Троглодит

Так началась межвидовая «дружба». Инициаторами, то есть атакующей стороной, в ней почти всегда были люди, и, тем не менее, на место перебитых нелюдей рано или поздно приходили новые.

В начале этого лета охотники опять наткнулись на лагерь ханди. В нем видели даже самок и детенышей! Они обосновались в одном из мест, где стада лошадей и оленей обычно переплывают реку. Это очень далеко – на самом краю земли нашей охоты. Тем не менее, все три группы клана Найгу решили соединить силы и разобраться с пришельцами. Вот и пошли…

– А что, – поинтересовался я, уже зная ответ, – были случаи, когда ханди нападали на людей?

– Были, – вздохнул Арю. – Позапрошлой зимой наступил голод. Наши с трудом добыли двух бизонов далеко от поселка. Ханди напали большой стаей и пытались отнять мясо. Их, конечно, разогнали, но несколько человек получили раны.

– Просто беспредел! – возмутился я, не сумев с ходу подобрать аналог данному выражению. – Нельзя такое терпеть – это земля нашей охоты!

– Именно так вожди и сказали! – кивнул абориген. – Вот и отправились их убивать. А я каждый день колдую для них.

– А кто повел воинов?

– Конечно же, наш Юка, – с некоторой гордостью сказал Арю и добавил: – Среди мужчин Найгу ему нет равных.

– Свиреп? – догадался я.

– Еще как! – кивнул колдун.

– Бывает… Знаешь что? Давай так: ты меня не видел, а я не видел тебя. Договорились? А я пройду по степи и приду в поселок с другой стороны.

– Не делай этого, Унаг! – всполошился мой новый знакомый. – Люди могут вернуться в любой момент. Ни убежать, ни спрятаться ты не сможешь. Юка убьет тебя просто за то, что ты взрослый и сильный, за то, что на тебя будут смотреть его женщины.

– Зато я не буду на них смотреть! Буду смотреть на других.

– А других просто нет в поселке…

– Как это?! – почти искренне удивился я. – Всех баб – ему, а людям что же?!

– Это – не его воля, – объяснил туземец. – Просто все женщины хотят Юка, потому что он «самый сильный». Он только выбирает. Те, кто его не интересует, достаются Раху или Табу. А все остальные… Простым людям приходится довольствоваться добытыми самками нелюдей. Поэтому они охотно ходят громить поселки ханди.

– Слушай, Арю! Мне становится все интересней и интересней! Я обязательно должен побывать в поселке. Ну, а если меня там застанут ваши воины… Значит, кто-то отправится к предкам. И вовсе не обязательно это буду именно я.

– Иди, если так хочешь, – вздохнул колдун. – Только ты никогда не видел меня, а я – тебя.

– Воистину это так! – кивнул я.

Глава 5
Исследователь

И вот возле жилищ неандертальского поселка появился незнакомый самец – с виду вполне матерый. Обычно таких – седых и могучих – в группе больше одного не бывает. «Не факт, конечно, что я выгляжу достаточно могучим… Впрочем, вон ползут стражи этого места – сейчас проверим!»

По универсальным правилам первобытного – и не только! – этикета чужака должны встретить вооруженные мужчины и «прояснить» его. Я же был вооружен лишь Знанием: «Меновая торговля и, соответственно, путешествия, кажется, стали модными только в неолите. Тогда, наверное, незнакомца встречали с мыслью о пользе (товаре?), которую он может принести. А в палеолите, надо полагать, в первую очередь думали о том, чтобы не позволить чужаку нанести сородичам ущерб – колдовской-магический, разумеется. Самый надежный способ самообороны, конечно, это прикончить пришельца на месте. Это если он не предъявит веских аргументов против такого деяния. Ну, щас предъявим!»

Охранники стойбища, конечно, не ползли мне навстречу – они ковыляли. Мужики выглядели, пожалуй, чуть мельче и моложе меня. У первого явно была повреждена нога (толком не сросшийся перелом?), у второго плетью висела левая рука, и при ходьбе его кривило на бок (ребра сломаны?) Тем не менее, оба были вооружены палицами, на которые опирались. И вот эта гвардия встала плечом к плечу, загородив мне дорогу. Точнее тропу, ведущую к крайним жилищам. Оружие они взяли наизготовку.

По всем канонам надо было вступить в диалог и объяснить людям, какой я хороший. Однако «внутренний голос» шепнул мне иное, и я решил его послушаться. Остановившись в двух-трех метрах, я демонстративно оглядел воинов, после чего изобразил на лице гримасу глубокого презрения, сплюнул на землю и рявкнул:

– Прочь, уроды!!! Вы на кого палки подняли?!!

Кажется, ребята и раньше яростью не пылали, а тут и вовсе стушевались. Чем я немедленно и воспользовался – одному врезал по уху, а другого пнул в живот. Оба полетели на землю. Я прошел было мимо, но вовремя спохватился, вернулся и забрал одну из палиц – наверное, тут неприлично ходить без оружия.

Мысль о приличиях заставила меня притормозить и додумать ее до конца: «Из детства помню, что самые главные люди, которых все боятся и любят, летом ходили голыми. Чтобы все могли видеть их «авторитет». А вот остальные мужчины прикрывали чресла шкурами. Для этих остальных пройтись при людях голым – значит бросить вызов сильным мира сего. А я кто? С виду патриарх – седой и сильный. Но в набедренной повязке. Стоит ли выяснять, как это будет истолковано? А-а, была не была! – Я развязал ремешок на поясе и отбросил в сторону такой уютный кусок шкуры. – В конце концов, «авторитет» у меня не маленький, есть что показать!»

Как и следовало ожидать, при моем появлении наличное население – женщины и разнокалиберные дети – бросили свои дела и попрятались в «вигвамы». Оттуда они, естественно, стали подсматривать за пришельцем. «Ну, и что теперь делать? – размышлял я, блуждая между жилищ. – У меня задание, его надо выполнять, время идет, а я болтаюсь тут как дурак. Песенку им спеть, что ли, или лечь спать, как Миклухо-Маклай? Так ведь пришибут спящего для профилактики, и дело с концом».

Краем глаза я заметил, как из жилища выскочила женщина, что-то схватила на улице и юркнула обратно. Вход остался полуоткрытым. Данная особь была голой и, судя по формам, вполне половозрелой. Пришлось напрячь память, пытаясь мобилизовать детские воспоминания о женском «языке тела». «Кажется, летом женщины прикрывают телеса шкурами, когда у них кровь, или когда они не хотят ни с кем таг-таги. А если красуются голыми, значит не прочь, если, конечно, партнер понравится. Это она что же, по мою душу голышом выскочила?! А что, если… И цивилизованные-то женщины в большинстве своем отдают приоритет чувствам, а не разуму, а уж первобытные…»

Вот напротив этого полуоткрытого входа – метрах в двух – я и остановился. Зевнул, почесался, а потом снял с запястья «бусы» и стал ими играться. Тут как раз проглянуло солнце, и разноцветные камешки заблестели всеми цветами радуги – глаз не оторвать! Невеликое время спустя в темноте жилища обозначились лицо и глаза, внимательно наблюдающие за моими манипуляциями. «Клюет», – подумал я, и властно рявкнул:

– А ну, вылазь!! Вылезай, кому говорят!!!

Раньше я демонстрировал девушкам свою интеллигентность и хорошие манеры, а они от меня разбегались. Потом стал рычать и хамить – эффект получился прямо противоположный. Сработало и теперь – женщина покорно выбралась из жилища.

Насколько можно было понять с первого взгляда, это была неандерталка в поре женского расцвета, причем, судя по повадке, не низкого ранга. В устремленном на меня взоре и выражении страшноватого личика читалось… Немножко страха, конечно, но больше, пожалуй, любопытства и восторженного интереса: «Ах, какой мужчина! Ах, какая у него красивая штучка!»

Надеясь, что правильно все понял, я покрутил в воздухе ремешок с камушками, намотал его себе на запястье, полюбовался, размотал и протянул даме:

– Держи! Это – твое!

– Уй! – сказала красавица.

Надо полагать, за нами следило множество глаз – в воздухе прошелестел дружный вздох или стон. На виду у всех дама некоторое время рассматривала подарок, не забывая поглядывать на пришельца. Эти ее взгляды подействовали на меня странным образом, точнее, на мой «авторитет», который вдруг, ни с того ни с сего, устремился к небу.

