Пять дней спустя после описанных нами событий пароход компании Базен-Перрье развел пары в порту Марселя в десять часов утра. В это же время почтовая карета, проехав Канебьер, остановилась на набережной перед ратушей. Трое седоков, двое мужчин и женщина, вышли из нее.

Один из мужчин был лорд Г., этот истый джентльмен, верный и преданный друг, с великодушным и благородным сердцем. Другой был молодой солдат в форме простых африканских стрелков, в красных брюках с лампасами и в светло-голубом мундире.

Разумеется, великосветские щеголи, прогуливающиеся каждый день между двумя и четырьмя часами дня в Лесу или в Елисейских полях, одни верхом на чистокровных скакунах, другие в фаэтонах, запряженных парой пони, не узнали бы солдата и окинули его самым равнодушным взглядом. Наглые грешницы, ужинающие у Тортони и играющие веером в своих ложах в Опере, проехали бы мимо него, не обратив на него ни малейшего внимания. Однако у этого человека, в кепи с галуном, были прежде свои лошади и романтические приключения. Он бросал золото в окно своего маленького отеля с беспечностью миллионера. Члены Жокей-клуба видели, как он равнодушно проигрывал не одну сотню луидоров. В Мадриде его видели выходящим в солнечные дни из собственного фаэтона и галантно предлагающего руку очаровательной женщине, неизвестно откуда явившейся и красивой до такой степени, что ради нее могли полететь прахом все предрассудки города.

Этот человек, этот молодой солдат, еще накануне бывший миллионером, а вскоре могущий быть героем, был Арман Леон, которого Фульмен и лорд Г. пожелали проводить.

С парохода спустили шлюпку, и она причалила к набережной.

Лорд Г. подал руку Фульмен и сел в лодку вместе с нею. Арман сел напротив них.

Матросы начали грести, и шлюпка причалила к пароходу; трое пассажиров взошли на борт.

Несколько минут спустя пароход поднял якорь, вышел из порта, обогнул мыс Фаро и устремился, окруженный пенистыми волнами, в открытое море.

Арман все еще держал в своих руках руки Фульмен и лорда Г. Они разговаривали таким образом около часа. Молодым человеком овладело волнение, которое охватывает все благородные сердца, когда берега отчизны исчезают понемногу в морском тумане. Глаза Фульмен были полны слез, лорд Г. был грустен и серьезен, как все люди, перенесшие глубокое горе.

Вдруг пароход уменьшил ход, выпустил пары к голубому небу Средиземного моря, и помощник капитана, подойдя к лорду Г., сказал:

– Милорд, пора ехать обратно. Мы давно уже обогнули острова Помег и Ратоно, и через час вам уже нельзя будет вернуться в шлюпке.

– Прощайте в таком случае, – сказал лорд Г., пожимая руки Армана. – Прощайте… капитан.

– О, погодите еще немного! – вскричал молодой человек, улыбаясь и покрывая поцелуями нежную белую ручку Фульмен.

– Прощайте… или лучше до свидания, – прошептала она дрожащим голосом.

– Будьте мужественны, дитя мое, – сказал ей на ухо лорд Г., беря ее под руку и увлекая к лестнице правого борта парохода.

Матросы ждали уже в шлюпке.

Лорд Г. и Фульмен, обменявшись последним приветом, в последний раз пожали руку Арману и спустились в шлюпку.

Лодка отчалила, и хрупкое суденышко было предоставлено своим собственным силам.

Море было спокойно и сине, дул небольшой ветерок. Рулевой распустил парус и обогнул Марсельский мыс в то время, как пароход продолжал путь к африканским берегам.

Молодая женщина и ее спутник, стоя в шлюпке, долго следили глазами за пароходом, стараясь разглядеть, несмотря на далекое расстояние, красное кепи их протеже; затем пароход исчез за горизонтом вместе с клубом дыма, поднимавшимся к пепельно-голубому небу.

