Kitobni o'qish: «Петля Сергея Нестерова», sahifa 39

Shrift:

– Понятно. Чем я могу тебе помочь?

– Мне страшно, Сереж! За себя, жену, дочку. Эти же псы сразу возникли, как у вас на площади все случилось. А если тебя со мной будут видеть, поймут, что Комитет меня не бросил. Может, хотя бы первые дни побудешь со мной?

– Ладно, разберемся, – Нестеров соображал, как ему поступить. – Вы же здесь будете? Я часа через полтора–два подъеду.

Моренов был на месте, так сказала секретарь, когда он с дороги позвонил в приемную.

– Здорово, Сергей Владимирович! – Рукопожатие и объятия по-прежнему были крепкими. – Чего не болеется? На допрос вызвали, как активного участника-боевика, гэкачеписта? Нет? А меня уже тягали, да-а-а…

– И как?

– А ты знаешь, ничего, очень даже ничего. Свои же мужики, мы все из одной системы выросли. – Моренов даже повеселел. – Сначала допросили начальника Управления, затем его зама. Дальше очередь до меня дошла. Прихожу, смотрю, у следователя лежит список моей опергруппы. Спрашиваю: «А это откуда?» Но он мне, конечно, не ответил. Это я потом уже выяснил, что у курирующего нас зампреда до недавнего времени помощник был Станислав, Стасик, я его родного хорошо знаю, в одном дворе выросли. Вот этот Стасик, будучи таким пунктуальным, списки составил и не уничтожил вовремя. Все группы были у него, кто куда поехал, кто заместитель, кто командир – все-все. И когда делали обыски, у Станислава все эти бумаги нашли.

Меня допрашивали где-то часа два. Старший следователь по особо важным делам Главной военной прокуратуры. Знаешь, Сереж, я на него, наверное, сразу хорошее впечатление произвел, и он мне каким-то симпатичным, душевным показался, хоть и следователь. В конце беседы отодвинул мужик бумаги и говорит: «Владимир Андреевич, а если бы поступила команда на штурм и, действительно, надо было бы предпринять решительные действия, вы бы выполнили приказ?» Я говорю: «Безусловно, обязательно бы выполнил, причем, не щадя живота своего». Тот встал из-за стола и руку протянул: «Спасибо, что есть еще такие офицеры. С этой минуты, – говорит, – я все следственные действия, что касается вашей опергруппы, буду согласовывать с вами лично». Обменялись телефонами и на этом расстались. Еще он мне объяснил, что, скорее всего, с нашей группой все закончится достаточно быстро. А почему, как ты думаешь? Им нечего нам предъявить. Смотри: мы не разбили ни одного драгоценного витража на телевышке, не стащили какого-нибудь паршивого доллара в баре, не побили ни одного охранника, тем более никого не убили и не ранили. Мы, как выключили телевизор, так и включили, рубильник повернули, и все. За время операции не было ни одной жертвы. Какие могут быть к нам претензии? Вот, то-то и оно. Вызвали с моей подачи еще человек пять, на том и отстали. Про тебя следователь спросил, я сказал, что болеешь, и больше вопрос не возникал. Может, дело по нам уже и закрыли. А ты чего прискакал?

Нестеров в деталях рассказал историю с Перхушковым и попросил совета: чем можно помочь в этом случае?

– А чем ты ему поможешь, дорогой ты мой? В Московскую управу обращаться – бесполезный номер. Им не до тебя, и не до Перхушкова твоего. – Моренов почему-то улыбнулся, хотя ничего веселого не было. – Фамилия смешная, Перхушков, – пояснил он, еще раз улыбнулся и вернулся к предмету разговора. – Так что только личное участие. Бери его под свою личную защиту, негласно, но получится вроде как от лица Комитета. Мы же ему защиту обещали? Вот ты и выполняй обещание. – Видя, что Нестеров хочет задать вопрос, начальник предупреждающе поднял руку. – Табельное оружие брать запрещаю!

Нестеров загрустил, что явно читалось на его лице. Владимир Андреевич посмотрел на него, хмыкнул, открыл сейф, достал пистолет в подмышечной кобуре и коробку с патронами.

– На! – Со стуком положил он оружие на стол. – Дарю! Для себя берег, но тебе нужнее. Смотри, неучтенка, так что все возможные последствия бери на себя.

Сергей потянул за рукоять – «Вальтер», небольшой компактный «Вальтер», то, что нужно.

– Спасибо, Володь! Ты…

– Знаю! – перебил Моренов. – Настоящий друг. Только слез благодарности не надо. Вали лучше отсюда, больной!

Нестеров встал.

– Еще один вопрос, Андреич! – Моренов кивнул. – Я по дороге в туалет зашел: на подоконнике пустая бутылка водки, в кабинке еще две, ошметки колбасные… Мы же на работе никогда не пили…

– А чего ты хочешь? – Голос пошел вверх. – Задач никто не ставит, агентура на связь не выходит, переписки с территорией нет. Командиры с одного допроса на другой ходят. Что остается оперсоставу делать? Водку жрать! Чего еще?! – Сергей даже не предполагал, что своим вопросом так заденет Моренова. – Борюсь, как могу! Только без толку все. От безделья – все беды. Прошу тебя, Сереж: иди подобру-поздорову. Будь человеком!

Когда Нестеров подъехал, ни скорой, ни пожарной у дома Перхушковых не было. Только на скамейке в школьном скверике, что напротив, сидели коротко стриженные два качка в спортивных костюмах типа «Адидас» и, щелкая семечки, лениво наблюдали за происходящим на улице. Сергей беспрепятственно вошел в открытую квартиру. Тело из ближайшей к входу комнаты исчезло, во всем остальном обстановка была прежней – неприбранные следы работы пожарных, смятение и беспомощность. Юрий Иванович тоже растерян и никак не может сообразить, что ему нужно делать.

– Юра! – Одернул его Нестеров. – У вас есть, где жить? Есть, куда вы можете переехать хотя бы на время?

– Что? – Очнулся, приходя в себя Перхушков. – Где жить? Да, да, конечно. Мы можем переехать на Октябрьское Поле, там Танина мама живет. Жила, – поправился он.

– Тогда поднимай женщин, пусть соберут все необходимое на первое время, деньги и ценные вещи. – Взгляд Юрия Ивановича стал более осмысленным. – У тебя есть строители, кто бы мог приехать прямо сейчас и хотя бы заколотить фанерой разбитые окна? Раз киваешь, значит, есть. Звони, вызывай, потом договоришься, кто тебе ремонт сделает. Подожди секунду! – Сергей придержал его за руку. – Скажи: как покороче пройти к вашему отделению милиции?

Начальник заседал на очередном совещании, и Нестеров вышел на его заместителя по уголовному розыску. Не вдаваясь в подробности, объяснил: какая от них требуется помощь. К счастью, мужик оказался с пониманием, лишних вопросов не задавал и тут же выделил в его распоряжение того самого молодого опера с пожара с громкой фамилией Орлов. Они договорились встретиться через полчаса на квартире Перхушковых. Когда Нестеров вернулся, Юра уже пришел в себя: руководил женщинами, собиравшими вещи, и одновременно торговался с бригадиром строителей на предмет будущего ремонта квартиры. Такси он уже заказал. Минут через десять подошел Орлов.

– Ну что, Алексей? – поинтересовался Нестеров. – «Спортсмены» на месте?

– Так точно, Сергей Владимирович!

– Ты один, что ли, пришел?

– Обижаете, Сергей Владимирович. Старшина через дом стоит, в пределах прямой видимости.

– Слушай, как подойдет такси, и мы начнем грузиться, вы притормозите наших друзей-наблюдателей. Сомневаюсь, что они имеют при себе соответствующие документы. И, если так, вези их в отделение и тряси, как дед грушу, пока до признаний не дойдет. Мне сейчас важно, чтобы они не сели нам на хвост и не вышли на новый адрес Перхушкова. Надеюсь на тебя, лейтенант. Телефон мой не потерял?

– Обижаете, Сергей Владимирович.

– Не обижаю, а проверяю. Что будет нового, звони! – Нестеров посмотрел на улицу сквозь единственное неразбитое окно. – Ага, вот и машина подошла. – Он повернулся к Орлову. – Давай, Алексей! Твой выход. Может, повезет: установишь, кто квартиру поджёг.

Пока Орлов со старшиной занимались «спортсменами», погорельцы и Нестеров погрузились и двумя машинами, женщины на такси, мужики на Юрином «Гольфе», спокойно добрались до Октябрьского Поля.

