Копейка

«Дверь» закрылась за нами бесшумно и быстро. Вход в бункер находился в отвесном склоне той самой ложбины со срезанными наростами, чуть дальше того места, где в неё спускался я. Я безуспешно попытался в склоне каменистой породы разглядеть приметы входа. И когда я подошёл к стене ближе чем на метр, то она растворилась, обнажив округлый проём.

Саша тронул меня за плечо и, указав рукой на небо, дал понять, что нужно поторапливаться. Мы выбрались из ложбины и скорым шагом направились к «копейке».       Старая машина стояла на том же месте, ожидая своего загулявшего водителя. Внутри неё было как в парнике, и нам пришлось все двери несколько минут держать открытыми. А чёрные мусорные пакеты мне всё равно пригодились, так как провиант пропал окончательно. В горле сразу пересохло, но я решил не рисковать и остатки воды из бутылок вылил на траву.

Я кивнул Саше, предлагая занять пассажирское сиденье, и тот осторожно, с опаской, сел. Расположившись рядом, я приобнял правой рукой Сашу, а левой завёл «копейку».

Земля 36

Чёрт возьми, как же я соскучился! Соскучился по нашему неказистому двору с вечными ямами в асфальте, по его разбитым тротуарам с раскрошившимися бордюрами, по щербатым скамейкам у подъездов, по слепым бетонным громадинам многоэтажек. Я был дома! Я был жив! Я нашёл человека!

«Нога-нога-нога», – сказал я Саше, сопроводив речь троекратным жестом. И мы рысью, Саша за мной, метнулись к моему подъезду. А по пути я ещё умудрился выбросить сдвоенный чёрный пакет в контейнер.

Мне снова повезло – ночной двор был сумрачен и безлюден. Синюшно-бледный, голоногий и босой Саша в куртке с оттопыренными карманами и с фонариком на лбу смотрелся для наших мест очень экстравагантно. Если бы нас сейчас видела какая-нибудь соседка-пенсионерка, то моему жилищно-коммунальному рейтингу грозило бы серьёзное падение. На следующий день вся местная «социальная сеть 50+» знала бы, что я ночью привёл домой конченного алкаша, который пропил последние штаны и ботинки.

Хоть этот жест мы и не разучивали, но Саша понял меня сразу, когда, зайдя в подъезд, я прислонил палец к губам. Оказавшись среди бетонных стен, Саша заметно успокоился. Наш высотный отсек безмятежно спал, и мы тихо, как мыши, поднялись на четвёртый этаж. Впустив Сашу, я закрыл за нами дверь и только тогда смог расслабленно выдохнуть.

Сашу я усадил на кухне. Парня следовало хорошенько накормить, прежде чем обрушивать на него все завоевания цивилизации. Пока я изучал содержимое холодильника на предмет наличия консервов, тушенки и пельменей, Саша время тоже не терял. Из внутренних и нагрудных карманов куртки он достал восемь своих сероватых «сникерсов». Разложив их на кухонном столе в два ряда, он кивком предложил мне начать завтрак. Я поблагодарил его, но отказался. Словами и жестами я объяснил Саше, что теперь это будет ТОЛЬКО ЕГО еда.

Каким же я был ослом! Саша же мог легко отравиться, отведав нашей повседневной пищи богатой консервантами, стабилизаторами и прочими трехзначными «Е». Поэтому пусть пока он ест свои батончики, а потом придётся перейти на постные каши.

А вот с его одеждой вопрос надо было решать незамедлительно! Мне этот его вынужденный полу-стриптиз уже порядком резал глаз. Размеры у нас с ним были близкие, если не одинаковые, поэтому мои старые джинсы и клетчатая рубашка Саше отлично подошли. Он крутился и вертелся ужом, постоянно почёсываясь, но снимать одежду не собирался. Ведь и штаны, и рубашка были с карманами, а уж применение им Саша точно сможет найти.

