Какого же дурака он свалял! Дорога до кладбища заняла по крайней мере час. В склепе он просидел, видимо, несколько часов. Потом возился с женщиной. Пока съездил в супермаркет, пока пил томатный сок, пока возвращался за вампиркой…

Сколько времени прошло?

Идиот! Невилл вообразил, как они уже поджидают у его дома, и по венам потек ледяной ужас. О боже, он ведь оставил гараж открытым! Бензин, запчасти – и ГЕНЕРАТОР!

Подавив глухой стон, он выжал педаль газа до упора, и маленький фургон рванулся вперед. Стрелка спидометра, дрогнув, решительно скакнула за отметку шестидесяти пяти миль… Семьдесят… уже семьдесят пять. Что делать, если они уже ждут? Как тогда попасть к себе домой?

Невилл принуждал себя сохранять спокойствие.

«Нельзя сейчас терять голову; держись. Ты попадешь домой. Не волнуйся, попадешь», – говорил он себе. Но не мог придумать ни одного способа.

Он нервно поскреб затылок.

«Ну что ж, прекрасно, лучше некуда, – буркнул голос разума. – Ты столько корпел, чтобы обеспечить свое существование, а потом – бац! – однажды просто не успел домой вовремя».

«Заткнись, разум!» – рявкнул он.

Но Роберт Невилл действительно был готов сам себя пришибить за то, что вчера позабыл завести часы.

«Не утруждайся, – задумчиво обронил рассудок, – они охотно помогут тебе уйти из жизни».

Неожиданно он ощутил, что почти обессилел от голода. После томатного сока он поел мясных консервов, но банка была малюсенькая – только аппетит раздразнила.

Мимо летели безмолвные улицы. Он крутил головой из стороны в сторону, проверяя, не появляются ли они из дверей. Вокруг, казалось, прямо на глазах становилось темнее, но, возможно, это лишь иллюзия от нервов. Не может быть, чтобы уже наступал вечер. Не может быть.

Едва его фургон, со свистом рассекая воздух, свернул с бульвара на Вестерн-авеню, Невилл заметил какого-то мужчину: тот выскочил из дома, что-то крикнул вслед. Ледяная рука стиснула сердце Невилла. Крик вампира, как флаг, затрепетал в воздухе.

Невилл выжимал из фургона всю возможную скорость, быстрее не получится. А воображение рисовало одну страшную картину за другой. Стоит проколоть покрышку, и… фургон вылетит на тротуар, врежется в какой-нибудь дом. Невилл закусил дрожащие губы, стараясь совладать с паникой. Руки на руле, казалось, одеревенели.

На углу Симаррон-стрит пришлось сбавить скорость. Краем глаза он увидел, как из одного дома выскочил мужчина, погнался за машиной.

Липнущие к дороге покрышки жалобно завизжали – Невилл повернул за угол. И задохнулся от ужаса.

Все они стояли перед домом, выжидая.

Из его горла вырвался крик беспомощного ужаса. Он не хотел умирать. Да, мысль о смерти его посещала. Да, он даже обдумывал такой вариант. Но он не хотел умирать. По крайней мере, не такой смертью.

И вот он видит, как они, все до единого, обращают свои белые лица к дороге, заслышав звук мотора. Еще несколько вампиров выбежало из открытой двери гаража, и он в бессильной ярости стиснул зубы. Погибнуть так по-глупому, просто потому, что ты бестолочь!

Роберт Невилл смотрел, как они бегут прямо к фургону, перегораживая улицу живой цепью. И внезапно понял, что не может остановиться. Надавил на акселератор, и через миг машина прорвалась через их шеренгу, опрокинув троих вампиров – прямо как кегли. Он почувствовал, как при столкновении содрогнулся фургон. За стеклом промелькнули бледные лица, искаженные криком. Как они вопят: мороз по коже.

Теперь они остались позади и, как он видел в зеркале заднего вида, погнались за ним всем скопом. Внезапно в его голове возник план, и он ни с того ни с сего замедлил ход, даже притормозил, пока скорость не упала до двадцати миль в час.

Оглянувшись, Невилл увидел, что его нагоняют, увидел приближающиеся серовато-белые рожи, налитые мраком глаза, неотрывно разглядывающие его машину и его самого.

Вдруг он судорожно вздрогнул от раздавшегося совсем рядом воя и, резко повернув голову, увидел за боковым стеклом безумное лицо Бена Кортмана.