Всю следующую неделю, пока не закрыли бюллетень, Сергей охранял Перхушкова. Хотя доподлинно об этом знали только они вдвоем. Для всех остальных Нестеров был новым компаньоном Юрия Ивановича. Надежным партнером, от которого у Перхушкова нет секретов. Конечно, некоторые догадывались о ведомственной принадлежности Нестерова, а иногда «компаньоны» специально этого не скрывали, особенно, если в будущих участниках сделки просматривалась криминальная составляющая, а таких становилось все больше и больше. Весь день Юрия Ивановича расписывался по минутам. Встречи шли одна за другой. Сергей был поражен обилием связей и контактов Перхушкова, который давно уже оставил созидательную кооперативную стезю и в основном занимался посреднической деятельностью. В деловом мире Москвы все его знали или, по крайней мере, слышали о нем. С утра и до ночи Нестеров находился вместе с Перхушковым. Дня не проходило, чтобы Юрий Иванович ни предлагал Сергею открыть свое дело, обещая помочь и средствами, и знакомствами в любой сфере бизнеса, какой только он захочет заняться. При этом у него сомнений не возникло в состоятельности Нестерова, как предпринимателя. С его-то подготовкой, образованием, интеллектом, умением строить отношения с людьми, знанием психологии? Да у всех вместе взятых начинающих бизнесменов нет и сотой доли того, что есть у Сергея! Нестеров отказывался, как мог, но зерно было брошено и потихоньку начало прорастать…

Климент со своей бригадой не появлялся, и Сергей, закрыв бюллетень, с чувством выполненного долга вышел на работу. Первым делом хотел вернуть «Вальтер», но Моренов отказался, сказал, что своих подарков обратно не принимает, опять же, может еще понадобится. И как в воду смотрел руководитель: как минимум, раз в два дня Перхушков вызывал Нестерова для подстраховки на встречах. Временами Юрию Ивановичу казалось, что за ним установили наблюдение, и надо было ехать и разбираться на месте: насколько обоснованы его подозрения. Сергей, пользуясь поддержкой начальника отдела, был только рад заняться хоть каким-нибудь делом, потому что обстановка на работе становилась невыносимой. Мало того, что делать фактически было нечего, так еще все эти душераздирающие разговоры: кого уволили, кто сам ушел, кого назначили, кого сократили, какое подразделение вывели за штат. Распоряжения нового Председателя тоже энтузиазма не прибавляли: приказы КГБ СССР публиковать в открытых печатных изданиях; заключить с фирмой «Интурсервис» договор на проведение платных, тридцать долларов с человека, экскурсий иностранных туристов по центральному зданию Комитета. Да такое в кошмарном сне присниться не могло! Однако это был не сон, а реальность, в которой жил Сергей и которую ни он, ни многие другие «скрипевшие зубами» не хотели и не могли принять.

В начале ноября Нестерова вызвал к себе Моренов.

– Здорово, Серега! Ты там со своим бизнесменом совсем друга забыл: ни заходишь, ни звонишь. У тебя совесть есть или нет?

– Виноват, исправлюсь, товарищ полковник! – Нестеров хотел пошутить, но начальник был настроен по-другому.

– Я тебя серьезно, без дураков спрашиваю. Сейчас такие трансформации с людьми происходят, что только держись! Крутицкого из четвертого отдела знаешь? Заместителем секретаря парторганизации был? Сейчас помогает членам комиссии выявлять скрытых гэкачепистов. Как тебе такой разворот человеческой души?

– Вот это да, а вроде нормальный мужик был. Недалекий правда, так не всем же быть семи пядей во лбу. Надеюсь, ты про меня так не думаешь, я-то не Крутицкий – перевертыш.

– Кто есть кто – трибунал разберется. Рассказывай: чего нового?

– Да что у нас может быть новенького, все та же тягомотина. – Но тут Нестеров сообразил, что раз начальник просит, надо хоть что-то поведать. – Хочешь, сон сегодняшний расскажу, раньше никогда таких не снилось…

– А ты веришь в сны? – скептически протянул Моренов.

– Так, они у меня вещие и сбываются, вплоть до деталей.

– Правда, что ль?