Я поставил телефон на зарядку и включил комп. Загрузившись, операционная система услужливо сообщила дату и время. Меня не было всего четыре дня, а казалось, что целую вечность. Вчерашний приём в поликлинике был мной пропущен. Чтобы перезаписаться к врачу, я зашёл в браузер, но тот суконным языком известил о приостановке предоставления услуг связи за неуплату. Слава богу, телефон ожил, и через мобильный банк я закинул деньги на интернет. И спустя десять минут я был уже полноценным членом интернет-сообщества. Свободное окно у врача было только в 12-15, так что выбирать мне не пришлось.

На переносной жёсткий диск я скопировал из фильмотеки компьютера все советские фильмы преимущественно детские и приключенческие. Потом я подключил этот диск к телевизору, вытащив из последнего от греха подальше телевизионный кабель.

Я включил последовательное воспроизведение видеофайлов и пригласил Сашу, который с боязливым интересом наблюдал за моими действиями со стороны. Я показал ему кнопку паузы и воспроизведения на пульте и продемонстрировал её в действии. Громкость на телевизоре я убрал до нуля, всё-таки было раннее утро. Также я не хотел, чтобы Саша, проживший десятки лет в относительной тишине, пугался от громких и резких звуков.

Убедившись, что просмотр не вызывает у Саши негативной реакции, я пошёл в душ. Немного постояв под тёплыми струями, я решил принять полноценную ванну. И уже через десять минут я в блаженстве отмокал среди пенных хлопьев. Вспомнив, что не показал Саше как пользоваться туалетом, я хотел было выйти. Но это мысль стала медленно распадаться и таять, словно пена вокруг меня. И я заснул.

Земля 37      

Заснеженное поле. Я шёл по нему, неглубоко проваливаясь сквозь жёсткий наст. Белая равнина была редко утыкана странными сугробами, будто дети, начав лепить снежных баб, разом бросили это занятие ещё на этапе скатывания нижних комьев. Было холодно. Где-то находился источник тепла, который нужно было найти, но я всё не мог определиться с точным направлением. Я петлял как заяц, пока совсем не выбился из сил. В надежде спастись от холода я вжался под большой сугроб. И сугроб подо мной сразу начал таять. Я провалился в его белое нутро, и со всех сторон меня стала заливать холодная вода. И тут дно сугроба и его стенки обрели матовость, ровность и твёрдость. Сквозь воду я увидел свои ноги. Мне захотелось пошевелить ими, и пяткой я нащупал какое-то небольшое препятствие на дне сугроба. Я потянулся, чтобы убрать его, и сугроб окончательно растаял!

Я сидел в остывшей ванне. Остатки сна быстро улетучивались, чему способствовала температура воды. Вспомнив про Сашу и поликлинику, я выскочил на коврик и наскоро вытерся полотенцем. Надев халат, я умылся и успел немного согреться.

Саша спал в кресле, свесив голову на грудь. На экране телевизора несколько конных красноармейцев беззвучно уходили в закатное солнце. Часы показывали половину десятого.

Я вышел на кухню, закрыв за собой дверь в комнату. Я поставил на огонь чайник и сложил пищевые брусочки на широкую плоскую тарелку. Хлеб, имевшийся дома, весь заплесневел, а вот сушки ещё держались. С ними я и выпил первую чашку кофе.

За этим нехитрым завтраком я сверстал план на день. Во-первых, нужно будет у моего участкового врача добиться продления больничного. Во-вторых, необходимо передать информацию о выполненном поручении.

Из тумбочки в прихожей я достал приличный листок бумаги и ручку. «Нашёл», – написал я на нём, а потом ниже добавил свой адрес: улицу, номер дома и квартиры. Листок я сложил в тот же конверт, который остался из-под Сашиной школьной фотографии.

Перед уходом в поликлинику я разбудил Сашу и показал ему как пользоваться туалетом. Счет по этим пантомимным номерам у нас сравнялся и стал 1:1. Умываться Саша не пожелал, а захватив свой батончик, вернулся к просмотру фильмов. Мне даже с грустью подумалось, что если вложить ему сейчас банку пива в руку и включить футбол, да оставить в таком состоянии на недельку, то вспомнит ли он потом Мир Синего Солнца, бункер и нашу с ним встречу?

