие на сегодняшний день интуитивистские концепции морали расходятся в понимании интуиции и степени вовлечения рациональных процессов в формирование моральных оценок.

Универсальная моральная грамматика (УМГ)

Впервые идеи УМГ были высказаны Дж. Ролзом (Rawls, 1971) и опирались на аналогию с универсальной языковой грамматикой Н. Хомского (подробнее см.: Хомский, 2005). Основные представители теории УМГ – Дж. Микхэйл (Mikhail, 2000, 2007), Г. Харман (Harman, 1999) и М. Хаузер (Hauser, 2006) – полагают, что люди обладают универсальной способностью оценивать моральные свойства неограниченного числа социальных взаимодействий. Человек с рождения предрасположен к использованию ряда физических принципов и на их основе учится взаимодействовать с миром; те же самые принципы лежат в основе научения в сфере морали. Особенности среды, в которой развивается человек, обусловливают пути дальнейшего развертывания способности к моральной оценке, ее усложнение. При этом некоторые основополагающие принципы остаются универсальными в разных культурах и не зависят от эксплицитных представлений людей.

С этих позиций мораль представляет собой универсальную способность человека, имеющую эволюционную предысторию и основания; моральное суждение формируется быстро, интуитивно, «автоматически» на основе универсальных принципов «грамматики действия», а вариабельность интуитивных моральных оценок ограниченна. При этом моральная оценка может не совпадать с рациональным обоснованием поступков и выбором вариантов поведения, поскольку принятие решения о действии совершается с учетом результатов рассуждения.

Положения УМГ основаны на ряде экспериментальных данных: 1) люди часто выносят моральные оценки, которые потом не могут объяснить (Cushman, Young, Hauser, 2006; Haidt, 2001; Hauser et al., 2009); 2) моральные нормы функционируют в обществе независимо от социальных институтов (Turiel, 1983) и 3) моральные оценки могут быть основаны на бессознательных вычислениях (computations), включающих сложные иерархические структуры (Hauser et al., 2007; Hauser, 2006; Mikhail, 2007). Целью УМГ как исследовательской программы является изучение морального развития и формирования моральных оценок на основе концептуальной структуры параметров, связанных с универсальными моральными принципами. Таким образом, способность к моральной оценке, с этих позиций, представляет собой специализированный когнитивный механизм, который интегрирует целый ряд параметров, не связанных напрямую с моралью (таких как восприятие причинности действий), для формирования конкретной моральной оценки (Hauser, 2006; Mikhail, 2000, 2007). Теория УМГ также предполагает наличие специального «органа морали» (moral organ), аналогичного «органу языка» (language organ) по Н. Хомскому. Под «органом морали» понимается специальная нейронная сеть, предназначенная для оперирования с моральными проблемами, которая формируется у всех людей на основе ряда универсальных принципов «грамматики действия» (см.: Hauser, 2006)^[12].

Критика УМГ связана с тем, что эксплицитные представления о морали, по мнению многих авторов (см. обзор в: Dupoux, Jacob, 2007), являются частью способности человека к моральной оценке, а сама эта способность не имеет грамматической структуры и представляет собой оценочную, а не генеративную систему.

Модель социальной интуиции Дж. Хайдта

В данной модели (Haidt, 2001) моральная оценка рассматривается как результат быстрых интуитивных процессов, за которыми следуют медленные post hoc рассуждения. Дж. Хайдт определяет моральные оценки как характеристики действий (в терминах «хорошо»/«плохо»), которые формируются с учетом тех добродетелей, которые считаются обязательными в данной культуре или субкультуре. Моральное рассуждение по Хайдту – это «сознательная ментальная активность, которая состоит в преобразовании имеющейся информации о людях с целью формирования моральной оценки»^[13]. Моральные рассуждения являются результатом метакогнитивных процесов, действующих на основе эксплицитных представлений индивида о морали. Моральная интуиция понимается как внезапно появившиеся в сознании моральные оценки, включая их эмоциональную валентность («хорошо»/«плохо»), без какого-либо осознания поиска решения.

Таким образом, согласно данной модели, моральные оценки формируются на основе интуиции, а моральные рассуждения в свою очередь осуществляются на основе моральных оценок (а не наоборот, как в классических теориях), т. е. существуют в виде объяснений. При этом Хайдт отмечает, что разделение интуиции и рассуждения не является аналогичным разделению эмоций и познания. Интуиция и рассуждение оказываются двумя разными формами познания.