– А то? Я даже не знаю, можно ли это сном назвать? – Шутливость Сергея куда-то исчезла. – Предгрозовое небо, тяжелые тучи, почти черные, вдруг проносится смерч, они смыкаются, и становится темно, наступает глухая ночь. И тут сверху из темноты раздается проникающий в сознание голос: «Обстановка сейчас крайне сложная и неспокойная. В предстоящие месяцы будут две кампании по увольнению сотрудников. Первая – связана с глобальной реорганизацией и направлена на устранение потенциально перспективных сотрудников, имеющих значительные конкретные результаты в работе. Сокращать будут тех, кто может и должен претендовать на занятие руководящих должностей в создаваемых структурах. Вторая – коснется сотрудников, не проявляющих лояльности к новой власти. Ни первая компания, ни вторая – тебя не затронут. Прояви терпение и спокойно работай! А иначе не будешь знать покоя целых двенадцать лет!». Вот такой сон или не знаю, как еще назвать то, что привиделось сегодня ночью…

Нестерова даже дрожь пробрала от воспоминаний прошедшей ночи, а Моренов, наоборот, повеселел и неожиданно расплылся в улыбке.

– А может, сон в руку, Серега? И про тебя, и про меня? То, что моей персоны касается, это без вариантов. Мне тут уже прозрачно намекнули, что работать осталось всего ничего. – Андреич взъерошил волосы на затылке. – Позавчера ввалились гурьбой хозяйственники и открытым текстом: «Вы должны в течение двух часов освободить кабинет! Если хотите, поможем в сборе личных вещей». – «И куда? – спрашиваю». – «Мы этого не знаем. Нам-то какое дело, куда вы денетесь? Сказали кабинет освободить, мы исполняем». Наглые такие придурки, как короли пампасов. Они же не знали, с кем имеют дело. Подхожу вон к тем ящикам, – Моренов кивнул в дальний угол, – и спрашиваю: «Знаете, что это такое? Конфискованное у бандитов оружие. Заряженное, между прочим. А его я куда дену?». Открываю крышку ящика, достаю автомат и передергиваю затвор. Этих субчиков, как ветром сдуло. Только надолго ли? Все равно, не мытьем, так катаньем, сковырнут меня. Теперь уже никто не скрывает, что есть команда: освобождаться от тех, кто работал в Управлении контрразведки – черное пятно, видите ли, в новейшей истории органов госбезопасности. А я еще и активный участник недавних событий, сам знаешь. Да и не хочу я оставаться. Присягу принимал под красным знаменем и, чтобы со мной ни делали, под другим – в бой не пойду. Другое дело – ты. То, что работал в Управлении контрразведки, быльем поросло. Пришел к нам из Первого главка, работаешь чуть больше года, никто тебя трогать не будет, как в твоем вещем сне. Я даже больше скажу: сейчас для тебя нормальные перспективы образуются. В соседнем управлении уходят заместителя начальника отдела, и нужен грамотный, способный офицер. Я сразу про тебя подумал. Через год-другой дадут полковника, потом начальником отдела станешь, какие тебе тут конкуренты, а дальше – и генерал не за горами. Ну что, пойдешь на заместителя начальника отдела?

Нестеров замер. Он знал, что когда-нибудь встанет этот вопрос, и надо будет принимать решение: уходить или оставаться. Хоть и ждал, а случилось все равно неожиданно, как снег на голову. Опять же, если б не Володя, а кто-нибудь другой, может, и легче было бы. Но обмануть Моренова или начать «крутить» тоже нельзя. Перехватило дыхание: сейчас надо будет сказать то, что навсегда изменит всю его дальнейшую жизнь. Сергей собрал всего себя и глухим, дрогнувшим голосом, сказал:

– Прости, Володь! Не пойду.

Моренов опешил.

– Это почему? Я же тебе все русским языком объяснил, и ты – не дурак: все понял.

