Kitobni o'qish: «Знаки-Собаки», sahifa 5
«Убили собаку! Собака мертвая здесь!» – пронеслось в Дариной голове. Словно в подтверждение ее догадки два раза подряд пальнула носатая машина, и вдалеке один за другим вспыхнули алые огоньки точного попадания.
Дара обнюхала всю могилку; жгучий запах паленой серы, трава, слабый цветочный аромат, несколько военных запахов, запомнившихся с казармы. Неизвестную собаку Saturn закапывали люди, о чем говорила ровная форма холмика и сухой, уже незаметный в траве длинный цветок. Такие Лора покупает специально, поскольку длинные цветы просто так не растут из земли где попало.
Дара не понимала, как ей далась мысль, что в земле лежит собака, – подтверждений тому не было. Кроме, пожалуй, маленького, очень обобщенного изображения собачьей головы в профиль. По крошечной картине нельзя было разобрать личность или характер животного: рисовал человек, не умеющий читать между знаками.
Однако Дара чувствовала трепет – ведь кто-то даже наградил неизвестного Сатурна длинным цветком, который полагается только людям. Был ведь повод! Дара легла подле могилки и вытянула вперед лапы. Подумав, она подмяла лапы под себя, подражая молитвенному Серафиму. Только пасть никак не хотела закрыться – дыхание еще не вернулось в привычный ритм. Сказывалась безумная гонка, страх и непонятно что еще, пришедшее от встречи с могилой неизвестной собаки. Дара подумала, что, в отличие от нее, несчастная не смогла пройти коварное поле: собаку поймал красный луч и поглотила яркая вспышка.
Взволнованное до глубины животное принялось лаять на все вокруг. Каким прекрасным средством от стресса служил этот лай. Он мог поспорить с монотонным рокотом адской машины и даже с хлопками взрывов. Одновременно лай добавлял собаке боевого духа, и Дара готовилась с новой силой выступить на неприятеля, пусть даже это чревато смертью. Глупая, она нарисовала себе в уме, какая это будет честь лежать рядом с неизвестным Сатурном и чувствовать, как сверху глубоко тронутый ее поступком человек кладет длинный роскошный цветок.
Мысль о человеке пришла неспроста. До нюха долетел запах вспотевшего тела. Дара покрутила головой, но никого не заметила. Но он был рядом! Как раз в это мгновение очень близко с могилкой землю вспороли злые пули, прилетевшие одна за другой, как тяжелые капли.
Человеческий голос нарушил симфонию выстрелов. Быстро и испуганно невидимка выкрикивал непонятные фразы.
Меньше чем за минуту рокот машины замолк, и из-за дерева сразу возник покрытый большими пятнами незнакомый человек, который резко скомандовал:
– Не двигаться, замри!
Возле рта самозваный командир держал маленький черный ящик, куда говорил непрерывно и взволнованно. Дара растерялась: в черной коробке мог затаиться еще один маленький человек, поэтому она не знала, как себя повести. Собака уставилась на человека в пятнах, а он, нахмурившись, смотрел на нее.
Внезапно из коробочки послышался голос полковника:
– Дара! Собака! С ней все в порядке?
Пятнистый незнакомец ответил что-то утвердительное и добавил:
– Она там, где Сатурн!
Вот тебе и раз: Дара услышала имя, которое сумела прочитать. Наставление Серафима не прошло мимо: собака впервые распознала знаки, которые так хорошо понимают все взрослые двуногие.
Спрятавшись в черном ящичке, полковник продолжал напористый каркающий разговор. Несоразмерный с людским ростом ящичек и непрерывные вороньи возгласы из его рта делали угрозы несерьезными. Телефоном, по мнению Дары, приспособление быть не могло, поскольку голос из черного ящика звучал громче и глотал окончания слов, превращая язык человека в новую загадку.
Собака сообразила, что и на этот раз чем-то проштрафилась перед Тайдом, однако его причитания стояли заслонкой к чувству радости за выжившую беглянку. Редкую улыбку полковника Дара уловила, даже не видя его глазами. Собака мгновенно отпустила тревогу восвояси и завиляла хвостом. Неизвестный Сатурн запомнился в ее сознании спасителем, незримым хранителем, уберегшим от безжалостной стреляющей железяки.