По лицу неандерталки расползлась горделиво-радостная улыбка. Она нарочито медленно повернулась и наклонилась, пролезая в жилище. При этом она чуть задержалась, явно демонстрируя мне ягодицы. Потом она выглянула из дыры и сделала еле заметный жест рукой – мол, заходи. «Кажется, события выходят из-под контроля», – подумал я, следуя за ней.

Вскоре поселок огласили ритмичные радостные вопли. Не мои, разумеется…

После окончания процесса выяснилось, что мы не одиноки – в жилище присутствует с полдюжины зрителей и еще кто-то заглядывает снаружи в дыру входа. Некоторое время я размышлял, какую научную пользу можно извлечь из содеянного. Ничего не придумал, и спросил:

– Как тебя зовут?

– Гаани мое имя. Я – любимая женщина Юка! – не без гордости ответила дама.

– Врешь! – клапан входа откинулся, и внутрь пролезла еще одна женщина – тоже голая. – Это я – любимая!

– Ты?! Да ты – страшная! Ты – противная дура! Уйди отсюда!

– Сама уйди, вонючка!!!

– А-а-а!!!

Миг – и дамы вцепились друг другу в волосы. При этом они активно подключили ноги, пытаясь угодить коленом сопернице в пах.

Некоторое время я любовался замечательным зрелищем. Этот поединок почему-то подействовал на меня, точнее на мой «авторитет», несколько возбуждающе. Я встал и с маху влепил по ягодице сначала одной красавице, а потом другой. Новенькую я ухватил за прическу и слегка приподнял над полом:

– Ты кто?

– Пусти! Больно! Я – Тогги!

– Угу! – ухмыльнулся я, отпуская захват. – Любимая женщина Юка?

– Да! Это я любимая, а не она!!

– Любимая, говоришь, – призадумался я. – Ну, раз любимая, тогда… ложись!

Надо сказать, что при соитии Тогги вопила еще громче – вероятно, хотела перещеголять соперницу.

Мир вокруг меня изменился. Я вдруг сделался как бы своим. Без малейшего страха дети бродили за мной по поселку или толклись рядом. Женщины перестали прятаться, выбрались наружу и делали вид, что занимаются своими делами, а сами беззастенчиво меня разглядывали. Ну, а я разглядывал их.

О том, что здесь представлены неандерталки и кроманьонки, я уже знал. Неожиданным оказалось то, как мало они различались внешне! Чтобы понять, кто есть кто, нужно было увидеть лицо анфас или в профиль. Как известно по найденным статуэткам, представительницы вида Homo sapiens в палеолите выглядели несколько иначе, чем их потомки десятки тысяч лет спустя. К тому же, здесь явно существовало некое подобие моды – набор приемов повышения привлекательности для мужчин. Так вот, приемами те и другие пользовались одинаковыми!

В конце концов, я избрал для себя «базу», с которой можно проводить исследования. Примерно в середине поселка имелось довольно обширное пустое пространство – сплошные камни, так что яму под жилище не выкопать. Я притащил туда мамонтовый позвонок, уселся на него и подозвал Гаани:

– Кто они? – указал я на двух кроманьонских женщин, распяливавших на земле лошадиную шкуру. – У нас такие не водятся.

И получил лаконичный, но исчерпывающий ответ:

– Никто!

При этом интонация, мимика и жест Гаани обозначили глубочайшее презрение. Однако меня, конечно, этим было не запугать:

– Так все считают, да? А скажи мне: почему? Потому что некрасивые, глупые или что?

Задачка была, наверное, предельной для интеллектуальных возможностей моей неандертальской собеседницы – объяснить нечто само собой разумеющееся, то, над чем никто никогда не задумывался.

– Э-э-э… Сам не видишь, какие эти ханди противные?!

– Ну, не красавицы, конечно… – признал я. – Но в целом бабы как бабы: если лицо шкурой прикрыть, то, наверное, вполне можно употреблять по назначению, а?

– Вот и трахай их, как последний лахуз! – Гаани просто захлебнулась от возмущения. – С виду сильный мужчина, а заглядываешься на вонючих ханди! Знала б, что ты такой, ни за что б не дала!

