Предназначение

В это время до моего слуха стал доноситься собачий лай. Это был шум погони. Немцы не найдя танкиста на месте, сразу догадались что могло случиться и организовали погоню с собаками.

– Вольдемар! Тебе надо спешно уходить. Собаки взяли след и скоро будут здесь. Так что поспеши. И меня отпусти, больше не завязывай. Я простой танкист-механик и для вашего командования никакого интереса не представляю. Так что расходимся – ты идёшь к своим, а я к своим. Поверь мне так будет правильно.

По правде говоря, мне вовсе не хотелось снова пленить немца и бежать с ним от погони ещё десяток километров. Пользы особой я не видел от подобного мероприятия. Но и убивать его тоже не хотелось. Почему тогда мне это показалось убийством.

Немец снял с себя свой жетон и протянул мне.

– Вот держи. Скажешь своим, что застрелил меня при попытке к бегству. Поверят однозначно.

– Ну тогда прощай тёзка. Даст Бог ещё свидимся.

– Согласен, но только в мирное время.

– Звучит жизнеутверждающе, но маловероятно.

– Не зарекайся Вольдемар. Мы ещё очень молоды. Нам ещё рано погибать. Ты думаешь я бы не мог тебя лишить жизни даже с завязанными руками? Достаточно было бы прыгнуть тебе на шею и задушить бёдрами. Ты не сомневайся я бы так и поступил.

– Ну и что тебе помешало осуществить задуманное?

– Пойми Вольдемар. Твоя смерть была бы полна абсурда.

– Ну почему же? Убить врага – это главный смысл войны.

– Но ты же первым не убил меня, хотя мог бы сделать это одним выстрелом.

– Нет, не сделал сам не знаю почему.

– Очень просто. Наши с тобою мировоззрения сильно разнятся от общей логики войны, которую придумали люди с ущербной психикой. Мы ещё нарожаем с тобою сыновей, внуков и они сделают этот мир намного добрее.

На этом мы с ним и расстались. Я потом очень часто вспоминал эту сцену. Я не убил врага, который пришёл уничтожить меня и мой дом. Это было настолько неправдоподобно, что в штабе мне безоговорочно поверили в то что я убил танкиста и оставили жетон на память.

– Стало быть ты дед не убивал танкиста, но жетон его забрал?

– Да вот он.

Я достал из своего ящика жетон солдата вермахта и показал подросткам. На нём были выгравированы имя, фамилия владельца и номер части.

– Ух ты! И ты всё время хранил эту реликвию у себя? А знаешь дед за этот жетон могут отдать приличное вознаграждение.

– Знаю.

– А хочешь мы с Мишкой найдём родственников твоего танкиста, а ещё лучше его самого?

– Вряд ли он сейчас жив. Он же был старше меня лет на 5. А может вообще погиб в бою. Вон их тут сколько полегло на Невском пятачке. А как вы его найдёте?

Колька и Мишка переглянулись с загадочными улыбками.

– Эх дед! При современном развитии коммуникаций и доступности социальных сетей найти человека очень просто.

В сентябре 1941 года советское командование, поняв, что в городе начинается катастрофа решило предпринять попытку прорвать блокаду Ленинграда. Немцы разбомбили Бадаевские склады с продовольствием и население ринулось туда чтобы откопать под руинами хоть что-нибудь съестное. Вперемежку с землёй и грязью находили кусочки шоколада, крупицы пшенки или гречки. А ведь это были только первые блокадные дни.

Начались ожесточённая бои в том самом месте которое впоследствии войдёт в историю под названием «невский пятачок». Именно здесь на левом берегу Невы шла взаимно истребляющая бойня. Даже есть поговорка – солдат побывавший на том пятачке видел свою смерть, ибо считалось что средняя продолжительность жизни бойца на пятачке составляла 52 часа. Оттуда либо выносили вперёд ногами, либо полумёртвого на носилках.

Лично для меня, тяжело раненого в плечо и в грудь, не нашлось даже носилок. Меня выволок с поля боя один красноармеец, имя которого я не забуду до конца жизни. Звали его Михаил Зорин, и он является ещё одним участником моего жизненного предназначения.

Попав в госпиталь, я кровохаркал, а потом сильно лихорадил и был несколько дней в беспамятстве. Всё это время мне снились, то немецкий танкист Вальтер Шмидт, то неизвестный хозяин Кремля – этот постоянный герой моих наваждений. В один из снов он подошёл ко мне так близко, что я смог бы прикоснуться к его лицу. Он был с прямыми редкими волосами, а чертами лица был схож с моей женой Глафирой. Посмотрев на меня, он произнёс: