Kitobni o'qish: «Самозванка. Кромешник», sahifa 11
Глава 4. Птичий Сад
– Ваше Величество, – ступив непозволительные полшага к благоухавшей заморским исступлением повелительнице, понизил голос Адалин. Дивноокая Айрин проворно глянула на обмерших в плотоядном предвкушении Дам, но не подумала отодвигаться. – Моя Королева.
– Данимир? – От волос пахло смесью эфиров.
Упырь различил бергамот, померанцев цвет и ещё нечто волнующее, терпкое, как искушение. Такие благовония возил из Беллемлина в западные земли Янсель, дружок-Свободный, промышлявший на равнине. Богател на них остроклык больше, чем на специях и побрякушках. Упырь прикрыл веки: а чего он ждал от Её Величества, безукоризненной Айрин?
– В чём дело, мессир Адалин? – мурлыкнуло нежное создание сквозь ревнивый клёкот позабытых «пташек».
– Моя Королева, – повторил, ощущая досадную резь в горле, тот. – Прошу простить мне неподобающий вид и грубость.
Синие «омуты» доверчиво потеплели, но в державном личике на миг промелькнуло ироничное выражение.
– Ты воин, разве нет? – удивительно уместно улыбнулась королева, стискивая жуткие щипцы. – И всегда пренебрегал "ясновельможностью".
– Моя возлюбленная госпожа слишком добра, – Данимир ещё наклонил голову.
Роскошный позумент, украшавший ворот платья, выгодно подчёркивал белизну алебастровых плеч. На хрупких ключицах возлежало скромное по меркам двора ожерелье. Айрин томно поёжилась и переспросила едва различимым, бархатным шёпотом:
– Возлюбленная?
В толстенные прутья шумно врезалась и гортанно захрипела жуткая пернатая тварь. Клюв судорожно скрежетал по решётке. Королева вздрогнула. Да что там, Адалин и сам готов был посторониться. Неподвижные птичьи зенки источали лютую ненависть. Правительница, трепеща ресницами, кратко поглядела на заледеневшего прелагатая. Высокие скулы невесомо розовели.
И Упырь усмехнулся:
– Кажется, королевским любимцам не хватает хозяйской ласки.
Хотя конкретно этим любимцам больше всего не хватало болта в пузо.
Чёрное создание исторгло из глотки сварливое "кра" и переместилось в бок, усердно когтя скрипящую клеть. Айрин вновь устремила взгляд огромных, тёмных глаз на подданного, изучая. Хриплую "любимицу", что обгладывала прутья, королева игнорировала. Как и присутствие любопытных Дам.
– Ты находишь?
Вдумчивое лукавство всегда удавалось правительнице с особенным блеском. Отравленные иглы кололи исподволь, но без ошибки.
«Певчие создания» продолжали радовать слух чудовищной какофонией грая, хрипов и скрежетов. Благовония пьянили. И усмехнулся Адалин вполне искренне, в «омуты» всматриваясь и утопленника разглядеть уповая.
– Я предприму меры, – скромно опуская долгие ресницы, пообещала Королева с мягкой, точно гагачий пух, застенчивостью. Упырь рассеянно кивнул, насилу сдерживаясь, чтобы не придушить клацающую клювом тварь, повисшую на прутьях. – Что касается свитков и того, что в них было…
– Эти свитки, – начал Данимир, но взгляд, брошенный из-под веера ресниц, заставил вовремя прикусить язык.
– Я знаю, – прошептала Айрин. И подступила ещё на полшажка.
Данимир выжидающе нахмурился. Айрин Равнсварт, блистательная госпожа и повелительница, хозяйка коронного замка и всея долины, смотрела на прелагатая с очень странным выражением.
– Хорошо, что ты догадался прислать их мне, минуя и Гуинхаррэна, и Канцелярию. В последнее время верность обоих вызывает всё бо́льшие сомнения.
Адалин мысленно присвистнул: такого поворота он не ожидал. Благополучие Хэминда занимало Упыря мало. Но Эзра… Выходит, Корсак не зря обеспокоился.
– Моя королева, – Данимир пригнул голову.
Проникновенный взгляд монархини сверлил дыру в макушке. Кубло в кустах затихло – Дамы ожидали продолжения. Слышать нарочито-негромкой беседы они не могли, зато воображали вдосталь. Упырь показал вид, будто хочет забрать у Её Величества щипцы и невзначай коснулся бледных пальцев. На миг аккуратные брови наморщились, но руки Айрин не отняла.
– Тэрглофф обвиняет в измене одного из вас, – проронила Равнсварт сокровенным шёпотком. – Подозревает, что Второй Советник покрывает заговор. А ты… Впрочем, теперь я догадалась.
Кормить жутких бестий не хотелось до отвращения. Однако Данимир сделал над собой усилие, всё же швырнул в клетку очередного крысюка и лишь тогда отложил щипцы почти без видимой гадливости. Порфироносное совершенство отчётливо касалось его плечом и, помедлив, Адалин с удивившим его самого изяществом подставил руку. Айрин мягко, словно в танце, облокотилась и благодарно опустила невозможно-синие глаза.
– Чудовищно, но союз необходим нашей стране… – Нежный рот страдальчески искривился.
Данимир в который раз пожалел, что не прочёл всего свитка. И покладисто изобразил задумчивость. Тэрглофф, дрянь исполнительная, не в курсе. Но кто тогда? С кем Равнсварт это обсуждала? И обсуждала ли? Адалин намеренно расслабил сжавшиеся челюсти. Дивная Айрин, грустно опустив глаза, обмирала подле воплощением трепетной безысходности. И покаянно мяла затканный узорами подол свободной кистью. Ни дать, ни взять, добронравная девица на выданье, прелесть записной непорочности, хрупкая статуя чистоты.
– Я… понимаю, моя Королева, – сообщил Упырь. В узилище крикливые пернатые дрались над расклёванной подачкой. Воняло кровью и помётом.
– Нет, Адалин, – вдруг покачала головой правительница. Адалин исподволь накрыл пальцами хрупкую ладонь. Айрин бросила на подданного выверенный краткий взор из-под густых ресниц. – Данимир. Боюсь, ты и близко не представляешь, что происходит.
Упырь задумался.
Могли ли гоэтические ритуалы Семи Ветров так перепугать Её Величество? Магия Ллакхар, особенно эта её новая форма, перерождённая Наследником из древнего искусства времен Священных Повелителей, пращура-Эрвара и полузабытой мрачной магии АрШарг, обывателям внушала граничившую с откровенной паникой тревогу. Поскольку отличалась хрестоматийной жутью, активно пользуя силы, благоразумно избегаемые чародеями ввиду полной неуправляемости оных. Иллюстрацией тому служила катастрофа Ллокхен.
Сколькими же подданными Адальхэйн с лёгким сердцем поступился, проверяя своё изобретение? И что за страсти из тех, что ждут, подобрались поближе, свободу предвкушая.
Те, что ждут…
– …этой силе нет равных, – прошептала Айрин, так что Данимир почти вздрогнул. Королева попала в яблочко. – Лишь южные горы могут помочь нам в борьбе с восточной угрозой.
Ни про какие восточные напасти Данимир прежде не слышал, а потому крепко призадумался. Чего именно могла так испугаться Айрин? Солнца? Мятежных стад степных крыс, кагалом ради пущей выразительности собравшихся? Вязов с ясенями Стародревья, что вдруг оседлостью прискучили и комли в поля навострили?
Алмазный цветик Миридика внушал куда большую тревогу.
– Моя королева столь же мудра, сколь и прекрасна, – галантно улыбнулся Адалин, оглаживая хрупкую ладонь, открываемую изукрашенной манжетой узкого рукава. Сколько соплеменников по её мановению в казематах под Розой сгинули, сколько в Северных Башнях затерялись, а то и в болотине какой на дальних разъездах. Данимир облизнул вмиг пересохшие губы. – А Наследник…
– Согласен на союз, – изящная ладошка проворно ухватила заскорузлые пальцы подданного, острые ноготки впились в кожу.
Упырь имел в виду, что Его Лилейшество Наследник – редкое паскудство, но пояснять не стал.
– Данимир! – Айрин на миг прижалась к его плечу, мазнула ароматным виском по рукаву дублета. Адалин машинально вытянулся по стойке, но «девица Равнсварт» уже откачнулась в сторону и плеснула широкими узорчатыми рукавами верхнего платья с трагической грацией подстреленного лебедя. – Это единственный выход. Долине нужна помощь.
– И с чем мы будем бороться? – Данимир залюбовался тонко разыгрываемым спектаклем и ляпнул вслух то, чего говорить не следовало.
Королева стремительно оглянулась через плечо, «омуты» распахнулись с подозрением:
– Ты не в курсе?
– О, – невозмутимо улыбнулся Адалин и прикусил нижнюю губу в задумчивости. – У дивноокой так много завистников.
Блистательная Айрин сочла страдания должным образом обозначенными и вновь покладисто облокотилась на предложенную руку. Данимир галантно повёл Её Величество вдоль жутких клетей, будто бы избирая ракурс для лучшего обзора. Пригожее обитатели птичника от этого не становились. Ни пернатые, ни в шелка обряженные. Правительница грустно покачивала изящной головой и покорно плыла подле, сияя медовыми переливами изумительных волос, благоухая терпкой, тщательно выверенной пропорцией свежести и соблазна, вкрадчиво шурша затканным подолом.
Адалин пытался размышлять. Развитие беседы рисовалось мрачным и вполне определённым. Особенно когда нежная ручка, непредсказуемо отмерев, впилась когтями в заскорузлую ладонь. Упырь пренебрегал перчатками и за время своих путешествий выдубил кожу намертво, отчего эффект получился смазанный.
Проворно оценив окрестность, подданный сообразил тактические преимущества антуража: глазастых Дам загородил очередной вольер впечатлительных певуний, плотоядные чёрные твари скрылись за поворотом, а вовсю благоухавший розовый куст придавал закутку сказочный и возвышенный флёр. Адалин привычно вылепил на лице пристойное подобие подходящей случаю гримасы. Равнсварт взмахнула великолепными ресницами, источая безутешность, очень к тем утешениям располагавшую. Данимир мягко пожал царапучие пальцы, предвкушая монолог.
– Союзы трещат по швам, – королева доверчиво заморгала невыносимо заблестевшими и увлажнившимися глазами. – Торговые договорённости с Имтильскими князьями, с западными негоциантами и Озаровыми купцами. Долина не самое популярное место. Мэтр Хозяин робко намекает на пустую казну, Канцлер вдохновенно поёт о заговорах, за спиной моей плетущихся, Чародеи блажат о Тварях и темнокняжеских демонах, что рвутся на волю. Гуинхаррэн молчит и морщится, хоть мне и доложили, что он потерял нескольких прелагатаев. Тэрглофф доложил, не сам Советник! А за Колючим Змеем зреет такое, что и в страшном сне Корнфлиду со всем его Чародейским Кругом не приснится, – Равнсварт отточенным движением прижала ко лбу изящную ладонь. – Всё изменилось, Адалин. Ты отсутствовал слишком долго. И напрасно считаешь меня глупой.
– Ваше Величество, – Упырь туже стиснул ледяные пальчики и нахмурился. Проворно, не давая высвободиться, поднёс ладонь к губам. – Я так не думал.
– Данимир, – горько улыбнулась Айрин, опуская взгляд. – Я благодарна тебе за верную службу и теперешнее милосердие. Но, прошу, не обманывай меня. – Синие омуты блестели невыплаканными слезами. – Не уверена, что смогу это… пережить.
Упырь тихо скрежетнул зубами, сознавая, что растерял сноровку. Надушенная кисть пахла сладко и тревожно – лилией, металлом, бергамотом. Данимир задумчиво погладил колечки, гадая, в котором из них девица Равнсварт приберегла отраву специально для него. «Пережить» такой обман не сможет сам прелагатай, уж никак не королева. Прозрачность угрозы умиляла.
– Госпожа, – шепнул в бледные костяшки Адалин. – Мою искренность несколько стесняет церемониал.
На сей раз Айрин выдохнула удовлетворённо и не преминула невинно затрепетать ресницами. А потом неожиданно вернулась к предмету разговора:
– Миридик – единственная возможность Каменной Розы.
– Миридик – наши исконные враги, – не выдержал Упырь, слегка передышавший духмяной ручкой. Он уже чувствовал, как стекленеет взгляд.
– Пришло время объединиться с одним врагом, чтобы победить другого, ещё более опасного, – сообщила правительница веско. Данимир подобных заблуждений не разделял.