Модели двойного процесса

Модели двойного процесса (the dual-process models; Greene et al., 2001, 2004, 2008; Greene, Haidt, 2002; Haidt, 2001; Nichols, 2002) опираются на предположение, что моральные оценки формируются автоматически при восприятии взаимодействий между людьми на основе интуитивных социальных представлений и эксплицитных моральных взглядов человека. Модель социальной интуиции Хайдта также может быть отнесена к моделям данного типа, поскольку в ней разделяются процессы, лежащие в основе интуитивных моральных оценок и их рациональных обоснований, или моральных рассуждений (см.: Paxton, Greene, 2010). Одной из наиболее цитируемых на сегодняшний день является модель Дж. Грина с соавторами (Greene et al., 2001, 2004, 2008), которая во многом согласуется с моделью, предложенной Хайдтом, однако обладает рядом важных особенностей.

В теоретической модели Грина с соавторами выделяются два вида моральных оценок: деонтологические и утилитарные. Деонтологические оценки связаны с естественными правами и обязанностями человека и формируются на основе эмоций. Утилитарные оценки направлены на выбор большего добра и основаны на контролируемых субъектом когнитивных процессах, которые во многом похожи на моральные рассуждения. В соответствии с этим разделением Грин с соавторами (Greene et al., 2001, 2004, 2008) предполагают наличие в мозге двух «систем»: деонтологической эмоциональной, преимущественно связанной с активностью, наблюдаемой в вентромедиальной префронтальной коре мозга, и утилитарной когнитивной, преимущественно связанной с активностью, наблюдаемой в дорсолатеральных префронтальных областях коры^[14].

Понимание роли рассуждения в формировании моральных оценок в моделях Хайдта и Грина с соавторами различается (Paxton, Greene, 2010). Первое различие – количественное, оно заключается в разном представлении о том, насколько часто рассуждение становится частью формирования моральной оценки. Согласно Хайдту, это явление редкое и даже исключительное, наблюдается в случае, когда моральная интуиция слаба и роль сознательных когнитивных процессов повышается. Грин с соавторами указывают на то, что моральное рассуждение является неотъемлемой частью формирования многих моральных оценок.

Второе различие – качественное. Модель Хайдта предполагает, что социальные влияния на формирование моральных оценок и их динамику довольно слабы и опосредованы необходимостью изменения интуитивных представлений субъекта. В модели Грина с соавторами социальные влияния возможны непосредственно через рассуждения. Они отмечают, что определение морального рассуждения, данное Хайдтом (см. выше), является слишком широким и вызывает ряд внутренних противоречий (Paxton, Greene, 2010). По мнению Грина с соавторами, под моральным рассуждением следует понимать «сознательную ментальную активность, с помощью которой индивид соотносит моральную оценку с другими моральными обязательствами, которые соответствуют одному или более моральным принципам и (в некоторых случаях) определенным моральным оценкам»^[15]. Таким образом, Грин с соавторами признают в моральной оценке роль как интуиции, так и морального рассуждения.

Моральные эвристики

А. Тверски и Д. Канеман (Tversky, Kahneman, 1974) впервые обратили внимание на то, что люди регулярно применяют ограниченный набор эвристических принципов, которые позволяют быстро и эффективно решать сложные задачи в знакомых ситуациях, но которые при изменении условий являются причиной серьезных ошибок в суждениях. Исследовательская программа Канемана и его последователей акцентирует внимание на том, как использование эвристик приводит к серьезным ошибкам в суждениях, нарушениям законов логики, математики и теории вероятностей (Kahneman, Slovic, Tversky, 1982). Г. Гигеренцер и его соавторы (Gigerenzer et al., 1999), напротив, обосновывают рациональность использования эвристик как наиболее успешного способа решения практических проблем в знакомой среде.

Считается, что эвристики лежат в основе многих «автоматических» интуитивных решений, но в то же время могут использоваться сознательно при недостатке информации, необходимой для принятия решения. Ряд авторов полагают, что эвристики могут лежать и в основе моральных оценок. Согласно Гигеренцеру (Gigerenzer, 2008), эвристики, опираясь на которые, человек совершает действия, имеющие моральную составляющую, в большинстве своем являются теми же, что используются для реализации любого другого поведения: например, «поступай так, как большинство» и «я соглашаюсь с людьми, которые мне нравятся» (см.: Sinnott-Armstrong, Young, Cushman, 2010). В некоторых работах предлагается рассматривать интуитивные моральные оценки индивида как результат принятия решения на основе социальных эвристик, связанных с имитацией поведения других членов его группы для достижения принятия индивида этой группой (см.: Gigerenzer, Gaissmaier, 2011). Таким образом, эвристики могут быть интуитивными, рациональными или содержать оба компонента, при этом они, как правило, опираются на опыт взаимодействия индивида с окружающей средой.

