Семейная история

Могила А. А. Дьяковой на кладбище в Марьинской

Старший сын, 15-летний Александр, как и другие его ровесники, повзрослел в одночасье, в полной мере желая разделить с матерью горе от потери отца и заботы о хозяйстве и выживании. До войны он успел вступить в комсомол, и теперь Анастасия была в страхе, что кто-либо донесёт оккупантам об этом. Анатолию же едва исполнилось 6 лет. Когда они вернулись в Марьинскую, оказалось, что такие же мальчишки, подростки, старики – единственные мужчины в селе, все остальные воевали в Красной Армии. Никакие несправедливости «расказачивания» не смогли убить в душах казаков чувства патриотизма и любви к Родине. Немцы-оккупанты чувствовали глухое неприятие местного населения и жестоко расправлялись с теми, кто мог представлять для них угрозу. Любимая тётя Анатолия Дьякóва, «тётя Настя», Анастасия Кудрявцева, овдовевшая после расстрела мужа большевиками, пешком ходила из Марьинской в Пятигорск с надеждой узнать что-либо о судьбе сына… Двоюродный брат Александра и Анатолия, 17-летний Николай Кудрявцев[89] был расстрелян в самый канун нового, 1943 года вместе с несколькими односельчанами. Немцы находились в Марьинской до 13 января 1943 года.

Александр, желая скорее стать самостоятельным и помогать семье, попытался в 1943 году уехать на учёбу в индустриальный техникум г. Орджоникидзе (Владикавказ). Он успел получить и водительские права – но жить в городе без минимальной поддержки было невозможно, это означало по-настоящему голодное существование на грани смерти. Тогда он поступил курсантом в Ереванскую военно-воздушную спецшколу на полное гособеспечение – и каким красавцем в лётной форме приехал в станицу летом 1943 года! Однако случилась беда – он серьёзно заболел и был отчислен. Позже он смог получить ещё одну специальность – выучился на электрика. Так Дьякóвы отражали удары судьбы.

Вечный огонь в Пятигорске

Кончилась война. Маленького Анатолия ждали столь же голодное трудное детство, одна-единственная пилотка, в которой он проходил все свои детские годы, вечно занятая в колхозе мама, учёба в марьинской школе и быстрое взросление, с которым приходило понимание того, что вся его будущая жизнь зависит от его собственных усилий. Пронизывающий холод в той самой мазанке, куда когда-то привёл жену Фёдор Дьяков, полубеспризорное существование, поскольку мать не всегда могла вернуться с полей даже ночевать, голод, голод и ещё раз голод. В своей автобиографической книге Анатолий Фёдорович назовёт эти годы ёмким словом «лихолетье» и прибавит, что единственной мыслью зачастую была мысль о физическом выживании^[381], ведь нищий паёк трудодней за каждодневную работу в колхозе А. А. Дьякóвой разительно отличался от того, что когда-то выращивали на своих десятинах в самую лихую годину, даже оставаясь без мужей, марьинские казачки. Мать с сыном выручала купленная на последние деньги корова, и самые жуткие часы своей детской жизни Анатолий пережил, когда, заигравшись, проглядел возвращение стада и не мог найти её. Доведённый до отчаяния мальчик со стыда решил убежать куда глаза глядят: «Я чувствовал себя таким ненужным и неприкаянным, таким изгоем и отщепенцем, что хотелось задрать голову к небу и завыть по-волчьи»^[382]. Корова оказалась спокойнее Анатолия, её нашли на следующее утро, его же – только на четвёртые сутки. Но и её, кормилицу, скоро пришлось продать за бесценок: зимой корову нечем было кормить. Потом семью спасал… верблюд, на котором колхозники возили молоко на завод, но доверял он почему-то только Анастасии Андреевне. Анатолий Фёдорович, не таясь, признаётся, что образы его детства вовсе «не окрашены в розовые ностальгические тона, которыми всегда отмечена память о времени, канувшем в вечность»^[383], но тем сильнее взрослевшим парнем овладевало желание изменить свою жизнь, помочь стареющей матери. Для этого надо было получить профессию и образование.