– Но эти условия… – какие именно, прелагатай не знал и фразы не закончил.
Айрин сокрушенно передёрнула плечами.
– Лучистый Стяг нас не спасёт.
Безумное сосредоточие противоречий, воплотившееся в безупречном теле, потупило прекрасные глаза и огранённым плитам пола внимания уделяло явно больше, чем неприятно поражённому подданному. Несчастный вид Данимира не убеждал. Королева собственноручно обезглавила армию Долины, распустила Стяг, прекратила разъезды. Ослепительно хорошенькая, юная и нежная дева подписала им всем смертный приговор.
Айрин между тем прижала ручку к высокой груди. Данимир почти проникся.
– Лучистый Стяг – опора Вашей власти, моя госпожа, – напомнил он прохладно. – Без гвардии долина Олвадарани бессильна. Динстманны Короны – всего лишь Ваша личная охрана. Их слишком мало. Министериалы Благородных и воины семей – просто свора, поднаторевшая в усобице, но не в армейской службе. – Прелагатай помолчал, разглядывая нежные, пробрезжившие румянцем скулы. – Вы же и сами это понимаете, – заметил он чуть слышно. – Аманир, Стрэлэнд, они не говорили такого? Грабительский набег или свара с соседом за домен – не чета обороне коронных владений.
– А что мне остается? – прошелестела Королева. Густые, изогнутые ресницы в шёлковом освещении Птичьего Сада отбрасывали на щёки призрачную тень. Данимир вздохнул: «Бред! Дичь дурная! Балаган». – По-твоему, от Лучистых нынче много проку? – Столь проникновенный, влажный взор вполне мог и из седла выбить. Упырь скрипнул челюстями. – Ты же видел, читал! С этим не справиться и армии! Нам придётся – слышишь, Адалин? – придётся объединиться с Миридиком. Всё прочее… не важно.
Равнсварт безнадёжно распахнула блестящие страданием глаза. У прелагатая неожиданно пакостно кольнуло в груди: ведь не должна эта клятая змея так смотреть!
– Данимир, где ты был всё это время? Я прошу тебя о помощи, – дивный, бархатный шепоток ластился голодным зверем.
Упырь хмурился против воли. Бергамот, померанцы, лилия – ароматный капкан и нарядный кол под ключицу.
– Я не знаю, что делать.
– Ваше Величество, – почти возмутился Адалин, щуря посветлевшие от гнева зенки. – Я – покорный слуга дивноокой. Но я всего лишь гвардеец Стяга. Я не советник.
– Именно поэтому ты стоишь сейчас здесь и рискуешь сломать мне пальцы, – лукаво заметила правительница и тонко улыбнулась. Данимир ослабил хватку, но руки монаршей не выпустил. – А от советников мало толку, – продолжала Королева, отступая в изобильно цветущие насаждения.
Когда колючие побеги коснулись монаршей спины, девица Равнсварт вздрогнула и, разумеется, оступилась. Адалин расшифровал послание, поддержал испуганно ахнувшее Величество и ловко притянул к груди. Рдея нежными скулами, госпожа коронного замка прильнула к невыразительному дублету. За пазухой придушенно дёрнулся Позёмыш, но Данимир не посмел отстраняться, уж точно не после всего сказанного Равнсварт.
– Очень может быть, – проронил он буднично, наклоняясь к душистому виску. Его калёная невозмутимость сделала бы честь иной статуе. – Во всяком случае, из куста так не выдернут. Да, моя госпожа?
– Мессир Адалин! – голосок звенел серебряными колокольцами. Упырь усмехнулся: венценосная прелестница всегда умела мимоходом, непринуждённо указать зарвавшемуся подданному его место. – Что ты!..
– Ваше Величество! – зов Янарьед Валдэн, урождённой Пирошиэль, сквозил медовым ядом, приторным и въедливым, как забродившая настойка или переродившаяся тинктура нерадивого кудесника. Воплощение сладострастного жеманства не без умысла вопияло из-за поворота. Прелестно вспыхнувшая румянцем госпожа стремительно привстала на цыпочки и проворковала подданному в шею, оглаживая по щеке:
– Приведи себя в порядок, Адалин. Мы договорим после. Твои свитки у меня в покоях, заберёшь их вечером, – а потом змеёй извернулась в тесном кольце рук, ловко высвободилась и привычно оправила платье.