– Но-но, полегче! – снизил я тональность до субконтроктавы, имитируя гнев. – Ты на кого лахузом дразнишься, мымра тощая?!

Тут надо было не переиграть: по моим представлениям, почерпнутым из книг по этологии, настоящий самец-доминант никогда не унизится до скандала с самкой. Просто накажет ее или отшвырнет и забудет. «Опыта у меня мало, блин! Как же это сделать?!» Ответить разумом на этот вопрос я не смог и просто доверился древним инстинктам. Равнодушно глядя в сторону, быстрым кошачьим движением вскинул руки, ухватил ее за голову и слегка повернул – еще чуть-чуть, и хрустнут шейные позвонки. В этой позе она пробыла недолго – только чтобы успеть осознать и понять. А потом я ее отпустил и, слегка подтолкнув, буркнул:

– Вали отсюда! Что б я тебя больше… Вон ту – толстую – позови!

– Прости меня, Унаг! – издала она надрывный стон из глубины души. – Я… Мне… Больше никогда!..

Однако я уже как бы забыл об инциденте и задумчиво сопел, разглядывая двух не очень молодых кроманьонок, возившихся со шкурой.

– Да-а… А они детенышей рожают?

– Рожают, рожают, Унаг!

– И кого рожают? Людей или ханди?

– Ну… Когда как… Не знаю…

– А по-человечьи говорят?

– Они же не люди, Унаг! Они же вонючие ханди!

– А? – грозный самец как бы очнулся и удостоил партнершу мимолетного взгляда. – Ты еще здесь?! Я же сказал: отвали! Позови ко мне толстуху.

– Она старая, глупая и не умеет доставить удовольствие! – раздался в ответ страстный шепот. – Она тебе не понравится!

– Угу, а ты, значит, умная… Кажется, я спросил, говорят эти ханди или нет?

– Не знаю!

– Иди отсюда! – вяло отмахнулся я. – Не зли!

– Те, кто живет у нас долго, понимают некоторые слова!

– Да? А какая из ханди находится здесь дольше всех? Кого поймали раньше?

– Зачем тебе?..

– ?!!… – Многозначительного взгляда хватило для продолжения диалога.

– Вон та старуха горбатая! Она тут была всегда!

– Ее имя (обозначение)?

– Тоб-лу, кажется…

– Приведи ко мне – прямо сейчас, – потребовал я. – Желаю говорить с ней!

Гаани кинулась исполнять приказание. Заказ был доставлен буквально через пару минут – разъяренная неандерталка пинками гнала перед собой пожилую кроманьонскую женщину. Передо мной она схватила ее за волосы и мощным рывком поставила на колени – в «позу подставки».

– Возьми ее!

– Ага, вот сейчас все брошу… – пробурчал я. – Гаани, любимая, кажется, я объяснял тебе, что в нашей земле ханди не водятся. Мне нужно все узнать о них, чтобы рассказать моим людям, когда вернусь.

– А ты заберешь меня с собой?

– Разумеется! Какие могут быть сомненья?! А сейчас не мешай!

– Не буду…

– Встань! – приказал я кроманьонке и величественным жестом почесал пах. – Ты понимаешь язык людей?

– Понимаю…

– Это – хорошо, – удовлетворенно кивнул я. На глаз этой полуседой старухе было, наверное, слегка за тридцать. – Ты давно живешь среди людей?

– Меня привели еще до первой крови.

– Нормально… – буркнул я, пытаясь вспомнить, что говорит наука о том, в каком возрасте у древних кроманьонок начинались месячные.

– Расскажи, как ты попала в плен, как попала к людям.

– А ты разве?..

– Нет! – рявкнул я. – Не буду делать с тобой таг-таги! Не надейся!

Женщина сразу как-то сникла. Это было понятно – соитие с таким высокоранговым самцом сразу повысило бы ее статус в местной женской иерархии. А вот мой – наверное, не понизило бы, поскольку настоящему доминанту плевать, что о нем думают, и он может трахать все, что шевелится. Я подумал, что такой расклад можно и нужно использовать в научных целях и смягчил тон:

– Ладно… Потом, может быть… Если будешь послушной и ласковой.

– Буду!