Здание школы, в которой учился Анатолий (построена в 1910 году)

Стела памяти Николая Кудрявцева и других советских людей, расстрелянных фашистами во время оккупации

Пешком, за 18 километров по морозу Анатолий пойдёт в райком в Новопавловске, чтобы вступить в комсомол. Юноша хотел принести пользу своей стране, да и без этого «акта благонадёжности» дороги советской молодёжи были закрыты. В старших классах вместе с другом увлечётся электрическими процессами, изготовлением маленьких электродвигателей и даже электростанции. Школу Анатолий любил, уважал учителей, а они хорошо относились к шустрому и заводному пареньку, лидеру как в компании ШДГК – Шабанов, Дьяков, Гоманов и Кокорин, так и вожаку в марьинской школе. Анатолий «всё время что-нибудь читал, читал непрерывно, жадно»^[384], учился в старших классах практически только на «отлично». И планы на жизнь у него были нестандартными для Марьинской и казачьих традиций. После окончания 7-го класса брат Александр заявил, что младшему тоже пора работать, но Анатолий дерзко оборвал его и заявил: «Нет, я лучше ещё перебьюсь, окончу 10 классов, поступлю сразу в институт и стану инженером. Я буду крупным руководителем, и Вы (я имел в виду брата и его товарищей) будете у меня в подчинении, и я Вас ещё повоспитываю»^[385]. По слову Анатолия всё и случилось – но «воспитывал» ли он больше своих родных или поддерживал их, знают только они сами, он же всегда вольно или невольно, но очень щедро раздавал себя людям. Его жена, Тамара Фёдоровна[121], в своей книге не скрывает своего восхищения мужем, ведь «он сам достиг всего, чего хотел, – и министр, и учёный, и муж, и отец, и дед, и прадед. Какие же сила духа и сила воли были заложены в нём с детства!»^[386]Можно добавить, что эта жизненная сила, заложенная поколениями предков-казаков, обрела в Анатолии новое рождение: теперь не воинская доблесть, но образование и талант инженера приведут его на вершину.

Анатолий Дьякóв – выпускник средней школы

Воля, настойчивость и в то же время страстность, активность, коммуникабельность сделали Анатолия центром притяжения и в школе, и в Северо-Кавказском горно-металлургическом институте (СКГМИ) в г. Орджоникидзе. Там он был избран одним из руководителей студенческого профсоюза, завклубом «Цветмет» и с головой окунулся в комсомольско-молодёжную жизнь, не оставляя без внимания и учёбу, а на практике, не чураясь никакой работы, получил ещё и высший шестой разряд как электрослесарь. Ярко, весело, образно он пишет о студенческих годах в своей книге. В его комнату постоянно шли студенты с вопросами, просьбами – и он всем помогал. Правда, в период сессии это сильно мешало её девятерым обитателям, и они часто вывешивали на дверь не очень-то выручавшее объявление: «Хлеба нет, денег нет, Дьякóва (Механика) нет. Просим не беспокоить»^[387].

А. Ф. Дьякóв – студент СКГМИ

Институт остался позади, и в июне 1959 года Анатолий смог с гордостью показать матери диплом инженера. Его распределили в Башкирию по его же просьбе, на станцию Сибай, где работал тогда и брат Александр. Но вскоре их мать перенесла тяжёлую операцию, и сыновья решили, что Анатолий вернётся на Ставрополье, поближе к ней. Именно там, в родном краю, ожидали его первые победы и свершения, А. Ф. Дьякóв стоял у самых истоков создания Единой Ставропольской энергосистемы, «Ставропольэнерго». Здесь он впервые пережил настоящую радость от своей профессии энергетика. Жизнь в нём била ключом, и не только работой единой он заполнял её, став секретарём комсомольской организации «Ставропольэнерго», а вскоре был избран членом бюро и внештатным секретарём Пятигорского горкома ВЛКСМ.