На приёме у врача всё прошло довольно гладко. Сперва меня отчитали за неявку. Пришлось соврать, что я спал как сурок двое суток на фоне сохраняющейся слабости. После чего терапевт сменила гнев на милость, сочтя крепкий сон признаком грядущего выздоровления, и назначила мне на ближайший понедельник.

По пути домой я зашёл в подъезд, где жил Евгений Петрович. Дверь в подъезд, как и сам дом, была старая, и кодовый замок на ней жильцы так и не удосужились поменять. Я троеперстием ткнул в самые потёртые кнопки, а затем поднялся на площадку между первым и вторым этажами.

Почтовый ящик с номером «54» был пуст, значит, его содержимое проверялось. Увы, смерть не сразу избавляет человека от квитанций, писем из налоговой и всякого рекламного мусора. Иногда отправителю безразлично жив ли ещё его получатель, ведь всё равно кто-то должен платить по счетам или вестись на «уникальные» предложения.

Но оставлять среди бела дня послание под дворником «копейки» мне уже не казалось надёжным способом связи. Поэтому я бросил конверт в почтовый ящик, зная что уж мой-то адресат точно его получит.

Вернувшись домой, я с порога услышал Сашино сипение и бульканье. В испуге я рванулся в комнату, но ничего страшного там не обнаружил. Наоборот, Саша искренне радовался, следя на экране за приключениями двух школьников. Глаза у Саши были по-кроличьи красны, а на коленях лежала наполовину опустошённая широкая тарелка. Я взял на кухне пакет с сушками и вернулся в комнату. Сев рядом с Сашей, я несильно прибавил звук и стал ждать.

Земля 38

Домофон прозвенел, когда на часах было 19-05. К этому времени Саша успел два раза поспать в кресле, не отходя от телевизора, а пустую тарелку с его колен я уже давно убрал в мойку. Саша тоже услышал звонок и вопросительно посмотрел на меня. Я успокоил его кивком, дав понять, что всё нормально.

Я нажал на круглую кнопку с ключиком и приоткрыл входную дверь. Наш лифт находился на очередной профилактике, поэтому минут через пять я расслышал медленные шаги и прерывистое одышливое дыхание.

Я сразу узнал эту пожилую женщину. Это именно она в день прощания с Евгением Петровичем недовольно смотрела на меня, стоявшего рядом с «копейкой». Я вспомнил, что звали её Ольга Николаевна.

Далее произошла душераздирающая сцена в лучших традициях немого кино. Я жестом руки предложил Ольге Николаевне пройти в комнату, но она словно окаменела, никак не отреагировав на моё приглашение. Мысленно похоронив ребёнка тысячу раз, она всё равно боялась получить подтверждение его смерти. Я не знал осталась ли в ней хоть капля надежды на то, что он жив. Тогда я пошёл за Сашей, но он опередил меня и вышел сам.

И два когда-то самых близких человека застыли в паре метров друг от друга. Время и пространство не только разделили их, но и сильно изменили их облик. Мать и сын, судорожно всматриваясь в лицо напротив, искали родные черты. Они были как две статуи, у которых жили только глаза. По глазам они и узнали друг друга. Саша подошёл к ней, и они неловко обнялись, точнее, сцепились руками. А потом они заплакали, каждый по-своему, кто как умел.

Я вышел на кухню и набрал полный чайник. В шкафчике над микроволновкой я нашёл коробку шоколадных конфет. Конфеты были не первой свежести, побелевшие, но другого угощения у меня не было.

Будничный свист вскипевшего чайника вернул нас всех в реальность. В прихожей затихли всхлипы, и я вышел, чтобы пригласить их к столу. Ольга Николаевна посмотрела на меня с благодарностью и тихо сказала: «Спасибо». Она протянула мне пухлый конверт. Растерявшись, я взял его и буркнул в ответ несуразное: «Ему нужно варить каши». И они развернулись и ушли. Я даже не сообразил их остановить.

