Более бедные страты повсюду придерживаются более либеральных или левых убеждений по экономическим вопросам; они в большей степени одобряют мероприятия, характерные для государства всеобщего благоденствия, в частности установление более высоких размеров заработной платы, а также поддерживают прогрессивный подоходный налог, деятельность профсоюзов и т. д. Но когда речь заходит о либерализме, определяемом в неэкономических терминах, скажем о поддержке гражданских свобод, интернационализма и т. д., корреляция становится абсолютно противоположной. Более зажиточные слои более либеральны, более бедные в большей мере нетерпимы140.
Данные опросов общественного мнения в целом ряде стран указывают, что низшие классы намного меньше привязаны к демократии как политической системе, чем городской средний и высший классы. В Германии, например, при обследовании, проведенном Институтом ЮНЕСКО в Кёльне в 1953 г., была опрошена систематическая выборка из 3000 немцев, которым задали следующий вопрос: «Думаете ли Вы, что было бы лучше, если бы существовала только одна партия, несколько партий или вообще не было бы никаких партий?» Результаты, проанализированные в соответствии с профессиональным статусом респондентов, говорят о том, что низшие страты рабочего класса и сельского населения с меньшей вероятностью поддержали бы многопартийную систему (этот показатель считается разумным индексом демократических установок в западных и вестернизованных странах), нежели это сделали бы средняя и верхняя страты (см. табл. I).
Сопоставимые результаты были получены и в 1958 г., когда аналогичный вопрос задавался общенациональным или региональным выборкам в Австрии, Японии, Бразилии, Канаде, Мексике, Западной Германии, Нидерландах, Бельгии, Италии и Франции. Хотя пропорция лиц, одобряющих многопартийную систему, изменялась от страны к стране, в рамках каждой страны низшие классы поддерживали ее с меньшей вероятностью141.
Таблица I
Ответы различных немецких профессиональных групп по поводу предпочтительной партийной системы, %# (только мужчины)
# Вычислено на основании перфокарт, предоставленных автору Институтом ЮНЕСКО в Кёльне.
Опросы, проведенные в Японии, Великобритании и США и спроектированные с целью получить надежные данные об общих реакциях на проблематику гражданских свобод или прав разнообразных меньшинств, дали сходные результаты. При этом выяснилось, что в Японии и рабочие, и сельское население были настроены более авторитарно и проявляли меньшую заинтересованность гражданскими свободами, чем средний и верхний классы142.
В Англии психолог Ганс Айзенк (Н. J. Eysenck) нашел сопоставимые различия между людьми, которые по своему общему социальному мировоззрению были «практичными трезвыми материалистами», и теми, кто был «идеалистами и оптимистами». У первой группы обнаружилась тенденция проявлять нетолерантность к отклонениям от стандартных моральных или религиозных взглядов, а также придерживаться антинегритянской, антисемитской и ксенофобской точек зрения, в то время как «идеалисты и оптимисты» были снисходительны и терпимы к разнообразным отклонениям, беспристрастны и склонны к интернационализму143. Подводя итог полученных им результатов, основанных на шкале для измерения установок у сторонников различных британских партий, Айзенк сообщил, что «консерваторы, принадлежащие к среднему классу, в большей степени являются идеалистами и оптимистами, нежели консерваторы, принадлежащие к рабочему классу; либералы из среднего класса в большей степени идеалисты и оптимисты, чем либералы из рабочего класса; социалисты из среднего класса в большей степени идеалисты и оптимисты, чем социалисты из рабочего класса; и даже коммунисты из среднего класса являются идеалистами и оптимистами в большей степени, нежели коммунисты из рабочего класса»144.
Свидетельства, полученные в результате различных американских исследований, столь же ясны, непротиворечивы и однозначны – низшие страты наименее толерантны145. В самом систематическом из них, основанном на общенациональной выборке из почти 5 тыс. американцев, Сэмюэл Стоуффер разделил своих респондентов на три категории: «менее толерантные», «среднетолерантные» и «более толерантные», – используя для этого шкалу, которая базируется на ответах на вопросы о таких гражданских свободах, как право на свободу слова для коммунистов, право на критику религии или на защиту национализации промышленности и т. п. Как демонстрируют данные, представленные в табл. II, толерантность растет одновременно с продвижением вверх по социальной лестнице. Только 30 % тех, кто занимается физическим трудом, принадлежат к категории «более толерантные» в противоположность 66 % для дипломированных специалистов и 51 % для владельцев той или иной собственности, менеджеров и чиновников. В США, как и в Германии или Японии, для фермеров характерна низкая толерантность.