– Понимаешь, еще когда Феликса снимали, я подумал, что служить всей этой разномастной сволочи, вернее, тем, кто руководит ими, не хочу и не буду. И чем дальше от этих событий, тем все больше убеждаюсь, что работать при нынешней власти, как бы она там дальше ни трансформировалась, не смогу. Для меня они – преступники, Володь! Что та сторона, что эта. И кому я должен честь отдавать: преступникам? Извини, Андреич, не буду, хоть убей меня. Я ухожу…

– Да ты мозгами раскинь, что говоришь? Уходишь и освобождаешь дорогу бездарям, карьеристам, подлецам, лицемерам, которые сейчас лезут в начальники, как мошкара на огонь летит. А молодежь кто будет учить? Шишкин? Я смотрю, впечатлительный ты очень. Не можешь работать при нынешней власти? А безопасность государства, какое бы оно ни было, кто будет обеспечивать? Эти что ль, кто не знает, как бы ему быстрее до руководящего кресла добежать, чтобы жрать-пить вволю и сквозь губу сплевывать? Ты сам подумай, Сереж. Нельзя же так…

– Почему это нельзя? Я что, в спасатели вселенной записаться должен? Все в меня упирается? Ты, значит, не можешь под другим знаменем служить? А я могу и должен. Ты такой принципиальный и правильный, а я неправильный, трус и предатель. Бегу с передовой, когда Родина в опасности! Ну, уж нет! Не нравится мне такой расклад, Владимир Андреевич. Хоть убей, не нравится!

– Я же тебе все по-хорошему объяснил. Чего ты изгаляешься?

– Да ничего! Ты просишь понять тебя и не хочешь понять меня. У нас с тобой разговор глухого с немым получается.

– Значит, не хочешь больше служить? – Владимир Андреевич психанул и сжал кулаки.

– Не хочу!

– Тогда рапорт на стол и гуляй Вася! – Моренов резко встал, как и Нестеров.

– Есть, товарищ полковник!

– И постарайся на глаза мне поменьше попадаться.

– Да пошел ты! – Сергей хлопнул дверью так, что стены задрожали.

* * *

Нестеров, недавно отметивший свои сорок четыре, вышел из здания Хозяйственного управления и достал из правого кармана пальто только что выданное пенсионное удостоверение. «Интересно, хоть что там написано, – подумал он и стал читать: – Так. Фамилия, имя, отчество, звание, год рождения, личная подпись – это мы все знаем».

Перевернул страничку. На оборотной стороне – стандартная запись типографским шрифтом и ручкой вписаны цифры: «Пенсия назначена за выслугу 26 лет в соответствии с Положением о пенсионном обеспечении лиц офицерского состава, прапорщиков, мичманов, военнослужащих сверхсрочной службы и их семей в размере «2482 » руб. «99» коп. в месяц с «02» февраля 1992 г.». Старая печать еще КГБ СССР и две подписи финансистов.

А на другом листочке – штамп, где пропечатано, что за ним, как вышедшим в отставку по состоянию здоровья, и членами его семьи сохраняется право на пожизненное обеспечение медицинской помощью и санаторно-курортным лечением.

«Две тысячи четыреста восемьдесят рублей в месяц, и это с надбавкой – копейки, конечно. По нынешнему курсу, меньше ста долларов. – Прикинул он в голове. – Одним репетиторам Олега надо в три раза больше отдать. Ну, ничего, другим нелегче. А кто говорил, что будет легко? Работать надо, а не на пенсию рассчитывать. Руки, ноги, голова на месте – вперед, товарищ Нестеров!». Он сунул пенсионное подальше в карман и полетел к станции метро «Дзержинская», переименованной еще до событий девяносто первого в «Лубянку»…

Послесловие

Так что же произошло в августе тысяча девятьсот девяносто первого года и почему заложниками тех событий стали сотрудники Комитета госбезопасности СССР? На эти вопросы пытались найти ответ многие сотни авторов: публицистов, политиков, ученых, писателей, исследователей. Среди всех точек зрения особое, на мой взгляд, место занимает позиция Анатолия Ивановича Лукъянова, последнего председателя Верховного Совета СССР, которая во многом объясняет значение эпиграфа к последней главе моей повести.