Упырь мрачно прикусил уголок рта: ну, кто бы сомневался.
Глава 5. Алая Башня
Алая башня роскошью убранства уступала лишь грациозной соседке, где обитала сама госпожа-правительница, и красовалась светлокняжеским чертогом на фоне заброшенных холлов нижнего замка. Стены укрывали резные деревянные панели и искусные гобелены, своды коптили редкие факелы, бездымные колдовские чаши освещали изобретательный декор. Окна не превосходили бойниц, как размером, так и расположением, отчего холодные северные сквозняки покоев сторонились. В альковах дежурила не караульная солдатня, а нарядные гвардейчики в подвитых локонах, кружевных сорочках и дублетах c родовыми эмблемами вместо обычных стёганок, что куда лучше сочетались с уставными алебардами.
Адалин подивился нежданному смирению Лучистых: цвет аристократии, бдительно стороживший замковые коридоры, изумлял сам по себе, к тому же бдели «караульные» не организованно, а как будто хоронились по углам. Упырь пристальнее вгляделся в разъедаемые тенями физиономии придворных мужей, большей частью среднего возраста, командиров дюжин и старше, обращённые неверным пляшущим огнём в карнавальную жуть.
Суровые маски таращились из рыжей тьмы голодными полоумными псами.
Что же творится в Розе, если легкомысленный ясновельможный контингент вдруг за ум взялся?
Данимир не к месту помянул Эзру и поморщился. Гуинхаррэн ощущал уходившую из-под ног почву и подстраховался. Старый лис, Эзра-Корсак, не мог не подстелить соломки. Но обыграть Тэрглоффа удавалось редко, как минимум, инсценировав собственную кончину, а то и вправду устроив.
Многие товарищи Упыря избежали лап Канцелярии именно этим путём.
Лоранд Латарэт, младший брат Третьего Советника Её Величества, вовремя предупреждённый, сам прыгнул на меч. А положил дурную моду старший отпрыск одного из сыновей Гэдэваля Лаэрвиля, Канцлера Стударма, неосмотрительно связавшийся с «запятнавшими себя студиозусами».
Золотоволосый, не в меру благородный и впечатлительный, Кайсал Лаэрвиль наслушался кузена-Дорвэка, подававшего большие надежды чародея и динстманна, ударился в вольнодумство, по наивности не утаил того от сурового деда, решительно демонстрируя решительную же позицию. Откровенность такая сразу после «разоблачения заговора Кердзэна» разумной никак не выглядела. Братья Дорвэк, чудом пережившие первую волну потайных расправ, все трое, во главе со старшим Гервалем, из Долины сразу убежали, с концами затерявшись в жарких восточных степях, куда не дотягивались долгие руки Канцлера Двора. А Кайсал вины не вынес и загнал мизерикордию себе под рёбра аккурат перед визитом нарочных Тэрглоффа.
Юный романтик с честными зенками приколол к рукаву розу с переломленным стеблем в знак верности товарищам. Когда тело нашли, бутон уже завял.
Адалина смерть отрезвила больше, чем спонтанные исчезновения вчерашних дружков-побратимов.
Кайсал выглядел образцом Лучистого гвардейца, аристократа и рыцаря, гордостью… чего? Юного поколения? Стяга? Короны? Трувер, эталон чести и благородства, не разобрался в замковых интригах. Данимир, по той поре и сам малограмотный, золотоволосого поэта почитал достойным если не подражания, то доверия. Кайсал просто не мог сочувствовать «неправому делу».
Тогда Упырь впервые усомнился в словах Королевы. Хотя, чем дольше, тем прочнее сживался с прозванием «Ублюдской твари Её Величества». Тогда-то прозвище и зародилось. Сколько же минуло с тех пор? И когда пресловутое «юношество» так преобразилось?
Но в палатах Данимира ждал сюрприз, упомянутое преображение ставивший под сомнение.
– Мессир, – почтительно склонил украшенное несколькими шрамами, тяжёлое лицо темноглазый и преданный Норбер. Еретника оставили служить при младшем брате, но хозяином тот по-прежнему почитал старшего. – Меньшой господин ждёт внутри.
