Сидни Шелдон. Интриганка-2

– Полиция!

На плечо Робби опустилась грубая мужская рука.

– Вечеринка окончена, детки. К стене, и руки на голову! Быстро!

Мысли Робби лихорадочно метались. Недаром он столько воскресных вечеров провел перед телевизором, когда по седьмому каналу шла очередная серия «Ти-Джей Хукера», чтобы понять: это облава полицейского отдела по борьбе с наркотиками. Его смятые штаны валялись в изножье кровати. В заднем кармане лежали три таблетки экстези: подарок Джанни Сперотто потенциальному клиенту.

Положительная сторона: он несовершеннолетний. Самое худшее, что с ним может случиться, – привод в полицию.

Отрицательная сторона: его могут привести в полицию и отправить в исправительное заведение!

Несмотря на браваду в отцовском офисе, Роберт Темплтон сжался при мысли о тюрьме. Для него это хуже самоубийства. Смерть означает покой. И встречу с матерью. Но тюрьма… даже для малолетних преступников? Он слишком смазлив. Его сожрут заживо еще до того, как обнаружат, что он Блэкуэлл и один из самых богатых в стране парней.

Полуголый, распростертый на стене, он пытался сосредоточиться. Но это было нелегко, тем более что Морин ругалась и вопила, как баньши^[11].

– Вы, жопы, коснитесь меня хоть пальцем, и, клянусь Богом, мой па лично отрежет вам яйца!

– Советую, солнышко, не угрожать нам при исполнении! – рассмеялся капитан.

– Классная задница! – добавил лейтенант. – Может, расставишь ноги пошире?

Робби лихорадочно соображал, что делать. Есть у него в джинсах удостоверение личности? Как доказать, кто он? Господи, до чего трудно думать, когда ты под кайфом?

Но в этот момент Морин развернулась и, не говоря ни слова, врезала кулаком в лицо лейтенанту. Стекляшка дешевого кольца прошла через его глазное яблоко, как нож сквозь масло.

– Сука ты этакая! Ты ослепила меня!

В разразившейся суматохе Робби схватился за подвернувшийся шанс и, подбежав к открытому окну, нырнул туда головой вперед.

Порыв холодного ветра хлестнул его по ногам. Только сейчас он вспомнил, что оставил джинсы на кровати. А когда открыл глаза, вспомнил кое-что еще.

Спальня Джанни Сперотто находилась на шестом этаже.

Падение, казалось, длилось вечно. Время растянулось, как в замедленной киносъемке. Робби отчетливо сознавал, что сейчас умрет.

При этой мысли он улыбнулся, потому что представлял этот момент тысячи раз. Гадал, будет ли бояться, когда время придет? Но теперь, когда смерть была совсем рядом, он испытывал глубочайшее удовлетворение. Почти радость.

Земля неторопливо поднялась, чтобы встретить его. Зеленая и серая в лунном свете.

Потом все померкло.

– Пижон! Эй, пижон! Ты меня слышишь?

Робби лежал в густой траве на речном берегу. Он в Южной Африке? В зарослях около Бергерсдорпа, маленького трансваальского городка, куда ма часто привозила его в детстве. Когда-то городок звался Клипдрифт и был тем самым местом, где Джейми Макгрегор заработал свое первое состояние. Родина «Крюгер-Брент», место, где все начиналось. Ветер шумел в акациях. Над Робби склонилось лицо матери – самое прекрасное в мире зрелище. Ее губы шевелились. Она пыталась что-то сказать. Но голос звучал странно. Незнакомо.

– Повезло тебе, сукин сын! Ты мог разбиться насмерть!

Лицо матери таяло.

– Мама! Вернись!

Поздно. Алекс ушла. Свет в любящих глазах померк. На него с любопытством таращились трое чернокожих парней, ненамного старше самого Робби.

Он лежал на спине, подпертый ветвями рододендронов, спружинившими при его падении. Он попробовал шевельнуться, но боль в левой ноге была невыносимой. Правда, с помощью парней он смог встать.

– Ты, должно быть, под классным кайфом, брат! – Старший восхищенно покачал головой. – Думаешь, ты Супермен или что-то вроде этого?

Его друзья громко рассмеялись.

– Еще не допетрил, что стоишь без штанов? Или, может, это я Супермен? Нажрался криптонитового дерьма и приобрел рентгеновское зрение?

Очередной взрыв смеха.

– П-пожалуйста, – заикаясь, пробормотал Робби. – Пом-могите. С-сейчас явятся копы. Кто-нибудь, дайте мне штаны.

Ребята переглянулись.

– Еще чего! Никаких чертовых штанов ты не получишь!

Немного подумав, Роберт что-то стащил с мизинца левой руки.

– Вот. Возьми.

Он сунул в руку старшего тяжелое золотое кольцо-печатку, когда-то принадлежавшее Джейми Макгрегору. На нем были выгравированы два сцепившихся в схватке оленя-самца: герб «Крюгер-Брент».

– Это золото. И стоит не меньше пяти сотен баксов.

Парень оценивающе оглядел кольцо.

– Джексон, отдай этому Кларку Кенту^[12] свои штаны.

– Мать твою! – возмутился Джексон. – Ничего я ему не дам!

– Я сказал – снимай! Вон бегут копы!

Двое полицейских выскочили из здания с фонарями в руках. Должно быть, ищут тело!

Чернокожий мальчишка выскользнул из джинсов, как змея из кожи, и бросился в кусты. Видя, как три темные фигуры исчезают в зарослях, копы помчались за ними, и это позволило Робби выиграть несколько драгоценных секунд.

Он утонул в чужих штанах. Пришлось затянуть ремень на последнюю дырочку. Не сваливаются, и то хорошо. Он осторожно сделал первый шаг. Боль в ноге усилилась. Стараясь отрешиться от всего, он сосредоточился на Лекси и матери. Он не может идти в тюрьму. Нужно любой ценой удрать.

Тихо мурлыча главную тему фортепьянного концерта Грига ля минор, он похромал во тьму.

Домой он добрался к шести утра.

Над Уэст-Виллидж уже занимался рассвет. Бездомные, ночевавшие у чужих дверей, зашевелились и начали просыпаться: мешки с гремящими костями, пытающиеся стряхнуть остатки сна и воздействия спиртного и поскорее убраться, прежде чем появятся первые полицейские патрули. Робби усмехнулся, пожал плечами и уже не впервые подумал, какая жестокая ирония заключается в том, что всего лишь несколько футов кирпича отделяют эти безнадежные человеческие отбросы от людей вроде него, купающихся в деньгах. Эти бродяги воображают, что у него есть все. Что они сказали бы, узнав, как часто он лежал по ночам без сна в мягкой постели, мечтая вышибить себе мозги?!

Ключа у него не было. Он лежал в джинсах, вместе с таблетками экстази.

Подхромав к подвалу, он нажал шесть кнопок на кодовом замке черного хода. Дверь немедленно открылась.

Добро пожаловать домой!

Интересно, что сейчас происходит в Бронксвилле? Поймали копы его чернокожих приятелей? Сомнительно. Но это еще не означает, что он легко отделался. Морин Суонсон скорее всего распустила язык и рассказала полиции, кто он и где его найти.

Но какая разница? Если и так, он все равно ничего не сможет поделать.

Прокравшись по лестнице черного хода в коридор первого этажа, он с облегчением увидел, что дом погружен в темноту и тишину. И почти добрался до верхнего этажа, когда за спиной раздался голос:

– Я в кабинете, Роберт.

Черт!

Сердце у Робби упало. И покатилось куда-то в самый низ живота.

Господи, только бы отец не был пьян!

Сидя на диване, обтянутом красной парчой, Питер разговаривал с женой.

– Ты знаешь, дорогая, как в этом возрасте с ними трудно. В прошлом я не был с ним достаточно тверд, вот и возникли проблемы. Но никогда не поздно измениться.

Алекс соглашалась с ним. Стоя у окна в зеленом платье, подаренном им на десятую годовщину их свадьбы, она ободряюще кивала. Где бы он был без нее? Ее любовь и поддержка значили для него все на свете. Давали ему силу, в которой Питер так нуждался.

– Если бы речь шла только о неприятностях в школе, я мог бы его простить. Даже наркотики. Но мне нужно думать о Лекси. Он ужасно на нее влияет, Алекс. Пытается отнять ее у меня. Не могу же я это допустить, верно?

