Тени Богов. Искупление

– Для чего им это нужно? – спросил Хопер.

– Раньше у тебя такого вопроса не возникало, – сузил взгляд Коронзон.

– Слишком много лет прошло, – объяснил Хопер. – И прежние ответы меня уже не устраивают. Я не верю, что боги хотят купаться в смертях и страданиях. Не верю, что людские мучения полнят священные камни высшей силой.

– Однако без войн и казней менгиры постепенно остывают, – растянул губы в улыбке Коронзон. – Исцелений все меньше, магии все меньше. С этим ты ведь не будешь спорить?

– И что же? – поднялся на ноги Хопер. – Думаешь, в этот раз умбра удастся наполнить менгиры до отказа?

– Мы здесь, чтобы им это не удалось, – процедил сквозь зубы Коронзон. – И мы еще посмотрим, чья возьмет. Чей замысел окажется мудрее. Но народишко расплодился, весьма расплодился. А они все еще служат. Да. Служат… нашим богам. Хотят разбудить их. Хотят избавиться от тоски.

– А если наши боги мертвы? – спросил Хопер. – Обратились в камень подобно нашим братьям в Хмельной пади? Разве только еще не осыпались пеплом.

– Нет, – понизил голос Коронзон. – Я открою тебе великий секрет. Поверь мне, Бланс. Ананаэл… он разговаривает с ними. Иногда.

– И что же они ему говорят? – сдвинул брови Хопер. – Или с ним беседует один из них?

– А этого я не знаю… – прошептал Коронзон. – Зачем мне это знать?

– Если бы Ананаэл сошел с ума, это тоже было бы великим секретом? – спросил Хопер. – А в прошлую жатву он тоже разговаривал с ними? Наверное, делился самым сокровенным?

– Не смей! – прорычал Коронзон. – Если бы не он… Не было бы ни Берканы, ничего. И той битвы, в которой тебе посчастливилось выжить, тоже!

– Вот именно! – заметил Хопер.

– Ты ничего не понимаешь! – отчеканил Коронзон. – Лучше молчи!

– Молчу, – кивнул Хопер. – Ананаэл сейчас в кардиналах как и ты? Или в который раз стал Предстоятелем Храма? Нет? А как же его вечный слуга Эней? По-прежнему подает создателю Храма Кары Богов и автору Каменного завета ночной горшок? И под каким именем Ананаэл теперь несет свет окормляемым народам?

– Это не твое дело, – отрезал Коронзон. – Хватит болтовни. Чего ты хочешь? Ты же не просто так приперся в этот город?

– Мне нужен тот, кто устоял перед жнецом, – ответил Хопер. – И, может быть, тот, кто видел жнеца и эту черноволосую красавицу. Я бы расспросил его.

– Все это видел один темнокожий купец под именем Падаганг, – отмахнулся Коронзон, – но торговец убрался из города. В первый же день. Бросил свой товар, спустился со стены по веревке и был таков. Хорошо хоть успели опросить. Где он – неизвестно. А вот тот, кто устоял – известен. Я помогу тебе найти его. Но и ты помоги мне.

– Что нужно сделать? – спросил Хопер.

– Сущую мелочь, – засмеялся Коронзон. – Две мелочи. Найти другого человека. И остановить звон.

– А убить звонаря, если его нельзя согнать с башни, тут никто не пробовал? Пусть даже магия управляет им! Или это звонят сломанные часы? – усмехнулся Хопер.

– Ты прекрасно знаешь, что на башне Альбиуса самые обычные часы, – погрозил Хоперу пальцем Коронзон. – Это не столица королевства. В условленное время звонарь поднимался на колокольню и звонил. Но мне кажется, что тот звонарь, что звонит в колокол теперь, не может быть убит или сброшен. Там наверху – ловушка. Уже больше десятка воинов попали в нее. Она действует на них, как сладкая приманка на мух. Любопытство сменяется страстью. Видел бы ты, как я вытаскивал принца из ратуши, после того как он прочитал надпись об объявлении войны. Решил поиграть в смельчака, поднялся чуть выше, а потом словно разума лишился. Только мы с тобой способны устоять перед этой магией. Поэтому и двери пришлось заколотить. К счастью, в отдалении от источника этого звона ужас от него все еще сильнее, чем зов. Но в ратушу есть ход из этой лавки. Говорят, что Раск иногда позволял себе пропустить кубок другой с Троббелем. Бланс. Надо подняться, и остановить звон. Распустить эту магию. Она сильна, но не думаю, что слишком сложна.

– А ты сам? – спросил Хопер.

– Ты считаешь, что перед войной с Фризой, на стороне которой пять высших умбра, мне нужно рисковать собой? – удивился Коронзон. – Нас всего трое! Ананаэл, я и Эней! И только мы, такие же курро, как и вы, смогли приобщиться к силе менгиров! Только мы смогли постигнуть тайны воплощения жнецов! Кто прикроет Беркану, если она окажется на краю пропасти? Это вы прохлаждались все это время! Да, вы вышли и отдали жизни, когда вас приперло к стене! А прочие? Амма, которая прячется от собственной тени? Чирлан, который хозяйничал здесь и сбежал в очередной раз при первых признаках опасности? Зонг, которому всегда было на всех плевать в этой его Долине Милости? Карбаф, упивающийся собственной плотью, проводящий время в вельможных игрищах? Где вы?

– Погибших не приперли к стене, – заметил Хопер. – Они вышли на битву в чистое поле.

– Я сказал свое слово, – ответил Коронзон. – Тебе отвечать. Поможешь мне – я помогу тебе.

– Я не хочу расплетать чужую магию, – твердо сказал Хопер. – К тому же, я не уверен, что смогу это сделать. Наконец, это ведь может оказаться не просто ловушкой. Это может оказаться новым замыслом Адны!

– Не напоминай мне это имя! – оскалился Коронзон. – Впрочем, если ты не хочешь получить помощь от меня…

– Подбери мне задачку попроще, – развел руками Хопер. – Я не герой. Расплетать чужое колдовство не по мне.

– Задачку попроще? – нахмурился Коронзон. – Нет у меня задачки попроще.

– Тогда прощай, – поклонился Хопер. – Я и так выясню, кто устоял перед жнецом. Будем считать, что меня выставили из города.

– Подожди! – замахал руками Коронзон. – Ты зря упрямишься. Ну да ладно, не мастер я этих хитросплетений, сюда бы Энея, поэтому скажу как есть. Мне все равно придется разбираться с этой ворожбой. Я не призываю тебя распускать ее, это и в самом деле опасно, взгляни хотя бы. Если там что-то есть, что сможет помочь мне, только ты сумеешь это разглядеть. Сами боги послали мне тебя! Только взгляни! Ну, что ты молчишь?

Хопер думал. Звон продолжал разрывать голову, и сам по себе отчего-то казался не зловещим предзнаменованием, а криком о помощи, но окутан этот крик был не только сладостью, которая могла приманить человека. Где-то поблизости дышала опасность, равной которой Хопер еще не чувствовал.

– Ну? – выпрямился Коронзон. – Я когда-нибудь о чем-нибудь просил тебя?

– Ладно, – поморщился Хопер. – Взгляну. Рассказывай

– В день весеннего равноденствия жнец появился у альбиусского менгира, – начал глухо ронять слова Коронзон. – Он призвал энсов, начертил на менгире знак врат, замкнул на него все менгиры Берканы, может быть, всего Терминума, и взял силу камня. Затем жнец явился к дозорной башне на тракте и одарил мором дозорных возле нее. Один из них его и разглядел. Во всяком случае – его глевию. Так что это был Дорпхал. После этого жнец вошел в Альбиус. Запечатал тем же знаком ворота и двинулся к ратуше. Народ всюду валился с ног в ужасе. Но в тот миг, когда он еще вычерчивал знак на вратах, на рыночной площади появилась женщина. По описанию она была удивительной красоты. С черными, жгучими волосами, с черным взглядом. Ее видели немногие, видели смутно, как сквозь сон. Она приблизилась к ратуше, вошла в нее и, наверное, поднялась на башню. И в тот миг, когда на площади появился жнец, колокол начал бить и бьет до сих пор. И вошедший в ратушу жнец не остановил его биения. Я даже подумал сначала, что этот звон часть жатвы. Но нет…

– Это все? – спросил Хопер, потому что рассказчик словно замер на полуслове.

– Нет, – очнулся Коронзон. – Старик Троббель оказался крепким орешком. Он ведь приходился нынешнему королю Одалы троюродным братом, так что его упрямство имело глубокие корни. Обычно жнец требует повиновения, судя по тому, что, выходя из ратуши, он выволок за шиворот тело бургомистра, Троббель ему не уступил. Не уступил, даже свалившись с ног. Еще и успел голубя отправить в Урсус. Но тебе ведь нужен тот, кто устоял?

– Был ведь такой? – спросил Хопер.

– Был, – кивнул Коронзон. – И объявлен преступником. И даже приговорен принцем Тригом к казни за оставление города и за убийство стражников. Хотя, по словам многих, как раз он и мог бы заменить старика Троббеля.

– Не понимаю, – нахмурился Хопер.

– Капитан в отставке, пожалованный одалским королем титулом барона, Торн Бренин оказался на этой же площади, – объяснил Коронзон. – Вместе с дочерью. Именно он не упал, столкнувшись со жнецом. Якобы дочь спрятал за спину, она или висела на нем, или подпирала отставника. Жнец что-то сказал Торну, а потом растворился. Торн бросился домой. Судя по всему, его жена погибла одной из первых в городе. Но еще раньше, еще до появления жнеца хозяин этой лавки при первых ударах колокола бросился прочь из города. И ведь стервец ни единого стрикса не оставил! Так вот он сломал печать на воротах города.

– И наступило безумие? – спросил Хопер.

– Да, – кивнул Коронзн. – Как и во всякий мор нарушение печати вызывает безумие. Часть стражников принялась рубить горожан и друг друга. Но некоторые – объединились. Отряд таких безумцев помчался вслед за Чирланом. Зря, конечно, мы нашли их тела у йеранской дозорной башни, весельчак не разучился управляться с топором. Но они словно служили кому-то… Понимаешь?

– Служили? – нахмурился Хопер. – То есть не были безумны?

– Были, – развел руками Коронзон. – Но при этом не убивали друг друга. А затем печать на вратах была сломана еще раз.

– Кем? – не понял Хопер.

– Торном, – ответил Коронзон.

– Как он сумел? – удивился Хопер.

– Как-то сумел, – хмыкнул Коронзон. – Может быть, Чирлан ему подсказал? Они были знакомы.

– Но зачем?

– Судя по всему, мор пал на его дочь. И он вырвался из города, чтобы спасти ее.

– И в чем его преступление? – не понял Хопер.

– Он перебил половину стражников у главных ворот, – ответил Коронзон. – И увел с собой капитана стражи и нескольких молодых стрелков. Повел их к менгиру, вступил там в схватку с энсами, дочь, конечно, не спас, потерял одного воина и исчез. Большего не скажу, хотя еще вчера у моста, через который ты переехал, приближаясь к Альбиусу, был затор из мертвых тел. И не только энсов, все жители Змеиного урочища истреблены и сброшены в Манназ. Некоторые еще подплывают. А обитателей одной деревни порубили недалеко от менгира. Некоторые, кстати, винят в этом беглеца. Может быть, Торн Бренин тоже лишился разума? Видишь, я облегчаю твою задачу. Часть наших целей совпадает. Его нужно найти, Хопер. И ты сделаешь это.

– Не спеши, – поморщился Хопер. – Я и сам как раз хочу найти его. Но не для того, чтобы предать его суду принца.

– А для чего? – скорчил гримасу Коронзон.

– Я… не знаю, – признался Хопер. – Разве я не говорил? Я должен понять, как ему удалось устоять.

– Он сделал это не в первый раз, – отметил Коронзон. – Да, много лет назад спас своего тестя. Графа Вичти. Ты же слышал о северном походе против паллийцев? Против северного ярла? Отряд Стахета Вичти вышел к границе. К пределу. К самой пелене. И та захлестнула часть воинов. Торн облился кровью, но вошел в пелену и вышел из нее, вытащив своего родственника.

– Герой, – согласился Хопер. – Даже умбра не способен на это.

– Умбра на многое способны, но не настолько глупы, чтобы совершатьглупости, – буркнул Коронзон. – Думаю, что принцу было бы не до Торна, но тот не только нарушил присягу, он увел сына принца.

– Сына принца? – не понял Хопер.

– Да, сына Трига, который сам почти король. Принца крови! – воскликнул Коронзон. – Парень с характером, тяготясь родительской опекой, отправился в соседнее королевство, в Одалу. Тайно поступил в одалскую гвардию стрелком, а потом уже молодым воином прибыл в Альбиус. Вместе с приятелем, который одновременно был его телохранителем. Молодого принца зовут Хода. Приятеля – Соп. Мы раскопали могилу у менгира. Ходы и Сопа там нет. И река не приносила их тела.

– Все ясно, – протянул Хопер.

– Ничего тебе не ясно, – обозлился Коронзон. – Если бы Торн не ушел из города, и его дочь была бы жива, и принц Триг не буйствовал. Уже через пару часов безумие ослабло. Те, кто не умер в первые часы, не умерли уже вовсе. Мор, конечно, не оставил их, но уже не скручивает болью и не превращает в безумцев. Всех жертв по городу, считая сраженных Торном, три сотни человек. Ты видел костры? Есть еще зараженные в деревнях, но их не так много. Здесь в городе почти все выжили. Зараза, которая оседлала их загривки пока затаилась…

– Звон противостоит мору? – спросил Хопер.

– Отчасти, – кивнул Коронзон. – Но рассеяние безумия связано именно со звоном. Может быть, и еще с чем-то, но мы не можем судить о предотвращенном, не зная его. Это странная, но могучая магия. А теперь слушай меня! Сейчас, в данное мгновение продолжают звонить колокола во всех городах Берканы. Звонить сами по себе. Без звонарей. Потому что звонит этот. И жнец не появился больше нигде! И зараженных не становится больше, кажется нам удается сдерживать мор!

– То есть, жатвы и в самом деле нет? – не понял Хопер. – Или она слабее обычной? Что тебя пугает, Кор? Ты сам-то хоть что-то рассмотрел там?

– Ничего, – ответил Коронзон. – Но вот, что я тебе скажу. Я боюсь помощи, которой не просил. А вдруг это насмешка от кого-то, равного нам? С жатвой все непросто. Это же старая магия. Та, что была сплетена еще мною и раскинута над Фризой семьсот лет назад. Та, в которую вплела свои поганые заклинания мастерица Адна. Они не могли обрушиться на нас с тем, что нам известно. Они всегда придумывают что-то новое.

– Значит… – задумался Хопер.

– Это был только первый удар, – сказал Коронзон. – Пошли, я покажу тебе.

– Странно, – заметил Хопер, протиснувшись вслед за Коронзоном в тесный коридор и поднявшись по лестнице. – А ведь Раск не рассказывал мне об этом проходе.

– Чирлан всегда был хитрецом, – заметил Коронзон. – Это я говорю, что думаю. А все прочие себе на уме. Думаю, даже ты. Вот, смотри. Сюда я привел принца Трига.

Пол на втором ярусе ратуши был вымазан в крови и усыпан обломками мебели. На одной из стен ковры оказались сорваны и на беленом камне той же кровью было выписано – «Беркана, готовься кануть в бездну».

– Принц Триг, конечно, пока что может думать только о сыне, но на него это тоже произвело впечатление, – заметил Коронзон. – Затем мы пошли по лестнице наверх. Иди передо мной, мне интересно, ты угадаешь, когда принц потерял самообладание, или нет? Хочешь, я пойду первым?

Хопер посмотрел на Коронзона. Тот и в самом деле был как будто не только встревожен, но и расстроен. Да уж, не каждому жнецу на пользу, как говаривал тот же Ананаэл, излишний покой. Вот только пускать Коронзона первым не следовало, если и остались какие-то обрывки эмоций, магии, после него уже ничего не разберешь.

Хопер поморщился от очередного удара колокола, который словно взорвался в голове, и шагнул на лестницу. Она следовала граням часовой башни, и человеку, окажись он на месте Хопера, вряд ли показалось бы, что неведомая сила тащит его к оголовку. Нет, все было сделано тоньше, в воздухе веяло ощущением загадки, тайны, собственного величия и неуязвимости. Достаточно для того, что увлечь человека, но слишком мало, чтобы заставить вспомнить его об осторожности. Но что можно было сказать о самом звоне? Хопер чуть замедлил шаг. Почему он не может разобрать сути примененной магии? Неужели, он растерял собственные способности, в которых никто не мог его превзойти? Или он и не должен ее чувствовать? Точно… То, что было сотворено над ратушей, не было раскинутой ворожбой. Эта была вознесенная над всей Берканой воронка, которая как раз и втягивала в себя раскинутую ворожбу, высасывала насланный на Беркану мор, останавливала его. И не только мор, что-то неразличимое, но еще более страшное.

– Здесь? – спросил Хопер, когда они достигли древнего часового механизма, и до колокольной площадки оставался последний лестничный марш.

– Точно, – кивнул Коронзон. – Я успел его поймать за котто и вытянуть. Иначе бы он тоже остался наверху. Как те воины, что поднялись туда. Кто это сделал, Хопер?

– Не знаю, – пробормотал Хопер, вглядываясь в отшлифованные тысячами шагов ступени. – Я думал на какого-нибудь умбра… Но разве есть среди нас такие маги?

– Это не главный вопрос, – заметил Коронзон.

– Куда все это девается – умаленная ворожба и проклятие жатвы? – догадался Хопер и оглянулся. – Но зачем ты хватал принца за одежду? Разве ты не мог сделать шаг и взять его за руку?

– Мог, – кивнул Коронзон. – Но знаешь, порой меня удивляет, насколько мы похожи на людей. И не потому, что мы обладаем человеческими телами, которые подвержены магии, а без должного ухода и старению, смерти. Нет, мы сами как будто становимся людьми. Понимаешь?

– Нет, – сказал Хопер, и в этом мгновение Коронзон его толкнул.

Он был очень быстрым, умбра и курро Коронзон. Безжалостным исполнителем и усердным служакой. Хопер успел бы ему ответить, потянись Коронзон за мечом, но он просто ударил Хопера в спину ладонью. Толкнул его на шаг или на два шага дальше той ступени, на которой Хопер почувствовал не только сладкий ужас принца Трига, но и обрывки невидимых пут, готовых захватить новую жертву. Не Хопера, человека. Путы, которые ждали Хопера, были на следующей ступени. Они спеленали его мгновенно, и когда ослабили хватку, он уже не был Хопером, он вдруг стал пожилым писарем, который дотянул до сорока, хлебнул лиха в дни Кары Богов, каким-то чудом выжил, а потом оказался захвачен беглецом умбра, наездником, брошенным вестником, спасшимся курро. Стал обычным человеческим телом, лишенным души, со странным наполнением человеческого нутра мглистой сущностью по имени Бланс, каким-то образом оказавшимся на вершине альбиусской ратуши.