Отвечая на вопрос автора книги «1991: измена Родине. Кремль против СССР» о роли, которую сыграли в событиях тех дней наши «зарубежные радетели», Лукъянов А. И. говорит следующее:

– В качестве ответа могу процитировать малоизвестное в России выступление экс-премьер-министра Англии Маргарет Тэтчер, состоявшееся в США, в Хьюстоне, в ноябре 1991 года. В этом выступлении она все назвала своими именами: «Советский Союз – это страна, представляющая серьезную угрозу для Западного мира. Я говорю не о военной угрозе – ее, в сущности, не было, наши страны достаточно хорошо вооружены, в том числе ядерным оружием. Я имею в виду угрозу экономическую. Благодаря плановой экономике и сочетанию моральных и материальных стимулов, Советскому Союзу удалось достичь высоких экономических показателей. Процент прироста валового национального продукта у него примерно в два раза выше, чем в наших странах. Если при этом учесть огромные природные ресурсы СССР, то при рациональном ведении хозяйства у Советского Союза были вполне реальные возможности вытеснить нас с мировых рынков. Поэтому мы всегда предпринимали действия, направленные на ослабление экономики Советского Союза и создание у него внутренних трудностей. Причем основным было навязывание гонки вооружений. Важное место в нашей политике занимал учет несовершенства Конституции СССР. Формально она допускала немедленный выход из СССР любой пожелавшей этого союзной республики. Причем практически простым большинством голосов членов ее Верховного Совета. Правда, реализация этого права в то время была практически невозможна из-за цементирующей роли компартии и силовых структур. И все-таки в этой конституционной особенности были потенциальные возможности для нашей политики. К сожалению, несмотря на наши усилия, политическая обстановка в СССР долгое время оставалась стабильной. Сложилась весьма трудная для нас ситуация. Однако вскоре поступила информация о ближайшей смерти советского лидера и возможности прихода к власти с нашей помощью человека, благодаря которому мы сможем реализовать наши намерения. Это была оценка моих экспертов – я всегда формировала очень квалифицированную группу экспертов по Советскому Союзу и по мере возможности способствовала эмиграции из СССР нужных специалистов. Этим человеком был Горбачев, который характеризовался экспертами как человек неосторожный, внушаемый и честолюбивый. Он имел хорошие взаимоотношения с большинством советской политической элиты. И поэтому приход его к власти с нашей помощью был возможен. Большие споры экспертов вызвал вопрос о выдвижении Бориса Ельцина в качестве лидера народного фронта с последующей перспективой избрания его в Верховный Совет Российской Федерации в противовес лидеру СССР Горбачеву. Большинство экспертов были против кандидатуры Ельцина, учитывая его прошлое и особенности личности. Однако состоялись соответствующие контакты и договоренности, и решение о проталкивании Ельцина было принято. С большим трудом Ельцин был избран Председателем Верховного Совета России, и была принята декларация о суверенитете России. Вопрос – от кого, если Советский Союз был в свое время сформирован вокруг России. Это было действительно началом распада СССР. Ельцину была оказана существенная помощь во время событий августа 1991 года. Когда руководящая верхушка СССР блокировала Горбачева, попыталась восстановить систему, обеспечивающую целостность СССР, сторонники Ельцина удержались. Причем он обрел значительную, хотя и не полную реальную власть над силовыми структурами. Все союзные республики воспользовались ситуацией и объявили о своем суверенитете. Правда, многие сделали это в своеобразной форме, не исключающей членства в Союзе. Таким образом, сейчас де-факто произошел распад Советского Союза, однако де-юре – Советский Союз существует. Я уверяю вас, что в течение ближайшего месяца вы услышите о юридическом оформлении распада Советского Союза».

И двадцать шестого декабря тысяча девятьсот девяносто первого года, меньше чем через месяц после выступления Маргарет Тэтчер, Совет Республик Верховного Совета СССР действительно принял декларацию о прекращении существования СССР в связи с образованием СНГ.

И снова в который раз не дает покоя мысль, что все происходило по отработанной веками классической схеме: развал государства начинается с развала, уничтожения спецслужб, лишения смысла их деятельности, утраты ориентиров, преследования и шельмования сотрудников.

Только одного не учли наши западные «друзья», что имеют дело с Россией, великой страной и ее народом, частью которого являются офицеры государственной безопасности. Выстояли, не ушли в небытие чекисты андроповского призыва. Не утратив офицерской чести и человеческого достоинства, прошли через многие бури и испытания лихих девяностых и последующих лет, живут и работают.

Лично у меня жизнь сложилась не хуже, чем у многих моих товарищей. И, когда почти утвердительно спрашивают: «Вы из КГБ генералом ушли?», отвечаю: «Из Комитета государственной безопасности СССР я уволился в должности и звании, как в свое время Президент Российской Федерации Владимир Владимирович Путин, старшим помощником начальника отдела, подполковником».