Прошло несколько минут, а я всё ещё стоял в прихожей и теребил конверт в руках. Я вспомнил, что Саша ушёл в шлёпанцах на босу ногу, а ведь я ему хотел отдать свои старые кроссовки. И ещё я подумал, что наверное в конверте лежат купюры. Я собрался было уже догонять Ольгу Николаевну с Сашей, но решил сначала вскрыть конверт. Срезав боковую полоску, я достал письмо от руки на нескольких листах и старые бланки с печатями.

Письмо О.Н.

«Женя был очень талантливый. Я это поняла сразу, как познакомилась с ним, когда его назначили руководителем нашей группы. Фактически мы работали в закрытом НИИ при нашем градообразующем оборонном заводе. Женя ещё до перевода к нам, даже ещё учась в институте занимался этой проблематикой: перемещением физических тел в пространстве с использованием малых и сверхмалых энергий.

Я не стану подробно останавливаться на научной сути вопроса. Во-первых, простите, но Вы ничего не поймёте. Во-вторых, я давала подписку о неразглашении и гриф секретности с этих разработок до сих пор не снят, по крайней мере, мне об этом ничего не известно.

Знаете, те непростые годы были самыми счастливыми в моей жизни! Мы последовательно, шаг за шагом, приближались к решению поставленной задачи. Особенная заслуга в этом принадлежала, конечно, Жене. Это его новые идеи, его инженерно-конструкторские решения позволили нам сдвинуться с мёртвой точки. Уже на второй год опытных работ мы могли перемещать в пределах стола спичечный коробок, а энергии для этого требовалось меньше, чем для одного светодиода!

Да-да, не смейтесь, тот самый пресловутый спичечный коробок. Тогда все ещё бредили телекинезом и пытались двигать спичечные коробки одной силой мысли. А мы же их успешно передвигали с помощью устройства, разработанного под руководством Жени. Этому устройству мы дали рабочее название «Блок-1».

Поначалу опытные образцы обладали существенными недостатками. Например, по массе и габаритам первые устройства «Блок-1» значительно превышали сами объекты, которые нужно было перемещать. Но за пять лет работы нашей группы мы добились в этом направлении серьёзного прогресса. Так, для перемещения силикатного кирпича на расстояние до одного метра нам уже достаточно было блока размером как раз со спичечный коробок.

А когда Женя додумался использовать волновой излучатель, то это стало настоящим прорывом в наших исследованиях! Дело в том что расчётным путём он определил длину волны, воздействие которой на объект с запущенным блоком, позволяло резко сократить объём поглощаемой энергии. Если быть точной, Женя рассчитал ширину волнового диапазона, а мы стали экспериментировать уже с определёнными длинами волн, которые в него входили.

Нашей группе нужно было пошагово провести сотни опытов и зафиксировать их результаты в журнале. Вы не представляете, с каким энтузиазмом мы приступили к этой большой работе. И результаты не заставили себя ждать. Когда стола уже стало не хватать для перемещения объекта, то в заводской столярке для нас сколотили опытный стенд длиной в пять метров. А через несколько месяцев и это расстояние было покрыто.

Мы понимали, что движемся в правильном направлении. И тогда Женя принял решение радикально увеличить шаг опыта, настроив излучатель на длину волны из верхней части диапазона. Тогда о конкретных параметрах эксперимента знали только мы двое. Трое наших коллег тогда параллельно занимались задачей облегчения устройства.

Мы запустили «Блок-1» с этими установками, и наш подопытный кирпич исчез! Помню, как мы тогда сначала обрадовались, а потом испугались, ведь кирпич мог угодить куда угодно. Женя сразу доложил директору института об исчезновении объекта с устройством. И после этого мы на несколько дней приостановили эксперимент – ждали информации, как шутил Женя, о «жертвах и разрушениях». К тому же поисками кирпича занялись компетентные органы, так как на нём был закреплён секретный «Блок-1»!

Но видимо, исчезновение объекта произошло без ущерба для народного хозяйства, и вышестоящие органы дали добро на продолжение исследований. У нас оставался ещё один рабочий экземпляр устройства, и мы повторили опыт с той же длиной волны. И опять объект с устройством бесследно исчезли! И снова: докладные, объяснительные и приостановка работ. Но мы уже чувствовали, что стоим на пороге большого открытия, только чтобы открыть эту дверь требовался уже другой ключ, другой подход.

И Женя его нашёл! Он предложил усложнить конструкцию «Блок-1», встроив в неё портативный волновой излучатель. Он хотел отказаться от использования стационарного излучателя – довольно громоздкого внешнего агрегата, который использовали мы. Женя планировал снабдить устройство микросхемой управления, чтобы та через определенный интервал времени запускала волновой излучатель. Это повышало вероятность возвращения объекта обратно из тех неведомых для нас далей. Идея была отличная, но к сожалению, не все её оценили.

Усложнение конструкции «Блок-1» вело к увеличению его массы и энергопотребления, тем параметрам, которые мы из года в год уменьшали и достигли на этом направлении зримых результатов. В нашей группе произошёл раскол. Трое из пяти сотрудников предложение Жени не поддержали, а наоборот, выступили резко против, мотивируя тем, что это зачеркивает многолетнюю работу всей научной группы. Они говорили, что это шаг назад. Они не могли понять и принять тогда, что этот шаг назад нужен для опорного толчка, но перед уже не шагом, а прыжком вперёд!

Но руководство института встало на сторону «раскольников». Женю сняли с руководства группой, он стал рядовым её членом. Задачи, поставленные перед нами, теперь заключались в продолжении опытов с внешним волновым излучателем, но уже в умеренном режиме. Особый акцент делался на то, чтобы варьируя длиной волны и энергией, добиться точного перемещения объекта определённой массы.

Женя тогда, конечно, переживал, но не столько по поводу своего отстранения, сколько за потерянное время и ресурсы. Несмотря на разногласия, отношения в нашей группе остались рабочими. Мы все были учёными, но просто шли разными путями в одну сторону. С коллегами мы договорились о том, что после завершения всех регламентных опытов мы вдвоём с Женей будем заниматься реализацией его идей.

И мы буквально стали жить на работе, оставаясь в лаборатории допоздна. Естественно, эти переработки не оплачивались и бюджета на наши исследования тоже не было. Да и времена наступали смутные, самый конец восьмидесятых. Тогда из всех щелей стали вылазить какие-то болтуны, умевшие только разрушать, но никак не создавать.

Благодаря Жениному авторитету в институте многие смежные отделы помогали нам в разработке нового устройства, причём делали это, как и мы, бескорыстно. За десять месяцев общими усилиями мы создали первый опытный образец «Блок-2»!

Новая модификация была дополнена автономным волновым излучателем с электронным блоком управления. За счёт новых элементов и более ёмкой батареи «Блок-2» сам получился по массе и размерам как кирпич.

Я хорошо помню наше волнение в тот вечер перед первым запуском. Женя настроил излучатель на длину волны из верхней части диапазона и задал электронике пятиминутный интервал на повторное включение-выключение. «Блок-2» был прикреплен к кирпичу металлическим скобами, и глядя на этот массивный симбиоз, меня грызли сомнения в успешности опыта. Женя тогда мне подмигнул и запустил устройство.

И объект с блоком исчез! Значит, идея включения волнового передатчика в основной блок имела право на существование и дальнейшее усовершенствование! Я даже стала мечтать о том, что узнав результат эксперимента, институтское начальство вернёт Женю к руководству группой.

Пребывая в этих грёзах, я не сразу осознала, что произошло, когда кирпич с устройством появились на столе. А когда поняла, то стала визжать, как девчонка! У Жени получилось! У нас получилось! Месяцы упорного труда, несмотря на скепсис коллег и отсутствие средств, завершились блестящей победой!