Звон колокола стал оглушительным. Он раскачивался под куполом башни, язык его мерно бил по бронзовому краю устья, а под натянутой веревкой, которая раз за разом сдвигала колокольную чашу с места, в круге дневного света, падающего из вырезанных в куполе окон, метался призрак. «Да это же…» – сдвинуло брови тело писаря, ловя тень чего-то знакомого, но тут же отшатнулось, потому как под капюшоном не оказалось лица. Только непроглядная тьма.

Пять трупов сидели на границах освещенного участка. Все они были черны, как и бездна на месте лица призрака. Высушены, словно пролежали в жаркой пустыне под палящим солнцем тысячу лет. Высушены и посечены, будто участвовали в жаркой схватке. Уже после смерти. Но ни один из них не выпустил из руки меч. Еще с десяток тел лежали вокруг, обращенные в груду порубленной плоти.

«Чья тень под колоколом? – внутри тела писаря спросил сам себя Бланс и сам же себе ответил. – Не знаю. Кажется, именно так люди представляют себе смерть. Если она так им и являлась, тогда понятно, почему они так пугливы. И все же, были или не были у этого мира свои боги? И если были, почему они не давали о себе знать? Или давали? Ведь было какое-то противодействие в первые дни после Кары Богов, было! Так может быть, творец этого колдовства оттуда? Тогда где он пропадал тысячу лет? Почему я не знаю таких колдунов? И что я должен сделать? А что делали до меня? Наверное, они сражались. Сначала с призраком, а потом сами с собой. Пожалуй, следует заняться именно звоном. Перехватить веревку. Перехватить ее чуть повыше того места, где ее держат две черных руки. Или же сначала докричаться до самого себя? Хопер! Хопер! Хопер!»

Хопер замер. Снова, как когда-то, и как в эти несколько дней, когда он гнал лошадь к Альбиусу и забывался тяжким сном на недолгие часы, он увидел равнину Хмельной пади, полосу вражеского войска впереди и ощутил холод каменного ножа в руке. Кажется, ударить себя в горло было легче. Да, именно это было в глазах того, кто смотрел на него, убивая себя самого. Сочувствие. Тот, кто был на пороге смерти, понимал, что труднее будет тому, кто выживет. Умирать всегда легче, даже если перед этим и придется срубить нескольких влекомых неведомой магией мертвецов. Куда им против умбра? Слишком медлительны, слишком.

– Хорошо, наверное, быть кардиналом, – пробормотал под нос Хопер, двинулся навстречу поднимающимся мертвецам, отбил удар одного, другого, сшиб с ног третьего, шагнул вперед и перехватил веревку над обдавшим его холодом призраком неизвестной женщины без лица.

– Бом! – раздалось прямо в его голове. Раскатилось, разлетелось осколками чего-то до сей поры неприкосновенного и нерушимого. Обдало пламенем. Высушило и скрючило. Взметнуло к небу, показало на одно мгновение не только всю Беркану, раскинувшуюся по юго-восточной кайме Терминума между пиками Молочных гор и Берканским морем, но и весь Терминум, весь гигантский кусок сущего, почти рассеченный пополам Большим провалом и охваченный вместе с просторами водной глади мутным кольцом непроглядной пелены. «Вон там, – подумал, сгорая в пламени, Хопер, выглядывая клочки суши на востоке привидевшегося ему пространства. – Вон там молодой Торн Бренин вынес из пелены своего тестя. Как ему это удалось? Только ему и удалось. Никто не возвращался. А из умбра никто и помыслить не может, чтобы подойти к границе. Или может? Только если не боится мучительного развоплощения. Вот она – свобода. В заданных пределах. Какие же мы беглецы? Мы рабы… Скот в огороженном пеленой загоне…»

– Бом, – раздалось последний раз над головой Хопера и над головами всех обитателей Берканы, в городах которых продолжали звонить колокола, даже будучи лишенными языков, и сползая на пол, обдирая руку о показавшуюся стальным тросом веревку и скручиваясь от невыносимой боли, пронзившей все тело, Хопер успел прочитать слова, вспыхнувшие на стенах башенного фонаря.