– Фульмен, дитя мое, – сказал тогда сын Альбиона, – мы вернемся в Париж.

– Куда же мы поедем? – спросила она равнодушно, и две крупные слезы покатились по ее щекам.

– В Мальту.

– Зачем?

– Мальта принадлежит Англии, а я хочу жениться на вас по законам моей страны.

– Жениться на мне? – спросила она с испугом. – Обдумали ли вы это, милорд?

– Дитя, – сказал англичанин с грустной улыбкой, – я хочу, чтобы свет знал, чего ты достойна, я хочу восстановить твою честь, оставить тебе мое имя и богатство. Арман может любить бывшую возлюбленную лорда Г., но я хочу, чтобы он женился на его вдове.

– Ах! – вскричала Фульмен, побледнев. – Вы с ума сошли, мой друг? Вдова! Неужели вы собираетесь умирать?

– Успокойтесь, – ответил лорд, – я могу прожить еще немного. Мой доктор накануне нашего отъезда из Парижа сказал мне, что с моей болезнью сердца я проживу еще года четыре или пять. Через пять лет Арман получит орден и офицерский чин, а я заставлю свет настолько уважать леди Г., что она сможет выйти замуж за того, кого она так сильно любила.

Фульмен взяла руку лорда Г., почтительно поднесла ее к губам и разрыдалась.

II

В одну из тех африканский ночей, когда голубое небо, усеянное звездами, становится похожим на королевскую мантию, разведочная колонна под начальством генерала *** возвращалась в Константину после четырехмесячной экспедиции против непокоренных еще племен. Ночь была тихая и теплая, такая, какие обыкновенно бывают летом у подножия Атласских гор.

Слышались только топот конских копыт и звяканье сабель да шепот разговаривавших кавалеристов.

Во главе авангардного взвода ехал молодой офицер, на лбу у которого была окровавленная повязка, а левая рука висела на перевязи. Однако он крепко и прямо держался в седле и гордо вступил в Константину при свете факелов гарнизона, вышедшего навстречу своим товарищам и братьям по оружию.

– Смотрите! – сказали несколько молодых офицеров. – Ведь это капитан Леон; уже в десятый раз он возвращается в таком виде.

– Если этого юношу не убьют, – сказал старый майор, – он непременно будет маршалом Франции: он храбр, образован и воспитан.

– В четыре года он сделался капитаном, – прибавил третий офицер, присутствовавший при встрече эскадрона стрелков.

– Не пройдет года, – заметил чей-то голос, – как он будет командиром.

Офицеры повернулись и заметили бригадного генерала, который слыл в армии за всеведущего по части всякого рода веяний в канцеляриях военного министерства.

Позади генерала находился человек, который должен был представить ему рапорт. Это был старик в голубом, застегнутом на все пуговицы мундире, с красной ленточкой в петлице и с длинными седыми усами, свидетельствовавшими о том, что он принадлежал к старой армии. Это был Иов, которого молодой капитан тотчас же заметил и к которому бросился с объятиями. Иов подал сыну полковника письмо с траурной каймой, в письме заключалось извещение о смерти лорда Г., последовавшей в Италии от паралича сердца.

К письму были приложены записка и завещание, сделанное ирландским пэром за несколько дней до смерти. По завещанию все громадное состояние лорда Г. переходило, в равных долях, к его вдове, леди Г., и к капитану Арману Леону.

Содержание записки было следующее:

«Мой молодой друг.

Фульмен любила вас, и мне кажется, что теперь и вы любите ее.

Но Фульмен более не существует, вместо нее есть леди Г., и в то время, как вы будете читать эти строки, она будет нуждаться в защитнике.

Не откажите в этом вашему замогильному другу.

Покойный лорд Г.».

Истый сын Альбиона, знавший цену эксцентричности, первый муж Фульмен, закончил замогильной шуткой письмо, которое должно послужить развязкой нашего романа.