Kitobni o'qish: «Петля Сергея Нестерова», sahifa 22

Возражений не последовало, хотя предложение жены Нестерова особого восторга у новоиспеченных друзей не вызвало. Люба подозвала к себе Олега и Ольгу, наклонившись, сказала несколько слов, и дети отправились на качели в нескольких метрах от входа в гостиницу.

Разговор начал не в пример вчерашнему веселью сосредоточенный и серьезный Вахтанг.

– Конечно, вы правы, Люба! Позвольте мне вас так называть, – он решил, что понял, кто в доме хозяин. – Сто раз правы! Мы очень хотим, чтобы вы знали, мы – друзья, ваши самые настоящие друзья. Все наши желания, предложения – только для вас. Чтобы жизнь ваша была полной и богатой. Чтобы счастье и благополучие не оставляли вас и ваших детей! – Вступление было многообещающим. – Вчера, когда я увидел, как ваша дочь танцует Картули, я был без ума от счастья! Вы не поверите, но несколько лет назад мне приснился такой сон. Всем чем хотите, поклянусь, правду говорю! Скажи, Резо! Русская девочка, блондинка с голубыми глазами танцует в окружении наших джигитов. Я заснуть тогда не мог, неделю не спал, все думал: как красиво будет, как люди будут счастливы, мы все будем счастливы. Когда вашу дочь увидел, у нас с Резо сразу мысль родилась: а что, если она будет солисткой в нашем ансамбле? – Нестеровы недоуменно посмотрели на него. – Вы думаете, что это невозможно? Конечно, конечно, я вас понимаю. Если б мне так сказали, как вам, я бы сам не поверил. Мы поэтому и не стали вчера обсуждать подробности, сами еще не все знали. Но сегодня утром мы говорили с товарищами, – указательным пальцем Вахтанг показал наверх, – и нас поддержали. Да, Резо? Сказали: хорошая мысль, правильная. Еще сказали, что люди здесь в Грузии, в России, в Америке, на всем земном шаре своими глазами увидят настоящую дружбу грузинского и русского народов! Пусть все смотрят! Так сказали. Да, Резо? Они все вопросы возьмут на себя, вы не беспокойтесь. И с Москвой все решат, они говорят: их поддержат…

– Подождите, – резко перебила его Люба. – Вы что, хотите, чтобы мы отдали вам нашу девочку?

Она вскочила на ноги и, как разъяренная фурия, нависла над сидящим на лавочке Вахтангом. Казалось еще секунда и прошедшая с мужем-разведчиком все огни и воды Люба Нестерова бросится на этого черного, волосатого, небритого мужчину, который хочет отобрать у нее дочь, кровиночку маленькую.

– Что вы, что вы? – Он с опаской смотрел на нее снизу вверх, понимая, что от этой женщины можно ждать чего угодно. – Я так думать даже не хочу. Клянусь мамой! Мы хотели пригласить вас вместе с дочерью. Вы же взрослая, вас оформим в ансамбль, будете получать очень хорошую зарплату, а дочка будет учиться в лучшей школе Тбилиси и выступать с нами. Мы жилье обеспечим, квартиру…

Теперь уже встал сам Нестеров, а вслед за ним вынуждены были подняться Резо и Вахтанг.

– Знаете что, друзья! Давайте прекратим этот совершенно бессмысленный, на мой взгляд, разговор. Ни к чему хорошему он не приведет, уверяю вас. Ни о каких выступлениях нашей дочери в вашем ансамбле и речи быть не может. Давайте считать, что вы пошутили. Так будет лучше для всех. – Нестеров улыбнулся, хотя кто бы знал, чего это ему стоило.

– Я так думаю, дорогой Сергей, что вы не понимаете политического значения нашего предложения. Да, Резо? – Вахтанг тоже улыбался, но голос был жестким. – Мы были в нашем министерстве культуры, они связывались с ЦК партии, там нас тоже поддержали, мы…

– Что ж, – не повышая голоса, перебил его Нестеров. – Можете не продолжать. И так все ясно. Не хотите свести все к шутке, не надо. Дело хозяйское. Мы свое слово сказали. Пойдем, Любаш!

Он повернулся к ним спиной, давая понять, что разговор закончен, но, видимо, так не считал Вахтанг. Стараясь удержать Сергея, он схватил его за плечо, и с угрозой в голосе крикнул:

– Подождите!

Нестеров обернулся и молча посмотрел Вахтангу в глаза. Он знал, как это действует на людей. Даже ненаглядная теща на заре их отношений говорила: «У-у, паразит, посмотрит, как к стенке припечатает». Вахтанг отдернул руку, будто обжегся, и сделал шаг назад. Сергей, не сказав ни слова, повернулся к жене, окликнул детей, и все вместе пошли в гостиницу. Младшеньких уложили в спальне, а сами все никак не могли успокоиться.

– Ладно, солнышко, хватит себя накручивать, – вынужден был сказать Сергей, когда в четвертый раз по кругу стали обсуждать случившееся. – Как говорил красный командир Василий Иванович Чапаев, они же наших академиев не кончали, вот и полезли на рожон со своим дурацким предложением. Ничего, Влад сегодня приедет, я ему расскажу про мастеров народного танца. Он их научит, как родину любить и русско-грузинскую дружбу крепить.

Они сидели на диване в гостиной. Нестеров обнял жену за плечо, прижал к себе и почувствовал, как, наконец, она приходит в себя и успокаивается. Что поделаешь, такая уж взрывная натура – за Оленьку она этого Вахтанга порвала бы на мелкие кусочки. Сам-то он был спокоен. Чего волноваться? Все будет нормально. Опять же, если посмотреть на эту ситуацию с другой стороны, наверняка, есть родители, которые только и мечтают, чтобы их любимая дочь стала звездой сцены. Сама же Люба рассказывала про таких сумасшедших мамаш. А тут такой случай подвернулся! Другие бы точно не упустили. Может и эти танцоры из лучших побуждений, кто знает…

Поспать днем Нестерову так и не удалось, о чем он, собственно, и не очень жалел, голова сама прошла. Сергей вышел на лестничную площадку перекурить и обнаружил, что сигареты на исходе. Он спустился вниз, в палатку рядом с рестораном, и, когда проходил мимо регистрационной стойки, его окликнул администратор.

– Простите, товарищ Нэстэров? Вам просили передать.

В закрытом конверте лежала записка Божинского.

«Привет, Сергей Владимирович! Извини, но сегодня по рабочим соображениям встретиться не удастся. К тому же сынуля что-то захандрил. Перенесем наше свидание на завтра, на вечер. Если что, звони – телефон ты знаешь. Жму лапу, Владислав». Пробежав записку, Нестеров тут же подумал: «Может, позвонить? Рассказать про сегодняшний разговор?» Но по короткому размышлению отказался от этой мысли – такие вещи, тем более если завязаны высокие инстанции, по телефону не обсуждаются. Когда дети проснулись, они на автобусе отправились в город. Ходили, бродили по улочкам, не боясь заблудиться. Как только понимали, что сбились с пути, обращались к первому встречному, и каждый, если знал, подсказывал правильную дорогу и даже провожал их, чтоб ни потерялись. Ужинали опять в гостиничном ресторане, и снова все было очень вкусно, а какой-то тайный поклонник передал Ольге большую шоколадку с орехами. Вечером, конечно, танцы, и опять сверкала младшая Нестерова, ставшая всеобщей любимицей. Повара под благосклонным оком своего “капитана” старались подложить ей самые сладкие кусочки, дети дарили игрушки и конфеты, взрослые, каждый по своему, выражал свое доброе отношение к девочке: кто словом, кто просто – улыбкой, жестом. Даже угрюмый дядя Вано, совмещавший в одном лице сантехника, плотника и дворника, подарил ей леденец на палочке.

Сергей курил недалеко от танцплощадки, размышляя о материях жизни, когда к нему подошел интеллигентного вида, лет пятидесяти, заметно лысеющий, небольшого роста мужчина, с большим горбатым носом и легкой перхотью на воротнике пиджака.

– Товарищ Нестеров, Сергей Владимирович? – Ответ он знал заранее, поскольку без паузы продолжил: – Косашвили Давид Михайлович, режиссер-постановщик киностудии Грузия-фильм.

– Добрый вечер! Чем обязан, Давид Михайлович? Не ошибся, правильно вас назвал?

– Нет, нет! Все правильно! Вы очень внимательны, Сергей Владимирович. Извините, что отрываю, так сказать, от отдыха. – Говорил он на правильном русском языке со смешанным грузино-еврейским акцентом. – Мы сейчас планируем к запуску производство художественного фильма, рассказывающего о жизни русской девочки-сироты, оказавшейся волею судеб в Грузии. Сценарий утвержден комитетом кинематографии, согласован бюджет фильма, на центральные роли приглашены ведущие артисты нашего грузинского кинематографа, но нет главной героини. Вы понимаете, да? А нет героини, значит, нет фильма. И вдруг появляется ваша дочь. Вы понимаете, да? Это же стопроцентное попадание. У нее же талант, несомненный талант! Она будет звездой экрана! Я вам это обещаю. Вы понимаете, да?

«Прямо какой-то обвал на звездунов!» – подумал Нестеров и, чтобы понять, с кем имеет дело, решил слегка прощупать специалиста в области кинематографии:

– А Тамаза Иселидзе вы, случайно, не пригласили на какую-нибудь роль в вашем фильме?

– Случайно нет, – Косашвили настороженно посмотрел на Нестерова. – А вы не из КГБ будете?

– А с чего вы так решили?

– Вопросы задаете. Проверяете меня, да?

– Ничего я вас не проверяю. Мы с Тамазом несколько лет назад в Москве познакомились, когда он руку на съемках сломал. Не виделись, правда, давно…

– А-а, знаю эту историю, они тогда с Мосфильмом в Подмосковье две серии про войну снимали. Вы извините, Сергей, что я так про вас подумал. Просто Тамаз Иселидзе умер два года назад, обширный инфаркт, прямо на съемочной площадке. Вот я и подумал, что вы меня того…

– Да нужны вы мне! Хотя, может, и надо вас проверить: откуда, например, вы знаете меня и нашу девочку?

– Вахтанг сказал…

– Так, вы еще и Вахтанга знаете? – Удивлению не было предела.

– У нас в Тбилиси все заметные люди друг друга знают. Я с ним сегодня после обеда в министерстве культуры случайно встретился. Смотрю, стоит в коридоре у кабинета большого начальника, будто с похорон пришел. «Гамарджоба! – говорю. – Что случилось, дорогой? Ты где лицо потерял?». Он мне все и рассказал про вас, в шоке был, правду говорил. Ему к заместителю министра надо, а с чем идти, ничего же нет. Я Вахтанга хорошо знаю: танцор великолепный, а если дело сделать, не всегда может. «Дай, – думаю, – сам попробую. У меня же фильм горит». Вот и приехал сюда, девочку вашу посмотрел. Слушайте, вы – счастливый отец! Дочь – звезда! Какая пластика, экспрессия! Я вам больше скажу! Хотите? У нее еще нераскрытый артистический талант! Что вы так смотрите, не верите? Голову на отсечение даю – талант!

Режиссер был наблюдательным человеком – ни восторга, ни интереса его слова не вызвали. Даже напротив. Выглядел Сергей уставшим и раздраженным, потому что ему до чертиков надоела вся эта камарилья – Вахтанг с Резо, теперь еще режиссер этот. Чего они прицепились? Оленька им нужна, а больше ничего не нужно? А как насчет хрена с редькой пожевать?

– Давид Михайлович! Вы извините, должен вас разочаровать, ни на какие выступления или съемки мы свою дочь не отпустим. – Режиссер хотел возразить, но Нестеров предупреждающе поднял руку. – Это не обсуждается. Рассказывать вам о причинах такого решения не буду, не обязан. Но, поверьте, никто и ничто не в силах его изменить. Мы не хуже вас знаем, что наша девочка талантлива во многих отношениях и сделаем все от нас зависящее, чтобы и дальше развивались ее способности. Но это будет не здесь и не сейчас. – Сергей говорил ровно и спокойно, хотя, на самом деле, его терзало страстное желание послать грузино-еврейское чудо далеко и надолго. – Надеюсь, на ваше полное понимание сложившейся ситуации, уважаемый Давид Михайлович!

Косашвили не стал скрывать своего разочарования, это легко читалось на его лице, но в то же время он прекрасно понимал, что проявление настойчивости может только навредить его отношениям с гостем из Москвы. Ничего, время еще есть, мало ли что может произойти, сто раз все переменится.

– Конечно, конечно, Сергей Владимирович! Я понимаю. Вот здесь наши телефоны, – он достал из внутреннего кармана пиджака и протянул открытку с видом здания киностудии Грузия-фильм на фоне кавказских гор. – Если захотите, хотя бы в порядке экскурсии, посмотреть нашу творческую мастерскую – милости прошу. Позвоните, я всегда к вашим услугам. Приятно было познакомиться, Сергей Владимирович. Не буду больше надоедать. Всего вам доброго, хорошего отдыха.

Режиссер засуетился, словно что-то забыл или потерял, еще раз раскланялся и направился к выходу с территории гостиницы, а Нестеров вернулся к Любе и Олегу.

– Любимый, это что за мужчина, с которым ты разговаривал?

– Да, так, мужик один… – задумчиво протянул Сергей, а сам подумал: «Разве что-нибудь останется без внимания моей ненаглядной»?

Люба поняла и не стала настаивать. Не хочет говорить, не надо, ему видней, потом, может, расскажет.

– Любаш, пойду, пройдусь, развеюсь чуток. Возьми себе ключ от номера, вдруг задержусь, – он улыбнулся и шутливо подмигнул.

– Смотри у меня, – в тон ему ответила Люба. – Загуляешь, домой лучше не приходи.

Ноги сами вынесли Нестерова к шашлычнику Сосо.

– А-а, здравствуйте, дорогой! Как давно не видел вас! День всего пролетел, а я думал: год прошел. – Он по-настоящему обрадовался, увидев Сергея. – Как вы отдыхаете, как ваша жена, дети? Как вас кормят? Дети довольны?

– Да что вы! Кормят просто замечательно. Олежка, по-моему, поправился килограмма на полтора, кругленький такой стал. А Оленька? Что ей станется, она же все время в движении, в танце. Как была былинка, так и осталась.

– Красавица дочка! Наши джигиты все глаза проглядели. Если б чуть старше, Богом клянусь, украли бы! – пошутил Сосо.

– Ошибаетесь, дорогой. Возраст у нее для этого дела, кажется, самый подходящий.

Шашлычник от неожиданности сделал неловкое движение и чуть не уронил шампур с мясом в горящий мангал.

– Простите… – он замялся, не зная, как звать-величать своего нового знакомого.

– Извините, что не представился. Сергей, Сергей Нестеров.

– Спасибо, дорогой Сергей Нестеров! – повторил Сосо, и разведчик Нестеров вспомнил, как сам прибегал к такому приему, чтобы лучше запомнить, как зовут собеседника. – Неужели вашу девочку, маленькую принцессу украсть хотели?

– Ну, не так прямо, но близко к этому.

Сосо отложил четыре шампура с мясом на дальний край мангала, чтобы дошли, не торопясь, до готовности, и с нескрываемой тревогой посмотрел на московского гостя.

Нестеров всеми фибрами своей оперативной души чувствовал: Сосо – человек надежный, к ним прекрасно относится, может, он что-то и посоветует дельного в этой ситуации. Сергей, ничего не скрывая, во всех подробностях рассказал ему про Резо с Вахтангом и режиссера, с которым только что расстался.

– Вот, теперь и рассудите сами, – завершил он свой рассказ, – что они хотели: украсть или цивилизованно отнять нашу девочку?

– Да, дорогой, – Сосо был задумчив. – Даже не знаю, что вам сказать. Так, сразу не решишь…

Подошел официант, забрал шашлык, и на мангале остался один шампур баранины. Сосо посмотрел на него, нагнулся, достал из стоящего рядом шкафчика непочатую бутылку коньяка и два стаканчика, открыл, налил не до конца и тихо, но уверенно, что-то решив для себя, сказал:

– Мне кажется, в первую очередь вам успокоиться надо. Зачем думать, что все так плохо. Не надо, по-моему. Здесь хорошо, вас все любят, уважают. Отдохнуть вам надо, вот что. Вы завтра утром куда идете?

