Kitobni o'qish: «Девушки с палаткой», sahifa 5

Затем Маркус снова осенило, она чуть не подпрыгнула от радости:

– Вспомнила! Всё-таки вспомнила! Марьянка как-то смеялась над его приколом: будто он стоял у себя на балконе, начал отодвигать москитку, а она вывалилась на крышу магазина, который у них на первом этаже. И он спустил табурет, привязанный на верёвочке, вылез на эту крышу через окно, а потом его заметил охранник из магазина и начал ругаться, прогонять с крыши… Вы понимаете? Ведь это означает, что он живёт на втором этаже, и его окна выходят на магазин. Надо посмотреть в интернете панораму этого дома.

Олеся отреагировала мгновенно. Вскоре девушки уставились в экран телефона Лопухиной, разглядывая панорамное изображение – вид на здание, на углу которого, выходящего на главную улицу, располагалось два сетевых магазина. Прямо над ними на втором этаже по смыслу должно было находиться две квартиры – значит поиск сузился всего до двух квартир.

– Вы что хотите сходить к нему? – удивилась Маркус, на что медсестра ответила объяснением:

– Надо проверить: всё ли с ним в порядке.

Тёща пульмонолога приподнялась на локте, потянулась к бутылке с минеральной водой, уставилась на девушек.

– Ладно, пошла я на пост.

Олеся двинулась к двери, оставив обитательниц четырнадцатой молчаливыми и обескураженными.

В остаток рабочего дня у Лопухиной рождался план: завтра она не поленится – доедет до Дворца спорта, поднимется на второй этаж первого подъезда и… поставит на этой истории финальную жирную точку. Если в тех двух квартирах никто не слышал ни о каком двадцатипятилетнем жильце по имени Илья, то больше она не позволит малолетней лгунье с богатым воображением водить её за нос. Больше не помогут отговорки типа: перепутала дом, а может квартира не та, а может Марьянка что-то неправильно поняла… Всё. Хватит. Завтра Олеся разберётся – будет ли она вообще в будущем доверять чьим-либо словам.

От Лопухиных-старших Олесе достался подержанный автомобиль, стоящий в гараже неподалёку от дома – родители надеялись, что благодаря ему дочь будет чаще приезжать к ним в деревню. После выхода на пенсию они перебрались в родовое гнездо: облагородили дом, завели хозяйство, раскинули сад. Квартира, машина, гараж остались дочери.

На работу Олеся в летнее время ходила пешком, благо всего две остановки, машину из гаража выгоняла по случаю более дальнего расстояния. В первый выходной, проспав до двенадцати, девушка взялась за реализацию плана. Недельный простой автомобиля сказался – Олеся чуть не забыла, как он заводится.

Возле высотки с зелёными башенками располагалась парковка с видом на магазины первого этажа. Девушка оценила расположение окон, не выходя из машины. Если никого нет в обеих квартирах, решила пробовать приехать вновь, поздним вечером, когда в окнах зажжётся свет.

Закрыв машину на сигнализацию, Олеся одёрнула короткое платье кофейного оттенка, склонила голову к зеркалу бокового вида, подправила неброский макияж и двинулась огибать дом. Подъезд был заперт домофонным замком. Набор цифр наобум ничего не дал – слышались сигналы, никто не открывал. К дому приблизилась женщина лет шестидесяти с элегантной причёской и в больших затемнённых очках – Олеся приготовилась пройти вместе с ней.

– А ведь вы не здесь живёте? – Деловая особа уставилась на неё оценивающе, позвякивая снизкой ключей и приставляя один из них.

– Я укол иду делать, – быстро сообразила Олеся. – Я медсестра.

Дверь запищала, замок открылся.

– К кому? – Жительница была дотошной, по её виду читалась руководящая должность, видимо, занимаемая ею ещё до пенсии. Но и Лопухина была не лыком шита.

– А это личная информация моего пациента.

Жительница сразу отстала, наблюдая, как девушка поднимается пешком по лестнице. В ожидании лифта та до последнего смотрела ей вслед. Наконец, лифт её увёз, и в подъезде настало затишье.

У Олеси было два варианта квартир, выходящих на крыши магазинов: под номерами шесть и семь. Что я здесь делаю, думала она, стоя перед дверью шестой, зачем я сюда притащилась? Вон, и люди на меня подозрительно косятся… Это работа следователей – ходить по домам, опрашивать людей, не моя. Лучше бы я занялась своими делами: съездила бы на рынок, сходила в парикмахерскую, нет же, стою здесь, как дура, в совершенно незнакомом доме, чужом районе…

Палец вдавил кнопку звонка – мелодия так и подстёгивала станцевать под её ритм. Олеся вдруг замерла, затаив дыхание. Что-то громыхнуло, непонятно где: за этой дверью или звук донёсся из другой квартиры – не разобрать. Наконец отчётливо проявились быстрые шаги – слава богу, приезжать сюда опять не придётся, кто бы то ни был – сейчас всё выяснится. В открывшемся проёме возникло лицо парня лет восемнадцати. При виде незнакомой женщины брови его плавно поползли вверх.

– Слушаю вас, мадам!

Лопухина собралась с духом.

– Здравствуйте! Извините за беспокойство, но мне бы увидеть Илью.

Паренёк, открывший дверь, замер от удивления, окинул взглядом пространство за спиной Олеси. Никого там не обнаружив, ответил:

– Здесь нет никакого Ильи…

Олеся пришла в замешательство, ей стало дико неудобно. Ещё чуть-чуть и она бы покинула это место, нелепо извиняясь. С расстройством в лице она отступила к выходу.

– А вы, случайно, квартирой не промахнулись, мадам? – сообразил наконец парень. Она отреагировала на его слова мгновенно – остановилась и застыла посреди коридора в полном оцепенении. – Раз вам нужен кент по имени Илья… – Он немного занервничал. – В седьмой квартире такой обитает… – Парень кивнул на соседнюю дверь.

Ну ничего, подумала Олеся, извиняясь из-за путаницы в адресах, главное, жилец с таким именем обнаружился. Её каблуки застучали по просторному коридору.

– В седьмой, говорите? – Она внезапно обернулась. Паренёк висел на двери по-прежнему. – А это у него родители живут в Америке? И сколько ему? Двадцать пять?

Тот соглашаясь кивнул, безотрывно следя, как незнакомка тянется к звонку соседей. Заметив, что она снова бросила на него недоумевающий взгляд, он быстро прикрыл тяжёлую дорогую дверь – Олеся не расслышала щелчка.

Седьмую никто не отворил – за дверью стояла полная тишина. Её расстроило, что приезжать опять придётся, возможно, хозяина квартиры она не застанет продолжительное время, ведь Илья – заядлый любитель туристических вылазок.

Вздохнув с досады, Лопухина двинулась вниз по лестнице – в её боковой обзор попал наблюдающий из укрытия юный сосед. Заметив, что его застукали, он снова аккуратно притянул к себе дверь – на этот раз со щелчком. Тут она решила схитрить: тихо поднявшись к седьмой квартире, девушка громко постучала, крикнув «Илья, открой! Нам надо срочно поговорить!», после чего сразу перебежала к двери юнца, затаившись в углу, лишённом обзора.

Дверь шестой в который раз тихо отворилась, и сосед высунул любопытный нос, затем вытянул шею в поисках бесследно канувшей незнакомки.

– Хоп! – Олеся подставила в проём ногу. – Значит так! Давай рассказывай, где Илья! И не говори, что ты не в курсе… Это вопрос жизни и смерти.

– Спокойно, спокойно, мадам…

Парень деликатно приостановил её смелые действия.

– Вы, собственно говоря, кем будете? – поинтересовался он, удерживая оборону.

Лопухина, игнорируя вопрос, продолжала:

– Тебе о чём-нибудь говорят имена: Марьяна и Татьяна? Это девушки с палаткой.

Услышав имена, известные всему городу, сосед шумно выдохнул через нос и свесил голову вперёд, будто её отрубили на гильотине – этим жестом он давал понять, что добровольно готов предоставить её на плаху.

– Я знал, что добром это не кончится… – сказал он. – Проходите… – Дверь щедро распахнулась.