Вид на Пятигорск с горы Машук. 2018 год

При этом Анатолий регулярно помогал маме, отправляя ей деньги почтовыми переводами. Но в 1962 году как-то раз такая нужная для неё помощь не была получена вовремя. Анатолий с другом отправились в почтовое отделение, где активно стали разбираться и «наводить порядок». Им отвечала очень молоденькая, темноглазая милая девушка. Лихой секретарь горкома, конечно, не стушевался перед ней, но разъяснения принял и поутих. А потом вдруг встретил её уже на «своей территории», в горкоме комсомола Пятигорска. Девушка оказалась не только комсомолкой, но и спортсменкой, звали её Тамарой Черниковой^[388][121]. На вопрос Анатолия что-то старательно ответила, но в свою очередь поинтересовалась, кем он работает. Ответ был неожиданный, но исчерпывающий: «Работаю старшим инженером в «Ставропольэнерго» – но это неважно, я буду министром!»^[389]

Анатолий Дьякóв

и Тамара Черникова

Здание, в котором (левый фасад) размещалось почтовое отделение, где работала Тамара. Историческая фотография

Но всё же раньше, чем он станет министром, Дьякóв решил жениться. В своём выборе был уверен – Тамару даже не спрашивал. И зря. Спросить всё же стоило – напористость комсомольского вожака, привыкшего с ходу решать проблемы, в том числе кадровые, поначалу всерьёз смутила Тамару. Несмотря на очень юные годы (ей не исполнилось к тому времени и 20-ти лет), это была цельная, сложившаяся личность с твёрдым характером, о чём пишет сам Анатолий Фёдорович: «Тамара, подобно героине романа Т. Драйзера «Гений», была «установившейся натурой с твёрдыми взглядами и ровными чувствами». Она с детства привыкла видеть в браке нечто нерушимое, верила, что человеку дана одна жизнь и одна любовь, перед которой всё другое теряет значение»^[390].

Их свадьба стала для Тамары настоящим приключением, режиссёром которого был, конечно, её Анатолий. С улыбкой вспоминает сейчас Тамара Фёдоровна, как регистрировать брак они поехали на трамвае, а «приданого» у жениха был целый чемодан с книжками по энергетике… И Анатолий Фёдорович вторит жене: «… больших денег у меня не водилось»^[391]. Но самое интересное началось сразу после регистрации, когда новоиспечённые супруги, немного посидев у подруги Веры, с закадычным другом Геннадием Удовенчиком и его женой Мариной ввалились в автобус и поехали в Приэльбрусье – Анатолий организовал в этот день экскурсию, приурочив её ко дню регистрации брака. Такое вот «свадебное путешествие», но для начала всем следовало объявить новость о женитьбе. Дьяков это сделал в своей неповторимой манере: «Дождавшись, пока экскурсанты расселись по своим местам, я зашёл в автобус и громогласно объявил:

– Я женился – вот моя жена!

Весь автобус залился дружным смехом:

– О, заливает!

Никто мне не поверил»^[392]. Тамара смутилась и молчала.

Анатолий и Тамара Дьякóвы. Поляна на берегу реки Баксан

Доехав до поляны у берега речки Баксан, молодёжь выгрузилась из автобуса и, подтрунивая над молодожёнами, накрыла стол, уставив его тем, что было взято с собой для пикника. А наутро Анатолий с друзьями решили отметить начало его семейной жизни… восхождением на Эльбрус! «Это была, наверное, самая большая дурь, которую я мог когда-либо сделать в своей жизни. <…> Когда мы добрались до своих, было уже темно. Все волновались. Моя молодая жена стояла молча, потупив голову. Рядом с ней безмолвным укором Геннадию маячила в сумерках его беременная жена. А жена Пупкова, третьего нашего героя, не обращая внимания на уважаемую публику, от всей своей щедрой на эмоции русской души крыла непутёвого муженька и нас с ним самыми последними словами»^[393]. Тамара Фёдоровна вспоминает эту историю с улыбкой: ведь тогда она к статусу жены ещё не привыкла. Весь день жёны со стажем учили её премудростям семейной жизни, поведению с супругом («уезжает в командировку – ну и пусть, ничего ему не показывай!»). Скучать и волноваться было некогда, поэтому она и не заметила, как пробежало время, была достаточно спокойной.

Нестандартное начало знаменовало собой долгую счастливую совместную жизнь Дьякóвых. Будут в ней, как у всех, и счастье, и трудности. Но пока, на той полянке, молодые просто беззаботно улыбаются – отныне они вдвоём и навсегда вместе.

ИСТОРИЯ РОДА ЧЕРНИКОВЫХ – ТРОФИМЕНКО

Дерево держится корнями, а человек – родственниками.

Пословица

Тамара Фёдоровна Черникова, по мужу Дьякóва, мать Светланы и Ларисы Дьякóвых, выросла в очень интересной семье, но история многих её членов, к сожалению, теряется в водовороте Великой российской революции 1917 года. Её прадед по матери, Митрофан Алёхин^[394][1316], был сотрудником Юго-Восточной железной дороги, по семейным преданиям – начальником железнодорожной станции в районе Воронежа, может быть – Воронежской (современная Терещенская, Украина, Сумская область). Документов, подтверждающих этот факт, ни в Российском государственном историческом архиве, ни в Государственном архиве Воронежской области, ни в ведомственном Архиве Юго-Восточной железной дороги найти не удалось.

Следы двух братьев, сыновей М. Алёхина, тоже служащих железных дорог, окончательно пропадают после Великой российской революции 1917 года. Осталась всего пара фотографий, с которых на нас смотрят красивые и уверенные в себе молодые люди, и даже такие скупые свидетельства могут сказать о многом: об уровне жизни семьи, образованности, культуре. Семью, безусловно, можно считать интеллигентной династией служащих.

Иван Митрофанович Алёхин[884]

Николай Митрофанович Алёхин[885]. Фото 1922(?) г.

Тонкие черты лица Ксении Поликарповны Алёхиной[1317], прапрабабушки Светланы и Ларисы Дьякóвых, тоже сохранила до нашего времени одна-единственная фотография, которая была, скорее всего, одновременно и пропуском, поскольку её личность заверена начальником Воронежского(?)… – Чего? Разобрать полустёртую надпись не представляется возможным, но сам документ свидетельствует, что жена и мать в большой и явно не бедной семье всё же находила время и возможность для службы. Возможно, фотография сделана в период Первой мировой войны, когда многие женщины, вплоть до императорской семьи, чувствовали потребность помочь своей стране, шли работать в госпиталь, больницу, чтобы облегчить участь страждущих и не оставаться в стороне от происходящего.

Ксения Поликарповна Алёхина

Всего у Митрофана и Ксении Алёхиных было пятеро детей: два сына и три дочери, Анна^[395][886] (?-1923), Екатерина[888] (1901-?) и Елена[1026] (1905-?). Все три дочери получили хорошее образование – дома ли или в гимназии, установить не удалось. Но известно, что две младшие стали учительницами, а старшая Анна, большеглазая красавица с копной каштановых волос над высоким лбом, вместе со своим мужем, Семёном (Симеоном) Авксентьевичем Трофименко[887] (1886–1947)^[396], работала в медицине.

Фельдшер Юго-Западных железных дорог, а после революции 1917 года – врач, Семён Трофименко был из екатеринославских мещан, то есть горожан. Это было указано им самим в 1915 году при поступлении на работу фельдшером станции Воронеж^[397]. Его происхождение подтверждает справочник «Весь Екатеринослав» за 1913 год, который фиксирует его отца, Авксентия Трофименко [1318], проживавшего в колоритном районе города 2-й Мандрыковский спуск^[398]. Чем конкретно он занимался, установить не удалось, но принадлежность к мещанскому сословию предполагала в основном ремесленную или торговую деятельность.