Опираясь на работы Канемана, Гигеренцера и других исследователей, К. Санстейн (Sunstein, 2005) обосновывает позицию, согласно которой в случае сложных социальных проблем, таких как моральные дилеммы, люди часто ищут решение, делая аналогии с более простыми ситуациями, они пытаются применить найденные пути решения простых проблем для решения сложных, т. е. используют эвристики. Санстейн предлагает рассматривать несколько видов моральных эвристик, включая деонтологические и утилитарные. Однако предложенные им эвристики скорее применимы в случае размышления о моральных аспектах ситуации и не могут применяться бессознательно и быть основой интуитивных моральных оценок, поэтому подход Санстейна критикуется с разных сторон представителями других интуитивистских концепций морали (Haidt, 2005; Hauser, 2005; и др.). Однако ими не исключается возможность того, что эвристики могут использоваться как «свернутые» когнитивные стратегии рационального решения моральных проблем, которые сформировались в результате научения в социокультурной среде.

Эвристика аффекта (Kahneman, Frederick, 2005; Sinnott-Armstrong, Young, Cushman, 2010; Slovic et al., 2007) в наибольшей степени соответствует современным представлениям о закономерностях моральной оценки в психологии и нейронауке: «Если мысль о действии вызывает определенные негативные ощущения, значит это действие надо оценивать как плохое»^[16]. Люди бессознательно используют собственные ощущения, чтобы оценить действие как допустимое или недопустимое с моральной точки зрения. Эти ощущения могут иметь разную природу, например, как отмечалось выше (см.: глава 1, п. 1.2), предчувствие вины или стыда за действие приводит к тому, что это действие оценивается как недопустимое с моральной точки зрения. С другой стороны, человек может представить, что кто-то поступит так с ним самим, и в этом случае возникающие ощущения могут включать чувства гнева и грусти. Эвристика аффекта может лежать в основе вторичных эвристик: например, если неприятное ощущение от причинения вреда с помощью физического контакта сильнее, чем от причинения того же вреда бесконтактно, то такой принцип может использоваться в качестве вторичной эвристики: вред, причиненный с помощью физического контакта, а также намеренно, обычно оценивается людьми как менее допустимый с моральной точки зрения, чем вред, причиненный без физического контакта, а также ненамеренно (Arutyunova et al., 2013, 2016; Cushman, Young, Hauser, 2006; и др.). Такой подход означает, что эмоции могут играть важную роль в формировании интуитивных оценок действий.

Роль эмоций в моральной оценке

В отношении моральной составляющей поведения принято считать, что эмоции могут мотивировать поступать «хорошо» и избегать «плохих» действий (см., напр.: Haidt, 2003). Например, эмоции стыда и чувства вины могут возникать у человека, нарушившего моральную норму, а эмоции гнева и отвращения часто возникают у индивидов по отношению к тому, кто норму нарушил. Чувства стыда и вины мотивируют человека не нарушать нормы, а чувства гнева и отвращения мотивируют наказывать других за нарушение норм. Однако роль эмоций в моральной оценке (в отличие от поведения) авторы разных концепций, в том числе интуитивистских, рассматривают по-разному.

Большинство современных авторов сходятся во мнении, что эмоции так или иначе связаны с моральной оценкой действий (см.: обзор в Prinz, Nichols, 2010), о чем свидетельствует целый ряд работ. В ходе моральной оценки активируются структуры мозга, которые в литературе связывают с переживанием эмоций, и выраженность этой активности разная в зависимости от выбранного ответа, контекста оцениваемой ситуации и прочих факторов (напр.: Greene et al., 2001; 2004; см. обзор в: глава 4, п. 4.1). Показано, что индивиды с нарушением понимания социальных эмоций и сниженной эмпатией, такие как пациенты с повреждениями вентромедиальной префронтальной коры (Koenigs et al., 2007) и страдающие алекситимией (Patil, Silani, 2014), чаще выносят утилитарные моральные оценки, допускающие причинение вреда одному человеку для спасения большего числа людей. Сходные данные получены в отношении здоровых индивидов с низким уровнем эмпатии (Gleichgerrcht, Young, 2013). Высокий уровень эмоционального возбуждения, измеряемого по показателям электрической активности кожи, связан со снижением предпочтения утилитарного поведения, включающего причинение вреда (Navarrete et al., 2012). Введение серотонина как «инструмента» повышения эмоциональности приводило к снижению утилитарности моральных оценок в высокоэмоциональных личностных моральных дилеммах (Crockett et al., 2010). Таким образом, результаты исследований показывают тесную взаимосвязь эмоций с тем, как люди оценивают моральную составляющую действий. Тем не менее вопрос о том, каким образом эмоции связаны с моральной оценкой, в литературе остается открытым.