Олеся застенчиво вошла в просторную, хорошо обставленную квартиру, глаза её сновали по сторонам – она искала других домочадцев, но навстречу никто не выходил.

– Так вы, собственно, кто? – снова спросил сосед.

– Я – медсестра из больницы, в которую доставили этих девочек.

– Слава богу, что не из полиции, – пробурчал парень, запуская кофемашину. – Чай, кофе? – От него исходила безграничная вежливость. – Кстати, как вас зовут, мадам?

– Просто Олеся.

– Ладно… Тогда не надо меня звать Степан Александрович… Зовите просто Стёпа.

– Договорились.

Олеся уже сидела за столом из чёрного стекла – центром кухни и гостиной. Стёпа выставил две кружки дымящегося кофе, звонко стукнув ими о столешницу, сам расположился с другой стороны.

Лопухина не сводила с него пристального прокурорского взгляда – отмазываться ему было уже поздно, и Стёпа приступил:

– Я так попал, так попал со всей этой историей… Я не знаю кому и что говорить. – Он обхватил голову руками. – Его родители меня задолбали – звонят мне и пишут: где Илья? Лучше бы я был глух и слеп, и не ведал, что он затевает… И зачем он меня посвятил в свои дела, зачем я, дурак, слушал, разинув рот, да ещё интересовался…

Он заметил возросшее внимание на лице Олеси.

– Знаю я эту историю с Марианной, – перешёл он к делу.

– С Марьяной, – поправила гостья.

– Неважно… Читал, как их отыскали.

Горячий кофе плеском зашёл ему в глотку, по шее пробежал кадык.

Наблюдая, как парень нервозно мнётся, Олеся не стала дожидаться, когда он вдоволь насладится бодрящим напитком и начала задавать вопросы:

– Так что там затеял… твой кент Илья?

Стёпа откинулся на высокую спинку стула, вяло свесил позади руку, начал излагать:

– Да, он рассказал мне, что отвёз девчонок в лес потусить…

– Потусить? – вырвалось у Олеси.

Юноша проигнорировал.

– Девятого он должен был забрать их оттуда.

Олеся поторопила:

– Дальше!

– Девятого он и рванул…

– Дальше!

– Ну и до сих пор о нём ни слуху… ни духу…

Лопухина напряглась, как струна.

– Так чего ты сидишь? Сегодня – какое? В розыск подавать надо!

Она привстала.

– Вы, мадам, рассуждаете, как моя мама. И она чуть что – давай все силы задействовать… Ей только намекни и за её спиной сразу выстроятся в ряд танки. – Стёпа за пару секунд сменил несколько позиций на стуле. – Поначалу, я думал, что он затусил вместе с ними. Ну телефон молчит – это понятно, значит, разрядился. – Нервные Стёпины пальцы поиграли с крышкой от сахарницы, издавая пронзительный звон. – Перед родителями его выгораживал, как мог, говорил им, будто он взял палатку и поехал отдыхать с девушкой… А то, что девчонок нашли, да ещё в таком состоянии, я узнал только два дня назад. Просто охренел! Я так охренел! – Он шлёпнул себя по лбу. – Даже думал, что это Илюха их так отделал…

Вот и приехали, подумала Олеся, утопая в лаврах, которыми она себя наградила за сообразительность – ведь такова была её самая первейшая оценка произошедшему, и всё идёт к тому, что именно она может оказаться верной. На уровне подсознания она всегда подозревала, что был кто-то третий, не включая, естественно, демонов и леших.

– Но Илюха не мог… – продолжал парень. – Он вообще на такое не способен. Я его всю жизнь знаю – мы родичи, мы двоюродные брат и сестра… Блин! Совсем язык заплёлся от волнений… Мы с ним двоюродные братья. Илюха спокойный, уравновешенный, да я бы даже сказал: добрейшей души человек!

Лопухина покосилась недоверчиво: если бы люди знали кто и на что способен, преступления предотвращались бы заблаговременно.

– Я поискал по своим каналам – никуда такой не поступал: ни в больницы, ни в морги, даже в отделения во всякие. До сих пор нигде не объявлялся. Не понимаю… Он там что, один в лесу остался? Грехи сидит замаливает? – Степан снова обхватил голову, опираясь локтями в столешницу. – А может его нет в живых? – Он простонал. – Его родители меня прибьют, когда узнают, что я знал и не рассказал… – Его ладони сползли к лицу, сплюснув щёки – он выглядел смешным с утиными губами и потерянным взглядом.

– Стёп, – заговорила Олеся, – с ним могла случиться беда. Надо подключать спасателей.

– Ага! – возмутился он. – А если он просто-напросто загулял, парень молодой, а мы с вами такой кипиш поднимем…

Аргумент насчёт молодости показался вполне весомым. С кем не бывало… Олеся как-то сама, получив диплом, загуляла с сокурсниками, правда на три дня – её мать тогда сбилась с ног, всех обзвонила, даже обращалась в полицию, но дочь сама дала о себе знать: заявилась пьяная и счастливая, жалясь, что посеяла телефон, но приобрела долгожданную «корочку».

– Ты хотя бы примерно знаешь, где находится то место, куда он их отвёз? – поинтересовалась гостья у парня, мечущегося от угрызений совести.

Жертва обстоятельств поднял глаза и встрепенулся.

– Что значит – примерно? Я знаю точно!

Лопухина пришла в восторг.

– Откуда?

На это парень ухмыльнулся.

– Как это откуда? Я был там раньше. С Илюхой.

– А можешь нарисовать?

Степан покрутил головой, остановился на принтере, видневшимся в открытом дверном проёме его комнаты прямо по курсу, медленно, но сообразил:

– Я отпечатаю карты!

Из комнаты раздавались один за другим звуки выезжавших листов, пока Олеся разглядывала многочисленные семейные фотографии в рамках. Создавалось впечатление, что Степан где только не побывал, чем только не увлекался. В душе она позавидовала его активной жизни, отличающейся от одного и того же однообразного Олесиного перемещения: квартира-деревня, деревня-квартира.

Парень вынес цветные фото спутниковых карт, начал отмечать на них фломастером кресты.

– Тут понятно… – сказал он. – Палатку ставили прямо на выступе этого мыса. – Он продемонстрировал ей.

Максимально увеличенные снимки были расплывчатыми, но мыс на них разобрать не составило труда. Через реку желтели сплошные поля, разграниченные тёмными посадками. Действительно, населённые пункты далековато, отметила про себя Олеся.

– Что же ты сам туда не сгонял, не поискал?

Гостья оторвалась от снимков и пристально на него уставилась.

Степан, недолго думая, выпалил:

– А у меня агорафобия.

– Чего?

– Я боюсь выходить из дома.

Олеся взглянула скептически.

– Судя по вашим фотографиям, – кивнула она в сторону семейных фотошедевров, – ты дома вообще не бываешь.

Степан потупился, но быстро сообразил.

– Она позавчера началась, – сморозил он. – Сегодня совсем обострилась.

У неё на лице обозначилась лёгкая ухмылка, но она перестала на него давить.

– Я съезжу туда сама.

Юноша открыл от удивления рот.

– Вы такая храбрая…

Гостья, сворачивая листы, с любопытством прошлась по квартире, оценивая с кем имеет дело – хозяин сопровождал её, волнительно, в ожидании очередных вопросов. Постояв возле приоткрытой двери, за которой угадывалась спальня родителей, а на кровати валялись разбросанные вещи, будто собирались в спешке, Олеся заинтересовалась:

– А родители твои где?

Тот встрепенулся, ответил, что на отдыхе.

В комнате юноши на компьютерном столе были разбросаны рисунки, сделанные карандашом, надо сказать, талантливые, в жанре комиксов. Везде были изображены фантастические монстры.

– Что это? – Олеся выбрала первый попавшийся.

– Видите ли, мадам… Я – известный писатель и художник. – Дополнил: – В определённом кругу.

Она начала перебирать рисунки, продолжая интересоваться:

– И большой у тебя круг?

– Да там… пацаны…

На одном из рисунков была представлена злая старуха с длинными косами – Олеся уловила некую схожесть с Таниным рассказом и это навело её на мысль.

– А ты классно рисуешь! И воображение у тебя хорошо развито… – Олеся начала разглядывать тщательно проработанные элементы: выпирающие суставы, обтянутые кожей, искусно затенённые складки её космического наряда. – Что из себя может представлять эта старуха в реальности? Не у тебя, а вообще… Кем бы она могла быть, ну если только мы добавили бы к ней такие металлические скобы на ногах и повесили бы на шее электронный прибор? Даже не знаю, зачем я захотела к ней всё это приписать…

Степан просиял от интереса к его работам.

– Супер! Могу я воспользоваться дополнениями вашего авторства, мадам? У вас с фантазией тоже всё норм!

– Да пожалуйста… И всё-таки?

Парень почесал затылок, взвил глазами высоко за пределы мира, ответил:

– Да тут ежу понятно! Она не может ходить – кости вероятно раздроблены, просто восстановлены с помощью специальных элементов… Но посмотрите какая она древняя – такие на нормальных ногах и то еле ходят, а вы хотите, чтоб с переломанными… Возможно, она побывала в аварии.

Парень заговорил менее эмоционально:

– А вот вы сказали: на шее прибор… Сразу приходит мысль… – Он сфокусировался на проблеме. – Ну вот у вас как в больнице принято: до выключателя надо больному дотянуться, а чтобы позвать медсестру, надо отправить за ней ходячего соседа по палате… Теперь представьте, что у вас на шее висит специальное устройство – ты говоришь ему команду и выполнятся любые твои требования. Соответственно, этот прибор ей в помощь – через него она отдаёт команды людям и предметам: Свет включись! Эй, медсестра, пойди сюда! – Последнюю фразу он сопроводил рэперскими движениями. – Особенно удобно в какой-нибудь травматологии… Да скорее всего она там и лежит, судя по ногам…

– Такое возможно? – Гостья уставилась на него словно завороженная. Герои, выдуманные обычным парнем, готовы были шагнуть сквозь невидимую границу в реальный мир.

– Я думаю, всё возможно! Откуда мы знаем… Может есть такая больница, где пользуются подобными устройствами… Для очень богатых.

– А почему у неё тогда обжигающие руки? – вырвалось у Олеси.

Парень сделал глубокий вдох, не утрачивая всей серьёзности и нисколько не удивляясь.

– Ну руки… руки… – забубнил он, собирая рисунки, – обжигающие руки…

Подумав, произнёс:

– А это уже из разряда фантастики! Может она из другого измерения, или другого времени… Вы так интересуетесь, будто видели её на самом деле.

Перед тем, как уйти, Олеся взяла с него слово, что, если её завтрашняя поездка к месту, отмеченному крестом на карте, окажется безрезультатной, он сразу пойдёт в полицию и всё расскажет. Юноша пообещал.

На следующий день Лопухина планировала навестить родителей – теперь её маршрут пролегал со значительным крюком через тот район. Блудить по дремучему лесу, не зная дороги, она не собиралась, ей пришла в голову мысль: проверить местность с другого берега, где было больше открытого пространства и нормальные грунтовые дороги, накатанные сельскохозяйственной техникой. На всякий случай закинула в сумку купальник – вдруг придётся переплывать. Хотя поймала себя на мысли, что девушке не подобает одной бродить в купальнике по безлюдному берегу и проявлять смелость там, где не надо, поэтому она для себя решила: взглянуть на печально известное место одним глазком и двигаться дальше – к родителям в деревню.

День для августа выдался жарким – лето не сдавало своих позиций. У Олеси в запасе было ещё два дня, так как медсёстры вышли из отпусков и график поменялся на один к трём. Представила, как обрадуются родители, узнав, что Олеся останется с ночёвкой.

За окном мелькали скошенные поля. Когда миновало последнее село, ей пришлось останавливаться и рассматривать отпечатанные листы, затем ориентироваться по посадкам, прудам – всему, что можно было бы разглядеть на картах разного масштаба. Грунтовая дорога привела в густые заросли – судя по изображению, указанный мыс находился рядом, вон за тем холмом.

Олеся заперла машину, огляделась по сторонам: вполне себе тихое местечко, наполненное лишь трескотнёй и жужжанием насекомых. Ближе к реке начали нервировать овода.

Вдоль берега тянулись заросли рогоза – над ним летал пух, река журчала спокойным течением – в середине вода не цвела и светилась чистотой под солнечными лучами. Река была похожа на зеркало: её заполонили облака, идущие против течения. Олесе стало понятно желание молодых людей приехать именно сюда – здесь было божественно.

В обзоре на противоположной стороне показался мыс – она направилась к нему по берегу, впереди её ожидал крутой спуск к воде. Ей послышался смех – Олеся прислушалась. Показалось. Двинулась дальше. С приближением к мысу смех повторился снова – теперь она уловила его отчётливо: на том берегу кто-то был. В душе она разозлилась предполагая, что Илья притащил сюда новых баб и возможно отдыхает с ними на облюбованной стоянке, а его тем временем ищут, переживают за него, пока он здесь прохлаждается. Не исключено, что эта компашка и есть виновница преступления, случившегося с сёстрами. Вот они-то и подсыпали девочкам какую-то дрянь ради забавы, а затем стращали и гоняли по всему лесу, устроив курс выживания. Хорошо, что Олесю отделяла от них река: сейчас она запомнит их лица и быстро уедет прочь, сообщит кому надо.

В арке леса у костра в креслах сидели две девушки. Костёр трепетал, девушки переговаривались, хихикали над чем-то, хрустели семечками.

Лопухина подошла ближе и одна из них заметила её. Шок парализовал Олесю, охватил каждый орган, сдавил дыхание, когда она различила в ней Татьяну – та показывала в неё пальцем, испуг переполнял и её саму. Оглянулась вторая – теперь в арке леса белело лицо Марьяны. Олеся встревоженная спускалась вниз к воде, с трудом переставляя ноги, хотела увидеть ближе, не верила своим глазам.

– Девочки, кто вас выписал? – перебирали её губы, но те не слышали.

На другом берегу началась неразбериха: девушки паниковали, Татьяна тянулась к ведру.

– Вам помочь? – прокричала Марьяна через реку.

Ну мерзавки, они ещё спрашивают – Олеся вылезла из туфель-балеток и попыталась зайти в воду, чтобы они услышали её протесты. Помочь ли ей… Вы себе помогите – припереться обратно в лес в слабом, не долеченном состоянии, потянуло же их взяться за старые трюки.

– Да кто вас выписал?! – не унималась Олеся, но обе взирали на неё словно на оголодавшего медведя, готового броситься на них в любой момент. – Марьяна, а ты совсем ещё слаба! Как вы здесь оказались, две идиотки?

Стоя в воде, она наблюдала за ними, за тем, как девушек кидает в ужас от её приезда и только сейчас заметила, что на них обеих отсутствуют гипсы.

– А гипсы вы зачем поснимали?

Её возмущению не было предела, ей хотелось кинутся в воду прямо так, в одежде, но тут же вспомнила про купальник – зачем мочить вещи, если можно переодеться, доплыть до них и разобраться на месте.

Пока Лопухина быстрым шагом направлялась обратно к машине, прикидывала, что возможно из больницы их вывез всё тот же злополучный Илья – ну кто ещё у нас главный генератор безумных идей? Какая беспечность: бинты поснимали, долечиваться не хотят, им бы только тусить и развлекаться… Никакого инстинкта самосохранения, живут одним днём.

Она переоделась быстрыми нервными движениями в купальный костюм чёрного цвета, кинула в машину вещи, замкнула её, ключи спрятала в дупле трухлявого дерева. В пути жалела, что не связалась по телефону – неважно с кем, главное, держать кого-нибудь в курсе дела: Стёпу, подругу, сменщицу, мать… Нет, только не мать.

Вернувшись к месту, Олеся впала в стопор – противоположный берег был пуст. Костёр не пылал, девушек не наблюдалось, испарилась сама палатка.

Хотя Олеся отсутствовала совсем недолго, и девушки вполне могли сбежать, но как возможно за столь короткое время собрать большую навороченную палатку, загасить костёр, да так, что от него не осталось малейшего дымка и успеть перетаскать отсюда всё барахло?

Лопухина двинулась дальше, разглядывая берег: ноги колола трава, ступала она будто по битому стеклу и, находясь под воздействием нестерпимого желания разобраться с поведением маленьких негодниц, ушла она достаточно далеко.

Миновав поворот реки, насторожилась. С другого берега донёсся голос – ей стало ясно: девушки там. Вода была прохладной, заход омерзительным – ноги проваливались в вязкое глинистое дно, путались в водорослях; она легла на воду сразу, где река была ещё по колено, чтобы ногами не касаться дна. Поплыла.

Противоположный берег оказался песчаным, что позволило выйти без острых ощущений. Перед ней предстала та же картина: мерзавки сидели в креслах рядом с большой серо-зелёной палаткой, костёр пылал. Хитрые обманщицы переместились, предполагая, что она их не заметит с другого берега, однако, они не учли её готовность к переплытию.

– Что вы здесь делаете?! Кто вам разрешил?! – вскричала Олеся после того, как выбралась на берег и напористо двинулась на них.

К её удивлению, обе с душераздирающим визгом бросились врассыпную. В первую очередь она погналась за Марьяной – именно та больше всего нуждалась в медицинской помощи. Но младшая сестра где-то притаилась. Зато отчётливо виднелась старшая, будто кралась в темноте, в упор не замечая Олесю. Татьяна вскрикнула, когда её схватили за руку, стала трепыхаться, пытаясь выдернуть её, будто запястье жалили осы.

– Иди-ка сюда! – Олеся была настроена решительно. – Я тебя отправлю туда, куда надо, ты глупая маленькая паршивка!

Татьяна увернулась и понеслась в глушь – её движение производило громкий треск и шорох: хрустели сучья, шуршала сухая хвоя, надламывалась трава. Олеся кинулась за ней, как ни странно, не издавая ни единого хруста, но тут в обзор попала такая же ничего невидящая Марьяна, которая пятилась к ней спиной – она оказалась лёгкой добычей.

– Что тебе надо от нас? Пусти! – Девушка захныкала.

– Одна есть! Теперь следующая! – Олеся стала высматривать среди деревьев её сестру.

– Зачем вы сюда припёрлись? – злилась она. – Вас же здесь чуть не убили!

Внезапно Татьяна вскрикнула на весь лес, да так, что Олеся вздрогнула. Первое, что ей пришло на ум – на девушку снова напали. Марьяна уже не дёргалась, вместе с ней вглядываясь в заросли, из которых в это время выбиралась старшая сестра, напуганная до смерти.

– Вот ты где! – Олеся обрадовалась.

Рука её ослабла, чем Марьяна и воспользовалась. Ну ладно, поймаю потом – махнула на неё преследовательница, переживая в данный момент за трясущуюся от страха Татьяну. И без того напуганная девушка чуть не подпрыгнула, когда в неё снова вцепились.

Сёстры были зашуганы и слепы, как котята, не видящие в упор. Постоянно вздрагивали, кричали, будто их режут. Но это понятно, подумала Олеся, они ведь столько пережили и резко прервали лечение – может такая реакция на отмену сильнодействующих лекарств.

– Марусь! – крикнула в лес Татьяна. – Не убегай от нас! Ты в нём заблудишься! – Она с трудом отдыхивалась, взирая по сторонам. – А ещё там змеи!

Вот наконец-то здравый призыв – Олесе от её выкриков стало легче.

– Действительно, девочки… Хватит от меня бегать! Надоело за вами гоняться, будто у меня дел других нет. – По пути она подцепила за руку Марьяну, которая стояла, словно парализованная, позволив себя поймать.

Обеих она повела к палатке, обратив внимание, что у них слишком быстро полностью зажили обширные гематомы, не было синяков, ссадин, лишь свежие царапины, полученные в бессмысленной беготне. Девочки по-прежнему дёргались, не догоняя о чём она говорит.

– Я отвезу вас обратно, сдам назад тёпленькими… Всё, набегались! А о тебе, Таня, я была совершенно другого мнения, я поверила тебе… И ты, Марьяна, та ещё штучка, подстрекательница к аферам! Вот вы отца ругаете… Да с вами кто угодно запьёт! Что вы вытворяете? Вначале из дома сбежали – весь город на уши встал, затем из больницы… Представляю, как там сейчас мечется персонал!

Внезапный удар по лицу заставил её заткнуться. Лес выключился, девушки исчезли. Свистящий звук – не долетавший извне, а рождённый в её подсознании, усиливался и стихал. В закрытых веках вращался круговорот, который постепенно замедлялся, пока не остановился в одном положении – глаза открылись и взгляд сфокусировался на высоких макушках сосен. По лицу бежали муравьи – Олеся машинально их смахнула. Её голова привалилась к нагромождённому лесному муравейнику – они были назойливы и щекотали не только лицо, но и сновали по всему телу.

Она потрогала лицо – с ним всё было в порядке, привстала, пыталась сообразить где сейчас находится. На земле неподалёку валялся чёрный измятый пакет – она в него заглянула: жестяная банка с борщом – отбросила за ненадобностью. Олеся покрутила головой: вокруг не было ни души, палатка стояла на месте, кресло лежало опрокинутое. Энергично она стала стряхивать оставшихся муравьёв, которые пытались укусить, затем отправилась изучать брошенные девчонками вещи.

Матрац в палатке был сдутым, в одном рюкзаке лежали баллоны и туристическая плита, в другом – девичья одежда, предметы гигиены и небольшое количество продуктов.

Ей стало интересно который час – родители могут разволноваться. Вспомнила, что среди вещей в рюкзаке она видела часы, но в тот момент не заострила на них внимания. Олеся снова полезла в рюкзак, достала маленькую сумку на молнии. На обычных ручных часах, которые в ней лежали, светилось время: 04:45. Не может такого быть, они не настроены – Олеся кинула их обратно.

Выйдя к реке, она стояла и раздумывала: вернуться к машине, или отправиться на поиски девчонок, возможно, попавших в беду?

– Нет! – раздалось из леса. – Не хочу тебя слушать! Ты специально так говоришь!

Олеся бросилась на голоса. Колкий опад под ногами она давно уже не замечала и двигалась быстро. Ей открылся обзор, где она увидела сестёр: Татьяна сидела на земле с привязанными к ветвям волосами, прикрывая руками голову, Марьяна со злостью лупила её дубиной.

– Прекрати сейчас же! – закричала Олеся, подбежала и вырвала дубину, отбросив её куда подальше. – Она твоя сестра! Она итак покалеченная… Что же ты вытворяешь?! Ты в своём уме?!

Марьяна разрыдалась, упав на колени, – её трясло, она сама не ведала, что творит.

– Тихо, тихо, девочка моя… – Олеся опустилась к ней, в надежде обнять. – Это всё пройдёт, всё нормализуется… Вот увидишь! Всё утрясётся! – Слова вылетали с пылом, её саму изрядно потряхивало, воздуха среди этого кислородного обилия ей недоставало. – Просто тебе жилось нелегко: с отцом отношения не складывались и не хватало маминого тепла…

Она прижала её к себе, поглаживая по спине, Марьяна постепенно стала утихать.

В какой-то момент Олеся поняла, что гладит пустоту – девушка испарилась, осталась лишь та, что висела на волосах без сознания, привязанная к кустам. Как же быстра эта Марьяна, что сумела так резво слинять… Только-только она ощущала её прикосновение – миг и её не стало.

Олеся недолго думая кинулась высвобождать её беспомощную сестрицу. Волосы распутывались с трудом, некоторые пряди приходилось от нетерпения сдёргивать, оставляя клоки болтающимися на ветвях. Она измучилась, и в то же время осознавала, что нужно бы их срезать все разом, но нечем, да и бежать к палатке не было времени.

Сорвав последнюю прядь, она попыталась привести беглянку в чувство. На теле зияло множество ссадин, досталось по голове… Татьяна застонала. Хорошо, что жива. Склонившись над ней, Олеся стала осмысливать: почему ей настолько всё до боли знакомо? Где она слышала о волосах, привязанных в форме лучей к ветвям?