Таблица II
Пропорция респондентов-мужчин, которые применительно к проблематике гражданских свобод принадлежат к числу «более толерантных»#
# Samuel A. Stouffer, Communism, Conformity and Civil Liberties (New York: Doubleday
Данные, полученные при опросах общественного мнения в тринадцати разных странах и показывающие, что низшие страты меньше привержены демократическим нормам, нежели средние классы, вновь подтверждаются исследованиями ученых, которые были в большей мере ориентированы на психологические аспекты и изучали социальные корреляты «авторитарной личности»146. Многие исследования в этой области, результаты которых были недавно сведены воедино, показывают устойчивую увязку между авторитаризмом и принадлежностью к низшему классу147. По итогам одного из опросов, охватившего 460 лос-анджелесских взрослых, сообщается, что «среди рабочего класса содержится более высокая пропорция сторонников авторитаризма, чем среди представителей как среднего, так и высшего классов» и что среди работающих те лица, которые явным образом идентифицировали себя как принадлежащие к «рабочему классу», а не к «среднему классу», были более авторитарными148.
Одно недавнее исследование содержит дальнейшие подтверждения возможности отрицательной корреляции между авторитаризмом и невротическим состоянием у представителей низших классов. Вообще говоря, те, кто отклоняется от стандартов своей группы, с большей вероятностью будут невротическими личностями, чем те, кто им соответствует, так что если мы предполагаем, что среди людей с низким статусом авторитарные черты характера в той или иной мере стандартны, то более либеральные члены указанной группы должны также быть и более невротическими149. Как подчеркнули два психолога, Энтони Дэвидс и Чарльз Эриксен, там, где «эталонный стандарт авторитаризма достаточно высок», люди могут быть вполне уравновешенными и вместе с тем авторитарными150. И тот факт, что в группах, принадлежащих к низшему классу, подобная ситуация часто имеет место, вполне соответствует гипотезе, что в таких группах авторитарные установки являются «нормальными» и ожидаемыми151.
Многие наблюдатели привлекали внимание к связи между низким социальным статусом и фундаменталистской или хилиастической (милленаристской)152 религией. Эта связь говорит о том, что экстремистская религия является продуктом тех же самых социальных сил, которыми порождаются авторитарные политические установки. С другой стороны, среди адептов либеральных протестантских церквей всегда преобладали представители среднего класса. В США это создало дилемму для либерального протестантского духовенства, у которого имелась тенденция к либеральности как в своих политических, так и в религиозных взглядах, и, следовательно, зачастую оно хотело распространять свое социальное и религиозное наставление среди низших слоев общества. Но при этом либеральные протестантские священнослужители обнаружили, что эти слои хотят таких пасторов, которые станут возглашать в своих проповедях об адском пламени и спасении души, а не опираться на современное протестантское богословие153.
В ранний период социалистического движения Энгельс заметил, что у первоначального христианства и у движения революционных рабочих154имеются «достойные внимания точки соприкосновения», особенно в завлекательных обещаниях о скором приходе «тысячелетнего царства» и в опоре на низшие классы155. Недавно Элмер Кларк, глубокий исследователь и знаток малых сект в современной Америке, отметил, что такого рода секты, как и в эпоху раннего христианства, «рождаются главным образом среди бедняков, которыми религия пренебрегает». Он пишет, что в период, когда «бунты и мятежи бедняков носили религиозный оттенок, – а до недавних времен почти всегда так оно и происходило, – как раз и появились идеи о тысячелетнем царствии Христа, и… эти представления хорошо видны в большинстве мелких сект, которые следуют евангелистской традиции. Изначальное милленарианство – это, по существу, защитный механизм людей обездоленных и лишенных всякого духовного наследия; и вот в итоге, отчаявшись получить сколько-нибудь существенные милости через социальные процессы, они отвернулись от нынешнего мира, отказавшего им в своих благах, и стали видеть впереди его грядущее уничтожение в некоем космическом катаклизме, который возвеличит их и низвергнет богатых и могущественных»156.