В психологии вопрос о роли эмоций в моральной оценке берет свое начало в дискуссии между последователями философской традиции, отраженной в трудах Хатчесона и Юма (эмоции лежат в основе моральной оценки), и последователями кантианской традиции (эмоции могут сопровождать моральную оценку, но ее основа рациональна). Модели двойного процесса (Greene et al., 2001, 2004, 2008; Nichols, 2002), и в особенности модель Хайдта (Haidt, 2001), основываются на том, что быстропротекающие эмоциональные процессы лежат в основе интуитивной моральной оценки. Другие авторы (см.: Huebner, Dwyer, Hauser, 2009) замечают, что связь эмоций с моральными оценками не означает, что эмоции лежат в их основе; альтернативным объяснением этой связи может быть то, что эмоции появляются как результат оценки, а не наоборот. Например, Хаузер (Hauser, 2006) обосновывает позицию, согласно которой эмоции являются частью «морального поведения» (moral performance), но не «моральной способности» (moral competence), поэтому оценки могут вызывать эмоции, но эмоции не являются основой моральных оценок. В пользу этой точки зрения авторы приводят данные, которые показывают, что характерные ЭЭГ-потенциалы в структурах, связываемых в литературе с эмоциями, появляются уже после принятия морального решения (Decety, Cacioppo, 2012). Тем не менее на сегодняшний день в литературе проблема роли эмоций считается нерешенной и одной из наиболее актуальных в области исследования основ моральной оценки действий.

2.2. Системно-эволюционный подход к анализу динамики субъективного опыта при моральной оценке действий

С позиций системного-эволюционного подхода (Александров, 1989, 2001, 2011; Александров, 2006а; Александров и др., 1997; Швырков, 1986, 1995; Alexandrov, 2015, 2018; Alexandrov et al., 2000, 2017, 2018; и др.), проблемы интуитивного – рационального и роли эмоций решаются через рассмотрение моральной оценки как аспекта целостного поведения индивида в социокультурной среде, в основе которого лежит актуализация его субъективного опыта разной степени дифференцированности. Поведение «представляет собой единую психофизиологическую реальность динамических соотношений определенного целостного организма, имеющего индивидуальную историю, со средой, имеющей определенные объективные закономерности» (Швырков, 1986, с. 11). Поведение направлено на достижение необходимых организму результатов – адаптивных соотношений со средой. В ходе взаимодействия со средой поведенческие акты, приводящие к достижению полезных результатов, фиксируются в структуре субъективного опыта индивида в виде функциональных систем – элементов опыта, которые формируются на основе уже имеющихся, ранее сформированных систем, как бы «наслаиваясь» на них (см. ниже). Новые элементы опыта и системы, на основе которых они сформированы, представляют собой единицы опыта. Одновременная актуализация систем разного «возраста», составляющих единицу опыта, обеспечивает реализацию конкретного поведенческого акта, направленного на достижение определенного результата – необходимого организму соотношения со средой. При формировании функциональной системы в ее состав вовлекаются не только группы нейронов, но и другие клетки организма, чья совместная активность приводит к реализации нужного индивиду поведенческого акта. Следует подчеркнуть, что формируемая в ходе научения новому поведению специфичность нейрона относительно функциональной системы – системная специализация – является постоянной и не меняется в течение жизни индивида.

Соотношение организма со средой обеспечивается функциональными системами – элементами опыта, сформированными на разных этапах фило- и онтогенетического развития организма. С этих позиций любое поведение, даже видоспецифическое, рассматривается как результат научения. Системы, которые формируются рано в индивидуальном развитии, лежат в основе реализации наиболее общих для разных индивидов видоспецифических актов. В ходе дальнейшего развития формируются новые системы, которые обеспечивают все более сложные и разнообразные виды поведения. Таким образом, научение в ходе индивидального развития приводит ко все большей дифференцированности опыта субъекта и его отношений со средой^[17]. Вся совокупность сформированных у индивида функциональных систем и отношений между ними представляет собой структуру субъективного опыта, которая обеспечивает поведение индивида и отражает историю его соотношения со средой (Александров, 1989; Александров, Александров, 1981; Швырков, 1986, 1995).

Нами обосновано, что увеличение дифференцированности субъективного опыта в ходе развития и научения представляет собой нелинейный процесс (см.: Alexandrov et al., 2017): каждый последующий элемент опыта формируется на основе ранее сформированных элементов, и его дальнейшее функционирование зависит от места в общей структуре опыта и связей с другими элементами. Нелинейность процессов формирования индивидуального опыта позволяет говорить о сложности его структуры: в ходе индивидуального развития дифференцированность опыта увеличивается, растет число элементов опыта и связей между ними, что обусловливает увеличение сложности структуры опыта и, соответственно, системных процессов, обеспечивающих поведение (Alexandrov et al., 2017). Нелинейная структура индивидуального опыта может быть проиллюстрирована в виде дерева, или графа, как показано на рисунке 2.