«Спящий просыпается. Следуй за болью. Спаси и спасешься».

Эти слова отпечатались пламенем во мраке, который накатил на Хопера, и он продолжал их читать и перечитывать, пока Коронзон нес его на плече вниз, потому что здание ратуши вдруг начало подрагивать и исходить трещинами.

Когда Хопер окончательно пришел в себя, ратуши уже не было. На ее месте высились руины, и взметнувшаяся при разрушении пыль медленно оседала на пустых лотках, на крышах Альбиуса, на мостовой, на сгрудившихся в отдалении стражниках и на шатре принца. Над городом стояла тишина. Боль, опалившая все тело Хопера на колокольне, теперь тлела в руке и груди. Нет, не тлела. Обжигала невыносимо, и чтобы не завыть в голос, он прошептал утоляющий наговор раньше, чем открыл глаза. Не помогло.

– Какой же ты мерзавец, Коронзон, – прохрипел, сплевывая пыль, Хопер. – Ведь знал же, что тебе нельзя верить. «Это я говорю, что думаю». Тьфу…

– Я – это всего лишь я, – ответил Коронзон, отряхивая мантию, – и если я могу убить сотни тысяч людей, почему я должен остановиться перед одним умбра? Ты хоть понимаешь, что это смешно? Что ты почувствовал?

– Это не конец жатвы, – прошептал Хопер, поморщился, справляясь с болью, и понял, что не скажет Коронзону о надписи. – Это доспех, укрывший Беркану. Легкий доспех. Тонкий. Пауза. Жатва продолжается. И, возможно, она готовит нечто страшное.

– Когда? – спросил Коронзон. «Когда», а не «что».

– Когда?

Хопер посмотрел на руку. Она стала черна, как лица мертвых в часовой башне. Слушалась его, напрямую не говорила о боли, но почернела и заледенела. От кончиков пальцев до запястья. Но боль была рядом. Окутывала невидимым облаком и руку, и все тело.

– Когда проклятье доберется до моего сердца. Или раньше. Твоей милостью. И что мне теперь делать?

– Подожди, – ухмыльнулся Коронзон, – мне нужно переговорить с принцем.

Принц вышел из шатра вместе с Коронзоном, который был бледен от ярости, только через час. Взглянул на руку Хопера, Триг покачал головой и, покосившись на кардинала, проговорил:

– И все-таки сон в руку! Права была бабка – пришлый книжник остановил звон… Что ж, Хопер Рули, призываю тебя и дальше служить короне Йераны. Надеюсь, ты справишься с этим недугом. А заодно и отыщешь моего сына, Хо, и капитана, который увел его. Торна Бренина. Сына следует спасти, а капитана предать суду.

Хопер поймал взгляд кардинала, который сочился ненавистью, и поклонился принцу:

– Я не могу ослушаться, ваше высочество, но хочу разобраться. То я что-то слышал о немыслимой красавице, теперь слышу упоминание какой-то бабки. И о каком сне идет речь? Как это связано с вашим повелением?

– Мне приснилась жуткая старуха, которая предсказала твое появление. Обнадежила меня. Сказала, что ты мне поможешь. Да, именно ты – книжник с черной рукой. И не скрипи зубами, Коронзон! Прояви уважение к йеранской короне!

Кардинал словно ждал этих слов, подобрался, как дикий кот перед прыжком, и прошипел для устрашения:

– Требуешь уважения к короне, не проявляя уважения к Храму? И того понять не хочешь, что все твои сны – это продолжение поганого колдовства? Ереси готов отдаться? Не ту дорожку ты выбрал, принц Йераны! И о Торне забудь! Не твой он подданный, не тебе его и карать!

Пришел черед побледнеть и Тригу. Он положил руку на рукоять меча, и ответил кардиналу не сразу, а через несколько секунд, заставив своим тихим голосом собственную стражу покрыться испариной:

– Уж позволь мне, балахонник, не спрашивать у тебя совета, как править и как поступать! Или хочешь на дыбе повисеть? Самое место для спесивого храмовника! Или ты думаешь, что выше прочих, ногами до земли достанешь? Высокого всегда укоротить можно. Да, Коронзон, даже храмовника! Если что случится с Хо, Торн будет казнен! А захочешь поспорить, сам поднимешься на плаху!