– Здравствуй, Норбер, – поприветствовал двужильного слугу Упырь. – Рад видеть в добром здравии.
– И я вас, мессир Данимир. – Массивные челюсти обнажились в искреннем оскале. Ратник в платье домовой прислуги производил жуткое впечатление. И старший Адалин надеялся, не только на него. – Благословение Князьям за эту милость. Слухи доходили скверные.
– На то они и слухи, – пожал плечами Данимир, подтягивая перевязь. – Мне нужна вода, щёлок, свежий кафтан и, очевидно, какое-то угощение для Радимира.
– Будет исполнено, мессир Адалин, – с суровой нежностью протянул Норбер, всё улыбаясь.
Батюшка не прогадал, с сыном в Розу отряжая не то помощниками, не то охраной этих жутких упырей. Их славная компания сослужила наследнику семейства Адалин добрую службу. И, как надеялся Данимир, послужит впредь. Потому что «меньшому господину» требовалась охрана, преданные мечи в бестрепетных руках и холодные головы, не понаслышке знакомые с придворным вероломством.
Норбер с поклоном удалился исполнять наказ.
Открывая двери, Упырь размышлял о дальновидности отца и реалиях коронного замка, а потому к открывшейся взору картинке оказался не готов.
Покои тщательно готовили к возвращению запропастившегося господина: полы переложили свежей соломой и ароматными травами, сундуки накрыли шкурами и затканными канителью покрывалами, на жаровнях затеплили политые благовониями угли, охапки свежесрезанных цветов в объятиях еловых веток разложили прихотливыми гирляндами. В потоках потеплевшего к закату солнечного света плясала золотыми мотыльками пыль.
Радимир задумчиво рассматривал богато инкрустированную оружейную композицию на стене. И резво развернулся на каблуках, заслышав гулкие шаги. Плеснули локоны, искристо разгорелись бликами начищенные застёжки богатого дублета. Младший Адалин просиял лицом не хуже молодого солнца и счастливо улыбнулся брату.
Этот юнец мог дать фору не только несчастному Лаэрвилю, но и самому Хрустальному Лебедю, легендарному рыцарю-драконоборцу из свирельных баллад падкого на идиллическую придурь Огниффа. Данимир вздохнул и постарался без нужды не морщить лоб.
– Дорогой брат! – провозгласил младший с поспешным, но изысканным поклоном. – Я распорядился принести цветы и приготовить воду для омовения к твоему приходу!
– Здравствуй, Радимир, – раскрывая объятия, Упырь улыбнулся, хотя улыбаться было нечему.
Лицом юный Адалин уродился в матушку: изящные черты семейства Амитгард, каштановые, чуть вьющиеся от природы локоны с медовой искрой, тонкая – «белая» – кость. Во всяком случае, куда «белее» резких, выдубленных ликов рода Адалин. Данимир пошёл в отца обличием, а младший – нравом. То есть, на взгляд Упыря, собрал от обеих сторон лучшее и стал истинным украшением семейного древа, достойным плодом крепкой ветви.
Резвая юность во всей своей невинной плоти и рюшах бросилась к брату с куда более искренней улыбкой, воспитанно проигнорировав запылённую от верховой езды одёжку.
– Как здорово, что ты вернулся, брат! – пропел он, крепко обнимая Упыря.
– Я обещал присутствовать на твоей присяге, – напомнил старший Адалин и чуть посторонился. – Ты, кажется, ещё подрос?
– Возможно. – Отрок и без того светился начищенным нагрудником, а потому лишь порозовел.
– Мне нужно умыться, – заметил Данимир, мягко, но решительно отодвигая брата. – Посиди пока здесь. Норбер вот-вот принесёт угощение.
– Да, конечно, – заметно поскучнел мальчишка. – Иди. Я подожду. Прости, что появился тут без приглашения.
– Тебе не нужно приглашение, – вздохнул Упырь.
Ведь так оно и было.
Хоть после смерти отца Данимир формально и сделался Хозяином рода, Высший по праву рождения, почестями он пренебрегал. Тем более, не требовал оных от младшего брата, и без того излишне тяготевшего к придворной куртуазности. Будь на то Радимирова воля, тот бы, возможно, и предпочёл обращаться к брату полным титулом, а перед визитом засылать слуг с чопорным прошением его принять. Упыря манера больше раздражала, потому не прижилась.