Эрнст Трёльч, видный историк сектантской религии, охарактеризовал психологический посыл фундаменталистских религиозных сект такими словами, которые вполне можно было бы с тем же успехом применить и к носителям экстремистских политических взглядов: «Это именно низшие классы, которые выполняют по-настоящему творческую работу, формируя общины и сообщества на чисто религиозном основании. Они в одиночку, без всякой посторонней помощи объединяют воображение и простоту чувств с привычками нерефлектирующего разума, с примитивной энергией и настоятельным ощущением необходимости действовать. И вот на одном таком фундаменте оказывается возможным создание не ограниченной никакими условиями авторитарной веры в Божественное Откровение, которая характеризуется простотой полнейшей приверженности и непоколебимой уверенностью. Только внутри такого рода братства есть место для тех, у кого существует ощущение духовной потребности и кто не обзавелся привычкой к интеллектуальному рассуждению, которое неизменно расценивает все на свете с относительной точки зрения»157.
Свидетели Иеговы, численность которых в США измеряется сотнями тысяч, представляют собой превосходный пример быстро растущей секты, которая, «как и в прошлом, продолжает привлекать непривилегированные слои»158. Основная мысль в учении свидетелей Иеговы состоит в том, что Царствие Небесное вот-вот должно наступить: «Конец света и кончина этого мира близки. Армагеддон совсем рядом – это время, когда грешники будут низринуты и на земле воцарится теократия, или правление Господне»159. Причем их организация, как и у коммунистов, является «иерархической и в высокой степени авторитарной. В методах управления этой сектой или в формировании политики данного движения как единого целого просматривается лишь минимальное демократическое участие»160.
Прямые связи между социальными корнями политического и религиозного экстремизма наблюдались во многих странах. В царской России молодой Троцкий распознал эту взаимозависимость и успешно вербовал первых пролетариев – членов Южнороссийского союза рабочих (революционной марксистской организации конца 1890-х годов161) из числа приверженцев религиозных сект162. Как показывают недавние исследования, в Голландии и Швеции коммунисты сильнее всего в тех районах, которые когда-то были центрами фундаменталистского религиозного стремления к духовному возрождению. В Финляндии коммунизм и возрожденческое христианство зачастую оказываются сильными в одних и тех же областях этой страны. В бедных восточных частях Финляндии коммунисты очень внимательно следили за тем, чтобы не оскорблять религиозные чувства населения. Сообщается, что многие коммунистические собрания фактически начинаются там с пения религиозных гимнов163.
Из этого никак не следует, что религиозные секты, поддерживаемые элементами из низшего класса, обязательно или обычно становятся центрами политического протеста. На самом деле такие секты фактически часто оттягивают на себя то недовольство и фрустрацию, которые иначе потекли бы в каналы политического экстремизма. Главная мысль здесь состоит в том, что ригидный фундаментализм и догматизм привязаны к тем же самым основополагающим характеристикам, установкам и предрасположенностям, которые находят для себя другую отдушину в приверженности экстремистским политическим взглядам и движениям.
В своем превосходном исследовании источников шведского коммунизма Свен Риденфельт (Sven Rydenfelt) проанализировал различия между двумя социально и экономически сопоставимыми северными округами Швеции, Вестерботтеном и Норботтеном (Västerbotten, Norrbotten), в попытке объяснить относительно малое голосование за коммунистов в первом из них (2 %) и намного большее – во втором (21 %). Либеральная партия, которая в Швеции оказывает религиозному экстремизму намного больше поддержки, нежели любая другая из действующих там партий, была сильна в Вестерботтене (30 %) и слаба в Норботтене (9 %). Так как суммарное голосование за экстремистов было в обоих округах почти идентичным: 30 и 32 %, то Риденфельт пришел к заключению, что общая предрасположенность к радикализму существовала в обоих этих округах, где проживали некоторые из самых бедных, лишенных всяких корней и наиболее социально изолированных групп в Швеции, но что выражение этой коллизии в указанных административных единицах отличалось, принимая в одном округе религиозную форму, а в другом – коммунистическую: «Коммунисты и религиозные радикалы – в последнем случае это секты, принадлежащие к кругу пятидесятников, – как представляется, конкурируют за лояльность одних и тех же групп населения»164.
Целый ряд разнообразных элементов вносят свой вклад в авторитарные предрасположенности у лиц, принадлежащих к низшему классу. Низкий уровень образования, слабое участие в политических или добровольных организациях любого типа, малый объем чтения, профессия, которая способствует изоляции, экономическая незащищенность и авторитарные семейные модели – вот некоторые из самых важных таких элементов. Они взаимосвязаны, но ни в коем случае не идентичны.