– Да, никуда пока. Еще не решили…

– Вот и хорошо. Я вам мясо дам, у меня осталось, и завтра утром забирайте детей, жену, идите с ними в поход вокруг моря. Как в пионерском лагере. Все море не обойдете, долго идти надо. Выберите место, где понравится, костер разведите, шашлык сделайте, все довольны будут. А сейчас, – он взял свой стаканчик с коньяком, – позвольте предложить тост за вас, дорогой Сергей Нестеров, вашу жену – красавицу и умницу, вашего замечательного сына – наследника, и прекрасную, замечательную принцессу – дочку. Будьте здоровы и счастливы, живите с верою и надеждою в душе и все хорошо будет! За вас!

Гоглидзе

Из похода они возвращались довольные и счастливые часам к шести вечера. Недалеко от центрального входа в гостиницу стояла черная «Волга»: водитель в ожидании сидел в машине, двигатель выключен. Значит, давно сидит. И без того чистую центральную аллею, по которой шли Нестеровы, подметал дядя Вано, следивший за порядком на территории. «Наверное, начальство какое-то пожаловало», – подумал Сергей. Когда проходили мимо абсолютно лишнего здесь «дворника», дядя Вано, не поворачивая головы, сквозь зубы буркнул, так что бы слышал только Нестеров: «Ждут вас». «Интересно, кому это мы понадобились? – задался вопросом глава славного семейства. – Не дай бог, конечно, деятели культуры и искусства высоких людей подключили. Тогда опять тягомотина начнется. Но, ничего, часок я продержусь, а там Влад подтянется и мы, наконец, со всем этим покончим». Они вошли в гостиницу, дети, не останавливаясь, через весь холл полетели к лифту, Люба – за ними. Сергей, сделав всего пару шагов, почти физически ощутил напряжение, висевшее в воздухе. За стойкой с неестественно вытянутым лицом застыл дежурный администратор, рядом с ним, на расстоянии вытянутой руки, стоял молодой мужчина в сером костюме и рубашке с галстуком. Сразу что-то родное, неуловимо-комитетское, в его фигуре и выражении лица кольнуло майора Нестерова. Из-за колонны выглядывала уборщица. В другом углу маячил кухонный капитан с поварским колпаком в руках. Еще какие-то люди из обслуживающего персонала и совсем незнакомые находились в холле гостиницы, всем своим видом изображая занятость. «Что за черт!» – только и успел подумать мгновенно собравшийся Сергей, как услышал сзади окрик, как выстрел: «Товарищ Нэстэров!?» Обернувшись, готовый ко всему, как недавно было в разведке, он увидел испуганного бледного директора гостиницы, а перед ним – мужчину, которого не смог сразу разглядеть – свет бил ему со спины и лицо пряталось в тени. Пару секунд Сергей напряженно вглядывался в него и вдруг радостно выкрикнул: «Игорь, ты!?». «Нэт, – ответил спокойный ироничный голос. – Это тень отца Гамлета, который на центральном рынке чачей торгует!» Они шли навстречу друг другу, улыбаясь и чуть раскинув руки, а встретившись, так схлестнулись, сжав друг друга в объятиях, что затрещали то ли кости, то ли одежда, то ли все вместе. В середине гостиничного холла, слившись, слегка раскачиваясь, стояли двое мужчин. И только те, кто был рядом, могли слышать доносившиеся до них сдавленные, вырывающиеся из самой глубины души: «Игорь! – Серега!». Кто-то понял, что произошло, и невольно глаза защипало: как же, братья встретились, родные, кровные братья, через много лет встретились! Нестеров и Гоглидзе, наконец, разорвали объятья, посмотрели в лицо друг другу и одновременно улыбнулись, скрывая влагу, накопившуюся в уголках глаз.

Сергей еще раз приобнял своего друга и шепнул на ухо:

– Игоряха, а что тут происходит? Чего они тут собрались?

– Не обращай внимания, я тебе потом все объясню.

Гоглидзе нашел глазами директора гостиницы и что-то коротко сказал ему по-грузински. Тот зашумел, «закудахтал», после чего персонал, «случайно» оказавшийся в холле, как по команде, радостно заулыбался и быстро разошелся по своим делам.

– Игорь, ты как здесь оказался?

Гоглидзе махнул рукой.