Запись о рождении и крещении Симеона Трофименко в метрической книге за апрель 1886 года Лазаревской кладбищенской церкви Екатеринослава

В архиве современного украинского города Днепр (бывш. Днепропетровск, Екатеринослав) нашлись метрические записи о рождении и крещении в апреле 1886 года Симеона Трофименко, в 1891 году – его брата Фёдора [889] 2-го (что предполагает наличие и старшего сына Фёдора в семье), записи о венчании Фёдора в 1913 году с мещанкой же из Екатеринослава девицей Натальей Захаровной Круц[890] и рождении у них в следующем, 1914 году, сына Льва, племянника Семёна^[399][378].

Родителями братьев указаны екатеринославский мещанин Авксентий Владимиров Трофименко [1318] и законная жена его Татьяна Петрова[1319], оба православные^[400].

Лазаревская церковь(1863) на Севастопольском кладбище Екатеринослава (разрушена в 1930-е годы)

Земская фельдшерская школа в Екатеринославе (Днепропетровское медицинское училище) была основана осенью 1870 года при Губернской земской больнице, но только в 1912 году в неё приняли первых девушек, будущих акушерок. Срок обучения составлял три года. Семейную версию об учёбе в ней Анны Алёхиной и её знакомстве там с будущим мужем ни доказать, ни опровергнуть невозможно: все документы были утеряны, сведения в архивах найти не удалось. Точный год рождения Анны не известен. Но в 1915 году она уже замужем за Семёном Трофименко, а сам он служит в Воронеже. С той же степенью вероятности можно предположить, что знакомство Анны и Семёна произошло по месту службы Трофименко и отца Анны на железной дороге, потом юная жена могла помогать мужу в его врачебной практике и обрести навыки медработника. Сам же Семён Трофименко, безусловно, получил в Екатеринославе широкое и основательное образование. Вот список предметов, преподававшихся в фельдшерской школе в 1907 году: «Закон Божий, русский язык, латинский язык, арифметика, геометрия и черчение, география, русская история, зоология, ботаника, физика, чистописание, анатомия и физиология, фармакогнозия, фармация и фармацевтическая химия, фармакология и рецептура, патология, терапия, детские болезни, хирургия и глазные болезни, десмургия, механургия, учение о массаже, уход за больными и подание помощи внезапно заболевшим и мнимоумершим, гигиена, учение об эпидемических и эпизоотических болезнях в связи с санитарными мероприятиями, венерические и кожные болезни, ведение медицинской отчётности и законоположения, касающиеся фельдшерской службы»^[401].

Прабабушка и прадед Светланы и Ларисы Дьякóвых по материнской линии Анна Митрофановна Алёхина и Семён Авксентьевич Трофименко

С 10 сентября 1915 года уже почти 30-летний Семён Трофименко поступает на службу фельдшером станции Воронеж (л. 1), в октябре его переводят на станцию Новочеркасск (л. 2, 3) с жалованием 900 руб. 75 коп. (л. 2) или 800 руб. и 180 руб. квартирных (л. 1), что в любом случае представляло собой неплохую основу для содержания семьи^[402].

С 1 мая 1916 года его переводят обратно в Воронеж. Несмотря на все революционные бури и трудности Гражданской войны, он продолжает свою медицинскую службу. В 1918 году Семён Авксентьевич работает фельдшером на станции Бибиково, и в июле у него рождается ребёнок, дочь Клара (Калерия)[375], удивительно похожая на него самого. В декабре 1922 года он с семьёй оказывается на Кубани, в городе Кропоткине (до 1921 года хутор Романов), там под Новый год у них с Анной рождается второй известный нам ребёнок – дочь Инна[373], которая станет похожей на мать^[403].

Свидетельство о рождении И. С. Трофименко (восстановлено)

К сожалению, семью вскоре настигает большое горе – Анна скончалась почти сразу после рождения второй дочери, в начале 1923 года. Причина смерти родным не известна, но, скорее всего, она была связана с бедами первых послереволюционных лет – тифом, плохим питанием, пониженной сопротивляемостью организма инфекциям. Где могила Анны, к сожалению, установить не представляется возможным, по семейным преданиям она похоронена в Екатеринославе, но в городском архиве органов ЗАГС за 1923 год записи о смерти Анны Трофименко найти не удалось.

Кропоткин или хутор Романов Краснодарского края находится всего в 250 км от Дербетовки Ставропольского края, где во второй половине 1920-х годов начнут свою семейную жизнь Михаил и Клавдия Никифоровы, бабушка и дедушка мужа Л. А. Дьякóвой, С. А. Никифорова. А в 140 км от Дербетовки находится село Медвежье, первопоселенцами которого были представители рода Черниковых, чьим потомком был Фёдор [372], будущий отец Тамары Фёдоровны Черниковой (Дьякóвой). В который раз семьи предков будущих супругов оказываются друг от друга буквально на расстоянии вытянутой руки, захвачены одними и теми же пространственно-временными событиями. И опять-таки совсем рядом по российским меркам, в станице Марьинской того же Ставропольского края, живёт в это время молодая семья Фёдора и Анастасии Дьякóвых, будущих родителей Анатолия, ставшего мужем Тамары Черниковой. Нельзя не отметить в истории предков Сергея Никифорова и Ларисы Дьякóвой и совсем уже удивительные совпадения. В селе Медвежье должность судебного пристава на рубеже веков исполнял Афанасий Моисеевич Мезецкий[1035] – брат бабушки Марии Никифоровой (Кузнецовой), Варвары Моисеевны Кузнецовой (Мезецкой). В этом качестве он не только разбирал споры крестьян, среди которых немалая часть носила фамилию Черниковых, но его жена[1036] крестила их малышей. Это могло свидетельствовать только о хороших отношениях между Мезецкими и Черниковыми.

Выписка из метрической книги храма Михаила Архангела села Медвежье за 1902 год^[404]

После безвременной смерти жены вдовец с двумя маленькими девочками, Семён Трофименко, не имел ни времени, ни сил на размышления, но было очевидно, что заменить мать им лучше всего смогла бы одна из сестёр Алёхиных. И он попросил у своего тестя руку его второй дочери, Екатерины. Она действительно стала хорошей матерью и детям сестры Анны, и своим собственным: Виктории[376] (род. 25.02.1925) и Станиславу [377] (род. 06.01.1928). Оба младших Трофименко появились на свет в селе Петровское (с 1965 года – город Светлоград) Ставропольского края. Семья была дружной, все дети росли в родительской любви и внимании, были сыты, хорошо и со вкусом одеты, несмотря на нелёгкое время, получили образование.

Лера, Инна (стоит) и маленькая Вика Трофименко

Время шло, Инна выросла, стала обаятельной девушкой с копной пышных волос, удивительно похожей на свою безвременно ушедшую родную мать.

Инна Трофименко (Черникова)

В 19 лет, накануне войны, она вышла замуж за Фёдора Павловича Черникова[372] (1915–2001)^[405], круглолицего парня из крепкого крестьянского рода, чья история связана с богатым селом Медвежье (Красногвардейское) Ставропольского края с момента его основания в 1803 году.

Фёдор и Инна Черниковы

Чем так увлёк простой крестьянский паренёк девушку из интеллигентной семьи с достатком, выросшую в безусловной любви и внимании родителей, сказать сейчас сложно. Но кто может сказать, как рождается любовь, да и время было такое, что всё было возможно. Род медвеженских Черниковых ведёт своё начало из Тимкинского уезда Курской губернии. Само значение фамилии восходит, вероятно, к мирскому, то есть нецерковному имени Черник, которым могли называть в быту смуглого темноволосого человека. Могло это имя-прозвище означать и «чёрного», тяглового крестьянина, который платил подати в отличие от «белого» собрата. И в качестве ещё одного варианта можно предположить, что это характеристика какого-то недоброго человека или, наоборот, оберег, призванный отгонять от добряка злых духов – такое часто практиковалось на Руси. Во всяком случае, Черниковы – одна из древних русских фамилий.