Существуют убедительные и непротиворечивые свидетельства того, что степень формального образования, сама по себе сильно коррелирующая с социальным и экономическим статусом, вдобавок еще и чрезвычайно коррелирует с недемократическими установками. Это отчетливо демонстрируют данные, извлеченные из исследования американского социолога Сэмюэля Стоуффера об установках по отношению к гражданским свободам в Америке, а также из опроса Научно-исследовательского института ЮНЕСКО о мнениях немцев по поводу многопартийной системы (табл. III и IV).
Эти таблицы показывают, что, хотя более высокий профессиональный статус в рамках каждого образовательного уровня, похоже, способствует большей терпимости, увеличение толерантности, связанное с более высоким образовательным уровнем, значительнее, нежели то, что связано с более высоким профессиональным уровнем, если другие факторы остаются постоянными165. Недостаточное образование и низкое должностное или профессиональное положение, конечно же, тесно связаны между собой, и оба эти фактора образуют часть комплекса, приводящего к низкому статусу, который, в свою очередь, связан с недостатком или даже полным отсутствием толерантности166.
Группы лиц с низким статусом, кроме всего, менее склонны участвовать в формальных организациях, они регулярно читают меньше журналов и книг, обладают меньшим объемом информации о всевозможных публичных делах, реже голосуют и вообще
Таблица III
Зависимость между профессией, образованием и политической толерантностью в США, 1955 г.#
Процентная доля в двух категориях «наиболее толерантных», %
Профессия
# Рассчитано на основании перфокарт, любезно предоставленных Сэмюэлем Стоуффером из материалов его исследования, Samuel A. Stouffer, Communism, Conformity and Civil Liberties (New York: Doubleday & Co., Inc., 1955).
проявляют меньше интереса к политической жизни167. Доступные нам свидетельства со всей очевидностью говорят о том, что каждый из этих атрибутов связан с установками по отношению к демократии. Анализ германских данных, проведенный ЮНЕСКО в 1953 г., выявил, что на каждом профессиональном уровне лица, принадлежащие к добровольным ассоциациям, с большей вероятностью отдавали предпочтение многопартийной системе, чем однопартийной168. Результаты, полученные в Америке, также указывают, что сторонники авторитаризма «присоединяются или примыкают к намного меньшему количеству групп в своих сообществах» по сравнению с теми, кому авторитаризм чужд169. Кроме того, было обнаружено, что лица, которые плохо информированы по общественной проблематике, с большей вероятностью будут одновременно и более либеральными в экономических вопросах, и менее либеральными в неэкономических170. Как лица, не участвующие в голосованиях, так и те, кто меньше интересуется политическими делами, проявляют намного больше крайней нетерпимости и ксенофобских настроений, чем люди, которые голосуют и питают интерес к политической проблематике171.
Таблица IV
Зависимость между профессией, образованием и поддержкой демократической партийной системы в Германии, 1953 г.#
Доля лиц, отдающих предпочтение существованию нескольких партий, %
Образовательный уровень
# Тот же источник, что и для табл. I на с. 122.
Согласно исследованию двух американских социальных психологов, Герберта Хаймена и Пола Шитсли, в состав «закоренелого ядра» тех, кого можно назвать «хроническими невеждами», входит непропорционально большая доля малограмотных людей из числа низших социально-экономических групп. Указанные лица не только абсолютно не информированы, но и «до них гораздо труднее достучаться, причем независимо от того, каков уровень или природа сообщаемой им информации». В этом еще одна причина сложного характера зависимости между образованием, либерализмом и социальным статусом. Неэкономический либерализм – это не просто следствие полученного образования и усвоенной информации; он также является – по крайней мере частично – базовой установкой, появлению которой активно препятствует социальная ситуация людей более низкого статуса172. Как указала американский психиатр Женевьева Напфер в своей многое раскрывающей статье «Портрет неудачника», «относительная экономическая бедность – это психологическая бедность: привычка к покорности, минимальный доступ к источникам информации, сильная ограниченность вербального общения, – которые… как представляется, порождают у индивида отсутствие уверенности в себе, а это еще более увеличивает нежелание лица с низким статусом участвовать во многих стадиях нашей культуры, которая в преобладающей степени представляет собой культуру среднего класса…»173.
Названные характеристики отражают также, в какой мере низшие слои изолированы от действий, разногласий и организаций демократического общества, т. е. отражают изоляцию, препятствующую этим слоям в приобретении сколько-нибудь полного представления о хитроумности и сложности политической структуры общества, которая как раз и делает нормы толерантности чем-то понятным и необходимым.
