Коллектор

Matn
0
Izohlar
Parchani o`qish
O`qilgan deb belgilash
Shrift:Aa dan kamroqАа dan ortiq

– Разыщи наших – всех, кого сможешь. Я еду в лабораторию. Подтягивайтесь туда.

– Понял, сэр! – дурашливо вскинул руку к виску Дэни. – Будет исполнено,

сэр!

– До встречи, – простился Маклафлин и отключился.

Если Дэни Айрон за что-то берется, за результат можно не беспокоиться – этот парень все, от него зависящее, сделает. Маклафлин осмотрелся. Людская река уже возобновила поступательное движение к вышкам. Он же лишь знобко передернул плечами, поднял воротник щеголеватого коротенького пальто и поспешил в противоположном направлении, к выходу с летного поля. Он шел, сопровождаемый недоуменными взглядами бредущих навстречу не слишком счастливых людей, которые никак не могли взять в толк, почему этот молодой человек не идет вместе со всеми к спасительным башням, а, похоже, намерен возвратиться в город. На окрики полицейских из оцепления он внимания не обращал. Формально, эвакуироваться или нет – личное дело каждого. Воспрепятствовать кому-либо, на свой страх и риск отказаться от эвакуации даже военная полиция права не имела. Такими полномочиями она попросту не располагала.

Едва Маклафлин покинул «Стенфилд», повалил мокрый снег, словно природа только и ждала именно этой минуты…

Энигматичный персонаж

Старинные напольные часы размеренно пробили восемь раз. Если верить латунной табличке, прибитой внутри украшенного вычурной резьбой корпуса из красного дерева, то сделал их некий Джордж Уильямс из Бристоля аж в 1779 году. По уверению старика-часовщика, занимавшегося поддержанием их в рабочем состоянии, часы эти являлись, ни много ни мало, истинным шедевром часового искусства, а не доверять мнению видавшего виды мастера оснований не было – полувековой стаж общения с раритетными часовыми механизмами чего-то да стоил. Теперь-то уже вряд ли кто-нибудь сможет объяснить, каким образом антикварные часы восемнадцатого века, да еще и родом из старой доброй Англии, очутились в стенах российского казенного учреждения, но они до сих пор исправно показывали время с весьма незначительной даже по нынешним меркам погрешностью и регулярно напоминали мелодичным боем о скоротечности бытия. Сейчас они, к примеру, сообщили, что, пусть и формально, но рабочий день уже час как окончился.

Невзирая на это Олег Дмитриевич и в мыслях не имел намерения покинуть осточертевший за день кабинет, дабы поскорее отправиться домой. Он лишь на секунду оторвался от изучения какого-то документа, лежавшего перед ним на столе, бросил беглый взгляд на золоченый циферблат и вновь погрузился в чтение. Дочитав, устало откинулся на спинку кресла и потянулся. Потом встал и в задумчивости прошелся по кабинету, мурлыча себе под нос: «Как хорошо быть генералом, как хорошо быть генералом. Лучше работы я вам, сеньоры, не назову…» Эта бесшабашная песенка, в годы его детства звучавшая буквально из каждого утюга, засела в памяти намертво и никак не желала забываться, временами прорываясь наружу.

Теперь даже не верится, но раньше ему и впрямь представлялось, что быть генералом – верх блаженства. Однако время все расставило по местам, и никаких иллюзий относительно беззаботности генеральской жизни у него не осталось, потому как он, Олег Дмитриевич Изотов, уже шестой год на собственной шкуре по полной программе ощущал, каково это – быть генералом, а тем более генералом ФСБ. За то время, что он, образно выражаясь, носил на плечах генеральские погоны… Образно, потому что по роду деятельности повседневной одеждой ему служил цивильный строгий костюм, а в военную форму если и приходилось облачаться, то исключительно по какому-нибудь торжественному поводу… Так или иначе, но за годы генеральства такие понятия, как «душевный покой» или, скажем, «внутренняя гармония», утратили для него смысл как нечто недостижимое и посему нереальное.