***
Чисто выбритый, посвежевший, в распущенной шёлковой рубахе до колен, украшенной каймой по подолу, Данимир почти напоминал себе вельможу. Во всяком случае, больше не смердел придорожной канавой и выжлятней. Терпкий дух целебных мазей, териака, соды, щёлока и сушёных трав вытравил ядовитые миазмы Голоземья.
– Данимир! – возликовал прикорнувший на сундуке младший Адалин.
Годы шли, отрок вытянулся, даже возмужал, несмотря на пристрастие к слащавой придворной моде, выедавшей остатки разума и призраки приличий, но выражение широко распахнутых карих глаз всё не менялось.
– Есть такое дело, – пожал плечами старший и прикрыл собственные – смотреть на воплощение благородства в парадном платье оказалось трудно. Слишком живо в памяти рисовался златокудрый, заострившийся в посмертии портрет с розаном на левом рукаве.
Радимир Адалин – волоокое очарование в мягких локонах, отрада портных и постоянный источник прибыли золотых дел мастеров, – был значительно младше и куда как красивее. Изящные черты лица пока счастливо избегали неприятных встреч с чужими кулаками, стилетами и саблями, а ясные глаза неизменно горели подозрительным воодушевлением. Мечта менестреля, в хорошем смысле этого нехорошего понятия. Ещё и ласковая, что твой телок.
– Расскажи, где ты был! – с жаром предложила оная тем часом.
Радимир очень хотел схватить брата за руки, но героически держался. Только глядел подобострастно.
Оценив глаза-блюдца и выражение нежной физиономии в целом, старший Адалин незаметно поморщился: такими темпами сидеть в Розе юность не пожелает, возжаждет подвигов, и поминай, как звали.
Упырь надеялся, что Стударм – к вразумлению располагавший – отрока охолонит, сделает, по примеру прочих школяров, ленивым, неравнодушным к комфорту. Ничуть не бывало. Данимир не мог не признать, что часть вины лежит на нём самом. Кто, как не старший брат, с разъездов возвращаясь, развлекал «дитё» дорожными побасенками? Малыш-Радимир, до ссылки в Стударм предоставленный заботам кастеляна, Мейнарта и смурных нянюшек, брата ждал пуще любых праздников. И восторгался им почти до неприличия. Упырь ожидал однажды обнаружить капище на задворках Адалина. Он не знал, что старый Ойон, кастелян фамильного замка, сочувствуя одинокому мальчишке, просто не счёл нужным поставить старшего господина в известность о странной находке.
– Где был, там теперь нету, – Данимир насмешливо потрепал шелковистую макушку.
– Расскажи! – полыхнули карие глаза.
Упырь подвязывал манжеты и искоса наблюдал.
– Ты не староват для сказочек, а, братишка?
– Данимир! – возмутился младший Адалин, потешно супя брови. Дулся отрок не хуже Позёмыша.
– Слыхал я про такого, – отозвался старший и отошёл к узкому, разделенному рамой на цветные многоугольники окошку.
Внизу, на скате крыш соседних переходов, дырявых, ровно решето или острый сыр, в прорехах черепицы, собравших после дождя водоемы, плескались пегие воробьи и разжиревшие питомцы замковой голубятни. Состояние коронного имущества внушало опасения и тоску. Судя по виду, внешняя нарядность поддерживалась усилиями отнюдь не строителей и инженеров, а замковых мастеров иллюзии. Иных объяснений, почему вода скапливается в выбоинах разбитой кровли, а не проливается целительными грязевыми потоками на головы праздношатающихся холуев, Упырь сходу не придумал.
– Вот и мне расскажи, – радостно улыбнулся отрок. – Я тоже хочу послушать! Знаешь, что говорят? Что ты из самих Семи Ветров вернулся! И что Королева так довольна твоей службой, что сделает тебя советником!
Данимир, как раз собиравшийся от души посоветовать братцу меньше слушать досужей болтовни, насторожился. После окаянного «Птичника» прошло едва со свечу времени. Даже с учётом придворного проворства, информация трансмутировала слишком стремительно.
– Это кто такой осведомлённый? – будто невзначай удивился Упырь.