Памятник основателям села Медвежье (Красногвардейского)

Интересно, что село Медвежье возникло почти одновременно со станицей Марьинской, где жили предки Анатолия Дьякова, будущего мужа дочери Фёдора и Инны Черниковых, Тамары. Оба рода активно участвовали в продвижении России на Северный Кавказ. Но если казаки Марьинской преимущественно воевали с непокорными горцами, то крестьяне Медвежьего занимались земледелием и скотоводством, тем самым тоже закрепляя присутствие России на этой территории. Медвежье было зарегистрировано как административная единица с 1803 года, когда в сегодняшнем Ставропольском крае стало немного спокойнее. В урочища рек Средний Егорлык и Горькая Балка пришли переселенцы из Курской, Орловской, Воронежской, Харьковской и Полтавской губерний. Русские и украинские фамилии, перемешиваясь между собой, встречались в каждом новом селе, хотя Медвежье заселялось в основном русскими выходцами из Орловской и Курской губерний. Семьи переселялись группами, в каждой был свой староста, но не только он, а и его подопечные обычно не были бедняками. Иначе и переезд был бы просто не под силу, а на новом месте надо было быстро налаживать жизнь. Хотя правительство и оказывало небольшую помощь скотом и орудиями труда, но переселенцам надо было рассчитывать прежде всего на себя. В Государственном архиве Ставропольского края сохранились первые свидетельства жизни медвеженских крестьян на новой малой родине: это ведомости о раздаче инструментов и волов за февраль-май 1808 года со списками казённых переселенцев и их старост^[406]. Уже в этих списках встречаются сразу несколько Черниковых, родство удаётся проследить только для нескольких братьев Матвеевичей – но прямым потомком одного из них как раз и станет Фёдор Павлович Черников.

Современный центр Красногвардейского

… Где-то в Тимкинском уезде Курской губернии в первой половине XVIII века родился и жил крестьянин Матвей Черников^[407][1820]. Его сыновья, братья Яков [1789] (староста), Антон [1790], Фёдор [1792] и самый старший – Евдоким [1794] (род. в 1767), появившиеся на свет ещё на земле предков, переселились в самом начале XIX века холостыми, а Евдоким уже с семьёй – в места, где из-под земли выходил «Медвежий» или Гниловский ключ. Почему он так назывался, сказать сложно, ведь медведей на тогдашних степных просторах Ставрополья не водилось. Считать, что село назвали Медвежьим потому, что оно было в какой-то глухомани, «медвежьем углу», тоже не приходится, поскольку здесь пролегал тогдашний Черкасский тракт. Скорее всего, в названии поселения, раскинувшегося на необозримой безлесной равнине, заключена немалая доля иронии первопоселенцев или намёк на их недюжинные силы – нельзя отказывать нашим предкам в чувстве юмора. Братья Матвеевичи Черниковы и их односельчане на новом месте занялись разведением крупного рогатого скота, очень быстро оценили и непаханую целину, и мягкий климат. Уже к середине XIX века Медвежье превратилось в процветающее многолюдное село, давшее с 15 мая 1872 года название одному из двух уездов Ставрополья (Ставропольский и Медвеженский уезды).

Тогдашние семьи – и крестьян, и казаков, и даже дворян – имели много детей, но до взрослого возраста не доживала и половина из них. У Евдокима[1794] и Матрёны [1795] Черниковых^[408] выжили по крайней мере четыре сына: Ермолай[1721], Фёдор [1724], Дмитрий [1726] и старший из братьев, Борис [1728], появившийся на свет ещё на старой родине^[409]. Другие Черниковы тоже не страдали от бездетности, так что к 1864 году в Медвежьем было не менее 33 представителей мужской половины этого рода^[410].

Фрагмент 8-й ревизии крестьян села Медвежье в 1834-46 годах^[411]. Черниковы

К тому времени Медвежье было богатым, хорошо известным селом на Ставрополье, где в целом практически все жители были гораздо более зажиточными, чем крестьяне в старых русских областях. Ещё в 1828 году в селе был построен храм Святого Михаила Архангела (разобран в 1936 году), который вскоре потребовалось расширить, поскольку он не мог вместить всех жителей. В 1860 году к Михайло-Архангельской церкви был пристроен придел святого пророка Ильи.