Лучшее тому доказательство сегодняшний вечер. Без чего-то семь Олег Дмитриевич набрал жене, клятвенно пообещав быть дома к ужину. Та в свою очередь заверила, что этот самый ужин уже ждет его не дождется и ни в коем случае не разочарует дражайшего супруга. А буквально через минуту последовал звонок на мобильный телефон. Изотов поднес трубку к уху.

– Слушаю… О-о-о! Сколько лет! Здорово, чертяка! – бурно отреагировал он, узнав звонившего. – Какими судьбами?

Нежданно-негаданно проявился бывший сослуживец – уже лет восемь как вольная птица. Было время, работали в одной упряжке, и довольно долго, но жизнь развела: его комиссовали по ранению, и с тех пор виделись они всего пару раз, уже очень давно и на бегу. Да что говорить, у всех свои заботы. К стыду своему, Олег Дмитриевич даже не знал, чем тот теперь занимается. Слышал краем уха, что не бедствует – вроде бы, организовал собственное дело, но что конкретно… Оттого-то генерал и обрадовался этому звонку. Как говорится, если гора не идет к Магомету, пусть хотя бы Магомет сделает пару шагов в направлении горы.

Со стороны их беседа выглядела как обычный в таких случаях разговор старых приятелей обо всем и ни о чем. Впрочем, довольно скоро она приобрела несколько иной оттенок, нежели воспоминания о былом, потому что в какой-то момент Изотов из участника диалога превратился в слушателя. Причем, выражение генеральского лица буквально на глазах претерпело метаморфозу от благодушного до деловито озабоченного, и он принялся делать какие-то записи на листе бумаги. Ничего, кроме «Ну-ну…», «Любопытно…», «А что, очень может быть!» и «Как, говоришь, его зовут?», он больше не произнес. Лишь в самом конце, как бы подводя черту, спросил:

– Можешь мне эту штуковину одолжить на время?

Выслушав ответ, генерал удовлетворенно кивнул.

– Отлично. Буду ждать звонка. До встречи.

Видимо информации, которой поделился с ним экс-коллега, с лихвой хватило, чтобы возбудить профессиональное любопытство. Изотов весь преобразился, став вдруг похожим на почуявшего дичь охотничьего пса. Напрочь позабыв о стынущем ужине, он немедленно набрал внутренний номер дежурного оперативника.

– Лейтенант Каблуков, – отрекоменовался тот, взяв трубку.

Каблуков из новеньких – только-только окончил Академию. Рвения хоть отбавляй, а вот опыта… Ну да опыт – дело наживное, то ли констатировал, то ли утешил себя генерал и, даже не подумав представиться, простецки поинтересовался:

– Не сильно занят, лейтенант?

В представлении нужды действительно не было – кто хоть раз слышал фирменный хрипловатый изотовский баритон, отдаленно напоминавший голос Луи Армстронга, никогда бы его ни с кем не перепутал, – и Каблуков, разумеется, узнал начальника управления.

– Никак нет, товарищ генерал! – избыточно бодро отреагировал он.

– Тогда бери ручку, – велел Изотов и, сверившись с записью на листке, продиктовал начинающему оперативнику фамилию, имя, отчество и еще кое-какие данные человека, о котором после состоявшегося несколько минут назад разговора ему захотелось разузнать все, что только возможно.

– Срочно установи, кто он, что он. Пошарь по базам. Собери первичку. Обобщи. Через час справку мне на стол, – озадачил генерал молодого сотрудника и отключился, нимало не сомневаясь, что тот немедленно кинется выполнять его поручение, – авторитет Изотова был непререкаем.