– Тогда отвечай на вопросы! Думай! Вспоминай! Отвечай! Как попала сюда?

– Как все…

– Все – это как?

– Мы жили на Лосиной протоке. Однажды пришли ваши. Всех убили, женщин забрали и привели сюда.

– Ваши мужчины сражались?

– Они ушли.

– Ушли, бросив детей и женщин?!

– Нет, многих увели с собой. Но не всех.

– Та-ак, – попытался я осмыслить услышанное. – Давай по порядку.

Допрос длился довольно долго – даже слушателям надоело, и они почти все разошлись. А я все не унимался – зря, что ли, бегал от кроманьонцев и тонул в реке?!

– Вы всегда жили на Лосиной протоке?

– Нет, только зима-лето. Раньше жили на Черном озере.

– Почему ушли?

– Клан Носорога оказался сильнее нас. Воевать не стали, просто ушли.

– Ваш вожак знал, что привел своих на землю охоты людей?

– М-м-м… Наверное. Он мне не говорил.

– Разумеется. Люди напали на вас внезапно?

– Н-н-ет, кажется. Все знали, что они идут.

– И что?

– Колдовали, просили предков помочь. Надеялись, что враги не дойдут или не найдут нас.

– Как можно не найти в степи чужое стойбище?!

– Не знаю…

– Верю. Почему мужчины не стали сражаться?

– Тогда все думали, что ваши – это злые демоны. Их нельзя победить обычным оружием. Только колдовством.

– Ясен перец, но мы еще вернемся к этому. Итак, при приближении отряда воинов-людей ваши мужчины во главе с вожаком забрали женщин, детей и подались в степь. Верно? Кого забрали, кого оставили?

– Увели тех, у кого кровь. Детей оставили. Все равно умрут.

– Логично, – признал я. – А с собой прихватили всех женщин, которые могут рожать и работать?

– Не всех. Некоторые остались или потом сбежали и вернулись.

– А-а, не захотели разлучаться с детьми?

– М-м-м… Э-э-э…

– Что мычишь и глаза пучишь? Вопрос не ясен?! Ты сказала, что некоторые женщины добровольно остались в стойбище перед нашествием людей. Спрашиваю: почему? Подсказываю: из-за своих детей. Нет?

– Н-н-е знаю… Зачем нужны дети, если нет мужчин?

– ?.. Еще раз – помедленнее.

– Без отца ребенок не нужен, – заявила Тоб-лу. – Еды и так мало.

– Опа-на! – несколько опешил я. – Значит, если отец погиб, то и ребенка в речку?!

– У «плохих» женщин это так, – лукаво улыбнулась Тоб-лу. – А «хорошим» не надо.

Она использовала неандертальские понятия, которые однозначно перевести трудно, если вообще возможно. Пожалуй, самая близкая аналогия – это иерархическое положение. «Плохая» женщина значит старая или увечная, не представляющая интереса для мужчин, а «хорошая» – наоборот. Одним достаются объедки, пинки и бесконечная работа, другим – лучшие куски, секс и безделье.

– Это почему же «хорошим» не надо? – заинтересовался я. – Оставшись с детьми без мужчины можно сразу стать «плохой» и голодной!

– Э-э-э! – покачала головой Тоб-лу и как-то мечтательно улыбнулась. – «Хорошие» – это те, у кого много мужчин. И каждый из них думает, что дети – его. Даже если не он главный.

– Какое коварство! – вздохнул я.

– Почему коварство? – удивилась женщина. – Так у нас, так у вас. Так было всегда. Разве может быть иначе?

– А таг-таги у вас тоже делают при всех? – не удержался я. – И с криками на все стойбище?

Ее взгляд чуть не заставил меня смутиться – похоже, я сморозил незаурядную глупость. Еще чуть-чуть, и она просто станет смеяться надо мной. Ну, не вслух, конечно… Однако, лучшая защита – это нападение:

– Сейчас я оторву тебе уши и заставлю их проглотить. Говори!

– Не злись, «сильный мужчина»! – испугалась кроманьонка. – Я вовсе не хотела тебя обидеть.

– Верю. И так?

– Таг-таги при всех – это хорошо! – заявила Тоб-лу. – Если, конечно, твой мужчина «самый сильный». Или хотя бы просто «сильный». А если никто не видит, то хочется кричать – чтоб все слышали!