Женя тоже был счастлив, но моих бескрайних восторгов не разделял. Он настрого запретил мне распространяться о сегодняшнем эксперименте. Позднее я поняла его осторожность. После того холодного душа, который он принял, Женя не хотел торопиться. «Блок-2» нужно было ещё серьезно дорабатывать, чтобы представить на суд коллег не камень-сырец, а огранённый алмаз.

Ещё несколько месяцев мы бились над конструкцией «Блок-2» и смогли в итоге уменьшить массу и габариты устройства в три раза. На мой взгляд, всё было готово, для того чтобы триумфально явить наше детище научной общественности института. Но Женя все медлил. Я видела, что он погружен в свои мысли и представление «Блок-2» для него сейчас не так важно.

Наконец, Женя определился с решением и сообщил его мне. Он сказал, что нам нужно будет изготовить ещё пару уменьшенных модификаций устройства. Хоть это было и непросто, но я приняла его выбор. Поверьте, я не искала славы для себя. Я просто хотела, чтобы восторжествовала справедливость, чтобы талант и трудолюбие Жени были оценены по достоинству. А теперь этот момент снова откладывался на неопределённое время.

Новая задумка Жени заключалась в объединении нескольких «Блок-2» в одно устройство. Он предполагал в этом случае возникновение кумулятивного эффекта, который позволит перемещать объекты в сотни раз тяжелее, чем кирпич. «Блок-3», над которым мы работали полгода, представлял собой уже строенный «Блок-2», но с единым волновым излучателем, общей микросхемой управления и одной батареей. По габаритам конструкция получилась как стопка из двух стандартных современных ноутбуков.

Тестировать новую модификацию мы традиционно начали с одним силикатным кирпичом. Его перемещение и возвращение по таймеру прошло в штатном режиме, но нам этого было уже мало. На заводе для Жени сварили из арматуры каркас, который состоял из шестнадцати ячеек. Каждая ячейка содержала фиксаторы, позволяющие надёжно закрепить один кирпич. Мы соединили «Блок-3» с каркасом и провели несколько успешных опытов с увеличением массы объекта. И когда каркас, до отказа заполненный кирпичами, вернулся обратно, только тогда Женя сел за написание докладной записки на имя директора института.

Женя был очень доволен полученными результатами, а я так просто ликовала! Немало этому способствовало ещё и то, что наша группа снова сплотилась вокруг Жени. Когда в лаборатории появился металлический каркас, то от других членов группы стало уже невозможно скрывать прогресс, достигнутый в наших неофициальных изысканиях. Мы им показали «Блок-3» в действии. К чести коллег, они не опустились до зависти, склок и прочих форм выяснения отношений, а отдали должное таланту автора. К тому же Женя настоял на том, что будет представлять «Блок-3» от лица всей научной группы!

Надо сказать, что это наше творческое воссоединение на фоне событий в стране выглядело каким-то несвоевременным и неуместным. В моду тогда всё увереннее стали входить идеи разделения, отречения и разложения.

Последнее десятилетие века для нашего института началось с вызова директора в Москву в профильное министерство. В положенное время директор в институт не вернулся, а слёг в больницу с сердечным приступом. Это мы узнали позднее, как и то, что министерство планирует реорганизовать наш НИИ, а то и вовсе его закрыть.

Судьба нашего института зависла в воздухе! Мы тогда вообще остались без руководства: из двух замов один ушёл на пенсию, а второй написал заявление по собственному желанию. Разумеется, в сложившихся условиях наш «Блок-3» было некому показывать и не перед кем защищать.

И вскоре Москва назначила исполняющим обязанности директора нашего комсорга. Это был наглый и деловитый типчик, администратор от науки. Тогда комсомольские деятели были очень активны и разбирали самые «хлебные» места, занимаясь личным обогащением под вывеской хозрасчета. Наш был таким же. Он уже успел по-стажироваться на каких-то бизнес-курсах и полученные знания он незамедлительно применил на практике, открыв контору «рога и копыта», через которую понемногу реализовывал институтский транспорт и оборудование. Именно при нём стали массово закрываться научные проекты, по которым велись многолетние работы. Набор причин был стандартен: бесперспективность темы в условиях рыночной экономики и отсутствие финансирования. Такой же приговор был вынесен и нашей научной группе!