И вот теперь, ознакомившись с не бог весть какой содержательной и подробной справкой – Каблуков отработал в Управлении всего ничего и набить руку в составлении документов такого рода еще не успел – Олег Дмитриевич в задумчивости мерил шагами кабинет. Так ему лучше думалось. Он прикидывал, сопоставлял, взвешивал. Что-то в этом есть, рассуждал генерал. Вопрос – что? И стоит ли игра свеч? Вполне ведь может статься, что под заманчивой оберткой окажется пустота, пшик, что не раз бывало. Опять же – кому поручить? Наконец генерал пришел к некому решению. Круто развернувшись, он возвратился за стол и, нажав клавишу переговорного устройства громкой связи, совсем не начальственно попросил:

– Ирина Артуровна, а где у нас Осипов?

Подобный выбор говорил о многом – Сергей Осипов был одним из лучших оперативников в управлении.

– Сейчас выясню, Олег Дмитриевич, – отозвался женский голос.

С тех пор, как в придачу к генеральским лампасам он получил приемную с секретаршей, не было случая, чтобы Ирина Артуровна – дама в зрелых летах, чрезвычайно ответственная, – оставила свой пост раньше, чем шеф покинет кабинет. Что же касается Осипова, то он запросто мог в этот час оказаться вне пределов лубянского здания. И вовсе не потому, что стремился поскорее попасть домой к жене и детям, хотя личную жизнь после 19:00 никто не отменял. Просто, в отсутствие каких-либо авральных мероприятий, оперативная работа на благо государственной безопасности предполагала высокую степень самостоятельности, так что в данный конкретный момент майор мог находиться где угодно.

Из своего угла часы серией ударов напомнили об истечении очередного часа. Девять, механически отметил про себя генерал и, вспомнив об обещании вернуться домой вовремя, чертыхнулся. Жена, ужин, ужас! – промелькнуло у него в голове именно в такой последовательности. Машка меня убьет. Если даже прямо сейчас сорвусь, меньше чем за час не доеду, а я, старый дурень, еще и Осипова разыскать велел. Вот чего, спрашивается, с этой темой захороводился? Ведь, никакой же срочности: преспокойно и завтра бы все прокачал. Оставался шанс, что сотрудника, которого он собрался озадачить, не окажется на месте. Тогда можно будет дать себе отбой без потери лица, и бегом домой…

– Осипов у себя, – голосом Ирины Артуровны сообщило переговорное устройство, развеяв слабую надежду на хотя бы относительно благополучный выход из ситуации с ужином. – Вызвать?

– Разумеется, – вздохнул Изотов, осознав, что обратной дороги нет, и путь к отступлению отрезан.

Жене звонить не стал. Подумал: свалю задержку на руководство. Дескать, неожиданно выдернули на ковер и всякое такое, авось и прокатит.

– Ирина Артуровна, еще одна просьба… – обратился он к переговорному устройству.

– Не беспокойтесь, – опередила его секретарша. – Если позвонит жена, скажу, что вас срочно вызвали наверх.

 

– Вот именно, – кивнул Изотов.

Вскоре на пороге кабинета появился Осипов, молодой, подтянутый. Впрочем, молодым он был только в сравнении с пятидесятидевятилетним генералом, тридцать шесть ему уже минуло.

– Разрешите войти? – спросил он.

– Считай, разрешил, – в присущей ему грубоватой манере отозвался Изотов. – Проходи, Сергей Евгеньевич. Присаживайся.

Майор опустился на стул, стоявший подле генеральского стола.

– Ну как, готов подполковничьи погоны примерить? – полюбопытствовал Изотов, намекая на ожидаемый со дня на день приказ о присвоении очередного звания группе сотрудников, в число коих входил и Осипов.

– Я, как пионер, всегда и ко всему готов, товарищ генерал, – ответил тот, прекрасно понимая: не за тем его генерал вызвал, чтобы поинтересоваться моральной готовностью пока еще майора в скором времени стать подполковником.

– Это хорошо, – одобрительно кивнул Олег Дмитриевич и протянул ему ту самую справку, с которой недавно сам ознакомился. – На-ка вот, взгляни.