Нога Невилла инстинктивно нажала на газ, но другая соскользнула с педали сцепления, и машина – крепко встряхнув водителя – совершила последний рывок вперед и замерла.

Пот полился со лба, когда он лихорадочно дернулся к кнопке стартера. Бен Кортман вцепился в его рукав.

Невилл с воплем оттолкнул холодную белую руку.

– Невилл, Невилл! – Бен Кортман снова тянулся к нему, его пальцы напоминали ледяные когти. И снова Невилл, отпихнув его руку, все-таки ткнул в кнопку стартера – его тело бессильно содрогалось. За спиной он слышал возбужденный визг – они подбегали к машине.

Мотор возвестил кашлем, что вернулся к жизни, а длинные ногти Бена Кортмана чиркнули по щеке Роберта.

– Невилл!

От боли его рука судорожно сжалась в кулак, и он ударил Бена в лицо. Кортман покатился по мостовой – а тем временем шестеренки завертелись и фургон рванул вперед, набирая скорость. Один из вампиров, догнав машину, прицепился сзади. Он провисел там около минуты, и Роберт Невилл смог ясно разглядеть за стеклом его пепельное лицо, сверкающие безумные глаза. Невилл направил машину к бровке тротуара, резко вильнул и стряхнул вампира. Тот пролетел над газоном, выставив перед собой руки, и со всего размаху врезался в стену.

Сердце Роберта Невилла готово было выскочить из грудной клетки. Дыхание перехватывало, тело одеревенело и похолодело. Он ощущал, что по щеке струится кровь, но боли не испытывал. Поспешно утер кровь дрожащей рукой.

Фургон вылетел на перекресток и свернул направо. Невилл задержал взгляд на зеркале заднего вида, затем посмотрел вперед. Он миновал небольшой квартал и снова повернул направо, на Хаас-стрит. Что, если они побегут напрямик, дворами и преградят ему путь?

Невилл немного притормозил, пока не увидел, что из-за угла выбегает толпа. Нажал на акселератор. Остается надеяться, что в погоню бросились все. Вдруг кто-то из них догадается о его замысле?

Он до упора нажал на газ, и фургон, встрепенувшись, рванулся вперед. Свернул за угол со скоростью пятьдесят миль в час, пулей помчался вправо.

Невилл затаил дыхание. На газоне перед его домом никого не было.

Значит, шансы еще есть. Правда, с фургоном придется попрощаться – разве успеешь загнать его в гараж?

Он прижал машину к бровке тротуара и распахнул дверцу. Обегая машину, услышал надвигающийся, как штормовая волна, вой – догоняют, они уже на перекрестке.

Придется рискнуть головой, чтобы запереть гараж. В противном случае они могут разбить генератор, который, скорее всего, еще цел – вряд ли они успели взяться за него до появления Невилла. Он помчался к гаражу со всех ног.

– Невилл!

Он невольно отпрянул – из темного гаража к нему устремился Кортман.

Они столкнулись, и Кортман чуть не сбил Роберта с ног. Невилл почувствовал, как холодные могучие пальцы стиснули его горло, ощутил у своего лица чужое зловонное дыхание. Сцепившись, они покатились назад к тротуару, и к горлу Роберта Невилла потянулась клыкастая пасть.

Он выбросил вперед правый кулак и почувствовал, что попал в горло. Услышал, как в горле у Кортмана захрипело. Но тут подоспели преследователи: первый, завывая, уже выбежал из-за угла.

Лихорадочным движением Роберт Невилл ухватил Кортмана за длинные сальные волосы и отшвырнул в сторону улицы таким мощным броском, что Бен чуть не протаранил головой дверцу фургона.

Затем молниеносно окинул взглядом улицу.

Нет времени на гараж! Он скользнул за угол дома, взбежал на крыльцо.

И, заскрипев подошвами, резко остановился.

«О господи, ключи!»

В ужасе, захватив ртом побольше воздуха, он повернулся и ринулся назад к машине. Кортман с гортанным воем привстал, и тогда Невилл, засадив коленом в белое лицо, вновь опрокинул Кортмана на тротуар. А сам молнией влетел в машину, схватил брелок с ключами.

Когда он выбирался из машины, на него бросился первый из преследователей.

Невилл, отпрянув, прижался к спинке сиденья, и нападающий, споткнувшись о его ноги, неуклюже растянулся на тротуаре. Роберт Невилл выпрыгнул из машины, перебежал газон, взлетел на крыльцо.