Алекс покачала головой:

– Конечно, не можешь, дорогой. Но давай не будем тратить ночь на разговоры о Роберте. Тебе нравится мое платье?

– Чудесное. Ты в нем такая красивая!

– Для тебя, Питер. Я хочу быть красивой для тебя.

– Па?

Питер поднял глаза. Алекс исчезла. Комната мягко покачивалась, как корабельная палуба. Все тонуло в коричневом тумане. Все равно что оказаться внутри старой фотографии «Титаника». Несчастье еще не нанесло удар, но до него остались считанные секунды.

Прежде чем заговорить, Питер подождал, пока два лица сына сольются в одно.

– Где ты был всю ночь?

Робби молча переминался с ноги на ногу.

– Я задал тебе вопрос.

– С девушкой.

Это даже не ложь. Формально.

– Какой девушкой? Где?

В голосе Питера было столько гнева, что Робби невольно вздрогнул.

– В Бронксвилле. Мы сели на поезд, – пробормотал он, ловко избегая первого вопроса. Не стоит упоминать имя Морин: ничего хорошего из этого не выйдет. – Послушай, па, извини за то, что случилось в школе. Правда, мне очень жаль. Сам не знаю, что со мной творится. Иногда я…

– Иногда ты… что?

Питер был вне себя от ярости. И не желал извинений и объяснений. Он хотел, чтобы Роберт признал свою вину. Признал, что заслуживает наказания. Наказания за то, что пытался украсть у него любовь Алекс. Наказания за то, что восстановил Лекси против отца.

– Иногда я просто не могу совладать с собой.

И Роберт снова заплакал. Второй раз за день.

– Не ной, ради всего святого! Будь мужчиной! Ты сам во всем виноват!

Рука Питера, прикрытая подушкой, сжала пистолет.

Несколько часов назад он вынул из сейфа «глок», собираясь покончить с собой. Но полторы бутылки виски лишили его возможности мыслить связно, оставив в душе горечь и тоску. Он потерпел полный крах. Как мужчина, как муж, как отец.

Пистолет удобно улегся в руке. Надежное средство ухода от проблем.

Но тут появилась Алекс, дорогая, милая Алекс.

Питер сунул пистолет под подушку, чтобы не испугать ее.

И вот теперь снова потянулся к оружию. Холодный металл вжался в ладонь.

Роберт вернулся домой.

Роберта нужно наказать.

Питер почти не слышал, что говорит мальчик:

– Я не такой, как другие парни. Я все равно не уживусь в «Святом Беде». Да и нигде не уживусь. Может, потому что очень скучаю по маме. Может…

Робби осекся. Питер отбросил подушку. В руке его оказался пистолет, которым он размахивал беспорядочно, как дирижер – палочкой.

– Продолжай, пожалуйста, – велел он. – Интересно послушать.

Холодный страх схватил Робби за горло. Он затаил дыхание.

– Возможно, когда закончишь, объяснишь мне, почему моя дочь больше не хочет меня знать? Почему ты вообразил, что имеешь право украсть у меня Лекси?

Робби трясло так сильно, что он боялся слово сказать. Он часто видел отца пьяным, но до сегодняшнего дня Питер никогда не буйствовал. Может, вчерашняя пощечина выпустила на волю чудовище? Ведь и акула становится людоедом, почувствовав вкус крови.

Поэтому Робби постарался тщательно выбирать слова:

– Лекси не имеет к этому никакого отношения.

К сожалению, выбор оказался неудачным.

– Не смей говорить, что Лекси тут ни при чем! – заревел Питер. – Не смей! В ней все дело! Ты крадешь ее у меня, в точности как украл свою мать!

Робби не успел опомниться, как отец выстрелил в потолок над его головой. Штукатурка хлопьями конфетти посыпалась на плечи мальчика.

Адреналин пульсировал в венах Робби, как рок-музыка.

Отец не просто пьян. Он спятил! Хочет его убить!

Одно дело – покончить с собой и совсем другое – быть убитым собственным отцом. В этот момент Роберт с ослепительной ясностью понял, что не хочет умирать. Ему пятнадцать лет! Он должен жить! Вопрос только в том, как именно.