Осипов читал и, по мере того как вникал в содержимое документа, все больше недоумевал: что тут могло заинтересовать тертого волчару Изотова? Фигурант-то в целом мало чем примечателен. Ну, репатриант. Так в жизни всякое бывает. По роду занятий, тоже ничего такого-этакого из ряда вон: руководитель консалтинговой фирмы с очень и очень приличной официальной заработной платой. Правда, пока непонятно, чем занимается сама контора, ну так это еще не повод. Тем более что, судя по выписке из налоговой, она с завидной регулярностью производит отчисления в бюджет в полном объеме и в строгом соответствии с действующим законодательством. Все бы так себя вели, и России-матушке никакие кризисы не были бы страшны. Проживает фигурант в ближнем Подмосковье в арендованном особняке. Конечно, без малого девятьсот квадратов жилой площади и полтора гектара земли – несколько вызывающе, но с договором аренды полный порядок, не придерешься. Словом, на первый взгляд, ничего криминального.

Однако, будучи опытным оперативником, майор обратил внимание на то, что сведения, изложенные в справке, поверхностны, сыроваты, сразу видно, на скорую руку стряпались, и воспринимать их следует критически. Понимал он и другое: если тебя выдергивают в десятом часу вечера к дорогому руководителю – это неспроста, и все идет к тому, что не кому-нибудь, а именно тебе предстоит ох как потрудиться, дособирая информацию о фигуранте, дабы можно было сделать относительно оного более обоснованные выводы.

А еще за те семь лет, что Осипов работал под началом Изотова, он, насколько это вообще возможно, изучил своего шефа: Олег Дмитриевич отличался просто-таки феноменальным чутьем и если уж проявлял к кому-то или чему-то повышенный интерес, девяносто девять процентов за то, что это не пустышка. Не иначе у него имеется что-то очень веское в загашнике. Дочитав справку, Осипов вопросительно воззрился на начальника Управления.

– Есть какие-нибудь мысли? – вместо пояснений спросил тот.

Все ясно, внутренне резюмировал майор, подсказок не будет. Впрочем, он не особо-то и рассчитывал на них: Изотов не имел привычки раньше времени раскрывать карты.

– Дадите пару недель, глядишь, какие-нибудь и появятся, – обтекаемо ответил Осипов.

– Неделя, – рефлекторно распополамил запрошенный срок генерал, считавший, что подчиненных следует держать в тонусе и не позволять им расслабляться, пусть даже никакой спешки нет.

Спасибо, что не к завтрашнему утру, мысленно поблагодарил его Осипов, для которого ход начальственных мыслей относительно сроков исполнения поручений был очевиден. Отсюда и золотое правило: не стесняйся и запрашивай в два раза больше, чтобы получить то, на что рассчитывал.

– Разрешите идти? – спросил майор.

– Иди, – позволил генерал, отпустив его с миром, и механически бросил взгляд на часы. 21:49, печально констатировал Изотов. Вот тебе и ужин в узком семейном кругу. Он испустил тяжкий вздох.

Едва ли кто-нибудь станет оспаривать тот факт, что Россия всегда была, есть и, по всей вероятности, долго еще будет, страной с весьма своеобразными правовыми традициями. Иначе говоря, у нас, согласно известной присказке, при желании можно докопаться хоть до телеграфного столба. Но Осипов был не из тех, кто в поисках реального или мнимого компромата наводит тень на плетень. Он привык добросовестно собирать информацию, беспристрастно ее анализировать и делать выводы, хотелось верить, что объективные. Выполняя поручение Изотова, майор потрудился на совесть: выгреб на свет божий все, что только смог, для чего пришлось прибегнуть к помощи коллег из ближнего зарубежья и серьезно тех поднапрячь. Но, как бы там ни было, по истечении недельного срока, отведенного генералом, майор готов был во всеоружии предстать пред светлые очи начальства с изложенной на бумаге квинтэссенцией своих оперативно-розыскных усилий. Однако прежде чем отправиться с докладом к руководству, он, повинуясь выработанной годами привычке, еще раз внимательно прочел составленный документ, чтобы произвести окончательную оценку дела рук своих.