В этой связи поучительно еще раз проанализировать в качестве экстремальных случаев те профессии, которые сильнее всего изолированы – в каждом смысле этого слова – от контактов с внешним миром, лежащим за пределами их собственной группы. В большинстве стран работники физического труда, занятые в тех «изолированных профессиях», которые требуют от них проживать в городах или зонах, где имеется практически всего одна отрасль промышленности, – шахтеры, работники, так или иначе связанные с морским транспортом, рабочие лесного хозяйства, рыбаки или стригальщики овец, – демонстрируют высокие уровни поддержки коммунистических взглядов174.
Аналогично, как показывают все опросы общественного мнения, сельскому населению, т. е. и самостоятельным фермерам, и сельскохозяйственным рабочим, тенденция выступать против гражданских свобод и многопартийных систем присуща в большей мере, чем любой другой профессиональной группе. Обзорные исследования по результатам выборов указывают, что владельцы ферм принадлежат к числу самых верных и энергичных сторонников фашистских партий, в то время как во многих странах, в частности в Италии, Франции и Индии, сельскохозяйственные рабочие, бедные фермеры и испольщики либо издольщики поддерживали коммунистов даже сильнее, чем остальные работники физического труда175.
Те же самые социальные условия ассоциируются и с авторитаризмом среднего класса. В числе профессиональных групп, которые проявили наибольшую склонность к поддержке фашистской и других экстремистских идеологий среднего класса, были помимо фермеров и крестьян мелкие бизнесмены из небольших провинциальных общин – иными словами, все это группы, которые тоже изолированы от «космополитической» культуры, а по уровню образовательных достижений находятся намного ниже любой другой группы, отличной от работников физического труда176.
Вторым и не менее важным фактором, предрасполагающим низшие классы к авторитаризму, является относительная нехватка у их представителей чувства экономической и психологической безопасности. Чем ниже кто-либо опускается по социально-экономической лестнице, тем большую экономическую неуверенность он там обнаруживает. Для работников умственного труда и служащих (белых воротничков), в том числе даже для тех из них, кому платят не больше, чем квалифицированным рабочим, занятым ручным трудом, вероятность того, что они будут страдать от напряженностей, создаваемых страхом потерять доход, заметно ниже. Исследования еще одной нестабильности, брачно-матримониальной, указывают, что она тоже связана с более низкими доходами и с ненадежностью того дохода, который у кого-либо существует в данный момент. Такая ненадежность, конечно же, обязательно повлияет на политические взгляды конкретного человека и на его установки177. Состояние высокой внутренней напряженности требует немедленной разрядки, и она часто находит свое выражение во вспышках враждебности против некоего козла отпущения, а также в поисках краткосрочного решения, которое многим видится в поддержке экстремистских группировок. Одно из исследований указывает, что безработные менее толерантны к меньшинствам, чем те, у кого есть работа, и что нетрудоустроенные «лишние» люди с большей вероятностью становятся коммунистами, если принадлежат к рабочим, или же фашистами, если принадлежат к среднему классу. Те отрасли промышленности, где велика доля коммунистов, характеризуются, помимо всего, высокой экономической нестабильностью.
Ненадежность существования низших классов, отсутствие у них ощущения безопасности и те напряженности, которые проистекают из общей экономической нестабильности, подкрепляются у представителей этих классов специфическими моделями семейной жизни. В повседневной жизни тех, кто принадлежит к низшим классам, будь то дети или взрослые, присутствует много фрустрации и прямой агрессии. В исчерпывающем обзоре выполненных за последние двадцать пять лет многочисленных исследований, которые посвящены моделям воспитания детей в США, сообщается, что их «наиболее впечатляющим и бесспорным результатом» является «более частое использование телесных наказаний теми из родителей, кто принадлежит к рабочему классу. Напротив, средний класс [в сложных ситуациях] прибегает к аргументированным объяснениям, к изолированию детей и… к таким методам поддержания дисциплины, которые «ориентированы на любовь». <…> Родители, принадлежащие к среднему классу, с большей вероятностью не обратят внимания на проступки своего ребенка или как бы «не заметят» их, а когда они действительно решают прибегнуть к наказанию, то, скорее всего, не станут высмеивать свое чадо или причинять ему физическую боль»178. Дальнейшая связь между такими жесткими методами воспитания детей и последующей взрослой враждебностью, сочетающейся с авторитаризмом, подтверждается результатами двух исследований в Бостоне и Детройте, в ходе которых обнаружено, что телесные наказания за агрессию, характерные для родителей из числа рабочих, имеют тенденцию скорее увеличивать, а не уменьшать агрессивное поведение детей179.
Bepul matn qismi tugad.