После встречи с и.о. Женя весь день молчал. В конце рабочей смены он предложил всем собраться вечером у него дома. Под крепкий чаёк и нехитрое угощение он рассказал нам, что новый руководитель института распорядился прекратить работы по нашему направлению, а все опытные образцы устройств и проектную документацию подготовить для передачи на хранение.

Женя тогда сказал, что наш общий долг – сохранить «Блок-3» и не допустить его попадание в нечистые руки. И это предложение Жени было поддержано единогласно, ведь мы уже видели какие люди пришли руководить наукой, как эту науку они целенаправленно разваливали, как торговали достижениями лучших умов. И, увы, всё это безобразие происходило по всей стране, а не только в одном нашем НИИ.

Приняв общее решение, мы занялись разработкой плана действий. Во-первых, надо было вынести за пределы института сам «Блок-3» и все чертежи и схемы по нему. Во-вторых, нужно было без видимых повреждений вывести из строя все опытные образцы «Блок-1» и «Блок-2», а также стационарный волновой излучатель. В-третьих, нужно было оставить только ту часть проектной документации, которая не получила дальнейшего развития и применения в устройствах. В-четвертых, нужно было переписать журналы, где фиксировались результаты опытов, и в них нужно было изменить данные о волновом диапазоне, особенно той его части, которая использовалась во второй и третьей модификации устройства. Также нужно было, чтобы эксперименты последних лет на бумаге заканчивались одними неудачами.

По реализации второго, третьего и четвёртого пунктов плана вопросов не было: предстояла аккуратная и кропотливая работа в режиме полной секретности. А вот для исполнения самого сложной задачи нам пришлось разыграть целый спектакль.

Общий бардак, царивший тогда повсеместно, сыграл нам на руку. Зарплату в институте не платили не только научным сотрудникам, но и прочему персоналу, в том числе охранникам. В охране остались лишь мужчины предпенсионного возраста и случайные люди, которые приходили на замену уволившимся. Эти новые охранники, как правило, надолго не задерживались. Многие из них формально относились к своим обязанностям, а должностные инструкции знали лишь в общих чертах. Нам было нужно, чтобы на дежурство заступил один из таких охранников, но который уже отработал пару недель и немного пообвык. «Зелёный» новичок тут не подходил. Он бы не рискнул принять самостоятельное решение, а сразу бы стал звонить старшему и советоваться, чем бы загубил наш план.

Охранников мы всех знали, так как не по разу в день проходили по пропускам через контрольный пункт. Из них мы выбрали подходящую кандидатуру и запомнили его имя. А он хорошо запомнил нас, потому что каждый, проходя мимо в течение двух недель, обменивался с ним парой-тройкой дежурных вопросов и приветствий. В назначенный день к будке этого охранника прибежал Женя и ещё один наш сотрудник. Всем своим видом они изображали крайнюю степень возбуждения: кричали, суетились и размахивали руками. Бедолага-охранник не сразу понял, что стряслось.

А наша легенда была такова: во время научного эксперимента меня ударило электрическим током; я без сознания, на грани жизни и смерти; на станции скорой помощи свободных карет нет, ближайшая приедет только через сорок минут; нужно срочно везти меня в больницу на Жениной машине, которая стоит на парковке для сотрудников.       Этому нерадивому охраннику не нужны были проблемы на этом временном для него месте работы, поэтому он открыл ворота для заезда. Ребята вынесли меня на руках и уложили на задние места в салоне. А под капот на расстеленный плед положили основные чертежи и «Блок-3». Сверху наш тайник мы укрыли ещё одним пледом – у нас в лаборатории постоянно были какие-нибудь тёплые вещи, так как заводская котельная в те года работала в четверть своей мощности.