Он не сразу нащупал ключ от дома, и по ступенькам крыльца взбежал второй преследователь. Всем телом придавил Невилла к стене. Горячее, пропахшее кровью дыхание снова обожгло его кожу, оскаленная пасть примерялась к горлу. Он ударил вампира коленом в пах, а потом, упираясь плечами в стену, поднял ногу и толкнул ею согнувшегося от боли противника на его сотоварища, бегущего по газону.

Невилл шмыгнул к двери и отпер ее. Распахнул, скользнул внутрь, обернулся. Только собрался захлопнуть дверь, как в щель просунулась чья-то рука. Он изо всей силы нажал на дверь, пока не услышал треск костей; тогда Невилл чуть приоткрыл дверь, чтобы вытолкнуть сломанную руку наружу, и тут же снова захлопнул ее. Дрожащими руками он задвинул засов.

И медленно осел, распластался по полу. Он лежал в темноте, его грудь вздымалась и опускалась, руки и ноги растопырились, как у марионетки. На крыльце выли, барабанили кулаками в дверь, в пароксизме безумной ярости выкрикивая его имя. Хватали камни и кирпичи, швырялись ими в стены, вопили и проклинали его. Он лежал, слушая, как они с воем бомбардируют дом камнями и кирпичами.

Спустя несколько минут Роберт Невилл с трудом заковылял к бару. Половину виски пролил на ковер. Залпом выпил стакан и долго стоял, поеживаясь, держась за стол, – ноги подкашивались, в горле застрял комок, губы неудержимо тряслись.

Мало-помалу тепло виски проникало в желудок, разливалось по телу. Дыхание замедлилось, дрожь прекратилась.

И тут его снова затрясло: с улицы донесся ужасающий грохот.

Подбежал к глазку, посмотрел, в ярости заскрипел зубами: фургон лежал на боку, а они кирпичами и камнями долбили по лобовому стеклу, взламывали капот, как сумасшедшие плющили двигатель ударами дубинок, ожесточенно корежили раму. Он смотрел – и ярость заливала его душу пылающей кислотой, обрывки ругательств вырывались из горла, руки сжимались в огромные побелевшие кулаки.

Внезапно он встрепенулся, подошел к лампе и попробовал включить ее. Не горит. Он с воплем кинулся на кухню. Холодильник не работал. Невилл метался из одной темной комнаты в другую. Морозильная камера отключилась: вся еда испортится. Его дом умер.

Он вскипел. Хватит!

Его трясущиеся от гнева пальцы выбрасывали из ящика комода одежду, пока не нащупали заряженные пистолеты.

Пробежав через темную гостиную, Невилл сбросил с двери засов, с шумом швырнув этот толстый брус на пол. Услышав, что дверь открывается, они взвыли.

«Я иду к вам, сволочи!» – повторял он мысленно.

Резко распахнув дверь, выстрелил в лицо первому попавшемуся. Тот кубарем полетел с крыльца, а перед Невиллом появились две женщины в грязных изодранных платьях, норовя обхватить его своими бледными руками. Он смотрел, как задергались их тела, приняв в себя пули, потом отпихнул обеих и стал стрелять из двух пистолетов в самую гущу толпы. Его бескровные губы разорвал дикий крик.

Он стрелял и стрелял, пока не кончились патроны. Тогда он вышел на крыльцо, нанося безрассудные удары направо и налево, и чуть не спятил окончательно, когда к нему устремились только что застреленные им вампиры. Когда у него вырвали пистолеты, он пустил в ход кулаки и локти. Бодал врагов головой, пинал своими огромными ботинками.

И лишь когда его пронзила боль в располосованном плече, Невилл понял, что натворил, понял, что его порыв обречен на провал. Отшвырнув двух женщин, он попятился к двери. На его шее сомкнулись чьи-то пальцы. Он, пригнувшись, рванулся вперед и перебросил нападающего через голову. Тот упал в гущу сотоварищей. Одним прыжком Невилл снова оказался на пороге, уперся руками в дверные косяки и заработал ногами, как поршнями, – противники один за другим полетели в кусты.

Затем, прежде чем они вновь ринулись к нему, захлопнул дверь перед их носом, запер на замок и задвинул тяжелый засов.

Роберт Невилл стоял в холодной тьме своего дома, вслушиваясь в визг вампиров.