– «Стреляли!», как говорит Саид в «Белом солнце пустыни». – Он посмотрел вокруг и, видя, что они по-прежнему в центре внимания, попросил: – Сереж, давай все наши разговоры перенесем в более подходящее место. Это твои? – Он кивнул головой, указывая на Любу и прижавшихся к ней Ольгу и Олежку.

– Нет, дорогой, – в тон ему ответил Нестеров. – Это жена и дети Гамлета, который торгует чачей на центральном рынке. Знаешь, как войдешь…

– …сразу налево, – подхватил Гоглидзе. – Так мы с тобой, значит, одну чачу пьем. – Конец фразы он договаривал, оказавшись рядом с оставшейся частью семьи Нестеровых. Игорь чмокнул Любу в щечку, шепнув: «Вы же знаете, кто я, прекрасная фея?», и опустился перед детьми на корточки. – Ну, здравствуйте мои дорогие, любимые! Я – дядя Игорь. – Дети, не смущаясь, ответили, назвав себя. – Что хотите, дорогие мои? Исполню все ваши желания, кроме цирка. Цирк сегодня не работает, слон заболел, простудился. Давайте лучше поедем в кафе, мороженое есть. Поехали?

Какие могут быть возражения? С этим замечательным, обаятельным, красивым дядей они готовы ехать хоть сейчас, только вот папа что-то хмурится.

– Игорь, ты извини, неловко как-то получается. Мы на сегодня договорились с Божинскими встретиться, они скоро должны подъехать…

– Не переживай, дорогой! С Владиславом Казимировичем я договорился, он в курсе.

Гоглидзе жестом подозвал мужчину, стоявшего рядом с администратором, и отошел с ним ближе к выходу. Они о чем-то коротко переговорили, тот сразу вышел, а Игорь вернулся к Сергею.

– Давайте к себе, переодевайтесь и поехали, я забираю вас с собой. Теперь вы – МОИ гости.

– Через десять минут Нестеровы были в полной боевой готовности: младшие – как картинки и взрослые – не хуже. Люба, как всегда, стала жаловаться, что не успевает хотя бы реснички подкрасить, но муж и дети, успокоили ее, хором заявив, что без мазиловки она выглядит в десять раз лучше. Гоглидзе ждал в холле, о чем-то беседуя с директором гостиницы, который всем своим видом старался показать крайнюю степень почтения и уважения к собеседнику. Увидев Нестеровых, выходящих из лифта, Игорь не стал его больше задерживать, и все свое внимание обратил на дорогих гостей.

– Вот что, любимые мои! У меня здесь осталось маленькое, но очень важное дело. Вы сейчас идите к машине, а мы буквально через пять минут к вам присоединимся. Хорошо? – и, повернувшись к Сергею, добавил: – Пойдем, с человеком надо повидаться, ты его знаешь.

– Они вышли из гостиницы. Дети с мамой направились к «Волге», где их ждал вышедший из машины водитель, а Нестерова Гоглидзе повел к открытому ресторану.

– На своем обычном месте, стоя к ним спиной, раздувал угли мангальщик.

– Гамарджоба, генацвале! – негромко произнес Гоглидзе.

– Услышав обращенное к нему слово, мангальщик вздрогнул, он узнал этот голос. Сосо повернулся и Нестеров увидел совершенно другого, неизвестного ему человека. Перед ними по стойке «смирно» стоял солдат: руки по швам, подбородок поднят. Да, да! Именно, солдат! Несмотря на белый фартук, не очень глаженые брюки и старенькие сандалии на босу ногу, всю эту сугубо гражданскую форму одежды.

– Здравия желаю, товарищ капитан! – дрогнувшим от волнения голосом произнес Сосо, обращаясь к Гоглидзе.

– Ну, здравствуй сержант, здравствуй, дорогой! Давно мы с тобой не виделись. – Игорь приобнял его за плечи, что-то тихо еще сказал по-грузински, дружески похлопал по спине и отстранил от себя, удерживая за плечи. Сосо застенчиво улыбался, на ресницах блестели готовые скатиться слезы.

– Ты знаешь, дорогой мой, кто этот красивый мужчина? – спросил его Гоглидзе, указывая на Сергея. – Лучший друг моей юности, драгоценный для меня человек. Скажи, ты что, знал это, чувствовал? Представляешь, – он повернулся к Нестерову, – такую тревогу сыграл, всех ребят моих из-за вас поднял. Нет, ты скажи: откуда ты знал, что Сергей мой друг, а?

– Товарищ капитан…

– Э-э, хватит, не надо, не надо званий, тем более что я давно не капитан…

– Извините, Игорь Пантелеймонович! Я не знал, откуда я мог знать, я только сейчас вижу, как вы похожи: один – черный, другой – светлый. – Сосо от волнения начал говорить с явным акцентом. – Но похожи, как братья! Мамой клянусь! И главное, фея, принцесса наша!

– Молодец, дорогой! Все правильно сделал. – Гоглидзе одной рукой приобнял его. – Позвони в понедельник, от трех до четырех. Хорошо?

– Обязательно, Игорь Пантелеймонович!

– Ну, давай, держись, дорогой! Еще увидимся. Береги себя, главное, не болей. Пошли, Сережа!

– Нестеров пожал руку Сосо, сказал: «Спасибо», не особо понимая за что, и пошел за своим другом, пытаясь разобраться во всей этой фантасмагории.

– Слушай, – оборвал его размышления Гоглидзе, – не ломай себе голову, она у тебя одна, пригодится еще. Что б ни мучился, скажу: Сосо – мой бывший сослуживец, прекрасный человек, но есть проблемы со здоровьем. Контужен здорово. Сегодня утром он позвонил моим сотрудникам и так описал ситуацию вокруг вашей семьи, что ребята, зная от Божинского, что ты – сотрудник Первого главного управления КГБ и мой друг, не решились без меня предпринимать какие-то действия. Я же, как услышал твою фамилию, не понимая, что происходит на самом деле, поцеловал Кети, детей и рванул на машине сюда, в Тбилиси, а мои с бабушкой в деревне остались.

– Извини, что перебиваю: нам действительно что-то угрожало?

– Игорь посмотрел в сторону машины, где их ждала Люба с детьми.

– Ладно. Три–пять минут туда-сюда роли не сыграют. Все равно надо проговорить, и лучше не откладывать в долгий ящик, – он на секунду замолчал. – Понимаешь, дорогой! Сосо, конечно, во многом сгустил краски во всей этой истории, но, с другой стороны, действительно, могли возникнуть непредвиденные ситуации. Дело в том, что Вахтанг Джапаридзе не руководитель ансамбля, но очень, очень хочет стать им. В то же время в нашей республике человек он известный, бывший солист ансамбля и замечательный танцор, хотя, как многие творческие личности, за исключением тебя и меня, конечно, со своими странностями и прибабахами. Одним из таких вывихов и есть счастливое видение танца русской девочки среди грузинских джигитов. Он, как дочку вашу увидел, совсем с ума сошел. На следующее утро побежал в Минкультуры, расписал своему родственнику, заместителю министра, одолевшую его идею фикс и сказал, вот здесь попрошу внимания, что родители девочки не просто согласны, они умоляют его принять их дочь в ансамбль. А что? Ты сам подумай: концерты, гастроли, Кремлевский дворец съездов, в зале руководители партии и правительства и дочь твоя на сцене, Картули танцует. А? Кто-нибудь откажется от такого счастья? Да нет, конечно. Поэтому он на сто процентов уверен был, что вы спите и видите свою девочку солисткой государственного ансамбля Грузии. – Гоглидзе заметил, что они стоят на открытом месте, на самом солнышке и потянул Нестерова в тень. – Руководитель культуры республиканского масштаба позвонил второму секретарю ЦК партии, расписал предложение Джапаридзе в еще более ярких красках и получил вот такой здоровый, – он двумя руками показал какой, – карт-бланш на все дальнейшие действия. Они мчатся к вам и… получают по рогам. Облом! Авансы партийному руководству даны? Даны. Что делать? Куда деваться? Возвращаются, вместе с замминистра весь вечер думают и принимают решение еще раз попробовать уговорить вас. Исполнители, конечно, все те же Джапаридзе с Давиташвили. А вот как они стали бы «уговаривать», никому не известно. Эти два персонажа, кстати, приезжали сюда сегодня где-то в одиннадцатом часу, но вас уже не было. Так что естественным образом возникла необходимость: упредить возможные неожиданности, причем с обеих сторон. Чего ты на меня смотришь? Я же тебя знаю: ты тихий пока не «достанут», а за грань перейдут – мало никому не покажется. Так что, считай, я за жизнь и здоровье своих земляков беспокоился. – Лицо Игорь сделал серьезное, а в глазах все равно чертики прыгали. – Доложился начальству: возможно возникновение конфликта между представителями местной творческой интеллигенции и сотрудником центрального аппарата внешней разведки; конфронтация, практически, без причины, но с неминуемыми последствиями. Тут же получил санкцию на разъяснение создавшейся ситуации всем заинтересованным сторонам вне зависимости от уровня служебного положения с сохранением взаимных интересов и без возможных отрицательных последствий. Вот тогда мы включились по полной программе: провели встречи с отдельными действующими лицами, доходчивым языком объяснили, что происходит, кому надо намекнули, другим товарищам – только глазом моргнули и: «Все стало вокруг голубым и зеленым», – с улыбкой пропел он начало песни из кинофильма «Весна». – Конечно, дорогой, Сосо запаниковал. Можно сказать, из мухи слона сделал. Но нашего прекрасного, доброго Сосо понять и простить надо, а может, и спасибо сказать. Если б не он, могли и не увидеться с тобой. Я же еще в отпуске, на работу только в понедельник, а вы, как сказал Божинский, уезжаете в Гагры в воскресенье. Так что все, что ни делается, – к лучшему, – он обнял друга за плечо. – Пойдем, дорогой! Смотри, заждались нас.

– А этот, режиссер, как его, …швилли какой-то?

– Зачем какой-то? – не останавливаясь, сказал Гоглидзе. – Давид Михайлович Косашвили, уважаемый человек и достаточно известный режиссер. Действительно фильм делает, хотел под шумок подсуетиться – вдруг получится вашу девочку заполучить. Но еще этот Давид Михайлович, на самом деле, правда, Моисеевич, – уточнил Игорь, – документы подал на выезд в Израиль – страстно, видите ли, желает вернуться на историческую родину. Поэтому мой сотрудник только назвал тебя по имени отчеству и в глаза ему посмотрел. Отгадай, что он там увидел? Правильно, полное взаимопонимание.

– Они подошли к машине, где водитель, истинный представитель солнечной Грузии, рассказывал смешные истории про ее коренных обитателей.

– Вы простите, дорогие, что заставили вас ждать. – Игорь вел себя свободно, спокойно, как гостеприимный и радушный хозяин. – Но теперь, все! Вперед! Объявляется порядок посадки. Шота – водитель, садится за руль, я – штурман, рядом с ним. Сергей Нестеров – сзади, справа; дорогая Любовь Нестерова – сзади, слева, а между ними драгоценные Ольга и Олег. Возражений нет? Тогда слушай мою команду: «По машинам!» – и Гоглидзе дал отмашку. Нестеровы с хохотом и шутками, торопясь, будто кто-то может им помешать, заняли свои места. Приняв пассажиров, «Волга» не спеша начала свой бег и метров через пятьдесят прошла мимо площадки открытого ресторана, где у мангала, провожая их взглядами, плечом к плечу, как два бойца, стояли Сосо и ресторанный капитан.

– Когда подъехали к гостинице «Интурист», часы показывали без двадцати восемь. На дверях кафе, расположенного рядом с центральным входом, висела табличка на русском и английском языках: «Закрыто», что ничуть не смутило Игоря Пантелеймоновича. Он толкнул незапертую дверь и по лестнице, ведущей в полуподвал, повел за собой Нестеровых. В небольшом зальчике на пять–шесть столиков в разных углах сидели две пары, испарившиеся сами собой в неизвестном направлении. Обслуживающий персонал засуетился: быстренько убрали грязные посуду и пепельницы, включили вентиляцию. Гоглидзе предложил расположиться с комфортом на диванчиках в центре зала напротив телевизора, укрепленного на противоположной стене, но Люба, оглядев всю честную компанию, вынесла свой приговор:

– Сережа, Игорь! Ну, что вам с нами делать? Телевизор смотреть? Идите, сядьте в уголок, вспомните дни золотые. Десять лет не виделись, у вас разговоров, наверное, на неделю хватит. Только мороженое детям закажите, а если еще мультики включите, цены вам не будет.