Вадим Павлович Гулов – таковы были ФИО заинтересовавшего генерала человека – родился в 1984 году в Москве, однако, в силу стечения обстоятельств, сделался гражданином Казахстана, что, в общем-то, в те времена было делом обычным. Никто ведь и предположить не мог, что «великий могучий Советский Союз», как пелось в гимне, может развалиться. Страна победившего социализма казалась чем-то незыблемым. Русские, украинцы, белорусы со спокойной душой оправлялись на жительство и работу в братские среднеазиатские республики, оседали там и чувствовали себя как дома, резонно полагая, что в любой момент смогут запросто без проблем вернуться на историческую родину, что, в общем-то, подтверждалось житейской практикой.

Но грянул девяносто первый, и все сильно осложнилось. Реалисты сразу смекнули, что, чем быстрее они уберутся из неожиданно появившихся на политической карте мира новых национальных государств, ранее бывших задворками сперва Российской, а потом Советской империи, тем лучше. И оказались совершенно правы, потому как оптимисты, в наивной надежде на лучшее, задержавшиеся там, упустили момент, когда можно было относительно безболезненно вернуться в Россию. К сожалению, слишком многие из них на собственной шкуре испытали все прелести всплеска национального самосознания в бывших советских республиках. Хорошо еще если их, бедолаг, едва ли не голых и босых, со временем всего лишь выкинули прочь, как неугодный новому государству отработанный материал, но ведь немало было и таких, кому не повезло чертовски – их просто физически уничтожили…

Воспоминания о бедах, выпавших на долю многих и многих соплеменников – самых обычных, ни в чем неповинных людей, которых накрыло шквалом обломков после крушения Советского Союза, – всколыхнули в душе майора не самые добрые чувства. Осипов имел на сей счет собственное суждение, которого твердо придерживался. По его мнению, власть предержащие товарищи, которые допустили, а может, и сами спровоцировали ту теперь уже четвертьвековой давности геополитическую катастрофу, по-хорошему, должны были бы ответить за последствия. Однако чаша сия их благополучно минула – никто, ни за что так и не ответил. За державу обидно, со вздохом напомнил себе Осипов слова кинотаможенника Верещагина, возвращаясь к содержанию справки.

Итак. Родился Вадим Гулов в 1984-м в семье московских студентов третьекурсников, губкинцев, как называли студентов Московского института нефтехимической и газовой промышленности имени Губкина. Закончив через два года учебу они вместе с крошкой-сыном по распределению отправились трудиться на нефтепромыслы Мангышлака в Казахскую ССР. Существовала в Стране Советов такая бесправная категория, как молодые специалисты, по закону обязанные отработать после получения диплома о среднем специальном или высшем образовании три года там, где их профессиональные знания будут востребованы. Куда только их (я бы оставил) подневольных не загоняли. Родители фигуранта были именно такими молодыми специалистами. Впрочем, сетовать на судьбу им не приходилось. Гуловым довелось принять самое деятельное участие в запуске Алатобинского нефтяного месторождения, после чего дела семейства уверенно пошли в гору, особенно у отца – Павла Сергеевича, который выбился в заместители директора предприятия республиканского значения «Мангышлакнефть». Супруга же его, Ольга Николаевна, не слишком стремилась к карьерному росту и довольствовалась меньшим – должностью ведущего специалиста геолого-технологических исследований нефтяных и газовых скважин. Пока родители вкалывали, отвоевывая у недр Прикаспия «черное золото», Вадик рос, ходил в ясли, в садик, в школу.

Вместе с ним неуклонно росло материальное благополучие семьи: более чем приличные зарплаты родителей, четырехкомнатная квартира в центре Актау, личная «Волга». Да и отношение к приехавшим из других республик специалистам здесь было вполне себе дружелюбным. Даже после того, как в декабре девяносто первого случилась независимость, жизнь Гуловых и прочих не-казахов не претерпела никаких перемен: работали себе и работали. Казахстан оказался едва ли не единственным новообразовавшимся государством на территории почившего в бозе СССР, где первые годы после обретения суверенитета не были отмечены какими-либо гонениями в отношении представителей бывшей метрополии.

И все же отношение к русским в бывших союзных республиках медленно, но верно ухудшалось. Их мало-помалу начали вытеснять сперва с руководящих постов, а потом и вообще отовсюду. Политологи, вероятно, окрестили бы это явление ползучим национализмом. Дошла очередь и до Гуловых. Должность матери, не особо утруждаясь комментариями, попросту сократили. Отца не уволили, однако в 2002-м под надуманным предлогом понизили до главного инженера, еще через годик перевели в рядовые инженеры-нефтяники. Совершенно очевидно, чем завершилась бы его карьера, не случись в 15 километрах от Актау злосчастное ДТП, в котором отец и мать Вадима Гулова погибли. Едва ли в этом присутствовал злой умысел. Пьяный водитель самосвала на перекрестке протаранил их «Волгу», был задержан на месте и получил причитающийся ему тюремный срок.

Вадим тогда в городе не было – он находился за тысячу верст от места трагедии. Дело в том, что по достижении семнадцатилетнего возраста, юноша, решив пойти по стопам родителей, уехал в Атырау, где поступил в университет нефти, уже третий год жил там в общежитии и навещал папу с мамой только на каникулах. А в тот злополучный день он сдавал последний экзамен летней сессии… Такая вот грустная загогулина нарисовалась.

Смерть близких – тяжелое горе, но все же не крушение мира. Осиротевшему парню нужно было как-то жить дальше, и он продолжил обучение в университете. Мало того, что студенту-очнику и так без родительской поддержки пришлось несладко, так еще и русофобские настроения в Казахстане к тому времени расцвели махровым цветом. Но, как ни странно, Гулов, будучи лишь твердым середнячком, который никогда звезд с неба не хватал, да к тому же еще, так сказать, инородцем, умудрился доучился и получить в 2005 году заветный диплом. Впрочем, это не помогло молодому человеку вписаться в новую казахскую действительность – места в ней ему не нашлось.

О том, чем он занимался по окончании вуза, коллеги Осипова из Комитета национальной безопасности Казахстана ничего путного сообщить то ли не пожелали, то ли действительно не смогли, кокетливо отписавшись в том смысле, что В.П.Гулов в госучреждения по вопросу трудоустройства не обращался. Понимай, как хочешь: может, выпускник престижного по местным меркам вуза, имевший несчастье родиться в русской семье, прекрасно сознавал полную бесперспективность обращения в эти самые госучреждения, и потому туда даже не совался, а может, что вероятнее, его к ним на пушечный выстрел не подпускали.

Хотя, тамошние чекисты действительно могли банально не иметь никакой информации на сей счет, что легко объяснимо – до того ли. С развалом Союза в спецслужбах всех вновь образованных суверенных государств, довольно долго царили бардак и кадровая чехарда, понятное дело, не самым лучшим образом сказавшиеся на качестве работы этих органов. Как бы то ни было, но никаких претензий к Вадиму Гулову, только-только вступавшему тогда во взрослую жизнь, у казахских комитетчиков не было – не представлял он для них интереса.

Зато, из ответа явствовало, что ни о какой его профессиональной самореализации и речи быть не могло. Молодой человек, видимо, безуспешно искал себе применение где и как только мог, и, вероятнее всего, перебивался случайными заработками. Вполне логично, что, промыкавшись так несколько лет и осознав полнейшую безнадегу своих потуг выжить в Казахстане, он пришел к закономерному итогу: продал за бесценок родительскую квартиру и в конце 2012 года подал в соответствующие органы заявление с просьбой о принятии в гражданство России в упрощенном порядке, на что, как урожденный москвич, имел полное право, и по истечении установленного законом срока сделался гражданином Российской федерации.

 

С тех пор минуло больше двух лет. Официальной подругой жизни он пока не обзавелся. Что же касается карьерного роста, тут просто-таки сказка-сказка. По состоянию на сегодняшний день репатриант из Казахстана Вадим Павлович Гулов твердо стоял на ногах как весьма успешный бизнесмен. Учрежденная им фирма «Компликейтид кейс» востребована, да еще как. Юридический и финансовый консалтинг. В списке деловых партнеров сплошь солидные организации. В общем, жизнь удалась! Логичному объяснению такие вещи плохо поддаются, однако новейшая российская история знавала взлеты и покруче. Опять же даже самые расчудесные бизнес-достижения еще не повод подозревать человека в чем-либо. Тем более что с формальной стороны в делах у него полный ажур: обширная договорная база, исключительно безналичные расчеты, своевременная уплата налогов, словом, и захочешь, не придерешься.

Проверка по оперативным учетам российских и зарубежных спецслужб, с которыми ФСБ на взаимовыгодных условиях поддерживала добрые отношения, увы, ничего не дала: ни имени, ни физиономии, ни отпечатков пальцев Гулова там не обнаружилось… Вспомнив, скольких усилий ему это стоило, майор с усмешкой покачал головой. Невелика премудрость – послать запрос. Но это только на первый взгляд. Взять хоть бы фотографии фигуранта. Можно было бы, конечно, воспользоваться теми, что осели в официальных учреждениях, однако на них человек, как правило, крайне редко сам на себя похож. Осипов пошел другим путем. С благословения Изотова в первый же день установил за Гуловым наружное наблюдение. Понятно, что он не рассчитывал таким образом выяснить нечто сенсационное. Все куда проще: ребята из «наружки» нащелкали кучу свежих фотографий – выбирай, что больше соответствует оригиналу.

Добыть образцы, научно выражаясь, отпечатков папиллярных узоров пальцев рук, – тоже отдельная история. Не мудрствуя лукаво, получить в каком-нибудь архиве дакто-карту новоиспеченного россиянина, каковым являлся Гулов, нельзя – таковой попросту не существует. Казалось бы, сколько лет уже во всех инстанциях мусолят тему о необходимость введения обязательного дактилоскопирования всех иностранцев, прибывающих на территорию России, в том числе и соискателей гражданства, а воз и ныне там. Вот и вертись как хочешь. Оставался единственный способ решения проблемы. Если интересующий тебя человек не сидит сиднем в четырех стенах и покидает дом хотя бы изредка, он непременно к чему-то прикасается и оставляет следы своих пальчиков на самых разных предметах: на чашках, ложках, дверных ручках, да мало ли на чем. Слава богу, в «наружке» хлопцы ушлые: выявить и зафиксировать такие следы – для них вопрос часов, в крайнем случае, дней. Выручили они и в этот раз – с задачей справились, причем так, что клиент ни сном, ни духом.

Дальше – больше. Мало просто запустить механизма проверки, нужно еще оперативно ответ получить. Пришлось воспользоваться административным ресурсом Изотова, который своим авторитетом, обеспечил сверхсрочность прохождения документа через отечественные и зарубежные бюрократические препоны. В итоге вместо обычного месяца, реакция последовала всего-то через трое суток. Результат проверки по всем направлениям оказался отрицательным: никакого компромата, никаких претензий из-за кордона, да и двухгодичное пребывание Вадима Гулова на территории РФ не было отмечено какими-либо административными или уголовными правонарушениями с его стороны. Нормально. Если даже предположить, что Гулов – хорошо законспирированный вражина, он же не какой-нибудь матерый уголовник или экстремист, на котором штампа ставить негде, чтобы засветиться везде и всюду, а совсем наоборот, заинтересован в поддержании имиджа добропорядочного гражданина.

Словом, перелопатив кучу документов, Осипов пришел к выводу: в прошлом и настоящем человека, заинтересовавшего Изотова, ничего явно подозрительного, во всяком случае, такого, что бросалось бы в глаза, – нет. Единственное несоответствие, за которое зацепился глаз опытного оперативника, – печать отдела ЗАГС Черемушкинского района Москвы в свидетельстве о рождении. В 1983 году этот район был переименован в Брежневский, а в 1988-м вновь стал Черемушкинским. Гулов родился в 84-м, следовательно, печать в документе должна была принадлежать уже Брежневскому загсу. Но это смахивало на обычную бюрократическую оплошность. Скорее всего, кто-то по невнимательности воспользовался старой печатью, и не более того…

Меньше чем через час Осипов подробнейше изложил своему руководителю все, что сумел выяснить за неделю кропотливой работы. Отстрелявшись, он вопросительно воззрился на генерала в надежде, что тот выложит на стол припрятанного в рукаве джокера. Ну не могло такого быть, чтоб Изотов не имел про запас какого-нибудь мощного аргумента. Не просто же так – чисто из праздного любопытства – вцепился он в этого Гулова. Впрочем, если генералу и было что сказать, он с этим не спешил. Судя по сосредоточенности, отчетливо обозначившейся на генеральской челе, Олег Дмитриевич осмысливал услышанное и сопоставлял с чем-то, одному ему ведомым, а закончив, спросил:

– Небось голову ломаешь, с какого вздумалось начальству тебя поднапрячь?

Майор никак не отреагировал. Вопрос был риторический. И так понятно: знать, чего ради трудишься, не помешало бы.

– Первопричина – неконкретная и маловразумительная информация из абсолютно надежного источника… – сделав ударение на словах «абсолютно надежного», сказал Изотов, не удосужившись уточнить, что это была за информация, и добавил: – …Плюс моя чертова интуиция! Сам видишь, пассажир, мягко говоря, неординарный. Недавний гражданин Казахстана. В двенадцатом году возвратился на историческую родину. Никто и звать никак, и всего за пару лет из грязи в князи? Процветает на консалтинге? Да еще и… – тут генерал осекся, видимо, по каким-то соображениям, по-прежнему не решаясь пролить свет на некоторые подробности, и деловито констатировал: – Словом, сомнения есть. Хотелось бы их развеять.

Побарабанив пальцами по столу, Олег Дмитриевич, словно вспомнив о чем-то, внезапно выдвинул верхний ящик и заглянул внутрь. После чего на лице его обозначилось нечто, похожее на изумление. Такая реакция что-то да значила – обычно Изотов умело скрывал свои эмоции.

– Вот, значит, как. Ну что ж, на ловца и зверь… – пробормотал он, чем окончательно сбил с толку подчиненного. Задвинул ящик и только после этого наконец снизошел до пояснений: – Тогда послушай меня…

Есть-таки джокер! – мелькнуло в голове Осипова, довольного тем, что не обманулся – наконец-то шеф соизволил приподнять завесу тумана. Следующие несколько минут Изотов неторопливо говорил, а Осипов внимательно слушал, становясь все задумчивее и задумчивее.

– Понимаю, что ситуация далека от заурядной, – заканчивая свой монолог, резюмировал генерал, – но отработать нужно, мало ли… Вопросы?

– Вопросов нет, – ответил оперативник и, осененный пришедшей на ум идеей, поспешно прибавил: – А вот одна дельная мысль возникла.

– Выкладывай! – приказал Изотов.

Майор упрашивать себя не заставил – четко и сжато изложил суть предложения. Дослушав, генерал одобрительно кивнул.

– Действуй! Вперед и с песней, как говорится! – напутствовал Изотов и предостерег напоследок. – Но никакого официоза. Будет результат, задним числом все оформим. А пока ни-ни – чтоб ушей нашей Конторы и близко не торчало.

Bepul matn qismi tugadi. Ko'proq o'qishini xohlaysizmi?