Храм Михаила Архангела в селе Медвежье. Фотография начала ХХ века

Сохранившийся дом XIX в. напротив храма

Два раза в год, с 20 по 27 марта и с 14 по 21 сентября, в селе проходили ярмарки, на которые приезжали торговать крестьяне и купцы со всего края. С образованием самостоятельного Медвеженского уезда жизнь в селе забурлила ещё больше. Там были водяные и ветряные мельницы, небольшие заводики, прежде всего, казённый спиртоводочный, маслобойни, лавки, трактиры и «питейные дома». О здоровье селян заботились два врача, два фельдшера, акушерка, существовала аптека, была построена уездная больница на 40 коек, а с начала ХХ века работала даже почтово-телеграфная станция. В селе были открыты 4 начальные школы, в одной из которых учили девочек, реальное училище и даже гимназия, в которой преподавали по крайней мере 11 учителей, а обучались в ней в начале ХХ века 86 учеников из крестьянского и других сословий^[412]. В конце XIX века миссионер Ставропольской епархии священник К. А. Попов колоритно описывал Медвежье: «…село торговое, большое, бойкое и проездное… Медвежье представляет уездный городок. Достаточно сказать, что в конце села даже не слышно колокола. идти с конца села в церковь – это целых пять вёрст будет, несомненно, придёшь к концу службы.»^[413] В 1901 году в Медвежьем насчитывался 1291 двор, население села составляло 10307 жителей^[414], за период до революции 1917 года это число возросло почти до 15000 человек^[415].

Герб Ставропольской губернии

Село Медвежье и станица Дербетовская^[416] на карте Ставропольской губернии в XIX в. Красным цветом выделен Медвеженский уезд

В конце XIX – начале ХХ вв. в селе были построены ещё две церкви: Святой Троицы и Успения Пресвятой Богородицы. Метрические книги всех трёх храмов Медвежьего представляют собой целый архив, а в одной только Михайло-Архангельской церкви служили три священника. Жители не были жёстко «прикреплены» к какому-либо приходу и, судя по всему, достаточно свободно выбирали храм для исполнения того или иного обряда. Во всяком случае, записи о рождении, венчании или смерти представителей какой-либо одной ветви рода Черниковых встречаются в метрических книгах всех трёх церквей.

Храм Успения Пресвятой Богородицы в Красногвардейском (Медвежьем) (1985)

Храм Троицы Живоначальной в Красногвардейском (Медвежьем) (1907)

Самой нарядной из трёх похожих храмов в неовизантийском стиле является сохранившаяся практически в первозданном виде церковь Святой Живоначальной Троицы. В советское время она была закрыта, в ней было организовано зернохранилище. Это её спасло. Зерно насыпали практически до самого верха, поэтому детали архитектурного убранства, уникальный фаянсовый иконостас, один из трёх в России, были укрыты им и уцелели до тех пор, пока в 1990-е годы в храме вновь не начались службы. Что-то селяне сохранили в своих домах и вернули при реставрации храма. На деталях иконостаса видны сохранившаяся розовая глазурь и даже автографы мастеров из Екатеринбурга конца XIX века.

Фаянсовый иконостас Троицкого храма. Изготовлен мастерами из Екатеринбурга (завод Кузнецовых)

Старый деревянный пол и внутреннее убранство Троицкого храма

Именно в этой церкви, вероятнее всего, и крестили маленького Фёдора его родители, Павел Григорьевич [882] и Наталья Яковлевна[883] Черниковы^[417] в мае 1915 года – к сожалению, за этот год сохранились только метрические книги Михайло-Архангельской и Успенской церквей, но там искомая запись не встречается. Но в феврале 1913 года в этом нарядном храме был крещён старший брат Фёдора, Николай[369], а 9 (21) апреля 1912 года в нём венчался сам Павел Григорьевич, вдовец 35-ти лет, вторым браком с 19-летней Натальей Яковлевной Ельниковой^[418].