Женя сел за руль, а наш коллега на пассажирское сидение, и такой компанией мы подъехали к воротам института. Охранник для галочки заглянул в салон, затем в багажник. А потом он записал номер машины и фамилии сотрудников и нажал кнопку автоматического открывания ворот. И Женя дал по газам!

Через полчаса мы были уже в моём гараже, который достался мне от бывшего мужа в счёт уплаты алиментов на Сашу. Устройство и чертежи мы спрятали в гаражной яме, а на обратном пути заехали в поликлинику. Там мы оформили на меня больничный, рассказав легенду про удар током. В тот день я и так сильно переволновалась, и вид у меня на самом деле был взъерошенный, так что врач даже прописала мне постельный режим. И после приёма «потерпевшая» ушла своими ногами домой, а ребята уехали в институт. Через неделю я принесла в отдел кадров закрытый больничный, и вопрос с «несчастным случаем на работе» благополучно завершился к всеобщему удовлетворению сторон.

Увы, но на работу мы уже ходили с тяжёлым сердцем. Больно было видеть, как бездарно и глупо разрушалось некогда большое и нужное дело. Научных работников в институте становилось все меньше, зато росло число всяческих руководителей и деляг-арендаторов.

Бесполезные железяки и архив «липовой» документации мы подготовили в срок. И у нас это всё забрали по распоряжению нового директора, он к тому времени уже избавился от приставки «и.о.». Около месяца мы ещё бесцельно ходили в мёртвую лабораторию, пока нас не вызвал к себе в кабинет сам бывший комсорг. Заходили мы по одному, и разговор шёл с глазу на глаз. А после, обменявшись информацией, мы поняли, что предлагалось нам всем одно и то же.

Новый директор был сама учтивость, он рассыпался в комплиментах в мой адрес и шаблонно говорил про падение занавеса, международное сотрудничество и открытость. Его я слушала вполуха. Гораздо больше мое внимание занимал второй человек, присутствовавший на встрече. Он поодаль молча сидел за столом и белозубо улыбался. На нём был приличный костюм и пахло от него явно не «Шипром» и не «Сашей». Но я сразу поняла, что именно этот человек управлял беседой. Бывший комсорг постоянно на него вопросительно поглядывал и, получив от того условную отмашку, перешёл к основной части разговора. Он предложил мне продолжить работу над нашей темой заграницей. К моим услугам был лучший мировой опыт по данному направлению, современное оборудование и оплата труда в валюте. Так же после трёх лет работы открывалась перспектива вида на жительство. Озвучивая эти сказочные блага, новый директор вёл себя как Дед Мороз с мешком подарков. Он был уверен, что я сейчас же «встану на табурет» и буду радостно соглашаться и благодарить. Но я сказала, что должна подумать. Бывший комсорг посмотрел на меня с презрительным недоумением и временно освободил от своего общества. До конца недели я должна была дать свой ответ.

Но ещё до разговора в высоком кабинете я знала, что никаких решений не буду принимать, пока не посоветуюсь с Женей. Когда мы встретились в лаборатории, он сказал мне, что написал заявление по собственному желанию. Я не задумываясь ответила, что уволюсь тоже. Женя тогда не стал меня отговаривать, ведь в материальном плане в институте «ловить» стало совсем нечего. Деньги, выдаваемые раз в месяц, тратились за три похода в магазин. Лишь иногда «прилетал» какой-нибудь ширпотребный бартер, которым арендаторы рассчитывались с институтом. Конечно, мне надо было поднимать Сашку, но я неплохо знала немецкий и полагала, что смогу заработать нам на жизнь репетиторством и техническими переводами. К тому же больше времени буду находиться дома, а то с этой работой я совсем забросила сына – Саша начал отбиваться от рук и по учёбе съехал на тройки. В общем, в уходе из НИИ тоже нашлись свои плюсы. Да и Женя без своей помощи нас бы не оставил.