Радимир, изрядно собой довольный, широко улыбался:
– Про советника – это уж давно, седмицы три как. А может, и в просинец58 ещё, Тидимир, тот, который из Визэндов… помнишь, у него дядя – Йондэл – в Канцелярии. Вот он говорил. Мол, тебя на то место прочат! – Отрок приосанился. А Данимир в раздумьях потёр свежевыбритый подбородок и кивнул. – А про Семь Ветров – это Гира, ну, Биртагир. Подслушал где-то.
– Вот ведь… улей, – пробормотал впечатлённый Адалин.
Того и гляди, Гуинхаррэна вперёд монархини со счетов спишут. Эзру при дворе любили немногим больше, чем «Ублюдскую Тварь Её Величества». Разумеется, тайно, напоказ Корсаку медово улыбаясь.
– Что? – не расслышал увлечённый смакованием грядущих почестей Радимир.
– Ничего, – отмахнулся Упырь и присел в нише окна, с мимолётной тоской поглядев на счастливого брата. Радимир уродился на удивление… правильным. Будто не для этого мира сочиняли. – Не был я в Семи Ветрах, только в Миридике. Проехался поперёк, столицу минуя.
– Ого! – пуще прежнего воспрянул брат. – А ещё где?
– На Враэрдэа, в Дор Гравэнне, в Ярьенне, в долине Окуня, в Ардуайне, на Дзедзнэ, в Иргибе, потом в Сердаград смотался. Всего понемногу… – Старший Адалин, припоминая, устало потёр переносицу. – С оборотнями из Лесного Пути побеседовал.
– Ты был в Диколесье… и в Непроходимье? – Радимир невинно хлопал до одури честными глазами. И преданно улыбался без тени понимания во взоре.
Упырь вздохнул:
– В Непроходимье я не был. Так, кромкой обошёл. Пара их ребят живёт сейчас неподалёку от Русалочьего Затишья и Кхаркхелла. Тоже за Иргибой наблюдают.
– Но Кхаркхелл и Иргиба – это территория Миридика! – ужаснулся младший.
Данимир прищурился:
– Иргиба – нет. Пограничье, ещё во владении Озара. Отрок, что у тебя с картографией?
– О, всё отлично! – юность заполошно вспыхнула и донельзя смутилась. – Просто… Иргиба… там выжлецы!
– Выжлецы повсюду, – пожал плечами Упырь, пристально поглядев на багровевшего ушами брата. – А землеописанием пренебрегать не стоит. Даже если из Долины высовываться не собираешься.
– Я не пренебрегал! – воспротивился Радимир. – И я собираюсь! Я с блеском выдержал испытания по всем дисциплинам!
– Угу, – кивнул не слишком впечатлённый старший Адалин. – Иначе тебя не допустили бы к Гоминиуму. Забудь, я всё понял…
– Нет! Брат! Серьёзно! Спроси у мэтра Каувица! У меня наилучшие результаты!
– И записная скромность, – Упырь снисходительно улыбнулся. – Не горячись. Я и не сомневаюсь в твоей старательности. Скорее, в добросовестности твоих мэтров. Итак?
– Итак? – повторил Радимир. Обнажаемые завитыми локонами ушки по-прежнему предательски розовели. Младший робко, снизу вверх, точно нашкодивший щенок, косился на брата.
– Ты прекрасно сдал все дисциплины. С чем тебя и поздравляю. – Сварливую язвительность Упырь на время позабыл. Младший Адалин, оправив сбившуюся кружевную оборку, возлежавшую на груди веером, просиял. – А как насчёт гвардейского практикума? Тоже блеснул?
– Мэтр Лаэрвиль был очень доволен. А мэтр Каувиц и мэтр Таллэсэн сошлись во мнении, что мои результаты примечательны и, – отрок запнулся, вновь порозовел и смущённо зыркнул на вдумчиво, почти ласково улыбнувшегося брата, – и я очень на тебя похож!
– Упаси тебя Князья, – поморщился в ответ тот. – Мэтр Таллэсэн, выходит, одобрил? Помнится, прежде он бывал довольно суров.
…И, изобретательно сквернословя, сетовал на королевский указ, ограничивавший телесные наказания.
Радимир, хорошо помнивший преподавательские методы, выразительно вздохнул и почесал гранёный нос:
