Война и революция: социальные процессы и катастрофы: Материалы Всероссийской научной конференции 19–20 мая 2016 г.

Как это не удивительно, но наступление холодов пагубно отразилось не столько на немецких, но преимущественно на русских солдатах. Практичный Ермаков не мог без недоумения и горечи отметить прибытие с фронта солдат с отмороженными конечностями. «… это очень нехорошая сторона войны, хуже пуль, в окопах лежат в холодных сапогах, да еще, может быть, в худых – это не особенно приятно. Да, если ко всему прибавить еще тот факт, что при постоянном переходном снаряжении у солдат развелись мириады вшей, которые не дают покоя ни днем, ни ночью, то вполне будет понятно стремление со стороны солдат броситься поскорее в бой, уж к одному концу, так как по рассказам раненых, жизнь в окопах невыносима». Хотя Ермаков и отмечает в своих записях о том, что: «В обществе стараются прийти на помощь солдатам, заготавливают теплые вещи…». «Но при такой массе собранных солдат трудно удовлетворить всех необходимым». «Фабрики, заводы и кустари работают на солдат». Ермаков упоминает об удивительных явлениях, вызванных войной. Правительство изобретает удивительные способы преодоления проблем слабости российской экономики, причем, не пресловутой недоразвитости тяжелой индустрии, а самой, что ни на есть легкой. «Не хватает сапог, поэтому на углах появилось воззвание, чтобы шили сапоги на солдат по 8 руб. 40 копеек». В «Великой России» уже на первом году войны не хватало производственных мощностей для производства сапог. Приходилось прибегать к кустарному их изготовлению! Это ли не приговор «старой России»? «Вообще, – писал Ермаков, – мы стараемся показать, что несем тяготы войны сравнительно легко, но на самом деле, натяжка сильная, и если пока нет резких проявлений бедствия, то только благодаря тому, что Россия велика и что за последние годы экономическое состояние поднялось». Петра Ермолаевича, как истинно русского, православного человека беспокоят, однако, больше, если можно так выразиться, «человеческий фактор» войны. «Господи, Боже мой! Что нужно людям? Неуж для того, чтобы испробовать смертоносность 40 сантиметровых и других орудий нужно столько погубить человеческих душ. Чем провинился какой-нибудь Андрюшка, сроду не видавший ни городов, ни пушек, чтобы его оторвать насильно от родной деревни и подставить под удары 5-пудовых снарядов», – вопрошает тульский крестьянин. Как можно заметить, в дневники появляются нотки социального протеста.

На фронтах ситуация для России к концу первого года войны постоянно ухудшается, что фиксирует в своих дневниковых записях наш герой. «Немцы прут наших, заняли Лодзь, но на Галицком театре войны наши теснят австрийцев, перешли Карпаты». Сын Ермакова Василий продолжает «воевать» в санитарном поезде тоже в Польше. «Вася прислал письмо из Варшавы, ездит в санитарном поезде в качестве помощника писаря по строевой части, бывает близ сражений», – отмечет Ермаков-отец.

Поскольку торговля спиртными напитками вследствие ее запрета властями (о сколько такого рода запретов и ограничений было и до и после на Руси! И чем все эти мероприятия заканчивались…), Петр Ермолаевич решил вернуться в родную деревню Панькину, находившуюся недалеко от крупного промышленного центра и железнодорожного узла Серпухова. Хотя, как мы помним, деревня принадлежала к Алексинскому уезду Тульской губернии, хозяйственно она тяготела именно к этому подмосковному городу. Ермаков дал в своем дневнике несколько характерных картин «безалкогольной жизни в России. Еще в самом начале грозового 14 года, 11 марта он пишет: «Начинается сильное движение против пьянства. Государь рескриптами на имя министров предлагает искоренить пьянство». Действительно, антиалкогольная кампания в России началась задолго до начала I мировой войны и напрямую тогда с ней связана. Ужесточение «сухого закона», однако, было прямым следствием объявленной Царем мобилизации, что и явилось поводом для Германии объявить войну России и ее союзникам. Властям было ясно, что мобилизацию резервистов необходимо произвести как можно быстрее. Призыв в армию, как известно, связан с так называемыми «проводами», с приглашением родных и близких призывника и, естественно потреблением горячительных напитков. Этот ритуал грозил сорвать или существенно осложнить призывную кампанию. Мобилизация была объявлена 17 июля. В записи в дневнике можно прочесть: «Сегодня по обыкновению своевременно открыли лавку, но сейчас же городовой сказал, чтобы закрыть, оказывается в ночь на сегодня объявлена мобилизация. По Москве расклеены объявления о мобилизации». 8 августа Ермаков записывает в своем дневнике: «Казенные винные лавки не торгуют, с 16 августа (вероятно июля – А.К.) начали торговать виноградными винами частные рейнсковые (правильно ренсковые – А.К.) погреба. Поговаривают о закрытии казенных винных лавок до окончания войны или даже навсегда, пока же лавки закрыты до 1 сентября. В настоящее время заметно отрезвление народа. Московская городская дума и другие делают постановления о закрытии лавок и частных заведений до окончания войны. На улице пьяных почти не заметно, торгуют вином только рестораны 1-го разряда. Оборванцы научились пить политуру и денатурированный спирт, многие отравляются». Нарисована, в общем, типичная для периодов борьбы с пьянством запретительными методами картина…