Окно было как раз за его спиной. Если он повернется и бросится бежать, отец всадит ему пулю между лопатками. Выхода нет. Остается одно – попробовать его урезонить.

– Па, я не мог украсть у тебя маму. Она любила тебя. Любила нас обоих.

– Не говори мне о чувствах мамы ко мне! Ты ничего не знаешь!

Питер прицелился в грудь Робби.

– У нас с Алекс все было хорошо, пока не появился ты!

– Па, пожалуйста…

Тихий свист в голове Питера становился все громче, словно на плите закипал чайник. Он сжал виски. Комната снова покачнулась.

– Я пьян… Какого черта я тут вытворяю?!

Питер глянул в сторону окна, пытаясь призвать Алекс. Он так нуждался в ее совете!

Но она ушла.

– Папа, перестань! Перестань кричать!

В дверях появилась Лекси, сжимая любимую мягкую игрушку – пушистого белого кролика.

Шум в голове Питера стал непереносимым.

– Все хорошо, милая. Иди сюда.

Робби увидел, как младшая сестра доверчиво шагнула к дивану. Питер машинально повернулся к Лекси. Теперь дуло пистолета было направлено на нее.

Нужно спасать Лекси!

Повинуясь некоему инстинкту, Робби издал дикий, первобытный вопль и бросился на отца, как обезумевший бык.

Питер вскинул голову. Выражение лица Робби было застывшим, как на видеоленте, поставленной на паузу. Страх куда-то делся, сменившись чем-то другим. Возможно, решимостью? Или ненавистью? Питер не знал.

До него смутно донесся голос домоправительницы:

– Нет!

Миссис Картер провела кошмарную ночь. Она не заснула ни на секунду и, лежа рядом с мужем, ворочалась и металась, не находя себе места. Угрызения совести не давали ей покоя. Нельзя было оставлять мистера Темплтона одного с ребятишками. Он не в том состоянии, чтобы присмотреть за ними.

К пяти утра она не выдержала, оставила храпящего Майка и, даже не приняв душ, натянула вчерашнюю одежду и поспешила на работу через весь город. И не успела сунуть ключ в скважину, как услышала грохот. Сердце миссис Картер заколотилось от ужаса, но она последовала на крики, несущиеся из кабинета. И ворвалась туда как раз вовремя, чтобы увидеть, как хозяин целится из блестящего черного пистолета прямо в голову четырехлетней дочери.

Питеру следовало бы все обдумать, но он не мог. Свист в голове стал таким оглушительным, что болели уши.

Он открыл глаза и взглянул на Лекси.

Она так похожа на Алекс…

Прогремел второй выстрел.

Свист в голове смолк.

Глава 5

Макс Уэбстер взял у матери блестящий красный сверток и стал взволнованно вертеть в руках.

Сверток был тяжелым. Что-то твердое. Скорее всего не игрушка, несмотря на яркую подарочную обертку и небрежно нацарапанное золотыми буквами «С днем рождения».

– Что это?

Ив Блэкуэлл улыбнулась сыну, ее глаза возбужденно блестели.

– Открой и увидишь.

Сегодня Максу исполнилось восемь лет. Поразительно красивый ребенок, с хищным орлиным носом, угольно-черными глазами и волосами и скулами, которым позавидовали бы модные модели, он странным образом сочетал в себе нечто женственное и одновременно зрелое. В нем не было ни унции толстощекой невинности его друзей. Макс казался умудренным жизнью. Он был стройным. И неистовым. Если остальные мальчики его возраста казались неуклюжими щенками, Макс Уэбстер был ягуаром в лесной чаще, столь же опасным, как и красивым.

Менее часа назад пентхаус на Пятой авеню, где жил Макс с родителями, был заполнен неуклюжими восьмилетними щенятами, готовыми на все, лишь бы заслужить снисходительный взгляд одноклассника. Праздник был идеей отца Макса.

– Мальчику нужны друзья, Ив, – твердил Кит. – Ему следует больше общаться со сверстниками. Для парня его возраста неестественно проводить с матерью каждую свободную минуту.

Ив не возражала, просто удалилась к себе на время праздника, заперев за собой дверь. Макса осыпали подарками: трансформеры, игрушечные автотреки «Скалектрикс», железная дорога и персонажи мультфильма «Экшн Мэн». Дети ели пирожные и фрукты и пили колу, пока она не стала выливаться из носов пенистыми черными потоками. Кит Уэбстер бегал вокруг с камерой.