Он прислонился к стене, медленно и слабо ударяя кулаками по штукатурке. По его заросшим щекам струями сбегали слезы, в кровоточащей руке пульсировала боль. У него не осталось ничего на свете, вообще ничего.

– Вирджиния, – всхлипывал он, как испуганный, потерявшийся ребенок. – Вирджиния. Вир-джи-ни-я.

Часть вторая
Март 1976 года

6

Наконец-то в доме снова можно жить.

И даже лучше, чем раньше, – он потратил целых три дня, но все-таки обил стены звукоизолирующим покрытием. Пусть теперь они воют и стонут, сколько пожелают, – он их слышать не будет. Особенно радовало, что больше не придется наслаждаться голосом Бена Кортмана.

Все это стоило больших затрат времени и сил. Прежде всего понадобилась новая машина – вместо той, что они разбили. Достать ее оказалось труднее, чем предполагал Невилл.

Пришлось ехать аж в Санта-Монику – там находился единственный известный ему магазин фирмы «Виллис». Он всю жизнь имел дело только с фургонами «виллис», а теперь как-то не до экспериментов. Конечно, он не мог дойти до Санта-Моники пешком, и потому оставалось только одно – довериться любой из брошенных машин, что в изобилии стояли на улицах его квартала. Но те, по большей части, не годились для поездки: у одной сел аккумулятор, у другой засорился бензонасос, бак пустой, покрышки лысые.

В конце концов в одном гараже в миле от своего дома он нашел машину, которую смог стронуть с места, и тут же поехал в Санта-Монику – подыскивать другой фургон. Поставил в свой новый «виллис» новый аккумулятор, наполнил бак бензином, набил багажник канистрами с горючим и вернулся домой примерно за час до заката.

Он принял все меры предосторожности, чтобы не опоздать.

К счастью, генератор уцелел. Вероятно, вампиры не сознавали, сколько он значил для Невилла: никакого ущерба они ему не причинили, если не считать оборванного провода и нескольких вмятин. Невилл умудрился починить генератор на следующее же утро после нападения, и поэтому замороженные продукты не испортились. За это он был благодарен судьбе – он точно знал, что теперь, когда электростанции встали, замороженные продукты больше нигде не достанешь. В тот же день он навел порядок в гараже: выбросил все, что осталось от запасных лампочек, пробок, проводов, штепсельных вилок, банок с припоем, автомобильных запчастей – и, как ни странно, обломки коробки с семенами, которую неизвестно когда и зачем поставил в гараж.

Стиральную машину они отделали так, что нечего было и ремонтировать – пришлось ее заменить. Но это-то дело не сложное. Противнее всего было вытирать разлитый ими бензин.

«Они просто сами себя превзошли, когда взялись выливать бензин на пол», – раздраженно думал Невилл, в сотый раз выжимая тряпку.

Наводя порядок в самом доме, он замазал трещины в штукатурке. А в качестве дополнительного подарка себе освежил гостиную – наклеил на стену новые фотообои.

Стоило начать работу, как он обнаружил, что почти радуется всем этим занятиям. В них можно было погрузиться с головой, сжигая энергию, которую неустанно поставляла клокочущая ярость. А еще это было отрадное дополнение к монотонной рутине его ежедневных обязанностей «отвезти трупы, навести порядок вокруг дома, развесить чеснок».

В эти дни он пил умеренно, умудряясь почти весь день обходиться без спиртного. И даже вечерние застолья из бессмысленных попыток сбежать от себя превратились в умиротворяющие посиделки с рюмочкой на сон грядущий. Аппетит у него улучшился, он пополнел на четыре фунта, одновременно лишившись небольшого брюшка. Он даже спал по ночам – усталым сном, без сновидений.

День-два он тешил себя идеей переезда в какой-нибудь шикарный отель. Но, представив себе, сколько придется возиться, чтобы привести его в жилой вид, передумал. Нет, он уже прирос к этому дому.

Теперь Роберт Невилл сидел в гостиной, слушал Моцарта – симфонию «Юпитер» – и размышлял, как же, от какой печки начать свои исследования.

Ему известны некоторые детали, но это лишь наземные ориентиры над скрывающимися в глубине причинами.

Ответ в чем-то другом. Возможно, ключиком был какой-нибудь известный, но недооцененный им факт, какое-то обыденное явление, которое он еще не смог связать с общей картиной.

Но что же это?

Он неподвижно сидел в кресле, держа в руке запотевший стакан, пристально глядя на фотообои.

То был канадский пейзаж: глухой северный лес, погруженный в таинственный зеленый сумрак. Деревья стоят неподвижно и отчужденно, их ветви пригибает к земле глубокое безмолвие природы, не знающей человека. Невилл глядел в немые зеленые глубины леса и размышлял.

Может быть, если мысленно вернуться назад… Возможно, ответ лежит где-то в прошлом, в какой-то темной расселине его памяти.

«Тогда вернись, – приказал он себе, – вернись в старые времена».

Возвращаться было мучительно до боли – прямо сердце разрывалось.

Ночью опять разразилась пыльная буря. Сильные, бешеные вихри чистили дом песком, словно наждачной бумагой, сыпали песок в щели, загоняли его в поры штукатурки, и внутри вся мебель покрылась толстым пыльным чехлом. Пыль сочилась сверху на их постель, как мелкая пудра, застревая в волосах, прилипая к векам, забиваясь под ногти, закупоривая кожные поры.

Полночи он пролежал без сна, пытаясь различить сквозь шум стесненное дыхание Вирджинии. Но слышал только визгливый, скрипучий голос бури. На миг ему, повисшему между сном и пробуждением, почудилось, будто дом зажат между гигантскими жерновами, которые шлифуют его трясущийся каркас.

Он так и не смог привыкнуть к пыльным бурям. Этот звук дробильной мельницы, с которым налетал ураган, всегда резал ему слух. Они случались не так чтоб регулярно: заранее не подготовишься. И всякий раз, когда начиналась буря, он до утра беспокойно ворочался, а потом ковылял на завод, изнуренный душой и телом.

А теперь – еще и тревога за Вирджинию.

Часа в четыре утра он пробудился от неглубокого, унылого сна и понял, что буря кончилась. От непривычной тишины зашумело в ушах.

Раздраженно приподнявшись на постели, чтобы подтянуть съехавшие пижамные штаны, он заметил, что Вирджиния не спит. Лежит на спине, глядя в потолок.

– Что с тобой? – сонно пробормотал он.

Она не ответила.

– Что с тобой, малыш?

Вирджиния медленно перевела взгляд на него.

– Ничего, – сказала она. – Спи.

– Как ты себя чувствуешь?

– Все так же.

– А-а.

Какое-то время Роберт лежал, глядя на нее.

– Ну ладно, – сказал он и, перевернувшись на другой бок, закрыл глаза.

В шесть тридцать зазвонил будильник. Обычно на кнопку нажимала Вирджиния, но, поскольку она этого не сделала, Невилл сам утихомирил будильник, перегнувшись через ее вялое тело. Она по-прежнему лежала на спине, по-прежнему смотрела в потолок.

– Что такое? – забеспокоился он.

Вирджиния взглянула на него и покачала головой, не отрывая ее от подушки.

– Не знаю, – сказала она. – Просто не могу заснуть.

– Почему?

Она что-то нерешительно пробормотала.

– Опять слабость? – спросил он.

Вирджиния попыталась сесть, но не смогла.

– Лежи, малыш. Не шевелись. – Он положил ей руку на лоб. – Жара нет.

– Я не чувствую себя больной, – сказала сна. – Просто… усталость.

– Ты бледная.

– Знаю. Я на привидение похожа.

– Не вставай, – сказал он.

Она встала.

– Не хочу, чтобы со мной нянчились, – упрямо заявила она. – Давай одевайся. Со мной все будет нормально.

– Малыш, если тебе плохо, лучше не вставай.

Она погладила мужа по руке и улыбнулась.

– Со мной все будет нормально. Давай-ка собирайся на свою работу.

Бреясь, Роберт услышал, что мимо прошуршали ее тапочки. Он открыл дверь и увидел, как жена, закутанная в халат, слегка пошатываясь, очень медленно пересекает гостиную. Он вернулся в ванную, неодобрительно покачав головой. Ей лучше не вставать.

Раковина казалась закопченной: опять пыль. От этой дряни нигде спасения нет. В конце концов ему пришлось соорудить над кроваткой Кэти полог – чтобы пыль не садилась ей на лицо. Для этого Роберт разрезал палатку надвое и прибил верхний край к стене над кроваткой, а нижний закрепил булавками на боковине матраса.

Он не смог как следует побриться, потому что к мылу прилип песок, а второй раз намыливать щеки было уже некогда. Невилл умылся, достал из шкафа в коридоре чистое полотенце, утер лицо.

Прежде чем вернуться в спальню и одеться, он заглянул в комнату дочери.

Кэти еще спала. Ее маленькая светловолосая головка неподвижно лежала на подушке, щеки разрумянились от глубокого сна. Он провел пальцем по наружной стороне полога и тут же отдернул его – палец посерел от пыли. Недовольно тряхнув головой, он вышел из комнаты.

– Когда же кончатся эти чертовы бури, – проворчал Роберт, десять минут спустя войдя в кухню. – Я уверен…

Он умолк. Обычно жена стояла у плиты – переворачивала омлет, или тосты, или блинчики или варила кофе. Сегодня она сидела за столом. На плите грелся кофейник – и больше ничего.

– Милая, если тебе нехорошо, иди опять приляг, – сказал он ей. – Я могу сам себе организовать завтрак.

– Все в порядке, – ответила она. – Я просто отдыхала. Извини. Сейчас встану и поджарю тебе яичницу.

– Сиди, – остановил он жену. – Я не безрукий.

Он подошел к холодильнику и открыл дверцу.

– Что же это за напасть такая? – вздохнула Вирджиния. – У половины людей в нашем квартале то же самое, а ты говоришь, что у тебя на заводе каждый второй не выходит на работу.

– Может, вирус какой-нибудь? – предположил он.

– Не знаю. – Она покачала головой.

– То бури, то москиты, то все хворают – жизнь превращается в сплошное мучение, – сказал Роберт, наливая себе из бутылки апельсиновый сок. – Гляди-ка: легок на помине.

Он выловил из наполненного соком стакана черную крошку – насекомое.

– Ума не приложу, как только они забираются в холодильник.

– Боб, я ничего не буду, – сказала Вирджиния.

– Апельсиновый сок не будешь?

– Не буду.

– Тебе от него полегчает.

– Нет, спасибо, милый, – повторила она, попытавшись улыбнуться.

Роберт поставил бутылку обратно в холодильник и сел напротив жены, зажав в руке стакан.

– У тебя ничего не болит? – спросил он. – Может, голова или еще что-нибудь?

Вирджиния отмахнулась рукой.

– Если б я только знала, в чем дело, – сказала она.

– Вызови сегодня доктора Буша.

– Вызову, – согласилась она, привставая со стула. Невилл накрыл ее руку своей.

– Нет, милая, нет. Сиди себе, – сказал он.

– Но нет же никакой причины. Просто мутит.

Она говорила сердитым тоном. Сколько он ее знал, Вирджиния всегда была такая. Если заболевала, то злилась на болезнь. Воспринимала недомогание как личное оскорбление.

– Давай-ка я доведу тебя до постели, – предложил он, приподнимаясь с табурета.

– Нет. Позволь мне немножко посидеть тут с тобой, – попросила она. – Когда Кэти уйдет в школу, я снова прилягу.

– Ну ладно. Ты правда ничего не хочешь?

– Ничего.

– А кофе?

Она покачала головой.

– Не будешь есть, захвораешь по-настоящему, – сказал он.

– Я просто не голодна.

Роберт допил сок и встал, чтобы приготовить яичницу. Разбил два яйца в глубокую сковороду с топленым салом. Достал из ящика хлеб и вернулся с ним к столу.

– Давай в тостер положу, – сказала Вирджиния. – Следи за… О боже.

– Что такое?

Она слабо обмахнула рукой лицо.

– Москит, – пояснила она, поморщившись.

Он подошел к ней и через миг раздавил москита между своими ладонями.

– Москиты, – проговорила она. – Мухи, песчаные блохи.

– Мы вступаем в эпоху насекомых.

– Это плохо, – продолжала она. – Они переносят болезни. Надо бы сделать вокруг кровати Кэти еще и сетку.

– Знаю, знаю. – Роберт вернулся к плите и слегка наклонил сковороду, чтобы растопленное сало залило белые пузыри яиц. – Я все время собираюсь.

– По-моему, этот аэрозоль тоже не действует, – сказала Вирджиния.

– Не действует?

– Нет.

– Господи, он считается одним из лучших.

Невилл выложил яичницу на тарелку.

– Тебе точно не хочется кофе? – спросил он жену.

– Нет, спасибо.

Он сел, и она протянула ему намазанный маслом тост.

– Надеюсь, мы не взращиваем племя супержуков, черт бы их всех побрал, – проворчал он. – Помнишь, как в Колорадо нашли гигантских кузнечиков?

– Да.

– Возможно, насекомые… как это называется? Мутируют.

– Что это такое?

– Ну, это значит, что они… меняются. Ни с того ни с сего. Перепрыгивают через десятки маленьких эволюционных ступенек, возможно, начинают развиваться в направлениях, по которым никогда бы не устремились, если бы не…

Молчание.

– Если бы не бомбежки? – спросила она.

– Может быть, – отозвался он.

– Ну, они вызывают пыльные бури. Они наверняка много чего вызывают.

Вирджиния утомленно вздохнула и покачала головой.

– А еще говорят, что мы выиграли войну, – добавила она.

– Войну никто не выиграл.

– Ее выиграли москиты.

Он слегка улыбнулся.

– Верно. Они самые, – сказал он.

Они молча просидели несколько минут. Единственным звуком в кухне был стук его вилки о тарелку и чашки о блюдце.

– Ты заглядывал к Кэти вчера вечером? – спросила она.

– Я только что к ней заглянул. Прекрасно выглядит.

– Это хорошо.

Вирджиния посмотрела на него изучающим взглядом.

– Я все думаю, Боб, – сказала она. – Может, нам следует послать ее на восток, к твоей матери, пока я не поправлюсь? Вдруг это заразно.

– Можно, конечно, – протянул он с сомнением, – но если это заразно, у моей матери она будет не в большей безопасности, чем здесь.

– Ты правда так считаешь? – спросила она. У нее был озабоченный вид.

Он пожал плечами.

– Не знаю, малыш. Мне кажется, что, скорее всего, здесь риск не выше, чем там. Если в нашем районе ситуация ухудшится, перестанем пускать ее в школу.

Вирджиния хотела было что-то сказать, но передумала.

– Ну хорошо.

Роберт взглянул на часы.

– Надо поторапливаться.

Она кивнула, и он быстро доел завтрак. Пока он торопливо глотал кофе, Вирджиния спросила, покупал ли он вчера вечером газету.

– Лежит в гостиной, – ответил он.

– Есть что-нибудь новое?

– Нет. Все как раньше. Это наблюдается по всей стране, очаг тут, очаг там. Они еще не смогли обнаружить возбудителя.

Вирджиния закусила нижнюю губу.

– Никто не знает, что это такое?

– Видимо, никто. Если бы кто-то знал, наверняка давно бы рассказал.

– Но есть же какие-то предположения?

– Предположения есть у всех и каждого. Только они и яйца выеденного не стоят.

– А что говорят?

Роберт передернул плечами:

– Ты им веришь?

– Насчет биологического оружия?

– Да.

– Война же закончилась.

– Боб, – сказала она неожиданно, – может, тебе лучше не ходить на работу?

Он беспомощно улыбнулся.

– А что еще мне делать? – спросил он. – Надо же нам что-то есть.

– Я знаю, но…

Он перегнулся через стол и ощутил губами, какая же холодная у нее рука.

– Малыш, все будет хорошо, – сказал он.

– Ты думаешь, надо посылать Кэти в школу?

– Думаю, что надо, – ответил он. – Пока санитарное управление не прикажет закрыть школы, я не вижу причин держать ее взаперти. Она не больна.

– Но в школу ходят всякие дети.

– Все равно, по-моему, ей лучше пойти.

Из ее горла вырвался еле слышный звук. Потом она сказала:

– Хорошо. Раз ты так считаешь.

– Больше ничего не надо сделать? – спросил он. – Если нет, то я пойду.

Вирджиния покачала головой:

– Не надо.

– Оставайся сегодня дома, в постели.

– Конечно, – ответила она. – Как только отправлю Кэти в школу.

Он погладил ее по руке. На улице раздался гудок автомобиля. Роберт допил кофе и пошел в ванную прополоскать рот. Потом взял из шкафа в коридоре свою куртку и натянул ее.

– Пока, малыш, – сказал он, поцеловав жену в щеку. – Выше нос.

– До свидания, – сказала она. – Будь осторожен.

Он зашагал через газон, скрежетом зубовным выражая свое отношение к висящей в воздухе пыли. Он прямо-таки ощущал ее запах, сухо щекочущий в носу.

– Утро доброе, – поздоровался он, забравшись в машину и захлопнув за собой дверцу.

– Доброе утро, – ответил Бен Кортман.