Пятнистый чужак опустил руку с черной коробочкой вниз и почему-то стал ею махать в сторону от себя. Дара понимала, что этот тип требует ее повиновения. И это вдобавок к тому, что он только что появился и сразу начал приказывать?! Для взволнованной собаки это было чересчур! Пятнистый – не железный рокот с огненным дулом, пусть теперь сам побегает. Дара ощетинилась, залаяла и начала наступать. Тип схватился за пояс и было потянул маленькое черное дуло, но передумал и засунул обратно. Дара приблизилась, и нервы пятнистого сдали. Он опрометчиво стал махать руками и наполнил Дару новой решимостью оставить на нем отпечатки своих зубов. Собака ничего не боялась, и благо, что не знала она никаких военных титулов и званий, не ведала о последствиях жесткого обращения с армейским чином. Все, что скопилось в ней от погони и теперь рвалось наружу, Дара была готова выбросить на пятнистого. Тот отступил, потом еще шаг назад, скрылся за деревом, и Дара туда же!
Командир быстро обзавелся палкой и стал махать ею, как погонщик скота, не столько для обороны, но больше, чтоб заставить Дару идти, куда он хочет. Улучив момент, умное животное цапнуло-таки грубияна за широкую штанину, но сомкнувшаяся пасть не встретила ничего твердого. Штаны пропахли горючим и сигаретным дымом.
– Ах ты, скотина! – вскричал командир и тыкнул в Дару палкой, о чем сразу же пожалел.
Дара, не будь глупой, схватила зубами палку и вырвала из рук обидчика. Тому оставалось только бегство. Пятнистый ринулся к мотоциклу, заваленному ветками, завел его и, уворачиваясь от оскаленной морды, стал пытаться набирать скорость. Съехав с пригорка, пятнистый загигикал, но триумф быстро поостыл, поскольку рытвины и ухабы делали быстрое отступление невозможным. Дара извивалась вокруг беглеца и норовила ухватить за голень. Мотоциклисту не везло: к увиливанию от взбешенного животного ему добавились шальные подпрыгивания на канавах. Это был не его день! Сам пятнистый понял о свалившемся злом роке несколькими минутами позже, когда позади раздался… рокот.
Дара увидела перекошенное лицо и обезумевший взгляд, устремленный поверх ее головы к тому месту, где недавно замерла адская машина. Для железяки с дулом недотепа-мотоциклист был наилучшей мишенью. Он хоть и прыгал вверх-вниз, но придерживался внятной траектории, которую уже начал вычислять дьявольский разум самохода. Пятнистый превратился в простого человека, внезапно понявшего жизнь в полном ее размере. Это вызвало у Дары моментальное уважение; она наблюдала, как он выхватил черный ящик, в котором сидел говорящий полковник, и завизжал туда чуть не детским голоском. Злой красный лучик замаячил на пятнистой спине.
Собака сообразила, что к чему: ее маленький мстительный мотивчик уступил место широкой волне, накрывшей сознание. В описании людской души это называлось бы – человеколюбием. Она НЕ ХОТЕЛА, чтобы парень превратился в алую вспышку и облако дыма. Дара увидела, как на той же пятнистой спине вместе с огоньком танцует Она. Красный высунутый язык влажно поблескивал, а рука, освобожденная от меча, делала те же указательные движения, что и пятнистый малый накануне.
Дара прыгнула, и ее вес сумел сбить недотепу на землю. В это же время прогремел выстрел, и где-то впереди полыхнуло ярко-красное зарево. Парень лежал лицом к земле и не мог шевелиться. Дара приземлилась на все четыре лапы и теперь скалилась на надвигающегося железного убийцу. Наверное, ее вид оказался невероятно свирепым – красный луч вдруг потух, и рокот стал смолкать, пока полностью не исчез. Казалось так, будто невидимый полковник отобрал жизнь у железного монстра.
Догадка Дары быстро подтвердилась. В ящичке, который валялся в метре от поваленного парня, через треск пробивался голос полковника. Тон был таким, что сразу пробудил к жизни отдыхающего командира. Держа голову постоянно повернутой к машине, пятнистый дополз до ящика, притянул к себе и дрожащим голосом умоляюще что-то залепетал.
Дара залилась лаем – она хотела, чтобы все узнали о ее поступке и высшем собачьем великодушии. Про себя ей было чуточку неловко; в уме мелькнуло некое подобие просьбы о прощении. Не появись каменная Лора на спине командира, вряд ли Дара выполнила бы неправдоподобный прыжок. Без Воли языкастой богини жизнь парня оборвалась бы в одночасье.
Вскоре замелькали огни, и послышался гул нескольких машин. На небо набежали тучи, стало темнеть, собирался дождик. Можно было видеть, что приближающиеся самоходы совсем не гиганты и уж совсем без красных лучей и грозных дул.
– Паршивка! Ты что же о себе думаешь?! – загремел живой голос полковника, освободившись от тресков и слизанных окончаний.
Через секунду из яркого света вывалилась знакомая фигура и стала расти в размерах. Дара опять оказалась на стороне обороны, и ей пришлось побегать от тяжелого Тайда, пока тот, почти до конца выдохшись, изловчился-таки и ухватил бедняжку. Рискованно шлепнул по обеим бокам, замахнулся ногой, но сделал вид, что передумал. Рядом засуетились другие пятнистые люди: кто-то побежал к железной махине, другие поднимали мотоцикл и хлопали по плечу уцелевшего командира. Но все-все так или иначе глядели, оборачивались, украдкой бросали взгляды на главную героиню сегодняшних испытаний – Дару! Может, оттого, что бегство от самохода не было спланированным и все же обошлось без жертв, а может, от радости за пятнистого собрата, который уцелел от неминуемой смерти, все люди были весело взволнованы, и их кипучая речь заполонила весь эфир. Дара перешла к восприятию запахов, и слабая боль от наказаний полковника растворилась. По запаху Дара распознала чувства полковника, которые он таил от других.
«Бессловесный разговор собак, – размышляла Дара в машине по дороге домой, – похож на способ, каким двуногие понимают себе подобных в многолюдных местах. В толчее легко отгадывается настроение стоящих рядом – ход их мысли, куда и зачем они движутся. Но стоит людям поведать друг другу что-то дополнительно, тут они сразу используют речь.
В этом смысле было интересно наблюдать за голодными людьми. Во-первых, людской голод был не таким гнетущим, какой случается у собак. Дара полагала, что иные из людей вполне могли бы потерпеть.
Ну вот, идет, значит, голодный человек и не спрашивает, где поесть, сам об этом мыслит. Никому не рассказывает про свой голод, поэтому он злой, и, как только он заговорит, все увидят его неудовлетворенность.
Собака действует иначе: надо лаять и набрасываться на людей и собак, тогда голод перестанет терзать изнутри. Опять же, своим лаем собака сообщает о проблеме и надеется получить ответ. Окрестные псы, сами того не зная, дают наводку, где можно отыскать еду!
На выезде с полигона вдоль забора строем пробежала группа пятнистых людей. Уши у Дары вытянулись в струнку, а дыхание само собой участилось. Другое дело – бегающая людская братия. Можно быть сытой, но спокойно наблюдать нервирующую сцену бегущего человека невозможно. Ведь двуногий не соображает, что сразу делает много непонятных и к тому же угрожающих движений. Бегущий человек агрессивен и страшен, что вызывает к действию вторую защитную реакцию – нападение. Главное, кинуться на чужака первым, и неважно, успешная атака или нет. Следом за первым нападением собака не слишком спешит кого-то кусать… Все-таки зачем пятнистый командир рванулся, зачем стал махать палкой? Странный человек!
Всю дорогу до дома Дара рассматривала ночные пейзажи за окнами, слушала, как полковник разговаривал с Лорой по телефону и несколько раз произнес «Сатурн», и все думала и думала о непонятных причинах людских дел.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
– Но этого не может быть! – воскликнула Лора, не в силах воспринять громаду необыкновенного факта. – Как? Ни в газетах, ни по телевизору не говорят, что собаками управляли высшие сущности и затем изгоняли бедных животных в тела маленьких детей. Абсурд!
– Еще как говорят! – отозвался муж, – только в другом ключе. Опять же, о чем сегодня и не слышно, будут трепать на следующий день. Так вся история смонтирована!
– То есть, мое место также займет какая-нибудь собачка или кошечка с подачи неизвестного божества? Я, я кем стану, бегемотом? Ты про Дару тогда говорил, что она в меня превратится. Видишь, я жива-здорова. Нет, это все чушь собачья!
В который раз Лора выходила на неуютное утверждение и силилась оттолкнуть от себя упоминания о смерти, непонятных вселениях-переселениях. Даже переезд из одного дома в другой и последующий ремонт выбивал женщину из колеи на год.
– Бегемот – это слишком! Процесс не может шагать в обратную сторону – ниже, чем человеком, ни тебе, ни мне уже не сделаться. Другой вопрос, в какого человека можно превратиться?.. Как бы я ни относился к твоему отцу, надо признаться, он был не от мира сего, а ведь он, однако, совсем не глупый. Продвинутый старичок – эволюционный пионер. Но жить с таким рядом не фонтан. Согласна?
– М-м-м, необычный – пожалуй, да! Как на твой взгляд, кем он стал?
– Я не говорил, что он кем-то стал. Умер, проводили в последний путь. Свое местечко освободил, а чью-то нишу оккупировал. Но об этом ни мне, ни тебе не ведомо!
– Как знать?! Твои друзья с собачьего полигона, похоже, иного мнения… все это так неправдоподобно. Ниши, переходы, какой-то фантастический рассказ. Сплошная метафизика.
– Хочется так думать. Только Сита, тебе не кажется, в чем-то похожа на твою бывшую собаку? Характер у нее не мой и не твой…
– Даркин характер?! Дорогой, ты рехнулся! – Лора сделалась серьезной, щека дернулась, и нервы внутри заиграли свою музыку.
– Сита – девочка, сейчас в своей комнате. Дара – собачка, к тому же, давно в земельке спит!
Женщину отвлекала какая-то мысль, после чего она добавила:
– Коне-е-шно, разыскать всякие там связи можно… если свое восприятие повернуть с ног на голову. Но я всегда считала, что в домашнем животном отражаются манеры и привычки хозяина. В маленьком ребенке также. Он все перенимает от родителей.
Если слушать тебя, то от нас в Сите только внешнее сходство. А все остальное – псиное, так? Тьфу, несусветица какая-то! Никак не докажешь! Тела человечьи и собачьи и близко не похожи, а характер – это никакое не доказательство.
– Слушай-ка, а давай отцовскую статуэтку девочке покажем? – неожиданно предложила Лора. Полковник слегка крякнул от внезапного поворота в мышлении женщины.
– Не надо ребенка портить. Вопросы начнутся. Ни к чему! – возразил он.
– Ну, что дочка в этом понимает? Просто хочется проверить, что ничего нет в смысле взаимосвязи. Я сама толком не знаю, что это за скульптурка – Индия, одно слово!
– Лора, я бы не стал этого делать! Я у себя в части всякого насмотрелся. Ты не поверишь, какие невероятные связи обнаруживаются. Прапорщик знакомый развелся со своей женой, и та ушла к мужику, но накаркала прапору, дескать, чувствует, что так просто им не разбежаться.
Прошел год. Мужик успел завести новую семью, и не сегодня-завтра ждали они ребенка.
Приходит время везти в роддом. Они уселись в машину, а документы от машины он забыл дома. Пошел забрать. Туда-сюда, не может найти! Он в стол полез, но откуда там документы, если он вчера еще на машине ездил, и они всегда были с собой?
Раз – фотография бывшей жены, откуда не возьмись. Он было ее отбросил, да вдруг заметил подпись: «Я твой вечный малыш, и других у тебя не будет!»
Военные тоже люди. Ему тогда как-то не по себе сделалось. Он сразу припомнил, что оставил ключи в другой куртке. Прибежал в машину, а у его женщины уже схватки. Припустился в роддом, но рождения так и не вышло. Да еще сказали доктора, что не стоит больше пытаться по поводу детей.
Как он это услышал, так сразу вспомнил про фотку и готов поклясться, что не было на этой фотографии никаких надписей до того проклятого дня.
Позвонил он своей бывшей жене и стал угрожать, чтобы вспомнила она о той надписи. А бывшая наотрез отказывается. Говорит, что не в ее это характере – зловещие предсказания давать и что она его уже забывать стала, а тут он сам объявился. Прапорщик не верит, все в нем кипит. Говорит, приеду к тебе, разберемся, не смеешь мне жизнь новую портить! Ну, все на эмоциях, фонтанирует парень. Поперся к бывшей инквизицию устраивать, пошумел там. На горячую руку вправил мозги ее хахалю.
В это время неудачливая роженица уже его разыскивает. Узнает, что тот к бывшей супруге подался, и переклинило у нее на измену. Истерика, мамке своей звонит, рыдает, воет, что мужик от нее ушел из-за ее выкидыша.
Тем временем страсти поутихли у нашего прапора. Бывшая дала ему выпить. Зачем, спрашивается, он повелся? Интуиция женская или бабье колдовство. Прапор забыл случай с неудачными родами, и всю ночь они с бывшей женой вспоминали и разговоры разговаривали. Он говорит, там и классиков цитировал, раскаивался, всплакнул не раз. Ну и весь этот диалог скрутился к нормализации дипломатических отношений, да! А через неделю они уже съехались.
Что интересно, потом он искал – переискал ту фотографию, никак не мог найти. Он нам эту историю рассказывал и удивлялся: как же он за одну ночь все забыл – и новую жену, и вообще, что у него другая жизнь была. Сейчас говорит, что не поймет, что было настоящим – его первый брак или та, другая женщина. Но интересно ведь – сейчас все ему явным кажется, а развод с первой женой, сожительство с другой тетей – будто фантастическое приключение. Говорит, что вспоминает прошлое, как фильм, что-то неправдоподобное!
– Ох!
Затаив дыхание, Лора слушала рассказ мужа: глаза женщины превратились в кругляшки с мигающими ресницами. Рассказы, особенно интересные, она обычно сдабривала собственными комментариями, словно являлась свидетелем описываемого события. И сейчас удивлялась, как муж все кратко, но объемно обрисовал.
– Вот это да, мир бы умер без таких историй! Ты хочешь сказать, что Сита… как это… воспоминание, что ли?! Прости, я не совсем ухватила, к чему ты клонишь. Если мы скульптурку ребенку покажем, она что, нас, родителей, позабудет?! Не тот у нее возраст, чтобы память с дырками… Думаю, случай твоего прапорщика возможен только с военными, к тому же алкоголиками…
– Не надо, говорю тебе, ничего Сите показывать! А то сама потом будешь подружкам былины рассказывать… Дай ребенку восстановиться после травмы.
– Не сомневаюсь, на ней все быстро заживет, – произнесла Лора и добавила: – как на собаке.
Муж резко посмотрел на нее, а женщина только улыбнулась в ответ. Она уже про себя решила показать статуэтку Сите, получится из этого метафизика или нет.
Глава 28.
Из опустевшего Серафиминого дома носильщик привез статую в Лорину обитель, но дотащил тяжесть только до кладовки, сославшись на покалывания в пояснице. Опережая мелко семенящего мужчину, Лора поспешно расчистила тумбочку – что-то убрала, что-то не успела.
Из-за боли носильщик спешно опустил статуэтку, но пропустил мимо ушей стеклянный хруст. Лора тоже не заметила, так сильно не терпелось показать дочке чудо.
Поначалу сенсационного впечатления на девочку каменная женщина не произвела. Естественно, ребенок захотел потрогать скульптурку. Коснулась девочка очень аккуратно, даже с неким трепетом. При этом отчего-то сказала – «каменная мама»!
– Почему каменная мама?
– Ну, она же каменная?!
Лоре было трудно оспаривать эту истину.
– А почему «мама»?! – негодовала подлинная родительница.
– Это ведь женщина? Ты говорила, все женщины – мамы, – сказала Сита, не понимая, почему Лора задает такие очевидные вопросы, и добавила:
– Видишь, у нее сабля, и дяденька рядом валяется.
Сейчас Лора впервые заметила, что под ногами у «каменной мамы» не земля, а действительно, чье-то явно мужское тело. От этого ей сделалось не по себе.
– Ужас какой! Дедушкина скульптура, но не понимаю, почему он… ну, зачем такая чудовищная сцена. Кошмар!
– Ничего страшного нет! – уверенно произнесла девочка, – а дяденька, который лежит, совсем не плохой. Он, может, любит эту женщину.
– С чего ты взяла? – удивилась Лора.
– Мне кажется, дяденька просто лег на пути у этой женщины, чтобы она не убила кого-то еще. Смотри, у дяденьки глаза закрыты только наполовину. Видишь? Это значит, что он смотрит на нее, но хочет, чтобы тетя думала, что он спит…
– Откуда такая эрудиция? Ну, ты и наблюдательная…
Словно не заметив недоуменный тон родителя, девочка продолжала:
– Дядя думает, что, когда каменная мама увидит его спящим, она побоится на него наступить и остановится. Тогда она не сможет растоптать…
– Кого? О чем ты? – Лора искренне дивилась фантазиям дочери.
– Не знаю!
– Ты что такого напридумывала?
– Ничего я не придумала, тут все видно!
– А почему у… женщины в руке сабля? Она разбойница? – не удержалась Лора.
– Нет, тетя сама убивает разбойников. Она не может руками убивать, только саблей!
– Где ты вообще врагов видишь? – Лора захотела рассмотреть детали скульптуры и для этого стала разыскивать свои очки.
Они оказались раздавленными при установке скульптуры. Лора чертыхнулась. Но даже без очков Серафимова дочка и мама четырехлетней Ситы имела свое твердое суждение по поводу изваяния.
Во-первых, это некий идол с Востока, не имеющий ничего общего с ее миром, может, даже в какой-то части противоречащий ему.
Во-вторых, отец был человеком странным, и предметы, его окружающие, тоже были необычными. Лора не хотела утверждать, что папа был ненормальным или со сдвигом. Отец очень ловко мог заткнуть за пояс смекалку своей дочери. Однозначно в медицинском смысле он не был душевнобольным. Но за ним водились странности. Поэтому всерьез эту скульптуру воспринимать нельзя!
В-третьих, сейчас перед ней отрылись новые ужасающие подробности культового изваяния, причем в изложении собственной дочери. Деталей одежды Лора не видела, но воинственная поза и высунутый язык говорили об агрессивной натуре каменной особы.
– Она что, серийная убийца? Обычно мужчины занимаются таким… безобразием.
– Нет, мам, она добрая, по лицу видно. Просто она казнит плохих людей.
– Знаешь, дорогая, плохие они или хорошие, должен устанавливать закон, а вершить самосуд – это каменный век, животное сознание. Согласна?
– Мама, она сама судья…
– Да откуда ты все это выдумываешь, а? Сита, милая, я восхищаюсь твоей фантазией… – Лора застопорилась, понимая, что вот-вот начнет втолковывать ребенку взрослые непонятные вещи. Но, сказав «а», надо двигаться по алфавиту дальше.
– Я хотела с тобой поговорить! Зачем ты столько выдумываешь? Маме ты можешь вешать лапшу на уши, а другой человек что подумает? Посмотри, какие у этой тетки враги?! Только один, на которого она вот-вот наступит…
– Не наступит!
– Не перебивай! Я тебя достаточно слушала. Так вот, другие люди подумают, что моя дочка выдумщица, и тебе никто не будет верить. Ты этого хочешь?
– Мама, я говорю правду и никогда не вру! – возмутилась Сита.
– Ты первый раз видишь это изваяние, а насочиняла с три короба! Правильно папа говорил, не надо было тебе показывать эту «каменную бабу»! Все, закрыли тему, я отнесу эту скульптуру в антиквариат или куда угодно, но у нас она стоять не будет.
Сита обиделась. У нее не хватало слов, чтобы объяснить маме свою правоту – что можно сказать, если она просто знает об этой скульптуре, а маме, чтобы поверить, нужны доказательства, чтобы дядя сказал по телевизору или чтобы она услышала от подружки.
Глава 29.
Вечером, когда маму позвал магазин, Сита отправилась в кладовку поглядеть на скульптуру. За час до маминого ухода она мельком видела неопределенной формы кулек, плотно обхваченный веревкой. Но до той поры девочка еще не сильно увлеклась каменной гостьей.
Прихваченным с собой фонариком Сита стала освещать скульптуру, высвободив ее из под ткани. Девочка хотела получше рассмотреть лицо, потрогать пальцем тетин язык и ее шапочку.
Тут-то и произошел случай, не виданный дотоле в Ситином мире. Когда ее лицо оказалось близко от статуэтки, девочка вдруг поймала себя на мысли, что ей сильно хочется лизнуть темный камень лица незнакомки. Но перед тем как это сделать, Сита вдруг ощутила… как статуэтка сама ее лизнула.
Распахнув глаза во всю ширь, Сита четко увидела, что язык у статуи высунут и на нем поблескивает что-то, похожее на слюну.
Чтобы не завизжать, Сита охватила свой рот одной рукой, а ее прикрыла другой и только после этого закричала отчаянным, но никому не слышным голосом.
Она не помнила, как мчалась до постели и как, не раздеваясь, залезла под одеяло. Девочка зажмурила глаза, но заснуть ни через час, ни через два не могла. Боялась высунуться наружу. Из других комнат доносились голоса родителей. Они уже вернулись и пару раз заглядывали к ней в комнату. На улице слышался лай Посейдона и Греты – они спорили между собой, выясняя, стоит ли приставать к малышам, ведь те пугались, когда большие собаки подходили и обнюхивали двухгодовалых детишек.
Мало-помалу знакомые звуки вышивали успокаивающую гармонию. Ужас происшедшей сцены умалился, и девочка стала думать, что ей, наверное, все привиделось. Как только Сита в мыслях отвлекалась от вереницы звуков, к ней снова возвращался страх. Его она не видела прежде – это собачий страх. Такой страх проникает к всем-всем четвероногим друзьям, когда они совсем одни.
В свои юные годы девочка не могла знать, что и взрослых преследует похожий хищник. Потом он начинает жить по соседству, будто домашнее животное, и взрослые приглашают его чаще и чаще. Сита впервые узнала, каково оно – бояться.
Что ее пугало, так это неизвестность, непредсказуемая сила за границей ее детского понимания. Но почему-то самой статуэтки она не боялась. Даже напротив. Ну и что – лизнула, какой пустяк!
В этом незнакомом детскому сознанию ритуале она почувствовала некий смысл: статуэтка лизнула ее, явив свое расположение и доверие.
«Ведь каменная женщина могла меня укусить, если бы я ей не понравилась!»
Такой собственный довод девочку вполне устроил.
«Мне надо тоже лизнуть ее в ответ», – подумала Сита, но испугалась собственной храбрости. Ведь надо снова пойти в кладовку. Страшно! Хочется и колется.
В борьбе непреодолимых для ребенка стихий девочка незаметно уснула.
Сон сразу сделал Ситу своим персонажем. Ей привиделась каменная женщина, но с головой Греты – собаки, которая жила на их улице под присмотром пожилых соседей и других заботливых женщин. От этого характер земной Греты сделался покладистым и местами слишком добрым. Прежняя бродяжническая жизнь напоминала о себе периодическим желанием пугать малышей; сколько ни расправляй собачий хвост, а все равно свернется в кольцо.
Сознательно Грета не хотела никого терроризировать, но всякий раз, когда беспечный малыш проносился мимо нее, не обращая внимания, она громко и нарочито гавкала. Бедняга пугался и бросался наутек, и, желая припуститься за ним следом, Грета наконец понимала, что поступает неправильно, за что с большой вероятностью будет наказана.
Чтобы не ударить в грязь перед этикетом поведения собаки, призывающей к преследованию, Грета делала два-три прыжка вперед, отворачивала голову в сторону и показывала наблюдателям, что лает она вовсе не на ребенка, а так, в соответствии с настроением.
Сита вспомнила эту манеру Греты, и страх перед грозным сном поубавился. Дело в том, что у Греты лютое выражение не могло сохраняться на морде хоть сколько-то долго. Поэтому наносная свирепость на физиономии женщины-собаки была Сите понятна и не пугала ребенка. Только язык Греты-женщины был раза в два длиннее обычного.
Сначала Сита была только свидетелем и не принимала участия в сражениях женщины-собаки. Высунув язык до невероятной длины, великанша дразнила врагов.
Вот противники по-настоящему напугали ребенка. Это были существа крупнее ее дяди по отцовской линии и даже мускулистее сборщика мусорных баков – громадного лысого Стива.
Они походили на горилл с громадными горящими глазами. Их сила была сокрушительной и дикой, даже по сравнению с самым бешеным псом. Распихивая друг друга, гориллы лезли к женщине-собаке, держа в ручищах изогнутые ножи.
Но великанша блистала! От нее струилась невероятная сила и мощь. Ее могущество было другим, непохожим на дикую ярость горилл. В ее невозмутимости была заложена победа. Как бы отчаянно гориллы ей ни угрожали, их жестокие манеры указывали на собственный страх. Они могли победить, надеясь лишь на свою грубую силу.
В разящих ударах меча, в осанке и высоко поднятой голове женщины-собаки ощущалась связь с некой невероятно большей силой, чем могла храниться в теле этого существа. Сита стала восхищаться этой царственностью. Ни одна горилла не могла приблизиться к женщине-собаке.
Глядя на серьезную морду воительницы, Сита понимала, что, как и Грета, это существо грозное лишь снаружи, когда пугает малышей. Что вот-вот она отвернет морду в сторону и сделает вид, что лает на плывущие облака.
Так и произошло. Гориллы приняли этот поступок, как смятение противницы и, ломая друг другу ребра, бросились на женщину-собаку. Но их, как стаи пчел, стали атаковать летящие из пасти воительницы многочисленные звуки. Пространство мгновенно заполнилось каким-то звонким и отчетливым звуком: «Ли-ко – ли-ка – ли-ко!»
В голове Ситы зазвенело – то ли от звука, то ли от ясности, которую тот принес. Но совершенно обратная реакция была в рядах горилл. Что было сил они принялись отмахиваться от пронзительных звуков. Некоторые стали прижимать свои лохматые ручищи к голове, к местам, где у людей находятся уши. Другие повалились на землю, стараясь головой зарыться в грунт, наподобие страусов. Были и те, кто, превозмогая боль, рвались вперед на женщину-собаку.
Та молниеносным движением повергла горилл на землю, а одну ухватила за шерсть на загривке. Подняв жертву, воительница отсекла голову от тела, и Сита увидела кровь, темную со слабым багровым отливом.
Другой рукой великанша выдернула из земли дерево и в образовавшуюся воронку направила струящуюся кровь. Все это произошло одновременно. Работа рук великанши с Гретиной головой напоминала движение лопастей пропеллера. От этого чудилось, что у воительницы не две руки, а великое множество. В считанные секунды поле вокруг женщины-собаки наполнилось ямами от вырванных деревьев, куда стекала кровь с голов горилл, тела которых застыли, будто подвешенные в воздухе.
Трава вокруг ям тотчас жухла и скукоживалась, а оголившаяся земля покрывалась трещинами. Становилось понятным, что от разбушевавшейся женщины-собаки уничтожение грозит самой земле.
Тут произошло изменение, в котором Сита вдруг превратилась из наблюдателя в действующего.
К своему ужасу, девочка увидела, что воительница движется на нее. Голова Греты смотрела несколько вбок, но высунутый язык невероятной длины был направлен прямо на Ситу. И Сита не на шутку испугалась.