– Ну что, парень, здорово было? – спросил он сына, когда гости разошлись. Его лицо сияло любовью и гордостью.

– Еще как, па! – кивнул Макс, который на самом деле не мог дождаться, когда уберется папаша. Кит обычно посвящал воскресный вечер игре в американский футбол. Он и его коллеги-хирурги организовали команду, чтобы облегчить постоянное напряжение и тяготы нелегкой работы, от которой зависели жизнь и смерть пациентов.

Услышав щелчок входной двери, Макс сразу направился на поиски матери.

– Они ушли?

– Да, мама.

– Все?

– Да. В доме остались только мы с тобой. Прости, что пришлось так долго ждать.

Ив отперла дверь спальни. Одетая в халат-кимоно шоколадно-коричневого шелка, распахнутый впереди, чтобы показать кружевное белье такого же цвета, она притянула к себе сына. В свои восемь Макс не отличался высоким ростом. Макушка черноволосой, как у цыгана, головы, чуть возвышалась над пупком Ив. Прижав щеку сына к своему гладкому плоскому животу, она чувствовала, как тот жадно вдыхает ее аромат: смесь хищного, животного запаха самой Ив и духов «Шанель», которыми она пользовалась с детства.

Макс шумно дышал, и мать ощущала обожание, буквально исходившее от его маленького, плотно сбитого тела. Волна сознания собственного могущества захлестнула Ив. По телу поползли мурашки.

– Иди и садись на мамочкину кровать. Сейчас получишь свой особенный подарок.

Макс с восторгом наблюдал, как мать извлекает сверток из ящика, где держала перчатки. Именно этого он ждал. Не какого-то идиотского праздника с ордой одноклассников, которые и притащились только затем, чтобы пялиться на его маму! Можно подумать, Макс когда-нибудь это допустит!

Он снова подумал об отце. Как же он его ненавидит!

«Ну что, парень, здорово было?»

Здорово?! С таким, как ты?!

Макс жаждал поскорее увидеть тот день, когда Кита заколотят в гроб. Тогда его чудесная мамочка будет принадлежать только ему. Тогда можно наконец перестать притворяться.

Мальчик дрожащими руками разорвал оберточную бумагу. В глаза ударил блеск черного металла. Поезд? Или?..

– Нравится? – хрипло прошептала Ив. Макс молча смотрел на нее. Обычно мать делала все, чтобы спрятать лицо от окружающих. Но не от него. Макс был особенный. Он должен был видеть изуродованное лицо матери. Без прикрас, со всеми ужасными шрамами. Любовь к матери так распирала сердце, что иногда даже плакать хотелось.

– Ма! – ахнул Макс – Он… настоящий?

– Ну разумеется. И очень старый. Он был в нашей семье очень-очень долго.

Макс любовно погладил спусковой крючок. Детские пальцы ласкали гладкую поверхность. Такая сила! И принадлежит ему!

– Ты уже почти взрослый, Макс, – продолжала Ив. – Слишком взрослый для игрушек. Кит в отличие от меня этого не понимает.

В разговорах с сыном Ив всегда называла мужа по имени. Никогда «папа» или «папочка». Раньше Кит, слыша это, всегда жаловался и зудел:

– Мне это неприятно, дорогая! Хотелось бы, чтобы ты перестала называть меня по имени. Ведь Макс не зовет тебя Ив!

Однако его жалкие попытки заставить сына называть себя отцом обычно уже через несколько недель сходили на нет.

– Но это не я, дорогой, а Макс. Кроме того, не вижу, что тут такого! Всего лишь одна из его маленьких странностей. Чем больше ты будешь настаивать, тем сильнее он будет упрямиться. Ты ведь знаешь, каковы дети!

– Кит знает, что ты мне его подарила?

Макс был очарован пистолетом. Само совершенство. Как его мать.

– Нет, – улыбнулась Ив. – Это наша тайна. Я буду хранить его в сейфе, чтобы не возбуждать излишних подозрений. Но ты можешь брать его оттуда, когда пожелаешь. Только попроси меня, и я немедленно принесу.