Кардинал словно потерял голос от речи принца, поэтому лишь прошептал в ответ:

– Может быть, начнешь уже сколачивать эшафот? И палача сыщешь? Глашатай есть? О чем кричать станет? О неуважении к короне Йераны на Одалской земле?

– Я согласен, ваше высочество, – подал голос Хопер в тот мин, когда уже казалось пламя должно было вспыхнуть на разоренной ярмарочной площади Альбиуса. – Когда-то вы были добры ко мне, теперь придется постараться и мне.

– Вот и славно, – с явным облегчением улыбнулся Триг. – Ну что ж, сочтем, что боги сегодня оказались добры к кардиналу… Поклонись книжнику, Коронзон, он умерил мой гнев. Но не вздумай впредь перечить наследному принцу. А ты, книжник, познакомься с теми, кто поможет тебе. И запомни, Торн Бренин должен быть передан ближайшему воеводе Берканы для суда. Я даю тебе трех сопровождающих. Двух моих лучших воинов и одного из местных. Он знает Бренина. И последним видел его… и моего сына. А теперь – прощай, и да помогут тебе боги.

Хопер поклонился принцу, проводил его взглядом, затем посмотрел на Коронзона, но тот лишь скривился в язвительной усмешке, развел руками и, постукивая затейливым посохом, отправился к лавке Раска, дверь которой чудом оказалась не погребена под развалинами. Поморщившись от боли, которая продолжала скручивать тело, Хопер оглянулся на трех стражников, стоявших у шатра.

– Продолжим знакомство? – улыбнулся Мушом. – Так ты лекарь или колдун?

– Меня зовут Эйк, – прогудел белобрысый здоровяк, тащивший Хопера к ратуше. – И я даже колдуну не позволю дурить моего правителя.

– А меня зовут Стайн, – сказал худощавый седой воин. – И я вот что скажу – никакая жатва не кончилась. Она угнездилась у меня на загривке и ждет своего часа. И вот еще. Мне тут никто не верит, но я видел ту погоню, которая промчалась за Раском. Они не были безумцами. Они служили кому-то. И Торн Бренин никогда бы не убил просто так.

– Я – Хопер, – ответил им Хопер, пытаясь не рухнуть от изнеможения в площадную пыль перед выпавшими ему спутниками. – И не думайте, что это я обрушил ратушу. Она обвалилась от времени. Ну и от моей дурости. Так совпало.

Великан придержал лошадь Хопера уже у ворот Альбиуса, дождался, когда их спутники отдалятся, и прошептал:

– Тут такое дело… Не знаю, что за бабка приснилась нашему принцу, я его сна не смотрел, а вот девку-то, красавицу, что торговцу померещилась, я видел сам. Только говорить о ней не стал никому.

– Это почему же? – не понял Хопер. – Пожалел ее или еще что? И с чего ты взял, что это была та самая красавица? Мало ли в Беркане красавиц? По мне, так больше, чем где бы то ни было.

– Красавиц немало, – поежился Эйк, – да только ни от одной из них в жилах кровь не стынет. Я чуть только не обделался, когда она ко мне в шатер зашла. От одного взгляда. А уж когда она в воздухе словно дым растаяла, так я и решил, что говорить никому не стану. Себе дороже.

– А мне тогда зачем говоришь о ней? – снова почувствовал, как сквозь боль пробивается холод в почерневшей руке Хопер. – Для чего?

– Так она из-за тебя приходила, – еще тише проговорил Эйк. – Так и сказала, передай тому, с кем пойдешь, что будут ему знаки. И если он жить хочет или облегчение получить, пусть смотрит и слушает. Бред какой-то!

– Может быть, и бред, – согласился Хопер.