Война, как известно, привела к революции. Наш герой в 1917 г. опять оказался в Москве, где и наблюдал события этого времени. Затем Ермаков из голодной Москвы вновь отправляется в родные края. После Октябрьской революции его неожиданно для него самого избрали в волостной совет. «Меня, отчасти, интересовала служба в новом учреждение, а главное – я имел в виду, по возможности буду добывать хлеб», – писал 24 апреля 1918 г. П.Е. Ермаков. «Служба в Совете, – пишет он далее, – оказалась довольно трудная. Из уезда поступают все новые и новые распоряжения, чуть ни ежедневно следуют циркуляр за циркуляром об учреждении различных новых отделов». Очень просто, как само собой разумеющееся, описывает Ермаков небывалые, эпохальные революционные социально-экономические и политические преобразования весны 1918 г. «Хозяйничаем в волости, раздаем помещичий скот, инвентарь». В волости было 14 имений и все их имущество и, конечно, землю нужно было распределить между крестьянами. Но главной проблемой продолжала оставаться продовольственная. «Никаких эксцессов и беспорядков у нас в волости нет. Только скверно, что нет хлеба. Что было в имениях раздали. Народ осаждает Совет просьбами хлеба. Пишем в уезд о присылке хлеба, обещаются прислать».

Ермаков и другие члены Совета – комиссар, местный крестьянин В.Т. Савельев, местный крестьянин и бывшая помещичья прислуга (кухарка?! – А.К.), Александра Новикова летом 1918 г. управляли хозяйством бывшего помещика в Шевалдишева в Шверневе. Уборка урожая производилась всей деревней, «… работают по числу едоков и хлеб будем делить по едокам», – пишет Петр Ермолаевич. «Престиж мой в волости поднимается. Я начал заведовать отделом управления и вообще сделался воротилой дела. Кроме того, занялся культпросветом. Устраиваем спектакли. Устроили сцену в доме помещика Рубан. Я играю первые роли и довольно удачно. Езжу на съезды по народному образованию. Познакомился с учителями и учительницами. Школьное дело идет плохо, нет учебных пособий и точных программ».

Ермаков работал настолько эффективно, что уездная ревизия решила отстранить от работы всех остальных членов Совета, предоставив ему право пригласить (кооптировать себе 4 помощников и «впредь до перевыборов вести дело. Значит мои труды не пропали даром. Нужно напрячь все силы и потрудиться», – пишет он далее.

5 декабря произошло и вовсе незаурядное, но вполне в духе времени событие. «Получена бумага из Алексина учредить в волости комячейку. Я беру эту обязанность на себя, учреждаю волостную комячейку, сам становлюсь коммунистом, на первый раз набрал 15 членов». Вот вам и слияние партийной и государственной власти! Когда в свое время ниспровергая власть КПСС, ее противники делали упор на то, что это была не партия, а государственная структура, когда много говорили и писали о подмене советской власти властью партийной, то вольно или невольно отбрасывали в сторону факты, о которых так просто и безыскусно писал русский крестьянин, один из многих, кто стал волею Великой революции властью, неразделимо соединившей коммунизм и Советы. Это ли не проявление реальной, а не книжной воли народа, его мудрости и способности жить и находить выход из самых сложных ситуаций, которые создавали войны и социальные катаклизмы. И разве можно, находясь в здравом уме, утверждать, что Советская власть, которую провозгласили в октябре 1917 г. не была принята народом? Она не просто была принята, а стала естественным развитием общинного самоуправления крестьянских республик 1905–1907 гг., реализацией тысячелетних чаяний крестьян о Земле и Воле.