Но тут в голову Макса пришла шокирующая мысль:

– Это не пистолет дяди Питера? Тот, из которого он… ты знаешь. Когда я был маленьким…

Четыре года назад дядя Макса, доктор Питер Темплтон, в приступе пьяной ярости, едва не застрелил собственных детей. Никто не знал точно, с кем он хотел покончить: с собой, Лекси или Робертом. Питер был настолько пьян, что ничего не помнил. Известно было только, что приехавшая рано утром домоправительница, услышав выстрелы, вбежала в кабинет и вырвала пистолет из рук Питера, получив при этом пулю в руку.

Женщине, конечно, заплатили. Макс подслушал, как Кит говорил, что чек был выписан «на миллионы», но, очевидно, деньги были потрачены недаром и история не попала в прессу. С того самого дня Питер не прикасался к спиртному. Пистолет таинственно исчез.

Ив покачала головой:

– Нет, дорогой. У него куда более интересная история. Пистолет когда-то принадлежал моему деду, Дэвиду Блэкуэллу. Твоему прадеду.

Грудь Макса раздулась от гордости. Он любил слушать историю о материнской семье. Его семье.

Первое, что запомнил Макс, – глубокий, чувственный голос матери, убаюкивавшей его рассказами о прапрадеде, Джейми Макгрегоре, и могучей империи, которую тот основал. Первым словом Макса было «мама», вторым – «Крюгер», третьим – «Брент». Пока другие мальчишки грезили о динозаврах и Супермене, подсознание Макса сверкало украденными алмазами, продав которые Джейми нажил целое состояние. Состояние Макса.

Он не нуждался в волшебных сказках о несправедливо обиженных принцессах, драконах и пряничных замках. Его мать была той самой, несправедливо обиженной принцессой. Это у нее украли королевство, а злобный отец Макса заточил ее в башне-пентхаусе. Он, Макс, был рыцарем, спешившим на выручку принцессы, «Крюгер-Брент» – их замком. Что же до драконов, которых следовало убить… их и не пересчитать! Все, кого знал Макс, были его врагами – от мерзкого Кита до мальчишек в школе, издевавшихся над его матерью, и кузенов Темплтон, Роберта и Лекси.

– Они украли твое наследство, дорогой. Забрали то, что принадлежит тебе, и выкинули тебя за борт. В точности как когда-то меня.

Она говорила, как вещала. Ее изгнали из рая, и Макс – тот избранный, пророк, мессия, который приведет Ив в землю обетованную.

Только вернув ей компанию, Макс завоюет драгоценнейший в мире приз: ее любовь. Таков их договор, скрепленный кровью его рождения. Макс постоянно об этом думал.

А до того великого дня, когда он исполнит свое предназначение, приходилось учиться выживать на тех крохах любви, которые Ив швыряла ему. Обычно мать была холодной и отчужденной. Ее постоянное присутствие в квартире было подобно изощренной пытке. Макс жаждал ее ласк, как иссохшее речное русло – дождя. Но ему отказывали в малейшем подобии внимания. Кит Уэбстер имел право касаться ее своими вялыми, потными руками. Но не Макс. В тех редких случаях, когда мать прижимала его к себе, маленький мальчик чувствовал, что может двигать горами. Прильнув к ней, упиваясь пьянящим запахом ее кожи, он почти терял сознание от радости, бурлившей в его теле, подобно героиновой отраве.

Ив встала и, потуже стянув пояс халата, подошла к окну.

Макс мгновенно поник. Как всегда, он ощущал уход матери, словно физическую боль. Схватив пистолет, ее подарок, мальчик нежно прижал его к щеке.

– Твой прадед Дэвид никогда не пользовался пистолетом. Из него не сделано ни единого выстрела.

Ив продолжала смотреть в окно. И казалось, говорила с собой, а не с ним.

– Он был слишком большим трусом.

Макс заглотил наживку: невинный агнец, предназначенный на заклание.

– Я не трус, мама. И не побоюсь им воспользоваться.

Ив повернулась.

– Это так? И как именно ты им воспользуешься, дорогой?

Макс не ответил. Да и к чему?

Оба знали, что означает этот дар.

Из этого пистолета он убьет Кита Уэбстера, своего отца.