– Тонкий расчет?

– Нет, – качнула она головой, – ты не понимаешь: хочется!

– Угу… М-да-а… – озадачился я. – А если мужчина не очень «сильный» или вообще «слабый»? С ним что, вообще никаких таг-таги?!

– Почему же, – пожала плечами женщина. – Можно и с ним. На всякий случай. Вдруг он потом станет «сильным»? Или других не останется… Пускай и этот думает, что дети – его.

– Только…

– Да! – кивнула она. – Только лучше, чтоб никто не видел. А кричать при таг-таги со «слабым» не хочется. И никто никогда не кричит. Тихонько быстренько в кустиках – хи-хи! – и ему хватит!

– Однако… – я припомнил свою не очень короткую жизнь и мне стало так тоскливо, что пришлось сменить тему: – Ладно, мы выяснили, что дети – дело не главное. Так почему же не все ваши женщины захотели уйти из стойбища? Почему согласились быть в неволе у чужаков?

– Прости меня, «сильный мужчина», – потупилась Тоб-лу, – я не понимаю: «не-воля» – это что? А «воля» – это как?

– Кхе… Гм… – растерялся я. Мне и в голову не приходило, что мужское понятие «свобода действий, возможность выбора решений» для первобытной женщины может быть совершенно бессмысленным. – Ладно! Хорошо… У кого-то из ваших был выбор: уйти со своими или отдаться чужакам. Почему они выбрали чужаков? Разве они не испытывали к ним страха и отвращения?

– Испытывали, наверное, – признала женщина. – Но… Как ты не понимаешь?! Страшно, противно, но… Хочется!

– ?

– Хочется, понимаешь? К ним тянет, понимаешь? Они злые, страшные, волосатые! Они сильнее наших мужчин! Они такие… Ну, не знаю, как объяснить, прости меня!

– Прощаю, – печально сказал я и стал печально смотреть в даль. В конце концов, мне удалось собрать мысли в кучку, а волю в кулак. Допрос продолжался:

– Ты сказала, что ваши мужчины просто бежали при приближении отряда наших людей. Они не решились сражаться. Это было давно?

– Да, прошло много зим-лет.

– Когда я шел сюда, ханди напали на меня. Я, конечно, победил их… Но как они посмели?!

– С тех пор многое изменилось, «сильный мужчина»! – не без гордости усмехнулась женщина. – Ханди узнали, что «люди» тоже смертны. Они узнали, что «люди» не любят, когда их протыкают копьями, не любят, когда им разбивают головы палицами. Они от этого умирают.

– Как я понял, стычки теперь бывают часто. Ваши мужчины научились сражаться с людьми? Они защищают свои стойбища?

– М-м-м… – мимикой и жестом Тоб-лу изобразила полную некомпетентность в данном вопросе. Пришлось продолжить самому:

– Мне известно, что ты не ходишь на войну. Я понимаю, что твой хозяин – «слабый» мужчина. Но ты слушаешь рассказы. Говори, что знаешь – я так хочу!

– Э-э… – мучительно заколебалась женщина. Наконец решилась и заговорила: – Нет, мне кажется, что наши и теперь не сражаются с вами. Убегают. Стараются убить кого-нибудь из засады… Нет, наверное, не сражаются. Если только очень много на очень мало… Ваши всегда возвращаются с добычей. При этом редко их становится меньше, чем было.

– Ладно, не будем пока про войну, – махнул я рукой и задал фундаментальный вопрос: – Скажи лучше, женщины ханди здесь рождают детей от людей?

– Конечно.

– И они вырастают, они становятся «хорошими» или «плохими» женщинами, «сильными» или «слабыми» мужчинами, да?

– Ну, кто не умирает в детстве…

– Их как-то иначе называют, как-то обозначают, отделяют от других? – допытывался я.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, «сильный мужчина»…

– Тем не менее на вопрос ты ответила, – удовлетворенно кивнул я. – А скажи… Ты ведь давно здесь… Может быть заметила, обратила внимание… Те, кто родился от человека и женщины-ханди – у них самих дети бывают?

– Нет, – уверенно ответила Тоб-лу. – Никогда.